Блиц министров №90. Голосование

Болотная нечисть.

Агафья оглядела хозяйство, вроде все хорошо, чисто, прибрано, окошки вымыты, печка протоплена, Кузьма Кузьмич почивать изволит, молока напившись… Все тихо и спокойно. Матрена уж с утра была, больше не за чем, так что действительно вроде не о чем беспокоиться… Но вот как-то тревожно. Может из-за слухов, что та же Матрена принесла, мол на хибару твою покупатель нашелся и попрет тебя с житья-бытья, такие как она, мол, никому не нужны, нечисть одним словом…

А что сразу нечисть? Агафья еще раз оглядела горницу: прибрано, светло и чисто, а без нее домик-то совсем загибался, пропал бы. Хотя, по чести говорить, и она бы без него пропала. Подошли они друг к другу, как иголка с ниткой. Ну и что, что кикимора, да ведь она старалась не для себя только, а и для дома, а потом и для Кузьмы Кузьмича. И нахлынули воспоминания.

Люди современные — создания суетные и неразумные, все чего-то хотят, заветов предков не помнят, все новое им подавай. Вот Агафьино болото и высушили… Что с того поимели вообще сказ отдельный, а народу мелкого болотного тьму погубили и рассеяли, дома родного лишили. Выжившие, кто куда подался. Леший предлагал кикиморе у него остаться, да не захотела она, глядя на разворошенное болото, сердце надрывать, вспоминая и дом, и родичей. Ушла. Куда глаза глядят. И вывели на маленькую деревушку. Осень, холодно, по ночам так примораживало. Приют был необходим. В деревушке и встретила Матрену – домовушку, та и направила в этот дом. Пустой, заброшенный. И тогда оговорила, что только из добросердечия личного помогает, мол, на ее месте другой кто в три шеи бы вытолкал, не место нечисти и приблуде злобной среди допропорядочных домовых. Дом был крайним по улице, нежилой, покосился, врос крыльцом в землю, но двери-окна были на месте и целы, и печка работала исправно. Но это Агафья уже потом узнала, когда натаскала дров из сараюшки, завела веселый огонь и пригрелась в тепле. И осталась тут жить. И хоть Агафья и была кикиморой, и в болоте жила, да грязи не любила, а потому в скором времени в домике и порядок навела, и все отчистила, отмыла. Матрена ее не забывала, в гости почти каждый день наведывалась, чаю напьется, новости деревенские перескажет, паука в углу разглядит, шуганет многоножика, головой покачает – грязищу мол несусветную развела, да и отправится довольная вовсояси. А Агафья тоже довольна – ушла, и даже чашку со стола не смахнула, как в прошлый раз, когда паука не нашла… Так и жила тихо, мирно. В деревню не ходила, а вдруг правда, ее там бы встретили бранью и колотушками, хотя то Матрена говорила, но проверять как-то не хотелось. А потом однажды пришел к ней на крыльцо Кузьма Кузьмич. Дородный мужчина котовской крови и рыжего окраса. Попросился переночевать. А что не пустить? Зима на дворе, сугробы уже выше самого просящего. Пустила. На печке в угол овчинки кусок постелила, чтоб быстрее отогрелся, а то вся шерсть в ледяных колтунах была. Котовской еды в доме не водилось. Пришлось в деревню идти к Матрене молока просить. Агафья, конечно, и волшебной сущностью считалась, но мороз ни с кем не считался, пока дошла до матрениного дома, замерзла до дрожи. Та пустила, даже чаем напоила и кувшинчик с молоком дала, интересно ей было для кого и зачем, так глаза и горели любопытством, чуть было сама с кикиморой не пошла, да вспомнила, что негоже дом ночью оставлять без присмотра. Вдруг агафьины родичи нагрянут, а тут хозяйки нет, нахулиганят, набедокурят, посуду побьют, обворуют и все таком роде. В общем все как всегда – ложка меду, жбан дегтя. Но кикимора радовалась, молоко добыла, а остальное не важно. Молоко и тепло – самые волшебные средства. Кузьма Кузьмич, отогревшись и поев, рассказал свою историю. История была проста и коротка, как медная денежка. Жил-был котенок Кузенька, мамкин и папкин любимчик, пришло время в люди идти, свой дом искать. И дом нашелся и хозяин адекватный, он даже имя котовское точно угадал, а это о многом говорит. Жили они хорошо, а потом пропал хозяин, ушел далеко- далеко… Кузька не догнал. Всякое потом было и помойки, и подвалы, и собачьи стаи, и людские облавы. Стал Кузенька Кузьмой Кузьмичем. Сюда попал случайно, залез в крытую машину погреться, да и уехал незнаемо куда. Из деревни его какая-то противная нечисть с веником прогнала, вот еле добрел до Агафьи. Не открой она ему дверь, был бы наутро мороженый кот на крыльце… Агафья охала, ахала, даже всплакнула, слушая кузькины похождения, да и пригласила остаться у нее. А что? Вдвоем веселее, в доме тепло, мышей кот ловить умеет, зиму перезимуют… А кот добавил, что он и охранником может быть, и лапу вытянул с когтями, и улыбнулся во все свои 36 острых защитных кинжалов. Так и порешили. А наутро прикатилась Матрена. Ой, что было! Одним словом: дым коромыслом, пух и перья в стороны! Если бы не защита на доме, то вопли домовушки услышал бы и другой конец деревни. Всю родню вспомнила и кикиморы и котовскую, по всем прошлась, всех обласкала, за то, что без ее ведома нечисть болотная такую же нечисть городскую наглую приголубила, прикормила. Мол, гнать всех надо, а то расплодились и хозяйничают. Агафья от такого даже дар речи потеряла. Где она хозяйничала? Кого плодила? Стояла и хлопала глазами не в силах ответить. И тут ее осторожно так подвинули мягкой мохнатой лапой, рыжая наглая морда городской нечисти наклонилась к домовушке и как рявкнет: «Вон пошла из нашего дома!» Та от испуга аж на порожек села, и слова в горле застряли, заклокотали и только слышно: «Ик, ик, ик!» А потом отошла, подхватила свои юбки повыше и как кинется вон. Только и видели заплатки на валенках! И стали Агафья – нечисть болотная, да Кузьма Кузьмич – нечисть городская жить да поживать вместе. Матрена потом приходила, молчком посидит, чаю прихлебнет, хочет что-то сказать, да как на кота глянет, так домой и засобирается. Но со временем все же привыкла, снова рассказы да послухи приносила. Когда Кузьмича дома не было, и поругается, поворчит бывало, но уже не так. А вот сегодня эту новость про покупку дома притащила. И вдруг страшно стало кикиморе, а как и правда погонит их новый хозяин, в своем праве будет. Куда же они? Приспособились уже тут, сжились, сроднились.

