Разбор по-мастерски-10(Мааэринн и Чудовище Джет)

Правила

1. Победитель предыдущего тура — Ведущий — выбирает произвольный текст объемом 5-25 тысяч знаков с пробелами (согласие автора обязательно) и создает новую тему с заголовком «Разбор по-мастерски — <порядковый номер>»

2. Любой желающий новым комментарием пишет критический разбор на предложенный текст. Форма произвольная, но от нее зависит результат голосования.

3. Участники, зрители и критикуемый автор вправе вступать в вежливую и доброжелательную дискуссию с критиком в комментариях к критическому разбору.

4. Участники, зрители и критикуемый автор голосуют плюсами и минусами за критические разборы.

5. Через неделю Ведущий объявляет Победителя — автора критического разбора с наибольшим количеством голосов.

1) критический разбор просим публиковать с новой ветки, тогда он точно не потеряется среди других комментариев;

2) просим не прятать разбор в оффтоп, чтобы он выделялся среди других веток;

3) с той же целью убедительно просим помечать каждый разбор вот таким заголовком:

КРИТИКА НА КОНКУРС

Цвет феи

Авторы — Мааэринн и Чудовище Джет

По металлической двери бункера шумел дождь — ровным, успокаивающим гулом. То чуть усиливался, то слабел, шелестел невнятной колыбельной. Дождь — это хорошо! Все утро идет — бадья наполнится водой! А дождевая — чистая, ее процеживать не надо, вся грязь сама через пару часов осядет, и можно сливать воду через шланг, чтобы не взбаламутить. А то, что на дне бадьи останется, выплеснуть подальше. Рыжий осадок, когда высохнет, схватится комьями, и его можно будет расколоть на куски, но Старший такое не примет.

Таен, Райдо и Ниитка, укрывшись одним одеялом, сидели на матрасе Райдо и смотрели вверх, откуда сквозь узкое толстое стекло лился сумрачный дневной свет, скудно освещая просторное помещение.

— Зарядил-то как, — важно растягивая слова, сказал Райдо.

Он считал себя главным, хотя Таену уже исполнилось тринадцать. Года два назад они даже подрались из-за этого, но коренастый, задиристый Райдо быстро разбил нос хоть и высокому, но тонкому и не слишком сильному Таену. Или не слишком наглому. Они вообще часто спорили.

— Старший должен был прилететь сегодня, — напомнил Таен.

— Из-за дождяры теперь не прилетит, — сказал Райдо, — Блин! Жрать-то хочется.

— Там еще три банки фасоли осталось, — сказала Ниитка, — и немного печенья.

— А тушенка?

— Тушенки нету.

— Вооот… а я жрать хочу. Мясо. Зря, что ли, на работе надрываюсь?

— Райдо, не шуми, дай дождь послушать. Если выйти под него нельзя, так хоть послушать можно? — спросила Ниитка и завозилась, устраиваясь удобнее.

Положила голову на плечо Таену, закинула за спину растрепанную косу, потерла глаза сжатыми в кулачки ладонями:

— Спать хочу. Я помню, когда-то шумел дождь и стучали колеса… так: тудух-тудух, тудух-тудух. Это что было?

— Поезд, Ниитка, это был поезд, — ответил Таен.

— А зачем поезд?

— На нем едут далеко-далеко.

— Не надо далеко-далеко, — встрял Райдо, — там работы не будет.

***

К вечеру, уже начало темнеть, мальчишки разбудили Ниитку — случайно, когда собирались наружу воды набрать. Утром поздно будет, замучаешься ее процеживать. Хлопала дверь бункера: Райдо передавал ведро Таену, и раз — оно зазвенело, выскользнув из рук и покатившись по ступеням, расплескивая воду. Мальчишки долго переругивались через прикрытую на всякий случай дверь, и потом снова вода капала равномерно из ведерка, пока Таен носил ее — вниз по железной лестнице, наискосок через помещение, к стене, где и выливал в бочку.

