Битва на салфетках 178 Второй тур

"N3UM2E3ezTU"

Лабораторная пыль невесомо кружила в луче настольной лампы и медленно оседала на стол. Я тупо наблюдал за ее движением, подперев подбородок ладонями. Очередной грант проплыл мимо, махнув на прощание хвостом перед самым носом. И что теперь? Опять лягушек препарировать с первокурсниками?

За спиной скрипнула дверь.

— Чего ты тут в темноте сидишь? Идем, Петров проставляется, — хлопнул меня по плечу старший лаборант.

— Не хочу, — угрюмо вздохнул я.

— Ну, не расстраивайся, может, в следующем году повезет, — он громыхнул стулом и уселся рядом со мной.

— Надоело, — я опустил голову. – Каждый раз одно и то же. Нахрен никому не нужны пути решения проблем репродукции амфибий в условиях животноводческого хозяйства.

— И чего ты вцепился в этих лягушек? Уже бы давно тему сменил, — заметил он.

— Да я бы с радостью, но Пал-Иваныч считает, что эта тема актуальна.

— Этот твой Пал-Иваныч мог бы уже давно безболезненно уйти на заслуженный отдых. Сам сидит пылью припадает со своими лягушками и тебе развиваться не дает.

Я тяжело вздохнул. Да знаю я. Но поделать ничего не могу – жалко мне старика. У него ж в голове информации больше, чем во всей Библиотеке Конгресса и Ленинке вместе взятых. Да, многое он забывает, да, часто путает настоящее и прошлое, да, уже и руки не стоят, и ноги не держат, и глаза плохо видят. Но ведь именно он научил меня такому, чему бы я больше нигде не научился. С теми же лягушками, например. Кто бы еще смог удалить лягушке катаракту? Петров с его Смирновым – пробивным, но далеким от науки руководителем? Кто бы по состоянию кожных покровов смог диагностировать злокачественную опухоль? Да кто бы вообще взялся ставить диагнозы лягушкам?

На дальнем столе у окна тихо тренькнул телефон. Старший лаборант нехотя поднялся, прошел к столу Пал-Иваныча и взял трубку:

— Да?.. Нет, это старший лаборант… Нет, сегодня Павла Ивановича уже не будет. А что вы хотели?..

Он молчал довольно долго, потом положил трубку на рычаг и вернулся к моему столу.

— Кто это был? – спросил я с тревогой.

— Это… в общем… ферма… выращивают лягушек… им нужен специалист по репродукции амфибий… завтра перезвонят…

Эпиграф:

«Максим весь этот месяц ночевал у него в подвале, и каждый раз, когда укладывались спать, Лесник рассказывал Максиму сказку, одну и ту же, но с разными концами: «А вот жила на болоте жаба, большая была дура, прямо даже никто не верил, и вот повадилась она, дура...» Никак не мог Максим вообразить его в кровавом деле, хотя говорили ему, что Лесник — боец умелый и беспощадный.

«Обитаемый остров», Аркадий и Борис Стругацкие

Сказочка РАЗ

А вот жила на болоте жаба, большая была дура, прямо даже никто не верил, и вот повадилась она, дура, чартерными рейсами во Францию летать.

Ну и хрен бы с ней, летала б скупиться, а она взамен, дура такая, по дворцам там шлялась, музеям, Муленружам и иным злачным местам.

Плохо, конечно, кончила – французы-жабоеды спутали её в одном ресторане с известным и почитаемым в французском смысле мясопродуктом и схавали под винным соусом бедную жабу, хоть и было на ней, дуре, манто от Риччи и надушена была «Клема»…

Сказочка ДВАС (самая страшная)

А вот жила на болоте жаба, большая была дура, прямо даже никто не верил, и вот повадилась она, дура, в роте стрелу держать. Думала, дура, придёт какой-никакой Иван-да-царевич, да вдруг и поцалует…

Старая была дура, а всё наивная.

С тем и померла. До сих пор в болоте так скелет и валяется, со стрелой и в короне…

Сказочка крайняя

А вот жила на болоте жаба, большая была дура, прямо даже никто не верил, и вот повадилась она, дура, в вечернюю школу ходить. И говорили ей, дуре, все на болоте говорили: не ходи ты, дура, в школу, хуже будет! И верно – доходилась. Было себе дура-дурой, а стала умницей. А кто про умную жабу будет сказки сочинять? – никто. Скушно же… С тем что и забыли про нее совсем, помнят только, что жила на болоте жаба, большая была дура…

Брэд уныло ковырялся в блюде с какой-то зеленой гадостью. Со сцены звучали звуки канкана и шеренга барышень заученно воздевала ножки к потолку, механически скалясь жующим, курящим или скучающим посетителям.