Тихо, еле слышно скрипнула половица. На пол спрыгнул рыжий котище. Присел рядом с кикиморой, толкнулся лбом в бок.

— Чего грустим, Гапочка? – муркнул в усы рыжий, — Опять это чисть с добром приходила? Чего принесла?

— Ой, Кузенька, — всхлипнула Агафья, — так хозяин у дома появился! Как погонит нас! Что будет-то? Как жить?

— Да не переживай, раньше времени! – уговаривал кот, — Чай не дурной будет, свое счастье гнать! Договоримся!

***

В старом покосившемся доме на окраине деревушки, что затерялась в древних, еще первозданных лесах, у окна за столом сидел среднего возраста мужчина. Румянились пироги в плетеной плошке, фырчал самовар, мурчал рыжий кот, развалившись на лавке. А мужчина внимательно слушал маленькую с кота, сухонькую востроносую старушку, и порхали, порхали над клавишами ноутбука проворные пальцы…

В солнечный майский день дачники снова наполнили дачные грядки и теплицы своими телами, работая в поте лица, со сгорбленными спинами, как и каждый год.

Алексей Семёныч, заядлый дачник-садовод, уйдя на пенсию много времени уделял саду, работа с землёй и растениями приносила неописуемое чувство удовлетворения, да и позволяла забыть что он один и что вечерами гложет боль. Год назад ушла его подруга всей его жизни, с тех пор ничто уже не было так как раньше.

Птицы пели не так радостно, солнце светило, но не грело, и яблоки были кислыми, а не сладкими.

В этот день он приехал на дачу как всегда рано, он разучился почему-то в последнее время долго спать и занялся, как обычно, подготовкой грядок.

Вдруг за забором, услышал истошный женский крик, он бросился к забору, что б помочь:

— Наташа с вами всё в порядке?

— Да, Алексей Семёныч.

Наташа была соседкой по даче, он знал она снова одна, как всегда её муж чем-то неотложно занят. Хотя и без объяснений ясно, что в очередной раз он у своей жаренной в солярии воблы-секретарши, естественно только из- за неотложных изменений в проекте, ведь бизнес.

Алексей Семёныч пару раз видел его здесь на даче с этой дамой, мягко сказать встреча их не имела официального характера.

Наташа… он засмотрелся, русые волосы пучком подвязаны и немного растрепались от работы, золотились в солнечных лучах, фигурка женственная, одежда огородная, рубашка узлом завязана, потёртые джинсы и резиновые сапоги. Наташа провалилась одной ногой в мышиную нору и полусидела на грядке, рубашка распахнулась и обнажила часть упругой розоватой груди. Алексей сёмёныч смущённо отвернулся.

— Вам помочь?

— Нет, это только мыши за зиму мои грядки в голландский сыр превратили, руки опускаются, но я сама справлюсь.

Этой ночью, Алексей забрался на её дачу, как злодей, где его Наташа и поймала с поличным, то есть его собственной лопатой.

— Вы это что задумали, как злодей по чужим огородам лазить? — спросила Наташа, ещё держа дедов заряженный солью дробовик на прицеле.

— Я помочь хотел, вам грядки вскопать, вы ведь гордая, помощь не примите.

— Ой, не правильный вы злодей, Алексей Семёныч.

