Блиц Министров №76. "Министерия"

Она сидела на сырой и холодной земле, перебирая черные комья пальцами. Что теперь будет? Разбитые колени болели, на ранках проступала кровь и тут же смешивалась с налипшей на них грязью, но девушку это не волновало. В голове проносились недавние события и те, что были раньше, и если бы она знала, к чему приведет обычное в ее понимании свидание, то едва ли даже глянула в сторону того, кто оказался настоящим животным. А ведь все могло пройти тихо и мирно, и никто не пострадал бы, но что уже об этом думать, теперь надо быстро решать, что дальше делать. Минна перевела взгляд в сторону и, проведя выпачканной в земле рукой по мокрым от дождя волосам, тяжело выдохнула. Недалеко, в размытой земле в луже, лежало бездыханное тело молодого мужчины, голова которого покоилась под камнем.

— Что, мразь, думал, я шлюха и со мной можно делать все, что захочешь? — девушка с трудом поднялась на ноги, которые все еще дрожали, и медленно поплелась к оставленной где-то на лесной тропе машине, косясь на убитого. — Тупой придурок, ты был бы жив сейчас, хоть и без денег и своей тачки, но при своей жизни. Теперь у меня проблемы из-за тебя.

Переступая босыми ногами и поправляя на себе порванное платье, девушка добрела да брошенного авто с распахнутыми нараспашку дверями. В салоне был полный бардак, одно окно разбито и осколки стекла валялись повсюду. Отчистив водительское сидение, Минна забралась в машину и без лишних раздумий попыталась ее завести, но все попытки оказались провальными: груда железа, которая еще час назад была исправна, не желала «оживать».

— Черт! Черт! Черт! Твою мать! — застрять посреди леса в сумерках, избитой, насквозь промокшей и рядом с трупом не входило в ее планы совсем. Она принялась судорожно ворошить разбросанные по всему салону вещи в поисках телефона. — Наконец-то!

Дрожащие пальцы с трудом набрали нужный номер и вскоре на том конце провода послышался холодный женский голос.

— Ты зачем мне звонишь, а? Мы же договаривались, что никаких звонков в такие дни.

— Я… я знаю, Марси, но…

— Что произошло?

— Он мертв. Я убила его…

— Вот же… Так и знала, что с тобой буду сложности. Ладно, ты где сейчас?

— Застряла в лесу у западного шоссе, недалеко от выезда, машина заглохла и теперь мне не уехать. И что делать с телом? — Минна всхлипнула в трубку и слезы наполнили ее глаза. Только сейчас она полностью осознала, в какую опасную переделку влипла.

— Замолчи. Сиди на месте и жди меня, поняла? — голос Марси звучал твердо и уверенно, будто она не раз решала такие проблемы и уже знала, что делать. — И не натвори еще чего-нибудь.

Звонок оборвался. Минна вытерла проступившие слезы и постаралась взять себя в руки. Девушка принялась поспешно укладывать в свою сумку личные вещи, среди которых был и парик, один из тех, что надевала на свидания. Пару месяцев назад, в момент, когда она осталась почти без крыши над головой и совсем без денег благодаря бывшему парню, судьба совершенно неожиданно свела ее с Марси, жесткой и беспринципной женщиной, которая занималась тем, что обворовывала мужчин. Она никогда не спала с ними, до этого, к счастью, не доходило, ведь стоило жертвам выпить стаканчик-другой чего-нибудь крепкого, куда предусмотрительно подмешивались волшебные таблеточки, как они довольно скоро отключались. Марси же оставалось только обчистить любителей легких развлечений и женщин, и скрыться, не оставив никаких следов, которые выдали бы ее. Все встречи всегда проводились подальше от города, в каких-нибудь придорожных отелях в захолустьях, в парках, там, где можно людей по пальцам пересчитать и уйти любым путем. Марси почти сразу взяла под крыло Минну, но не по доброте душевной, а по одной простой причине: ей нужно было совершенно незнакомое лицо для своих дел. Ей хотелось большего, а одной справляться уже не получалось, и подвернувшаяся под руку малышка Ми, забитая жизнью и полная неудачница, пришлась кстати. Долго обрабатывать Минну не пришлось, та буквально сама изъявила желание стать напарницей Марси, едва узнала о том, чем та занимается, решив, что так она быстро поднимется на ноги и сможет начать новую жизнь. И все шло неплохо. До сегодняшнего дня.