— Милашка, сюда!

Блондинистая официантка Кэт, как было подписано на бейжике, игриво поправила прядь челки, всеми силами своего декольте пытаясь завоевать внимание успешного, еще и холостого, клиента.

— Ммм?

— Что это за зеленая мерзость, черт подери?! — Брэду начинала всерьез надоедать вся эта ситуация.

— Французский деликатес ''Вечерний канкан'' из отборных лягушачьих ножек! — девушка снова поправила локон, усердно продолжая намекать своим декольте.

— Уберите это, я хочу что-то нормальное, без всех этих дрыгоножеств!

— Мм, коктейль ''Одноногий Джо'' за счет заведения? — томный взгляд постепенно меняется в распахивающихся глазах девушки.

На стол летит скомканная салфетка, а мужчина разворачивается и уезжает в инвалидном кресле.

На сцене продолжается бесполезное жабье дрыгоножество.

Глаза Кэт затуманиваются.

Была ли Пульхерия Кузьминична молодушкой? Ох, внучёк, сама-то я её таковой не видала! Люди рассказывают, давно это было – ещё моя пра-прабабка пешком под стол ходила.

Был у Пульхерии муж работящий, да на ласку скуп. Дочь её единственная, Маланьюшка, уродилась неразумная да неловкая. За что ни возьмётся – всё из рук валится, только работу попортит. Простые вещи приходилось ей по десятку раз втолковывать, прежде чем что-то дойдёт. Огорчало это больно Пульхерию, всё попрекала она Маланьюшку:

— Экая ты дурёха безрукая! Вот придёт за мной старуха Смерть с косой да заберёт – никому ты нужна не будешь. Батюшка злую мачеху приведёт, станет она тебя пороть да куском хлеба попрекать. И будешь ты с утра до ночи самую чёрную работу по дому делать да детишек их любимых нянчить.

Крепко испужалась Маланьюшка. Отца родного дичиться стала. Тот дивился, в толк не мог взять, чем обидел дитятко родное. Да не сказывала ему Маланья – матушка не велела.

Стала девочка с тех пор на задний двор частенько наведываться. Возьмёт в руки серп – и смотрит: не затаилась ли где старуха с косою? Однажды пришла Маланьюшка, слышит: из кадки пустой какие-то шорохи доносятся. Заглянула: а там жаба пучеглазая прыгает, всё выбраться пытается. А кадка-то глубокая – до серёдки только и допрыгнешь.

Сжалилась Маланья, взяла жабу в руки да на волю выпустила. Заговорила вдруг жаба человеческим голосом:

— Спасибо тебе, добрая хозяюшка! Спасла ты меня от верной смерти. За это проси, чего хочешь. Матушка моя – королева жаб – любое твоё желание исполнит.

Удивилась Маланья, да тотчас опомнилась:

— Хочу, — говорит, — чтобы старуха Смерть за моей матушкой никогда не приходила. Ничего другого мне не надобно.

— Хорошо. Будь по-твоему!

Явилась Маланья домой да матушке всё и рассказала. Не поверила ей Пульхерия, стала бранить:

— Чем сказки придумывать, лучше бы чем полезным занялась.

Перестала с тех пор Маланья попусту на задний двор мотаться. Да и к отцу стала поласковее. А с годами-то и разума набралась, и хозяйствовать научилась не хуже матушки.

Пришла пора – состарилась Пульхерия, муженька схоронила. После – состарилась и померла Маланья, следом за нею и дети и внуки стариками сделались да в земле сырой почили. А Пульхерию смерть за версту обходит. Сама-то, чай, не рада Кузьминична, что так долго на свете живёт! Так уже которую сотню лет ходит с палочкой, еле ноги передвигает, да клянёт тот день и час, когда Маланья с жабою повстречалась. Оттого-то, внучёк, она жаб люто ненавидит!

От благодарных потомков

— Гарри, тебе не бывает их жалко?

— Ты же знаешь, родная, я не люблю животных. Мне бывает жалко людей…

* * *

— Зачем?.. Ну зачем я стала читать эту статью?! – рыдала Юля, отвернувшись от компьютера. – Спать же теперь не смогу, делать ничего не смогу…

— Да что случилось, что ты там вычитала? – безуспешно пытался разобраться в ситуации ее брат.