Наташа залилась смехом.

А через месяц, где-то на Ивана-купалу, жаренная вобла получила бывшего наташиного мужа на полное довольствие, и его вечно недовольную мать в придачу. Между нами, у него уже есть новая выдра.

А вот Алексей Семёныч научился спать долго, упёршись носом в ту самую розовую грудь Наташи, и яблоки снова стали сладкими.

Хорошо-то как! Весна, бабочки летают, облака плывут…

Полетать, что ли, среди них? Нет, ветер слабый. Это когда ветер сильный – тогда интересно, можно летать наперегонки с облаками.

Мечтатель я внутри, романтик. Но в минуты отдыха, наедине с собой. А так… хорошо помню наставления отца – будь злым, будь сильным, не давай никогда слабину! Пусть все тебя боятся.

И боятся. Но не бабочек же сейчас пугать? Они бесстрашные, тоже крылатые. Одна на лапу уселась – красивая…

А то, что я злой – так, это правда. Хотя… с какой стороны посмотреть. Порой мне кажется, что я какой-то неправильный, раз моё зло часто благом оборачивается. А этого по самой моей природе быть не должно.

Кто бы рассудил… мудреца, что ли, какого украсть? Да где их теперь взять? Мудрость-то из сердца идёт, научиться ей невозможно, а нынче все норовят учёными стать, не познать мудрость, а научиться ей. Вот и получаются не мудрецы, а эти… как их там? – психологи.

Начнут копаться – что со мной не так, докопаются до детства, а там и до отцовых поучений… и скажут – так вот откуда ногирастут! Тьфу!

Нет, вроде бы я злодей, как ни крути. Ни разу род свой не предал, не поддался жалости. Крал принцесс, утаскивал в пещеру и держал пленницами. И ни слёзы их, ни нытьё, ни мольбы, ни проклятия меня не трогали.

Действовал по папиным наставлениям.

Другое дело — рыцари… с ними и выходило нечто непонятное. Нет, если появлялся на горизонте этакий грозный убийца драконов, кому или голова или зубы нужны были – то есть, слава и подвиг были первичны, а пленницы вторичны – тут я и становился сразу и злым, и сильным и безо всякой слабины и пощады.

А вот если взять рыцарей молоденьких, глупеньких и влюблённых… вот тут и не разберёшь – злодей я или нет. Куда ж его наказывать-то, когда он и без того уже наказан – влюбился в не пойми кого. Да ещё и больше жизни, люби он жизнь больше – не приехал бы.

С такими я поучительные беседы проводил, обращал их взор на куда более достойных особ. Пусть и не принцесс, зато жён верных и преданных.

Вы когда-нибудь общались с принцессами? Сплошь кривляки избалованные. Всё им не так. А уж освободителей ждут непременно богатых, да чтобы те все их капризы исполняли. Освободил? Так теперь служи!

Умишка нет, зато хитрости! Некоторые даже соблазнить меня пытались. А я подыгрывал. Веки смежу, лежу, не двигаясь. Так одна меч нашла, хотела убить, и это после её – люблю, не могу! Но куда ей драконов убивать. Вторую почти до выхода пропустил, а как рявкнул, так она руками всплеснула, а из подола каменья и браслеты золотые посыпались.

Тут и без наставлений злым станешь.

Ах, да… бедных рыцарей я тоже на путь истинный направлял. Указывал на какую-нибудь девицу – тоже бедную и без запросов. А уж какие красавицы были – без белил и румян. Принцессы им и в подмётки не годились.

Приходили потом. Благодарили.

Вот и думаю. Злодей я или нет?

Хотя… если спросите — куда я этих принцесс потом девал…

Наверное, всё-таки, злодей…

Трусливый злодей, но Она была не одна

Никак не ожидая от себя такого прыжка, Лиля перелетела через полутораметровый забор одним махом и только потом сообразила, что она совершила невозможное. Никогда бы в другой ситуации она, чуть полненькая, одетая в узкую юбку и туфли на хоть невысоком, но все же каблуке, почти сорокалетняя тетя не решилась бы даже подумать о таком сумасшествии. А сейчас она ласточкой перелетела забор и услышала:

— Во дает! Стой, я же догоню все равно.

Лиля побежала вперед, оскальзываясь на мокрой грязи: недавно прошел дождь. А в голове и душе звучал Вивальди! Зима! Winter!

Где она? Немного сбавив темп, огляделась. Стройка что ли? И куда теперь?

Хорошо бы попасть на дорогу, на оживленную улицу! И она побежала вперед.

Но вскоре липкий пот окатил ее: тот мужик, который за ней гнался, уже настигал. И был он не один. Он был с огромным псом неизвестной породы. Хотя, почему неизвестной? Порода была ясна: собака Баскервилей.

— Да стой, дура! Ну что ты в самом деле! Думает, убежала.

Он говорил спокойно, издевательски-насмешливо и даже не сильно спешил. И тем не менее он ее догнал и схватил за руку. Рука чуть не вывихнулась, когда он резко развернул ее к себе.