Девушка продолжала сидеть в авто, изредка озираясь по сторонам и вздрагивая от каждого шороха. Время шло, а Марси все не появлялась.

— Да где же носит эту дрянь? — сорвалось с разбитых губ Ми и в ту же минуту в зеркале заднего вида мигнули фары.

Появившийся внедорожник остановился, не доехав до брошенного автомобиля, и из него с лопатой в руках вышла Марси, и все ее резкие движения говорили о взвинченности.

— Вылезай и покажи, где тот дохлый козел, только быстро, — скомандовала напарница и потянула девушку за собой.

Дважды повторять не пришлось, и через несколько минут подельницы уже волочили бездыханное тело подальше от дороги. Пока они закапывали убитого, Минна сбивчиво рассказала, как все произошло, как это животное избило ее и едва не изнасиловало, хоть Марси и не спрашивала. Она молча копала. С машиной незнакомца оказалось сложнее, ведь ее не спрячешь в земле и не разберешь по частям прямо здесь. Марси попробовала ее завести, но ничего не вышло. Тогда женщина набрала чей-то номер и скрылась где-то в глубине леса, и как бы Ми ни прислушивалась, она так и не разобрала ничего, кроме возмущений и отборной брани. Вскоре «подруга» вернулась и коротко и сухо объявила, что тачку сегодня же ночью перегонят отсюда.

— Кто?

— Это уже не твоего ума дело, — прошипела Марси, лицо которой буквально перекосилось от ярости и злости.

Спустя время сообщницы наконец выехали из проклятого леса и за всю дорогу не проронили ни слова. Обсуждение продолжилось лишь на съемной квартире у Марси, которая уже успела успокоиться и вела себя как и прежде. Она даже с улыбкой убедила малышку Ми в том, что ей нечего опасаться, что все будет хорошо.

— Расслабься, детка, забудь случившееся, все позади, — неожиданно ласково проговорила Марси, подсаживаясь на диван к напарнице, которая по-прежнему была, как на иголках. — На, выпей и тебе полегчает.

Женщина услужливо протянула Минне стакан с коньяком и льдом, та приняла и жадно опустошила его. Хоть и не сразу, но алкоголь все же ударил в голову, но не так, как обычно, а намного сильнее. Все пошло кругом перед глазами и Ми почувствовала, как начала превращаться в тряпку, тело обмякло и она повалилась на пол. Девушка попыталась подняться, но не смогла даже рукой пошевелить, чтобы ухватиться за диван, ей только оставалось, что перепугано таращиться на Марси.

— Что… что со мной?

— Прости, малышка Ми, но это вынужденная мера, ты же понимаешь, на тебя выйдут, а там и до меня доберутся, а я не могу этого допустить, — женщина схватила Минну за ноги, вытащила ее на середину гостиной и принялась разматывать прозрачную пленку. — Знаю, что ты сейчас чувствуешь, самой когда-то подмешали «чудесные» таблетки в выпивку. Обещаю, ты ничего не почувствуешь. Ну, не смотри так, что поделать, судьба у тебя такая, значит, судьба…

Вверх-вниз, вверх-вниз, ходит-ходит иголка, ложатся на канву разноцветные нитки, ложатся узорами, превращая мотки в лица, в предметы. Вот и готова человеческая судьба! Обрываю нить, осматриваю работу, кладу её в комод и принимаюсь за новую вышивку – новую судьбу. И так каждый день и каждую ночь. Когда я сплю? Никогда. Сон нужен смертным – людям, животным, а мне, тётушке Фортуне это лишь пустая трата времени. А дел у меня всегда невпроворот. Людей-то много, только успевай каждому судьбу вышить. Но что делать – такова моя работа!

Только успеваю сделать пару стежков, как в дверь кто-то стучит. Бывает, приходят ко мне люди узнать, что ждёт их в будущем. Встаю с места, иду открывать. На пороге стоят две девчушки-сестрички Жаклин и Жанет. Жаклин красавица, и она прекрасно об этом знает. Длинная золотая коса, глаза голубые, словно озёра чистейшей воды. Жанет – скромная, темноволосая, стоит потупив тёмно-серые глаза.

— Здравствуйте, мадам! – бойкая Жаклин говорит эти слова с таким видом, будто делает мне величайшее одолжение. – Мы с сестрой хотели бы узнать свои судьбы.

