Разбор по-мастерски — 30 Итоги

Ложь в зените

Жаркий полдень и послеобеденное время не располагали к занятиям. Трапеза в тот день была неожиданно обильной, такую устраивают лишь в самый большой праздник – День Империи. Жадными ртами студенты вкусили щедрых блюд, ведь в памяти каждого слишком живы были годы войны и нищеты. После полуголодного детства им все ещё трудно было при случае не наедаться впрок. Отяжелев после обеда, с масляными губами, они неторопливо заполнили класс. Солнце нещадно ломилось сквозь тонкие переплёты. Студенты хотели закрыть ставни, но гуру Татл велел оставить окна открытыми и начал лекцию.

Он говорил размеренно, ровно – казалось, в тот день учитель намеренно избегал ярких сравнений, глубоких образов, обычно так увлекающих аудиторию. Комната была напоена полуденной истомой. Как тяжёлые созревшие плоды падают в густую траву и теряются в ней, так падали слова наставника, не достигая нетренированных умов, усыпленных зноем и сытным обедом.

Но гуру был непреклонен: мозг оратора должен работать в любых условиях. Речь – важнейший инструмент воздействия на умы. Политик и оратор должен владеть этим инструментом в любых условиях: и на сытном пиру, и в голодный год, и в иссушающий зной Высокого Солнцестояния, и в стужу Длинных ночей. «Мысль ритора да будет подобна железному дереву Ирм, нет крепче которого в обозримых мирах. Ничто не может свалить его – ни холод, ни жара. Вглядитесь в узор на древесной коре! Такой же должна быть и ваша речь — витиеватой, сложной, бесконечной».

Раскалённый шар висит в зените, но я, Татл, не моргая, смотрю в самую его середину – что мне жар этого тщедушного солнца! Где-то там, за этим жалким светилышем находится моя родная планета, осенённая светом трёх солнц. Там ничто не имеет тени, свет льётся со всех сторон, и всё, как на ладони. В этом суть моей родины: любая тень искажает правдивую суть вещей, а нет тени – нет лжи. Да и какая ложь может быть меж существами, инструмент общения которых — мысль? На моей планете нет лжи. Но нет и воды, и почти не осталось ресурсов.

Татл отвернулся от окна и продолжил: «Как миллиарды крошечных линий на ладони гражданина Империи сходятся и расходятся в танце замысловатых орнаментов, как волны приходят на берег и возвращаются в лоно океана, так и мысль ваша должна быть неостановима, бесконечна, текуча. Она связывает пустые порывы толпы, она направляет. Ритор – основа крепкой власти, основа процветания Империи».

Мои соплеменники рассеяны по разным мирам. Мы – колонизаторы, наша цель — подчинение других планет, выживание за их счет. Мы приходим, сливаемся с жителями планеты, наши тела легко принимают любую форму. И вот тогда начинается работа. «Мягко ступающий далеко продвинется на своём пути», — так, кажется, говорят в одной из крупнейших колоний? Цивилизация татлов умеет ступать мягко – захваченные миры сдаются без сопротивления под звуки наших речей…

«Недаром сладкоголосая птица Зиу, в чьих перьях живёт солнце, стала символом риторов. Своими голосами мы ведём к свету. Да, мы каждодневно лжём людям, но непросвещённым умам не нужно понимание того, что происходит, им нужна уверенность, что все будет хорошо. Ораторы спасли народы от хаоса войны. Всего несколько десятилетий назад страны Империи захлёбывались в собственной крови, нечистотах, невежестве».

Невежество – главное условие для колонизации чужой планеты. Когда народ блуждает в потёмках собственного разума, стоит рассказать ему красивую сказку – и он поверит. Военачальники этого мира силой, огнём и мечом влекли свой народ к свету, народ сопротивлялся. Но пришли мы — ораторы, риторы, и стали разговаривать, и народ стал слушать нас. Так ораторы-татлы добавили к своим колониям ещё один мирок — сокровищницу ресурсов. Опьянённые нашими речами, аборигены не замечают, как по капле вытекает жизнь из их планеты.

«Кому, как ни вам, избранным моим ученикам, будущей элите Империи, знать, что война – в крови каждого существа. И ваша цель — не допустить больше кровопролития и гибели своих земляков. Мы должны лгать во спасение, во имя сохранения равновесия. Ложь является высшей добродетелью, если она творит добро. Лгите, как проклятые — не робко, не время от времени, а смело и всегда. Ложь – важнейшее из искусств этого мира».