Она встала. Силы кончились, и страх тоже кончился.

Этот страшный человек бежал за ней уже долго.

Лиля шла по пустой улице, возвращалась с концерта. Почему-то она растерялась и попала на пустынную улицу. А где же метро? Тот небольшой уютный домик, где проходил концерт, она нашла достаточно быстро, минут за пятнадцать. А вот обратно она, видимо, пошла не тем путем. А проводить ее некому…

И этот грузный человек с собакой увидел ее и побежал за ней. И тут уж она совсем потеряла направление и наткнулась на забор, который с легкостью перескочила.

Все это время она боялась. А сейчас стоит лицом к лицу с этим мужиком, смотрит на него — и ей не страшно. Даже интересно: что он будет делать? Насиловать-грабить-убивать?

Он стоял и лыбился, как идиот. И довольно урчал. Она спокойно спросила:

— Ты меня убьешь?

На его лице промелькнуло изумление. Видимо, такого плана у него не было. Но он опять захихикал: ему понравилась мысль о том, что он такой страшный.

— Посмотрю на твое поведение, потаскуха.

— Я не потаскуха.

Она совсем успокоилась. Ей вдруг показалось, что она не одна. Странное ощущение. Но оно придавало сил и умеренного куража.

— А давай проверим?- сказал тот. И стал ждать, когда ей станет ну очень страшно.

Но Лиля среагировала без испуга:

— Валяй, проверяй.

— Че, вот прямо готова мне отдаться? А говоришь — не потаскуха!

— А собака зрителем будет?

Он смолчал. И вообще чего-то подрастерялся, хотя виду старался не показывать.

Она потянула руку к его ширинке.

— Ну? Снимай штаны!

Мужик инстинктивно прикрыл ширинку со всем содержимым.

— Э, куда лезешь, паскуда?

— Туда. Хочу тебя.

Нисколько она не хотела этого потного и противного мужика. Но вдохновение! Куда ж его деть!

— Ну ты это, подожди… Я ж не против. Только че, прямо здесь что ли?

— А что? Боишься испачкаться? Я буду сверху, пойдет?

И она расстегнула его ширинку, он взревел и несильно дал ногой ей в живот.

— Шлюха, больная! Нимфоманка!

— А любовь с первого взгляда исключаешь?

Она понимала только одно: он не должен раздеть ее. Она не дастся ему. Он все еще казался ей насильником-грабителем-убийцей. По инерции.

Надо действовать смело и решительно!

Она стала расстегивать несвежую его рубашку.

ПОтом воняло нестерпимо. Он стоял и пыхтел.

— Не, я не понял, че, ты здесь прям хочешь? Я так не могу, в грязи!

— Ну а что ты предлагаешь? Пойдем к тебе!

— Ага, ко мне! У меня соседи! Я в общаге живу.

— С псиной?

— Это Вилд. Мы его с ребятами подобрали в прошлом году. Он болел. Мы вылечили. С нами теперь живет.

Он говорил и застегивал рубашку и ширинку.

Лиля молчала.

— Слушай, а че ты шляешься одна? Приключений ищешь?

— Нет. Просто тут концерт был.

— А, знаю. Тут что-то вроде дома культуры. А ты где живешь-то?

Она назвала станцию метро. Он свистнул.

— А че пошла в обратку? Метро с другой стороны!

— Че-че! Заблудилась! В первый раз я здесь. И ты тут еще.

— А ты спортсменка?

Лиля поняла: он спросил, потому что имел в виду забор.

— Спортсменка, спортсменка, — спокойно ответила Лиля, не посещавшая в школе даже уроки физкультуры. У нее было освобождение из-за не очень хорошего сердца.

— Здорово ты прыгаешь! Чемпионка!

— Ну дак. Что делать будем?

— Ну… не знаю… А тебе прямо вот сильно меня хочется?

Еще немного — и она начнет истерично хохотать! Но Лиля сдержалась.

— Нет. Я потерплю.

— В смысле? До дома или как?

— Или как. Где метро-то?

Он явно обрадовался, засуетился и торопливо заговорил:

— Щас. Я тебя отсюда выведу и покажу, как идти. Но провожать не пойду. Меня пацаны за пивом послали. А я тут с тобой…

— Ну веди, раз ты тут со мной.

— Вот, смотри, через этот двор, там дорога, по ней прямо. Ну я побежал.

— А как же наша любовь? — звонко крикнула Лиля ему вслед.

Но он, опасаясь ее приставаний, дернул куда-то в сторону. А она весело побежала к метро.

В метро на нее странно косились.

Дома она увидела почти до конца разодранный сзади шов юбки, колготки были все в дырах, рубашка наполовину заправлена в юбку, наполовину выбилась наружу. Волосы всклокочены, тушь размазана, помада зашла далеко за пределы губ. Туфли стали неясного цвета: грязь облепила их полностью, захватив и щиколотки ног.

Она стояла и смотрела на себя в большое зеркало. Отражение стало трястись. Все больше и больше. Лиля привалилась к стене. Ее трясло все сильнее. Как жутко! Она то ли засмеялась, то ли заплакала.