Ниитка быстро уснула снова, куталась в старенькое одеяло и улыбалась во сне.

***

Утром ребята съели предпоследнюю банку фасоли и, когда солнце поднялось высоко и выгнало вчерашнюю сырость, стали собираться на работу. Перед внутренней дверью бункера надели респираторы, и потом, в закутке между внутренней и внешней дверями — натянули защитные комбинезоны и резиновые перчатки. Ниитка, как всегда, долго укладывала в капюшон непереплетенные с позавчера косы и глуповато хихикала.

Сразу за внешней дверью ребята остановились, глядя на косматые тучи внизу, над долиной. Когда-то к бункеру вела грунтовка, и Райдо утверждал, что его привезли сюда именно по дороге, но лет пять назад ее засыпало обвалом, и никто не стал расчищать. Старший решил, что вертолетом добираться быстрее и надежнее. Другого пути сюда не было, горный склон резко обрывался вниз.

И почти весь порос феецветом. В ясный солнечный день над тяжелыми цветами, похожими на крупные сердцевины ромашек без лепестков, маревом поднималась легкая рыжая пыльца, она казалась пушистой и волшебной, можно было дунуть — и она летела, словно крохотные зонтики одуванчиков. Дуть на пыльцу можно, а дышать ею — нельзя.

Так говорил Старший. Он называл ее мудреным словом, оканчивающимся на «станцию», никто из ребят не понимал, причем к пыльце «суп» или «станция». Старший объяснял, что пыльца — это приправа, очень острая, такая острая, что если ею надышаться, чихать будешь целую неделю. И работать не сможешь. И тогда Старшему не за что будет купить им продуктов. А вот если ее собрать и нужным образом приготовить — то пыльца превращается в приправу, которую можно продать. Сейчас хватает на еду и топливо для вертолета, а потом — потом Старший им и денег даст. Много. Феецвет — он же дорогой, не для простых людей. Для фей. Вот так-то.

— А вы, замурзяхи, не феи, — строго говорил Старший, выгружал три ящика консервов, укладывал на их место пакеты с феецветом и улетал на целый месяц.

Только вот, похоже, он и сегодня не прилетит — почти половину неба захватили тучи, на горизонте погромыхивало, а это значит, погода нелетная. А у них осталась последняя банка фасоли и несколько печений.

Ребята постояли, повздыхали тяжко и пошли работать — наклонять цветок за цветком в плотный прозрачный пакет и стряхивать в него пыльцу-приправу. Цветок за цветком, цветок за… Пока не закружится голова и перед глазами не поплывут разноцветные круги, среди которых все больше рыжих, пушистых, усыпанных пыльцой…

***

— На завтрак ничего осталось, — вздохнула Ниитка, ковыряясь вилкой в пустой банке.

— Это ты виноват! Каждый раз в первый день по две банки тушенки съедаешь! — вскинулся Таен, — а мы потом одну фасоль жрем.

— Ой, ладно… На помойке, небось, хуже было? И ниче, все выжили. Или ты сюда прямиком от мамки попал?

— Отвали, — Таен поднялся и пошел к ступеням, выглянул через полоску стекла наружу.

Там едва вздрагивали под утихающим ветром рыжие цветы, а пыльца все еще висела живым облаком. Долины видно не было.

Рядом поднялся на цыпочки Райдо, выглянул тоже.

— Знаешь, про что я думаю?

— Ну.

— Старший говорит: «Приправа», и мне каждый раз такое чудится… такое…

— Какое?

— Как будто… ну, как будто… обещай, что ржать не станешь!

— Обещаю.

— Фея — это ведь женщина?

Таен вместо ответа пожал плечами, потом кивнул.

— Представь — лежит она на столе. Голая. И грудь у нее… ну, большая грудь… и ноги раздвинуты. И волосы там тоже рыжие, как пыльца. А на нее сверху эту приправу сыплют. И растирают ей по телу. И ей от этого хорошо, — Райдо сглотнул и вздохнул шумно.

Таен скосил на него глаза:

— Ты так думаешь?