— Милости просим! – отвечаю я, раскрывая дверь настежь и показывая рукой на свою рабочую комнату.

В комнате я открываю комод и безошибочно вытаскиваю два вышитых полотна. На одном Жанет стоит в богатом, расшитом золотом бархатном платье рядом с прекрасным, разодетым в атлас юношей с короной на голове. Позади парочки роскошный дворец. На другом – Жаклин, одетая в простое платье. Рядом с ней – молодой пастух с отарой овец. Увидев это, Жаклин тут же хмурится и капризно надувает пухлые губки.

— Это что же получается? – произносит она недовольным тоном. – Я выйду замуж за пастуха и буду всю жизнь прозябать в жалкой лачуге, а моя сестра будет принцессой, а потом и королевой? Как это несправедливо! Я красивая, умная, я больше достойна быть королевой, чем она! Перешейте мне судьбу!

— Я не могу сделать этого без согласия твоей сестры, — отвечаю спокойно. – Хоть я и Фортуна, но насильно отнять у человека судьбу, данную при рождении, я не вправе.

Тогда Жаклин поворачивается к сестре и, гневно сверкая глазами, вещает:

— Отдай мне принца, Жанет! Королева должна быть красивой, а ты серенькая, невзрачная, и говорить так же красиво, как я, не умеешь. Какая из тебя королева?

Жанет смотрит на сестру чуть не плача, словно надеясь, что она смилуется и передумает. Но та настроена решительно:

— Соглашайся! Для такой, как ты, и пастух не худшая партия.

— Перешивайте, — говорит, наконец, Жанет, опустив глаза. – Жаклин права, какая из меня королева?

— Хорошо! – отвечаю. – Да будет так!

Вверх-вниз, вверх-вниз, ходит-ходит иголка, ложатся на канву разноцветные нитки, ложатся узорами, превращая мотки в лица, в предметы. Вот и готова человеческая судьба! Обрываю нить, осматриваю работу, кладу её в комод и принимаюсь за новую вышивку – новую судьбу. Десять лет минуло с тех пор, как я перешила судьбы двух сестёр, поменяв их местами, но что десяток лет для Фортуны? Так же я вышивала судьбы и сотни, и тысячи лет назад, и так же буду вышивать до скончания веков – такова моя доля.

Только успеваю сделать пару стежков, как в дверь кто-то стучит. Кому-то захотелось узнать свою судьбу. Встаю с места, иду открывать.

— Здравствуй, Жаклин! То есть, приветствую Вас, Ваше Величество! С чем пришли?

Конечно, я знала, какая жизнь выдалась ей рядом с принцем, а точнее, теперь уже королём. Но если бы даже и не знала, уставший вид и глаза, полные печали, сказали бы всё как нельзя более красноречиво.

— Ох, мадам, я так несчастна! – начала королева, как только я пригласила её войти в дом. – Король – он только с виду такой прекрасный и только на людях такой галантный. В стенах дворца он превращается в настоящее чудовище! Сколько я оскорблений от него наслушалась, сколько побоев натерпелась! К собаке люди лучше относятся! Сначала думала, ради королевства всё могу стерпеть. А оказалось, даже ради десяти королевств его терпеть невозможно! Зачем я только просила перешить мою судьбу? Теперь я сбежала из дворца, и Жанет прячет меня у себя. У неё муж – истинное сокровище, он её так любит, и в детках души не чает! А я от своего супруга так и не понесла, как ни одна из его многочисленных любовниц. Я ведь могла сейчас быть счастливой женой и матерью! Прошу Вас, мадам, перешейте мою судьбу! Я согласна быть хоть последней нищенкой, только бы не возвращаться во дворец!

— Вернуть тебе изначально предначертанное я не могу. Теперь это судьба твоей сестры, у неё теперь и муж, и дети – не хотела бы их осиротить.

— Но хотя бы скажите, что ждёт меня в будущем? Удастся ли мне скрыться, чтобы слуги короля не нашли, не вернули обратно?

Только я собираюсь ей ответить, как в дверь снова стучат. Велю беглой королеве спрятаться в подполье, а сама иду открывать. На пороге стоит девушка в трико – красивая, но такая же своенравная и бойкая, как Жаклин лет десять назад.