Сидела на полу и содрогалась. Она снова одна. Так ей казалось. Тот, кто помогал ей там, исчез.

Истерика у одинокой женщины. Но она справилась! Нет! Они справились! И снова в мозгу и в душе зазвучала «Зима» любимого Вивальди.

…Как страшно-то!

Злодейские фамилии

Есть у меня такое наблюдение, что люди с самыми злодейскими фамилиями, в жизни оказываются добрыми и светлыми натурами.

Вот, например, самым любимым педагогом моего сына и его однокашников стал школьный преподаватель физкультуры по фамилии Грубин. Добрейшей души человек! Слова грубого от него ни разу никто не слышал. Всегда старался вести урок, чтобы ребятам было интересно. А однажды, сам пострадал. Был вызван на педсовет, где ему пригрозили увольнением за то, что он неоднократно прикрывал ребят. Как классный руководитель, он объяснял общественными работами совместные походы в кино и выручал некоторых нерадивых учеников, не сделавших домашнее задание. Ребята в нем души не чаяли.

А что бы я, когда-то начинающий бухгалтер, делала бы без налогового инспектора с фамилией Нехорошев. Вместо того, чтобы покарать организацию и меня, как ее представителя, за допущенные нарушения, помог все исправить, потратив немалое количество своего времени.

Большой удачей и радостью было работать вместе с коллегой по фамилии Жулина. Более добросовестного сотрудника, работающего «за себя и того парня», я пока не встречала. Если нужно было выйти на работу в выходные или срочно сделать сверхурочную работу, она всегда входила в положение своих коллег и брала удар на себя. При том, что она любящая мама четверых сыновей, которые в это время ждали ее дома и прикрывали тыл.

И это только мои личные истории. Если всем об этом поговорить, может набраться на целую книгу. Вам ведь тоже найдётся, что вспомнить?

Они неспешно шли по дивному саду, в котором, при их приближении, почтительно примолкало всё, оставаясь почти неразличимым фоном их слов.

— Свет прекрасен. Ему не нужна тьма, чтобы его видеть. Добро само по себе прекрасно. Ему не нужно зло, оно само предназначено к тому, чтобы торжествовать и быть нормой жизни.

— Ты прав. Но в итоге мир не имеет смысла. Он линеен, предсказуем, идеален.

— Разве это не было твоим замыслом, Отец? Разве не таким ты его и задумывал?

— Таким. Но скажи, почему ты понимаешь, что этот мир идеален, откуда ты это знаешь?

— Ну… я видел другие миры. Несовершенные.

— Тебе есть с чем сравнивать. Ты видел мрак и ужас. И потому для тебя есть идеалы, есть то, к чему ты стремишься всей своей душой. И ты способен оценить мои творения и, глядя на одно из них сказать – да, оно идеально! Свет явственно виден во тьме. Добро обретает ценность и желание стремиться к нему в окружении зла. Всё познаётся в сравнении. Возьми плод этого дерева.

Первый собеседник протянул руку и сорвал с ближайшей ветки нежный, просвечивающий под лучами света плод.

— А теперь сорви плод с того дерева.

Тот сделал шаг к другому древу, но оно переместилось дальше от него. Ещё шаг – дерево стало дальше. Он побежал, но не мог догнать. Распахнув крылья, он рванулся к цели со скоростью света, но цель ускользала, проваливалась в иные времена и измерения. Но задача была поставлена и он выполнял её не за страх, а на совесть. Просьба Отца была для него Волей и смыслом существования. Космос, пылающие солнца, мириады времён и парсеки пространства пронзались им а время, для которого тысячные доли секунд казались миллиардами лет.

Практически в тот же миг, как он двинулся ко второй цели, он снова стоял в саду с плодом его в руке.

— Теперь попробуй оба плода и скажи мне, какой из них тебе больше по нраву.

Он откусил от одного, тщательно прожевал, проглотил. Вкус невозможно было передать, им можно было только наслаждаться. Потом так же откусил от второго.

— Второй мне больше нравится. Он чем-то другой.

— Они абсолютно идентичны.

— Но как?

— Просто второй достался тебе через труд и страдания. Это и придало ему большую ценность. Ты знаешь, что этот мир совершенен, потому что понимаешь, что это такое – несовершенство. За что бы ты сражался – за этот мир или за другие?

— За любой мир, созданный тобой!

Добрая улыбка тронула губы старшего собеседника.

— Я знаю это. Но если бы я дал тебе выбор?

— Я понял тебя, Отец. Я бы сражался за этот мир. За совершенство.

— За что будут сражаться люди, знающие только добро? Не знающие ничего кроме него?

— За.добро

— А не знающие добра, знающие только зло?

— За зло…

— А знающие и то и другое? Умеющие ощущать и то и то, сравнивать, видеть разницу?

— За добро…

Улыбка снова тронула губы мудрого.

— Не только. Кто-то будет тонуть во зле, кто-то будет безразличен, кто-то поднимется из тьмы к свету, кто-то падёт. Но в целом ты прав.