— Я… часто так думаю.

— А прикольно, — и Таен уже совсем по-другому посмотрел на рыжие цветы.

— А ты хотел бы потрогать?

— Пыльцу?

— Дурак. Женщину.

Таен тоже сглотнул:

— Хотел бы.

***

Ухабистая грунтовка круто вильнула по склону, и вдруг пропала под завалом — открытый джип зацепил камень, послышался звон и металлический скрежет. Фрог ударил по тормозам, выругался сквозь зубы и повернулся назад, к жилистому блондину лет тридцати в темных очках и старой ковбойской шляпе:

— Босс, приехали, похоже.

Босс, Райз Доран, вытянул сигарету из мятой пачки, клацнул зажигалкой и медленно затянулся, осматриваясь.

Ула, его соседка, коротко стриженая рыжая красавица, тоже попросила прикурить, повела взглядом вокруг и, лениво выпустив струйку дыма, протянула:

— Однако! Мальчики, мы не заблудились, случаем?

— Немой, идиот, говорили тебе — зло продолжал Фрог, — проводника оставь, так нет, покуражиться хотелось… куда вот теперь?

Немой, здоровенный детина на переднем сидении, как обычно, не ответил, словно и не к нему обращались. Он глуповато посмотрел на свои огромные кулаки и, словно вспомнив что-то приятное, разулыбался.

В отличие от Фрога и Улы, босса завал не беспокоил. Он был явно не подстроен и, судя по проросшим кое-где среди камней хилым деревцам, случился несколько лет назад. Объехать его не стоило и пробовать, возвращаться и искать другую дорогу — опасно, да и, скорее всего, бессмысленно. Жаль, но от машины придется избавиться. С другой стороны, он с самого начала не рассчитывал добраться до границы на колесах, да еще чтобы ни одна полицейская собака не довязалась. Все и так шло подозрительно хорошо, поэтому внезапное препятствие он воспринял как должное, и даже слегка порадовался: если идти через горы напрямик, до границы вдвое ближе, а лишних глаз меньше.

Доран бросил недокуренную сигарету и, перескочив дверцу, оказался на дороге.

— Ула, Немой, разобрали снаряжение и за мной. Фрог спрячет джип, потом догонит.

Завал обходили несколько часов, и только вечером вышли к склону, очень крутому, но судя по всему, прочному, безопасному для подъема.

— Наверху заночуем, — решил Доран и взялся разбирать тросы и крепления.

Фрог злился от усталости, Ула жалобно скулила, но босс был непреклонен: оставаться на ночлег внизу опасно, а там, наверху, уже рукой подать до заветной цели: пересечь границу, разделить добычу и зажить, наконец, в покое и роскоши, как и мечталось с самого детства.

Доран еще раз с любовью погладил припрятанный на груди увесистый кошель, набитый крупными ювелирными алмазами, зацепил страховку и полез на склон.

***

— Не пойду я работать, — Райдо натянул на голову истрепанное одеяло и отвернулся, — не пойду и вставать не буду. Второй день нежрамши! Сил моих нет.

— Ну и дурак. Вот прилетит Старший, а что мы ему отдадим? Скажет: мало, и не оставит, например, сахара. Или твоей любимой тушенки… а, ну тебя! Как хочешь, только если Старший нас с Нииткой ругать станет — я про тебя скажу, так и знай.

Таен злился, но снова драться ему не хотелось, а слов Райдо не послушает, будет гнуть свое, даже если сам поймет, что сглупил.

— Рааайдо, — Ниитка подсела рядом и неуклюже обняла мальчишку, — пойдем, а? Смотри: небо прояснилось, он прилетит, скоро! И еды нам привезет, и может даже конфет.

Конфеты Ниитка ела целых два раза — так она сама говорила, если не врала, а еще говорила, что они очень вкусные.

— Вот уж точно — для фей еда! Наверное и эти цветы тоже — сладкие, как конфеты…

— Глупости! — фыркал Райдо. — У девчонок вечно одни глупости в голове.