— Я пришла узнать, как сложится моя судьба? – не считая нужным даже поприветствовать меня, она переходит сразу к делу. — Стану ли я королевой?

— Проходи, Элен! – говорю ей, указывая на рабочую комнату.

Артистка цирка решительно заходит в дом. Достаю из комода вышивку. Элен, одетая в то же трико, стоит рядом с молодым человеком в костюме циркача.

— Это что же? – возмущается Элен. – Я так и не вырвусь из этого цирка и так и умру бродячей актрисой? И это с моей красотой, достойной королевских одежды и бриллиантов! Перешейте мою судьбу! Я желаю блистать на балах, а не прозябать в этом проклятом цирке! Вот почему, почему одним всё, а другим ничего? Королева-то наша – она тоже из простолюдинок, а ей такое счастье привалило! За какие заслуги? Она ему даже наследника родить не может!

— Что ж, если ты так хочешь, я могу перешить. Но уверена ли ты, что желала бы оказаться на её месте?

— Конечно! Ведь я намного лучше и намного больше достойна быть королевой!

— Хорошо! Сделаю, как ты хочешь.

Выпроводив её, выпускаю из подполья ту, которой Элен так завидовала.

— Ты как, хочешь стать бродячей актрисой и женой фокусника?

— Да, я согласна! – отвечает Жаклин.

— Да будет так!

Вверх-вниз, вверх-вниз, ходит-ходит иголка, ложатся на канву разноцветные нитки, ложатся узорами, меняя лица, предметы.

Почему девушки так хотят замуж за принцев? Ведь тот, который предназначался Элен судьбой, хоть и небогат, зато душой благороден и любить умеет по-настоящему. Сама бы за такого пошла с радостью. Но я Фортуна, одинокая вышивальщица.

«Все приходят в этот мир равными… и уходят из него тоже равными… и никому не дано унести из него даже монетку, чтобы заплатить Харону, сколько бы монет при жизни не имели…

Так думают люди.

Глупые люди…»

Лахесис усмехнулась. Ей ли не знать, как сильно они заблуждаются. Равными… как бы ни так!

Она держала в руках очередную нить. Жёлтую, почти золотистую.

Конечно, если глянуть на пряжу, из которой и тянет нити её сестра Клото, можно поверить, что правы люди – пряжа-то будто и не имеет цвета – бесцветная. А, значит, и нити должны быть все одинаковы.

Однако, потянет Клото нить, а та и начинает обретать цвет. Правда, редко нить становится вот такой – золотистой, куда чаще тянется серенькая, а то и вовсе чёрная…

Души-то приходят, не выбирая себе матерей и отцов. А дом земной не так уж часто бывает полон изобилия, как у этого счастливчика, что рождается сейчас в мир, чей отец не последний человек среди смертных, куда чаще отцам приходится работать за одно лишь пропитание, трудом тяжёлым добывая хлеб насущный, а уж если нить чёрная, то и дома не имеют – в семью раба душа приходит…

Вздыхает Лахесис – вроде бы и дано ей судьбы человеческие вышивать, да редко когда удаётся вот в такую чёрную нить добавить иных оттенков и вышить иную судьбу. Разве что только в те счастливые, для рождённых на горести, моменты,, когда к сёстрам в гости заглядывает Фортуна. Возьмёт в руки иглу и пяльцы и ниточкой чёрной такой узор может вышить! Будто подковка получается. Да редко она гостит у них.

Вот и вышивает Лахесис нитью чёрной не цветы, а будто капли слёз, и не узор, а цепи.

А бывало и так, что из сострадания, отдаёт свою работу раньше срока Атропос.

— Режь сестра нить, будем милостивы к страдальцу…

Сколько таких нитей было обрезано до поры?

И вот сейчас – золотистая…

Счастливчик родился…

И не хочется ей делать богатую вышивку, отброшены пяльцы – узелки вяжет на нити золотой. Узелки-препятствия.

Удастся рождённому их распутать самому, да опыта набраться верного – честь и хвала.

Не удастся – что ж… уйдёт из мира ни с чем.

Знает она ещё одну тайну, что не каждому смертному открыта.

Не с пустыми руками всё же уходят люди в мир неведомый, и не равны они и после смерти.

Каждый уносит с собой то, чем и наполнял свою душу. И блаженны те, у кого нить была чёрная, а душу свою сами, без её помощи, выткали цветами золотистыми.