— Да ссылку мне дали, Юр… сказали, что это про детей, про любовь между ребенком и матерью, а там такое… — всхлипывая, начала объяснять девушка, но снова залилась слезами и вскочила со стула. – На, сам читай!

— Ща прочитаю! – брат уселся на ее место и уткнулся в монитор, а Юля, продолжая плакать, убежала в ванную. К тому времени, как она вернулась, немного успокоившаяся, но все еще заплаканная, Юра уже дочитал статью и сидел перед компьютером с кислым видом.

— Да, жестоко это все было… — согласился он с сестрой. – Но что ж ты хочешь от ученых? У них еще не такие эксперименты бывают…

— Вот это-то и страшно! – огрызнулась Юля. – Страшно, что человек может вообще до такого додуматься, страшно, что ему никто не помешает это делать, страшно, что даже сейчас его называют исследователем, а не психом-садистом!!!

— Да ладно тебе, — примирительно развел руками Юра. – Он же не для собственного удовольствия это делал, а для науки…

— Конечно, и лягушек для науки раньше резали, и собак в космос на верную смерть запускали, и еще много каких ужасов делали! Да и сейчас такого хватает. Если все это нужно для науки – пусть эта наука провалится ко всем чертям!!!

— Юль, ну не стоит так…

— Что не стоит, что?! Тебе что, совсем их не жалко? Ты представляешь, что эти детеныши чувствовали?! Если бы тебя оторвали от нашей мамы, если бы ты все детство жил в одиночестве, если бы тебя никто никогда не обнимал и не целовал..?

— Юля, так ведь эти опыты как раз доказали, что детей надо тискать-обнимать, чтобы они нормальными выросли! Тут же написано, что до них матери младенцами не занимались, чтобы их «не разбаловать», а этот чувак доказал, что так нельзя!

— Все с тобой ясно, ты такой же садист, как и он!!!

* * *

— Мистер Харлоу, а вам никогда не было жаль своих подопытных?

— Нет, я равнодушен ко всем животным, и к обезьянам тоже. Все, что я делал, делалось для людей, для того, чтобы мы научились любить своих детей, для того, чтобы наши дети были счастливы. Надеюсь, меня за это еще поблагодарят следующие поколения, те, кого будут растить не так, как растили нас.

Все что угодно.

Меня зовут Генрих Стоун. Я один из 10-ти роботов на Земле, владеющих бизнесом. У меня есть антикварный магазин.

И я единственный, у кого есть имя.

Когда робот функционирует так долго, как я, у него появляются выводы и мнения. Один из моих выводов — человеческая система образования несовершенна. Статистику нужно преподавать с первых классов начальной школы.

Моя первая хозяйка, леди Анна, в университете была известной личностью. Я не знал о всех постах, которые она занимала. Знал только, что хозяйка хотела заняться большой политикой в будущем. Студенческая среда была для нее стартовой площадкой.

Каждый год весной в университете устраивали бал. В тот год главной парой стали бы леди Анна и Девид, ее молодой человек из известной богатой семьи.

В конце зимы по программе помощи отстающим студентам Девиду «поручили» девушку из бедной семьи — Риту. Хозяйка проследила, что бы это была «самая задрипанная и уродливая дура».

Быстро выяснилось, что Рита умна и не дурна собой, а плохо училась только из-за неуверенности в себе. Девид помог ей с этим справиться.

В тот год стали модны эмики — эмоциональные индикаторы. Их делали в виде фигурок животных, которые меняли свою окраску в зависимости от настроения владельца.

У богатой молодежи были популярны эмики в виде лягушек и жаб. Верили, что они приносят удачу в деньгах.

Как любой «писк моды» — эмики были престижны и дороги. На выпускном балу они сидели на каждом костюме и платье.

Рита не могла купить даже китайскую подделку. Она взяла живую прудовую лягушку, заморозила ее и с ней пошла на бал.

Лягушкам заморозка не вредит – они так зимуют в природе.

На балу ее эмиком восхищались, — штучная работа, интересная стилизация.

После официальной части к Рите подошли леди Анна и Девид. Он поздравил ее с успешной сдачей экзаменов. А леди Анна сказала:

«Рита, не поддавайся звездной болезни, будь скромнее… Оно шевелится?!»

Я там был. Меня взяли для мелких поручений.

Я осмотрел эмика Риты:

— Да. Живые лягушки шевелятся.