… и простейший инструмент татлов для колонизации. На моей родной планете лжи нет, но я несу ложь в другие миры, чтобы моя планета – была. С таким мощным инструментом я и в одиночку справляюсь с поставленной задачей – подчинить этот мир, использовать его богатства на благо моей родины. Но раз в три года я всё же набираю новую группу студентов – тайный орден, коллекцию марионеток. Природа щедро одарила их крепким разумом. Цепкий ум можно найти везде – и в сточной канаве, и в хижинах с признаками достатка, и на невольничьем рынке. И я нахожу. Все они обязаны мне: кто жизнью, кто честью. Я обучаю новых ораторов, которым по моему незаметному наущению предстоит манипулировать массами. Они – мои помощник, мои уши, уста, руки. Но всё под контролем: сок плодов дерева Ирм, семена которого я принёс на эту землю, бродит в их крови – он не туманит разум, но с ним верить становится легче, жить – веселее. Спасительный покров легкой эйфории окутал этот мир.

«В ваших словах – страшная сила. Ложь может быть грубой и напористой, как конная атака в ночи, от которой нет спасения спящим. Может быть тонкой и незаметной, как ростки плен-травы, способной со временем свалить огромное дерево. Ложь может искусно рядиться в одежды истины. Стоит только правильно подобрать слова, и любой бред правителя станет «мыслью свежей, как весенний ветер», безвинно пострадавшие в войне мирные жители – «братьями, доблестно принёсшими себя в жертву процветания», ночное мародёрство – «разделением богатств земных меж страждущими».

Студиозусы старались приободриться, таращили глаза в пространство нагретой комнаты, но веки их тяжелели, истома наполняла расслабленные тела и головы безвольно клонились на грудь. Монотонная речь гуру прерывалась резким свистом, Татл безжалостно опускал тонкий прут на спины провинившихся. И глаза опять таращились в пространство, а мозг, подавленный жарой и сытостью, судорожно пытался ухватить мысль в словесном потоке.

Лишь одна голова не падала на грудь, одна пара глаз неотвязно следила за учителем – Рейго, тщедушный юноша, чьи мысли были, как кислота, способная сожрать железную плоть дерева Ирм. Умнейший… среди глупцов. Ирмовый сок, уже давно ставший основой рациона жителей Империи, не даст даже такому выдающемуся уму постигнуть истину.

«Занятие окончено», — вздох облегчения был Татлу ответом. Истомившиеся в жаре студенты лениво собирали вещи и покидали класс. Теперь можно закрыть окна, выгнать солнце из комнаты: сегодня учитель показал будущим великим лгунам, что мысль должна работать в любых условиях. Оттого и трапеза была обильной, оттого зной и хозяйничал в комнате. Успехи пока неважные, но всё впереди. В следующий раз нужно будет загрузить умы студентов после строжайшего поста или провести занятие под ледяными струями Имперского водопада.

— Учитель… — слабые пальцы вдруг ухватили Татла за запястье. Рейго – лицо близко, смотрит пристально. Любимый ученик, юноша, в которого гуру вложил больше сердца и ума, чем в собственных детей.

— Учитель… — зрачки Рейго, кажется, заполнили всю радужку, подобно тому, как тьма какого-то страшного знания заполнила его мозг. – Мне кажется… я уверен, мы несём зло.

Татл внутренне ахнул: «Догадался! Но как?»

— О чём ты, мой мальчик? Ты здоров?

— Я наблюдал за вами, вы же учили нас наблюдать. Вы приходите на площадь, говорите, и люди по одному вашему слову готовы оставить свои дома и идти куда угодно. По вашему слову они готовы отдать всё, что у них есть. Вы говорите простые слова, но они попадают в сердце каждого, как звёзды с неба, и бережно хранятся там.

— Ты тоже скоро сможешь так, Рейго…

— Нет, учитель. Я не хочу… так. Есть в этом что-то неправильное, порочное. Иногда мне кажется, стоит вам сказать, что убийство собственной матери – это основа благополучия государства, каждый в Империи в одночасье станет сиротой. Люди готовы целовать ваши следы, а вы не замечаете их, ради равновесия мира ступаете по головам, как по пожухшим листьям. Но сам мир – это не вы и горстка вам подобных, это те самые люди! Вы лживым словом как будто лишаете их воли.