И жалеет Лахесис о том, что ей только судьбы дано вышивать, а не души человеческие.

Судьба неизбежнее, чем случайность. Судьба заключена в характере…
(Акутагава Рюноскэ)

Аня сидела в кресле возле окна и, с некоторым раздражением, распутывала очередной, непонятно откуда появившийся, узелок, на вечно путающихся нитках. Кто-то менее упрямый давно признал бы, что вышивка это, мягко говоря, не её «конёк».

Честно говоря, Анна никогда «труды» не любила. В прошлой школе они с одноклассницами на таких уроках занимались, в основном, кройкой и шитьём на стрекочущих «раритетных» швейных машинках. Будучи девчонкой смышленной, Аня справлялась с простенькими заданиями легко, но без особого удовольствия.

Сначала, узнав, что в новом классе придется заниматься всякого вида рукоделием, и представляя, как на протяжении целого полугодия придется ковыряться в каких то мелких, никому не нужных поделках, она даже немного приуныла. И это она то! Пожизненная оптимистка, как называет ее лучшая подруга. Они с ней, как и положено, те самые противоположности, которые притягиваются, потому что для Леры, как говорится, стакан наполовину пустой. Аня хмыкнула, вспомнив анекдот, слыша который, подруга вечно начинала ворчать: «Добро пожаловать в клуб пессимистов, извините, стульев нет — мы не ожидали что кто-то придет...»

В общем то, несмотря на не очень радужные ожидания, урок рукоделия, кторый новая для Ани учительница начала с вдохновленной лекции о вышивке и ее сакральном значении, девочке понравился. Её захватила идея о том, что можно «вышить судьбу» и, с помощью разноцветных ниток, сотворить не просто узор на ткани, а оберег на удачу, любовь или богатство.

Аниной семье не помешают ни удача, ни деньги. Благо любовь у них была, по крайней мере, девочка была уверена в безоговорочной маминой любви, обожала старшего брата и всегда чувствовала его молчаливую поддержку и заботу.

Распутав непослушный узелок и смешно выпятив подбородок, девочка продолжила сражаться с уже почти готовой вышивкой и, спустя двадцать минут, Аня победила в этом неравном бою. С удовлетворением рассматривая свой первый в жизни оберег, Анна снова задумалась, действительно ли верит в его «волшебную» силу. Ей казалась интересной мысль о том, что богини судьбы, могущественнные Норны, прядут полотно жизней, но при этом позволяют людям нанести на холст свою собственную «вышивку судьбы».

Потом мысли ее перескочили на старшего брата. Вот у кого нитки в слошной узел запутались. Брат всегда был немного странным, бабушка говорила «не от мира сего». Но на самом деле Саша был куда упрямее всех известных Ане людей. Просто у него действительно есть свой собственный мир, мир написанный нотами, мир звуков и гармонии.

Раньше у брата был лучший друг из музыкальной школы, верящий в его талант учитель, поддерживающая его, любящая семья и музыка. Ему, казалось, всегда было достаточно очередной тетрадки с нотами и старого, но идеально натроенного пианино, чтобы с головой погрузится и утянуть за собой всех, кто слышал его игру, такую же прекрасную и естественную, как дыхание, в океан из чувств, эмоций и настроений.

Но, к сожалению, реальный мир больно стукнул их всех по темечку. Неожиданно не стало папы. А маме, кроме скорби от утраты, достались огромные больничные счета и забота о том, как в одиночку обеспечить своих детей.

Мама у них, конечно, боец. Она подключила всех друзей и знакомых и нашла работу в столице. Сообщая о переезде, мама виновато смотрела на Сашу, ведь придется продать дом и оставить пианино, но тот лишь равнодушно качнул головой. После смерти отца брат ни разу за два месяца так к пианино и не подходил.

После переезда сначала они жили у дяди, и, естественно, ни о каком пианино речь не шла. Но сейчас прошло уже больше года. Мама сняла им маленькую двушку. Но ничего не поменялось. Любые мамины попытки поговорить о музыке и поступлении в консерваторию Саша пресекал и игнорировал. Он твердо решил взять на себя «мужские» обязанности. В выпускном классе подтянул математику, физику и информатику так, что сам, наверно, удивился, и при этом постоянно находил подработки, а во время каникул сразу несколько. Мама брала отданные ей деньги, благодарила резко повзрослевшего сына и тихонько откладывала их в сторонку.