— Значит… Нужно, чтобы люди видели разницу между добром и злом и сами пришли к пониманию того, к чему стоит стремиться? А не просто получили-бы свет и добро? Идеал – это не только сам идеал, но и осознание того, что это так…

— Да. Ты самое совершенное моё творение. И только тебе я могу доверить самое тяжёлое и страшное. Провести людей через тьму, показать им самые глубокие пропасти, низвергнуть их в мучения. Испытать их души. Показать им власть Зла и дать возможность погрязнуть в нём. Если после всего этого они сами поднимутся обратно ко мне, к Свету, они войдут в новый, совершенны мир. Осознано. Это называется свобода выбора.

Он уже всё понял. Он уже видел века мрака, века отступничества. Сонмы своих же братьев, сбитых с пути, отдавшихся злу. Мирриады погубленных тел и душ людей. Проклятие на своём челе.

— Но как я потом смогу вернуться к Тебе? В этот совершенный мир? Или?..

— Да.

Боль была в его взгляде. В его глазах, глядящих на Отца, блестели слёзы.

— И потому волю сделать первый свободный выбор в этом мире я даю тебе. Ты свободен в своих решениях. Я больше не буду твоей волей. У тебя есть своя.

— И теперь я могу даже отказаться делать такой выбор?

— Да.

Свобода воли… Он закрыл глаза. В душе бурлили чувства. Мощь, гордость от её осознания, желание творить миры и сокрушать их. И любовь. Любовь к тому, кого он считал важнее всего в своей жизни, несмотря на то, что он теперь не обязан был этого делать. Он открыл глаза.

— Я дам людям возможность выбора между добром и злом. И сделаю этот выбор трудным. Чтобы плоды одного и того же дерева казались им разными по вкусу.

Рука создателя ласково легла на его плечо.

— И мы никогда больше не увидимся…

— Да.

— Прощай… Отец…

— Прощай, Люцифер.

Неправильный злодей

Заяц сидел под большой сосной около лесного озера и нервно озирался по сторонам. Длинные уши отбивали барабанную дробь, передние лапы ходили ходуном словно маятник в часах, а короткий хвостик мелко подрагивал точно от холода.

Еще бы, сегодня он еле вывернулся из рыжих лисьих лап, а вчера длинные зубы волка уже клацнули над самым зайкиным ухом. Но он, по чистой случайности, угодил в овраг и там скатившись кубарем под куст, затаился, а волк проскочил дальше.

«И так всю жизнь, – горько причитал зайка, — вот почему одним можно охотиться на других, а другим только прятаться?»

– Просто другим надо быть хитрее! – раздался голос сверху.

Зайка задрал голову и увидел на дереве большую ворону. Она качалась на ветке ели и с любопытством смотрела на зайку.

– Как хитрее? – зайка от удивления даже перестал трястись.

– Придумай сам. Если хочешь выжить, то ты должен всех их перехитрить, – ворона взмахнула крыльями и взмыла вверх.

Зайка грустно наклонился над озером. Налетел ветерок и поднял на воде небольшую рябь. В этот момент зайка увидел свое перекошенное отражение в озере и сначала в ужасе отшатнулся. Потом взглянул еще раз и еще, а затем рассмеявшись, весело запрыгал по земле.

Вечером волк в хорошем настроении прогуливался по лесу. Он приметил заячью нору и уже представлял, как он ее разроет, достанет оттуда пищащих зайцев и приготовит себе великолепный ужин. Волк присел на пенек позади сосны, прикрыл глаза и облизнулся. Но вдруг что-то так больно ударило его по голове, что волк от неожиданности свалился на землю. На него один за другим посыпались удары. Волк не мог подняться. Казалось его лупили по голове дубинами тысячи рассерженных незнакомцев. «Помогите!» — взвыл волк и потерял сознание.

Ранним утром лиса направилась в ближайшую деревню. Она давно мечтала разорить курятник и полакомиться свежей курочкой. Но вдруг ей в нос ударил незнакомый запах, а затем из-за дерева появилось чудовище. Белая бесформенная масса с огромным, разинутым в безмолвном крике ртом, медленно выплыла из тумана и направилось к лисе. Лиса развернулась и припустилась бежать. Она неслась как сумасшедшая и кричала: «Там привидение. Оно всех сожрет!»

На следующий день медведь шел по лесной тропинке, когда увидел большую кучу веток сосны прямо перед собой. Он пнул кучу лапой и взвыл от боли. Лапу железной рукой сомкнул кем-то тщательно замаскированный капкан. Только к вечеру ему удалось избавиться от капкана.

Через несколько дней звери поняли, что в лесу орудует неизвестный злодей. Он появлялся неожиданно и устраивал зверям разные пакости. Рысь неизвестный облил болотной тиной. На барсука, желающего полакомиться птичьими яйцами, накинул рыболовную сетку. Барсук долго не мог распутать и вылезти из нее.

Звери стали бояться отходить далеко от своих домов. Волк уже не мечтал полакомиться зайчатиной, а лиса курятиной.