Но попробовать ему хотелось. И конфет, и эту… станцию. И Таену хотелось. Только боязно — Старший не разрешал.

А злить его нельзя, это правда.

— Ладно, пойдем, — нехотя поднялся Райдо и взял у Ниитки свой респиратор.

В этот день и правда распогодилось — появилась надежда, что Старший сможет-таки добраться до плантации. Это радовало.

Зато работать на жаре, да на ветру, пусть и несильном, было одно мучение: немытое тело под душным костюмом прело и чесалось, пот заливал глаза, сочился под маску респиратора, а пыльца не хотела отряхиваться точно в мешок — норовила выскользнуть облаком и улететь.

Маленькие сборщики умучились до полусмерти и уже хотели вернуться в бункер, когда любопытная, глазастая Ниитка разглядела на краю поля феецвета что-то необычное и позвала мальчишек. Втроем они подкрались поближе, залегли среди высоких стеблей.

Ребята увидели, как четверо никогда ранее не бывавших здесь взрослых разбивают походный лагерь.

— Смотрите-ка, они ж лица не закрывают! — Таен ткнул Райдо локтем, — Ни лица, ни руки… не боятся, что ли?

— Может, не боятся, — это Ниитка, тихо, мечтательно, — может, они — феи, и потому им можно?

— Ага, феи, — хохотнул Райдо, — еще чего ляпнешь! А вот зато еда-то у них… стащить бы.

Тут он увидел стройную женщину в голубых обтягивающих штанах и белой рубашке, расстегнутой и завязанной узлом: шея, грудь и живот, золотистые от загара, открытые, дразнили и привлекали. Райдо легко представил, как пушистая пыльца феецвета оседает на теле этой женщины… а волосы у нее были рыжие.

Точно, фея, красивый сон… мечта.

От удивления Райдо сам не заметил, как поднялся в рост и шагнул к лагерю, навстречу этой удивительной женщине.

***

Подъем завершился пологим участком почти у самой вершины, докуда хватало обзора поросшим высокой травой с мясистыми стеблями и крупными желтыми цветами. От цветов исходил сильный запах, сладкий, но приятный: не приторный, а скорее острый, возбуждающий, с едва заметной притягательной горчинкой.

— Как красиво! — Ула мечтательно раскинула руки и зажмурилась, — а аромааат!

— Елы-палы, босс! Куда мы вылезли? Это ж феецвет! Фея моя, феечка…

Фрог обрадовался, как ребенок. Наклонился к цветку и шумно потянул носом. Немой тут же последовал его примеру. На физиономиях обоих появились блаженные улыбки.

— Феецвет, говоришь? — переспросил Доран и задумался, — Не нравится мне это. Феецвет — значит плантация, а раз так, то и хозяин у нее есть. Не хотелось бы пересечься.

— Да брось, босс! Где он, хозяин-то? Нету. Погляди: никого тут нету. Ну, заночуем, а к утру — уберемся отсюда — не увидят и не узнают.

Действительно, ни зданий, ни машин, ни каких других построек на склоне не было, и Доран как-то незаметно успокоился.

— Знаешь, сколько стоит доза этой радости в нашей «Зажигалке»? — продолжал канючить Фрог, — А тут — море! И на дармовщину. Скажи, Немой!

Немой усиленно закивал. Оба выглядели совершенно счастливыми,

— Ладно, разбиваем лагерь. Только до одури не обнюхайтесь, — и Райз уже сам начал рубить цветы, расчищая место под палатку.

Усталость и напряжение тяжелого дня как рукой сняло, работа пошла споро, и в считанные минуты лагерь был развернут. А потом на всю компанию снизошло состояние совершеннейшего счастья.

— Райз, котик, как же тут красиво! Идем, ну идем же, — Ула тянула Дорана прогуляться, но тому хотелось просто отдохнуть у костра, а может даже подремать… и чепуха, что костра никто не развел, а банки с консервами так и остались разбросанными, крепкому здоровому сну это нисколько не мешало. Он ласково улыбнулся подружке, положил руку на заветный кошель и закрыл глаза.