— Какая мерзость! – отшатнулась хозяйка.

Рита не успела поймать оттаявшую лягушку. Та прыгнула на грудь леди Анны и провалилась в декольте.

Визг хозяйки перекрыл музыку и гомон толпы. Меня оттерли в сторону.

С леди Анной случился припадок и ее увезла скорая.

Позже я оказался на свалке — по требованию хозяйки.

Меня нашел Генрих Стоун.

В конце жизни он завещал мне свое дело и свое имя.

Статистика утверждает, что с любым человеком (или роботом) может произойти все что угодно в любой момент времени.

Об этом нельзя забывать. Никому. И никогда.

Мастер Ква-Шифу был очень значительной жабой, пережившей много зим, повидавшей не одного рыбака с сетью. Он важно сидел на листе кувшинки и задумчиво глядел в лазурное небо, где кружила стая стрекоз.

Ква-Шифу был слишком стар, чтобы ловить их самостоятельно, поэтому стеклянных крылаток ему добывали две пронырливые лягушки. Еще недавно эти красавцы были головастиками, а теперь барахтались в голубой воде гибкими лапками, сверкали на солнце нефритовой шкуркой, еще не успевшей покрыться бородавками, как у мастера.

Этих лягушек звали Гуй и Аи.

— Дети мои! — сказал мастер лягушатам, сытно отобедав молодой стрекозой. — Вы стали совсем взрослыми и скоро вам предстоит покинуть наш тесный пруд. Вы отправитесь на поиски своей судьбы. Она должна быть у каждого. Кому-то суждено осесть в прохладном болоте. А кому-то, быть может, посвятить жизнь служению Высшей цели.

— А что такое Высшая цель? — спросила Аи.

Мастер сделал паузу и многозначительно заурчал:

— Высшая цель, дети мои — это очень важно. Только самые храбрые лягушки ступают на этот путь. Они делают наш мир лучше. Они двигают науку вперед. А это очень важно.

Аи и Гуй переглянулись, и каждый подумал о своем.

Но настал день, когда им предстояло покинуть свой уютный пруд. Они отправились вместе по душистой земле, по бамбуковым зарослям, по терракотовым тропинкам. Прыгали в персиковый рассвет, квакали, смеялись. Но пришло время, когда широкая каменистая тропинка разветвилась. Одна вела к широкой реке, текущей на запад, другая — к болотцу у деревни. Аи подумала, и решила, что пойдет к реке. Осядет на крутом берегу и заживет счастливо.

Но Гуй понял, что его предназначение — служить Высшей цели, как сказал мастер Ква-Шифу. А где искать эту саму цель, как не в мутном болотце рядом с деревней?

Они долго спорили друг с другом, но, в конце концов, разошлись. Каждая по своей дорожке.

Гуй остался в болотце и стал там квакать, ожидая, что Высшая цель к нему вот-вот придёт.

Наконец-то он увидел, как к реке идут два человека и о чём-то разговаривают.

Гуй заспешил к ним.

— А ты уверен, Су, что тебе нужны эти лягушки?

— Конечно, Цзан, — рассмеялся Су. — Мне же нужно с чего-то начать! Лягушки вполне годятся для опытов.

Гуй очень обрадовался, когда его поймали. Су положил его в банку, принес в дом и препарировал.

Так Гуй и закончил свое служение Высшей цели. Его заспиртованное тельце до сих пор пылится на полке, рядом с кошкой и ужом.

А Аи прожила долгую жизнь на крутом берегу речки, пока однажды весною не прилетела цапля и не съела её и всю её семью.

writercenter.ru/library/proza/rasskaz/v-okoshko-lilii/120206.html

В окошко Лилии

Он не бросал ей в окошко лилии. Единственный букет он подарил ей, когда им обоим было по шесть. На даче. После того, как однажды, чуть не плача, прибежал к маме:

— Мама, Лиля не даёт мне лягушку!

— А ты подари ей цветы.

Тогда Максим насобирал в поле ромашек, васильков, добавил в букет несколько колосьев…

После такого букета девочка с радостью отдала ему лягушку…

Максим помнил тот день так отчётливо, словно это было только вчера. А Лиля… Она с трудом помнит даже собственное имя. Увы, санкционированный митинг — не гарантия, что не получишь дубинкой по голове. Особенно если мешаешь омоновцу бить твою подругу…

Максим прошёлся вдоль дачи. За десять лет, что он был в Москве, огород зарос высокой травой. Буйно разрослась шустрая малина. Сарай, что отец вырубил из брёвен, стоял как островок в море зелени. А вот широкий чан. Когда-то в нём маленький Максим катал лягушек на самодельных корабликах. Лиля была неизменным зрителем этих «круизов».