– Эх, скоро придется переходить на стебли да корни, – жаловался волк.

– На грибы и орехи, – вторила ему лиса.

Тут как-то ежик пошел по грибы, да так увлекся, что не заметил, как скрылось солнце и наступил вечер. Ушел он от дома далеко, и побоялся возвращаться обратно. Вырыл он на берегу озера ямку и решил там до утра заночевать. Но вдруг увидел, как из лесу выплывает привидение. «Ой!» – ежик закрыл глаза и шагнул в озеро! Холодная вода с головой накрыла ежика. Но вдруг кто-то схватил его и с силой встряхнул. Ежик открыл глаза и увидел, что его держит в лапах ужасное привидение.

– Помогите! – заверещал ежик.

– Да не ори! – послышался знакомый голос.

Привидение опустило ежика на песок, а само сняло с себя белое одеяние и ежик увидел, что перед ним стоит зайка, держа в лапах белую простыню.

– А где привидение? – удивился ежик.

– Да вот же, – зайка показал на простыню.

– Так этим лесным злодеем был ты? – ахнул ежик. – А почему меня спас?

– Да никакой я не злодей. Надоело ото всех прятаться и бояться. Я просто решил немного припугнуть зверей, которые обижают маленьких. Вот и придумывал всякие штуки, – объяснил зайка. – Лисе распылил в морду перцовый баллончик, который нашел после пикника грибников. Там же и сеть взял, которой барсука опутал.

– Какой же ты, зайка, умный, – покачал головой ежик.

– Да нет. Просто жизнь звериная заставила, – вздохнул зайка. — Ты смотри никому не говори!

– Да ты что! – обрадовался ежик. – Теперь мы вместе злодеями будем.

Как я стал злодеем

Про меня говорят – душа компании. А, вообще, я людей на рафте катаю. Это лодка такая надувная. Сажу в нее десять человек и вперед!

Места у нас красивые, можно сказать, экзотические – все восхищаются.

Я и маршрут выбрал, чтобы все как взаправду, чтобы народу интересно было. И спокойная вода есть, и пара стремнин. Визги, брызги и всем весело. Подходят потом, благодарят.

Я когда это организовывал — заранее все продумал. Что, когда, как – во все вник, во всем разобрался. Река-то у нас не глубокая, но коварная. Почти горная. Чуть что – и утонешь. А мне потом отвечать. Но надо чтобы у человека впечатление осталось, будто он на настоящем сплаве побывал, экстриму хапнул.

Народ у меня сначала на берегу, на песочке тренировочный инструктаж проходит — в каком порядке в рафт садиться, в каком выходить, чтобы не перевернутся. Как весло правильно держать, как грести. И все с шуточками, прибауточками, — я ж душа компании. Я даже Карнеги читал – улыбку всегда держу. Значит, чтобы легче на контакт шли, а на воде – команды выполняли. Говорю: «Весла вверх!», — значит вверх. Говорю: «Правый борт — весла в воду!», значит, гребёт правый борт изо всех сил. Говорю: «Левый борт – табань», значит — весь левый борт весла в воде держит, тормозит старательно.

А как же иначе! Стремнина! Один что не так сделал — всем кирдык. Если лодка перевернется — может на камни утащить. А там – всё! Башкой приложился, сознание потерял, свежий утопленник!

Поэтому у меня и спасжилеты обязательно, и шлемы, и страховка привязывается. Лодка-то у меня еще ни разу не переворачивалась, слава Богу. А вот люди, пару раз бывало, за борт выпадали, когда рафт на волне подбрасывало. Вот тогда только страховочная привязь и спасала.

Так-то никого не запугиваю, но стараюсь, чтобы народ серьезностью проникся. Чтобы понял, что на воде надо действовать дружно и быть внимательными.

Вот так у меня все и шло. Как туристический сезон начинается, вода более-менее прогреется, так мы с мужиками начинаем туриков катать. Это мужики наши так туристов называют. Мне поначалу неприятно было, но я возмущаться не стал, — Я ж душа компании. Спросил только тихонько у друга своего, Мишани, он на соседнем участке работает, на пару лет раньше меня начал рафтом заниматься, — Чего это они так туристов называют? Люди же с доброй душой приезжают, на наши места посмотреть, деньги за это платят. А Мишаня усмехнулся только: «Я на тебя в конце сезона посмотрю — как их ты называть будешь!»

Ну, что я вам скажу. Народ в основном адекватный попадается, спокойный. Ты ему впечатления без неприятностей, он тебе денежку и правильное поведение. И расходитесь друг другом довольные. Я таких люблю. Если еще раз приходят — скидку делаю, как знакомым.

Но есть такие… турики, что совсем турики. Начнет какая-нибудь выступать: «Мне ваш жилет на грудь давит! Дышать не дает!» А у самой декольте и ногти до колен. Того гляди лодку проткнет. И зачем ты такая красивая тогда в рафт полезла? Не нравится жилет? Иди тогда отсюда, по инструкции на воде без жилета нельзя.