— Ну и не надо, ленивый вредный котик!

Ула выпустила пальцы уже засыпающего Дорана и, напевая популярную танцевальную песенку, побежала по склону.

— Я не та, я другая, я смеюсь и шучу, а тебя я не знаю и знать не хочу… Ой! Зелененький человечек!

Прямо из травы перед ней выросла невысокая хрупкая фигурка в темно-зеленом облачении и со странной головой насекомого — круглые глаза, а вместо всего остального — рот с трепещущим серым языком, покрытым желтоватым налетом. Ула остановилась, разглядывая диковинное существо, и почти сразу решила, что перед ней инопланетянин-гуманоид, о которых так часто говорят в разных передачах. Страха она не чувствовала — скорее любопытство. А когда следом за первым появился второй точно такой же, она расхохоталась и побежала дальше, кружась и пританцовывая:

— Я не та, я другая — зелененькиееее! Идемте танцевать! — я забыла тебя, и живу не страдая, никого не любя…

Потом она устала, решила прилечь просто так, отдохнуть, и, уже закрывая глаза, заметила, как среди качающихся над ней рыжих цветов появились две насекомых физиономии.

— Смотри, волосы — рыжие. И пыльца… — донеслось до ее сознания, но это было уже совсем неважно.

— Где человечки? Немой, пойдем, шуганем, — Фрог достал пистолет и снял с предохранителя. Немой, радостно и по-доброму улыбаясь, тут же последовал его примеру. Друзья ломились вперед, топча цветы, густой шлейф рыжей пыльцы вился вслед за ними.

Гуманоида они нашли не сразу — зеленый паршивец затаился в траве. Могли и вовсе не заметить, если бы Немой случайно не натолкнулся: уродец порскнул прямо из-под ног. Пока увалень приходил в себя, Фрог расстрелял все патроны, но так и не попал.

Немой, когда прочухался, был удачливее, — один раз инопланетянин взвизгнул, упал, но потом снова вскочил и припустил еще быстрее. Фрог думал, догонит, но запнулся, завалился и вдруг понял, что не нужен ему никакой гуманоид, что лежать вот так в траве — уютно и очень хорошо.

Где-то совсем рядом сопел засыпающий Немой.

***

— Умерла… умер… ла… — сбивался, задыхаясь, Таен, — я видел, не ды… шала…

Слова из-под респиратора, да еще и на бегу звучали глухо, а Райдо хотелось, чтобы и вовсе слышно не было.

Умерла!

Его фея умерла — и он гладил мертвую…

Таен так и не решился, а он, Райдо… ему очень уж хотелось. Невозможно, нестерпимо!

Сначала он осторожно коснулся волос, потом отер крупинки пыльцы со щеки — она что-то мурлыкнула во сне и улыбнулась, будто позволяя, будто приглашая его не робеть!

Райдо снял перчатку и погладил ее по груди, втирая приятно-восковые под пальцами желтые пятна, оставленные цветами на ее нежной коже. Фея все улыбалась, и даже приглашающее раздвинула ноги. И тогда он совсем уж обнаглел: расстегнул брюки, сдвинул тонкие белые кружева и коснулся волос. Рыжих. Самых настоящих рыжих, как и должны быть у феи…

А потом Таен вдруг зашептал тихо и страшно:

— Райдо, кажись умерла она! Смотри: не дышит…

И они перепугались, попятились. Вдруг неподалеку раздались выстрелы, ругань — и мальчишки побежали, что было мочи торопясь в свой бункер — в единственное безопасное место.

Уже внутри, за первой спасительной дверью, Райдо наконец осмелился поглядеть на свою правую ладонь. На пальцах еще оставалось немножко пыльцы. Он со страхом и отвращением начал тереть их о штаны, а потом дернулся, и его вырвало голодной пеной, желтой и жгуче-горькой.

— Я гладил мертвую фею, — обреченно сказал он Таену, закрывая за собой вторую дверь, и увидел Ниитку.