Сейчас же по дну пустого чана одиноко прыгала лягушка, безуспешно пытаясь выбраться.

— Куда же ты, дурёха, залезла? — недолго думая, Максим схватил земноводное.

Дрыгая лапками, пленница пыталась выскользнуть. При этом не переставала недовольно глядеть на него выпученными глазами.

— Не боись, — сказал Максим, опуская лягушку в банку с водой. — Сейчас к Лильке в гости пойдём.

Только надо ещё цветов нарвать…

Заявиться к подруге в гости оказалось не так просто. Домашний арест не предполагает посещений. Но разве для альпиниста третий этаж помеха? Тем более, если рядом балконы.

— Спокойно, — ободрил парень земноводное, брыкающееся в наполовину застёгнутом кармане куртки. — Сейчас будем у цели.

Форточка открытая. Это хорошо!

Лягушку не пришлось долго уговаривать прыгнуть на письменный стол. Сложнее оказалось с цветами, которые пришлось буквально проталкивать.

Краем глаза Максим увидел, как Лиля заходит в комнату.

«Какая она красивая!» — впервые парень так подумал о подруге детства.

Увидев на письменном столе букет из ромашек и васильков с колосьями, девушка поначалу удивилась. Кто мог их сюда принести? На сурового лейтенанта Михеева вроде бы не похоже.

Вдруг она заметила лягушку, которая, почуяв свободу, прыгала по столу. Нет, тащить в дом лягушек лейтенант точно не станет.

— Куда прыгаешь? — Лиля едва успела поймать земноводное, когда оно, приблизившись к краю, полетело вверх тормашками. — Упадёшь, глупая.

С этими словами девушка легонько погладила пальцем её жёлтое брюшко. Совсем как тогда… Тогда, на даче…

«Тёть Валя, я к Вам с подружкой пришла», — шестилетняя девочка разжала ладонь, отчего женщина взвизгнула:

«Ай! Убери её! Если твоя подружка на меня прыгнет, у меня будет разрыв сердца!»

«Она же не кусается, тёть Валь. Посмотрите, какая она маленькая, хорошенькая!»

Мама Максима — она боялась лягушек. Правда, потом привыкла.

И цветы… Такие же, как и те, которые Максим выменял у неё на лягушку. Максим… Только он мог принести такой подарок. Так вот он — красивый молодой человек, разгуливающий под окнами.

Цветы на лягушку… Справедливый обмен.

Лиля открыла окно.

— Максим, лови! — крикнула она, держа лягушку в руках.

— Лиля…

— Снимай куртку! Забыл?

Память услужливо преподнесла крышу сарая… Спуститься с лягушкой в руке было непросто. Тогда Лиля присела на корточки и бросила лягушку Максиму, который, опасаясь, что она ударится, поймал её на свою куртку.

— Давай кидай!

Когда лягушка благополучно приземлилась на мягкую ткань, Максим посмотрел на подругу. Её глаза улыбнулись в ответ…

— А с лягушкой что будем делать?

Лиля пожала плечами:

— Как всегда. Отпустим на волю.

Первый дождь больше всего пахнет свежестью и таким близким теплом. Отделяя летний сезон от зимнего, он перечеркивает своими струями все надежды мороза на возвращение. Снежная тирания монохромности утекает с первыми дождевыми, пока еще прохладными, струями, которые через неделю-другую, изрядно потеплев, будут радовать грандиозный жабий хор — зеленый, как трава, как свежие ростки, только пробивающиеся сейчас к солнцу и жизни.

Громко квакали лягушки на болоте у пруда,

Заглушая их концерты, по камням текла вода.

Пели птицы, выли волки, ветер в чаще дул лесной,

И на сумрачной опушке сел я толковать с Весной.

— Как живешь? – спросил я тихо. Улыбнулась лишь она,

И раскинулась по голым ветвям крученым листва.

— Ты надолго? – Рассмеялась и мотнула головой –

Тут же небо затянулось серой дымкой ледяной.

Я хотел еще о чем-то у негодницы спросить,

Но она походкой легкой унеслась в седую высь.

Громко квакали лягушки на болоте в камышах.

Я сидел и молча слушал той Весны неслышный шаг.