А то еще бывают «чемпионы». — «Я мастер спорта по плаванию, мне без жилета только лучше будет, я из любой стремнины выплыву!» Тут уж приходится улыбочку держать и объяснять, что в бассейне, где он чемпионствовал – вода спокойная. А тут дикая, что совсем другое дело. Инструкция для всех одна, никуда не денешься.

А еще бывают такие — чудные! В жилете запутается, шлем не застегнет. В лодке крутится постоянно, как будто не понимает — где находится. Такого лучше в середину сажать. Меньше вреда будет.

А есть такие турики, которые, ну, полные придурки. Он, понимаешь, бунтарь-революционер. Ему надо что-то кому-то доказать. То ли себе, то ли мне, что он круче вареных яиц, — всё лучше тебя знает, и подчиняться тебе не будет. Его как в жилет не одевай, как страховкой не привязывай, обязательно на стремнине попробует в воду сигануть — поплавать. Лови его потом, в виде битой тушки, по всей реке. Таких я сразу на берегу оставляю. Если он у меня сам угробится — мне все равно потом отвечать!

Вот, было как-то, в конце августа… Нервы уже на исходе. Даже если группа как единая команда работает — все равно устаешь. От случайностей-то никто не застрахован. Значит надо всегда наготове быть.

Собирается группа. Все расплатились, я им жилеты-шлемы раздал, и проследил, чтобы застегнулись как надо. Группа вроде ничего себе, только девиц с когтями целых три штуки, вместе держатся. Но не возникают пока.

Начинаю инструктаж. Сейчас, говорю, чтобы избежать неприятностей на воде, мы отработаем основные приемы на берегу. На берегу не утонешь, а в воде запросто. Сейчас садимся в рафт и беремся за весла.

Дальше хотел порядок посадки объяснить, но не успел. – Один бугай лысый, начинает возбухать: «Ты чё дядя тут лепишь? Мы тебе за что бабки дали — чтобы на песочке веслами махать?»

Я, как Карнеги учил, улыбаюсь и спокойно так говорю: «Родной, тут река быстрая, серьезная. Тут так просто не покатаешься. Без страховки и тренировки никак нельзя! Это же рафтинг, рисковое дело, понимаешь?»

А он мне: « Да что ты мне втираешь? Сам говоришь, река быстрая, сама несет! Бабло взял, а теперь еще мозги трахаешь?»

Но я ж душа компании. — улыбаюсь по прежнему, и объясняю: «Братан, ты пойми, инструкция нужна для вашей же безопасности, чтобы не потонул никто. Там же камни на дне, на стремнине лодка перевернется, если веслами не рулить. А для этого надо на берегу потренироваться»

А бугай себя уже чемпионом-моряком почувствовал: «Ты чё мне втираешь, мудак? Я те чё, дебил малолетний — на эту хрень вестись? Я чё, никогда лодку не видел?» И жилет с себя на песок скидывает.

Тут я уже улыбаться перестал: «Слушай, говорю, иди-ка ты отсюда! А то ты и себя и других угробишь. А мне потом сидеть! Я тебя отстраняю. Топай!»

Тут-то он и взбесился окончательно: «Кто меня отстраняет? Ты меня отстраняешь? Да я тебя сейчас сам устраню! Мы и без тебя обойдемся!» И к остальным поворачивается: «Верно, пацаны? Он бабки взял? — Значит мы кататься будем! И вообще – клиент всегда прав! Хватайте лодку!»

И его дружки подхватывают лодку и тащат ее к воде. А остальной народ уже и жилеты поскидывал, и за парнями с энтузиазмом топает. Все вдруг срочно бессмертными стали. А бугай уже вовсю рулит: «А ну, давай-давай!!! Лохам место на берегу!» И девицы эти, с когтями, подхихикивают.

Тут я запасное весло схватил и к ним: «А ну отошли от лодки, придурки! А не то щас всем достанется, от души и за компанию!»

Весло-то легкое, дюралевое, да и никого я бить всерьез не собирался. Так, приложил пару раз по спине, да девице одной по заднице. Больше махал да орал: «Пошли вон, идиоты! Забирайте ваши деньги и валите отсюда на хрен!»

И все бы ничего, но в этот момент рафт друга Мишани к берегу пристал. А в нём группа туриков, и у всех глаза квадратные. Они даже не сразу на берег полезли.

Я то, своей несостоявшейся группе деньги вернул, жилеты забрал, еще веслом на прощанье помахал, и велел больше никому на глаза мне не попадаться.

Мишаня, когда своих туриков выгрузил, ко мне подошел: « Ну ты, Витька, злодей! Видал, как на тебя мои смотрели? Теперь о тебе легенды по интернету ходить будут, вот увидишь. Сумасшедший инструктор, который над безответными туристами измывается, да еще деньги за это берет».

А я не сумасшедший, и даже не злодей. Говорят даже, что я – душа компании. Но к сожалению, бывают такие идиоты, с которыми никакой Карнеги не поможет.

С тех пор ко мне это погоняло — «Витька-злодей», и прилипло.