Девочка сидела в самом углу у входа. Она дрожала, но не плакала, а только тихо скулила, и между пальцами ее правой руки, сжимающей левое плечо, сочилась кровь.

— Ниитка, что с тобой? Дай, посмотрю, — Таен оставил товарища и бросился к девочке, — убери руку, перевязать же надо! Ну вот… ничего страшного — просто царапина. Сейчас, сейчас, все хорошо будет.

Он выбрал самое чистое полотенце, разорвал и как сумел перевязал рану. Ниитка терпела, даже когда было больно — терпела и не плакала. А как только Таен сказал: «все» — уткнулась в его плечо и шумно, надрывно разрыдалась.

***

— Никакая это не приправа, а яд! — зло сказал Райдо, когда, наконец, Ниитка проревелась, — и Старший нам все врал. От этих цветов люди умирают.

— Так им и надо, — прошептал Таен и крепче обнял девочку, — сдохли — и хорошо. Феи, феи… придумаете тоже! Обычные злыдни.

— И она? Ей тоже — так и надо? — Райдо насупился.

— Нет, — буркнул Таен, а потом отвернулся, чтобы не смотреть на друга. Девушка ему тоже понравилась, ее было жалко, очень жалко.

Ребята просидели так с полчаса в тревожном ожидании, но никто не колотил в дверь бункера, и выстрелов больше слышно не было.

Когда Райдо решился выглянуть наружу, феецвет все так же невозмутимо покачивался на ветру, каждым движением роняя смерть. Мальчик натянул респиратор и взялся за засов.

— Куда ты? — вхлипнула Ниитка.

— Там еда. Надо собрать.

— Я с тобой, — Таен потянул засов, помогая другу, — Ниитка, не вздумай выходить! Запрись и сиди тут!

Пока мальчишки добирались до лагеря, натерпелись страха — все время казалось, что взрослые притаились в густых зарослях и сейчас снова начнут стрелять. А еще страшнее было наступить на мертвого — не заметить и наступить.

Посреди лагеря, подложив рюкзак под голову, лежал еще один, и ребята поначалу подобрались ползком к консервам, и лишь потом осмелели, поднялись на ноги. Брали только железные банки, а к свежему хлебу, небрежно завернутому в надорванный бумажный пакет, не притронулись. Складывали банки в рюкзак, взятый здесь же. Когда Райдо накинул его лямки себе на плечи — вдруг замер, задумался. И пошел в сторону обрыва.

Там мальчишки нашли так и не собранное чужаками снаряжение, подергали веревки — крепко держатся.

— Уходить надо, — сказал Райдо, — Спустимся вниз, проживем как-нибудь. Это не работа… это… это…

Таен кивнул:

— Сейчас же уходить. Пока Старший не прилетел. А отраву эту спалим, — он показал другу брикеты сухого горючего.

***

Стебли феецвета горели тяжело, чадили сильно. Зато облако пыльцы вспыхнуло мгновенно, огненной шапкой поднялось ввысь, полыхнуло жаром. Цветы пылали, словно шаровые молнии — потрескивая и швыряясь во все стороны искрами. Разбросанные по всему полю брикеты сухого горючего поддерживали пламя.

Таен и Ниитка уже спускались вниз по веревкам, а Райдо все стоял над обрывом и смотрел в огонь — где-то там теперь сгорали присыпанные пыльцой рыжие волосы женщины. И одежда. И кожа.

Пламя плясало, кружилось вихрем, шумело среди стеблей, и в какой-то момент мальчику почудилось, что оно бросилось к нему, словно не хотело отпускать, словно желало, чтобы маленький сборщик остался собирать если не пыльцу, то скачущие языки пламени.

Райдо схватился за веревку и скрылся в обрыве.

***

На следующий день Старший еще на подлете почувствовал запах сладкой одуряющей гари и громко грязно выругался.

А трое детей в это время устало топали по старой грунтовой дороге к ближайшему селению.