— Рейго, необразованные умы нужно вести к свету, мы много раз говорили об этом. Мы лжём во благо, ложь – это…

— Да, я помню: «…величайшее искусство, когда народ неграмотен». Но я представил, если все вокруг будут грамотны, тогда ложь и вовсе станет жизненно необходимым искусством! Невежественные народы легко усмирить наивной сказкой, народам просвещенным для убеждения нужны монографии смыслов, витийство сентенций. Но и то, и другое – обман… Я думал, мы учимся во благо, чтобы вести незрелые умы к свету, но, выходит, что и света никакого нет. Лишь горстка искусных риторов, погрязших в пороке, определяет, где падать солнечным лучам, а где клубиться тьме, — юноша моргнул, на смуглой щеке вдруг пролегла влажная дорожка.

— Рейго, ты взволнован, надо успокоиться. Пойдем, я приготовлю свежий сок…

Взгляд ученика стал неожиданно резок:

— Я не пил ирмовый сок уже несколько недель. Это получилось случайно… в прошлом семестре я болел, и мой организм отторгал всё, кроме чистой воды. А спустя несколько дней я заметил, что ум мой работает по-другому, я стал многое замечать. Неужели сок Ирма так туманит мозги? – Рейго ещё крепче сжал руку учителя.

— Нет, мальчик, нет. Глупые выдумки…

— Гуру Татл, иногда, когда вокруг вас беснуется восхищённая толпа, мне кажется, вы – не человек…

— Рейго, что за глупости? – Татл почувствовал, как предательски ослабели ноги.

— Нет, не глупости! Вы мне больше, чем отец, но вы лгали и мне! Да только вы слишком хорошо меня учили. Я улавливаю тончайшие вибрации вашего голоса, смену тональности, я вижу, как вы стараетесь стать спиной к солнцу, чтобы я не увидел вашего лица. И я всё еще держу вас за руку – ваш пульс частит. Вы лжёте.

— Т-ссс, мой мальчик, — Татл выдернул, наконец, свою руку и прижал палец к пересохшим губам. – Оставим этот разговор до вечера, здесь и у стен есть уши. Я всё расскажу… позже. Ступай, приходи ко мне после третьей стражи, — гуру собрал все силы, чтобы вынести взгляд ученика.

Рейго ссутулился и отвернулся, голос его был глух:

— Я не знаю, кто вы на самом деле, но чувствую, что вы – зло. Я должен остановить вас.

Татл долгим взглядом поглядел на любимого ученика. Худощавый, болезненный юноша, кадык нервно ходит на тонкой шее. Но через несколько лет эта внешняя блеклость никого не смутит — его речи станут направлять сильнейших мужей, любая женщина ляжет с ним по первому зову. Да что женщина! Империя, как потаскуха, будет заглядывать ему в глаза, если он пожелает. Но он… не захочет. Ирмовый сок не коснётся больше его губ, разум его свободен. И от гуру потребуется всё искусство, всё богатство речи, чтобы сделать Рейго прежним преданным учеником. Татл справится. Но это трудная работа, нужно время, а его нет. Юность бесстрашна и решительна, и кто знает, что натворит ученик, выйдя из этой комнаты? Да и можно ли будет доверять, даже если он раскается? Разбитую крынку как не склеивай – трещины видны. Строптивый мальчишка, сколько души в тебя вложено! Неожиданная нежность словно острой иглой пронзила учителя от темени до самого сердца. Болезненный ком встал в горле – ни выплюнуть, ни проглотить. Нет, какая чушь… Всего лишь привычка, ведь столько лет ушло на огранку этого алмаза. Татл устало провёл рукой по воспалённым глазам. Иногда приходится лгать даже себе, а это сложнее всего. Ведь ты сам знаешь правду, за какими бы словами она не пряталась. Но долг набатом грохотал в висках: долг-долг-долг-долг! Мгновенная метаморфоза: на краткий миг почтенный учитель стал собой, использовав возможности тела, дарованного родной планетой. Рука его приняла свою привычную форму: членистая конечность – одна из восьми, увенчанная когтем-стилетом. Резкий удар… как легко коготь вошел в человеческую плоть… плоть сына его по духу, Рейго.

— Рейго, мальчик… ты хотел защитить свой мир. Но я служу своему.