Саша закончил 11 класс почти отличником и намылился поступать на престижное IT напрвлениее, попутно устроившись «айтишником» на фирму, где работал их дядя.

Мама и Аня считали, что раньше или позже Сашка не выдержит. Забываясь, он, прикрыв глаза, все время наигрывал бесконечные мелодии, звучащие в его голове, чуткими пальцами нажимал невидимые клавиши на столе, поручнях, учебнике математики…

Но лично Анька ждать уже задолбалась

Девочка, разглядывая получившийся узор, стала размышлять, какую ниточку подсунуть Сашке, а уж он то ухватится, не сомневайтесь. Резко поднявшись, она забрала «сбережения» из копилки и поскакала в соседний «книжный».

С утра Сашка, решительно насупившись, собрался ехать подавать документы. Ну да, он знает, что мать и сестренка против, но они не понимают — это его долг. Про долг Саша повторял себе так часто, что слово это уже набило оскому и заставляло невольно кривиться. Ну, пускай не так пафосно, не долг, но он обязательно начнет хорошо зарабатывать, и больше никогда его семья не будет так беспомощна, раздавлена и растеряна, какой она была в прошлом году. И мама не будет так сильно уставать на работе и переживать обо всем на свете… А музыка… Ну что ж, значит не судьба.

Неожиданно на спину запрыгнула Анька.

— Отстань,- раздраженно буркнул брат.

— Ты занудаааа и злюкааа, — ласково пропела мелкая и сунула ему в руки, что-то вроде книги в подарочной упаковке, — почитаешь в метро, это тебе подарок на выпускной!

— И что там? Легенда о розовых понни?

— Ха-ха, понни были в пять лет, ты безнадежно отстал братец-кролик, — девчонка скорчила рожицу и заговорщицким шепотом сообщила, — там инструкция для тупоголовых умников, которым хочется свой талант не просто закопать, а зарыть поглубже и плитой придавить для надежности.

— А ты, я смотрю, много понимаешь…

— Да уж побольше некоторых! — перебила Анна, — Тебе, по-большому счёту, и напрягаться не надо — поступаешь в Консерваторию, выигрываешь парочку престижных международных конкурсов и становишься всемирно известным пианистом…

— Всего то? — приподняв брови, Сашка невольно ухмыльнулся.

— Делов то, — невозмутимо пожала плечами маленькая нахалка и решительно выставила его в коридор, — Иди-иди, «айтишник»…

Усевшись на свободное сиденье в маршрутке, Саша с любопытством развернул подарок. С черно белой обложки на него смотрел Рихтер. На титульном листе красной пастой написанное Анькой «посвящение»: " Учись у Великих, братец, и это я сейчас не только о себе"

А дальше, пролистывая книгу, он натыкался на подчеркнутые все той же красной пастой строчки:

«Вернись. Ты мой лучший ученик»

«Мне не было где приютиться, но я играл, когда только мог, будь то музыкальная студия или комната друга, я не выбирал»

«Не имело значения, где я ночую, мне не было неудобно. Когда я беспокоил учителя, теснившегося со мной в маленькой квартирке, то спал под роялем»

Саша вышел на следующей остановке и добрел до парка, где, усевшись на скамейке, продолжил читать книгу.

Домой он вернулся ближе к вечеру. Мама и Анна встречали его в коридоре.

— Мам, знаешь, я все таки буду поступать в консерваторию, — решительно выдохнув, Саша посмотрел на мать.

— Ну, наконец-то! — она тоже выдохнула, но уже с заметным облегчением.

Анька, радостно проскакав «круг почета», заявила: «А мама тебе тоже ниточку подкинула!»

— Что-что? — хором переспросили мама с Сашей.

— Ну мам, показывай уже ему его драгоценное пианино! А ты братец-кролик вышивай с любовью, вышивай с вдохновением! — продолжала дурачится счастливая Аня.

Саша, несколько сбитый с толку, покачал головой, а потом радостно, искренне засмеялся, впервые за последний год.

Жила-была одна злая-злая фея, звали её – Мелифисента. Однажды она узнала, что её не пригасили на день рождения её племянницы – Судьбы. И тогда разозлилась Мелифисента, взяла своего верного ворона – Кощея, и пошли они на пару в лес, набрали там глюкогенных грибов, наварили зелья и наслали на Судьбу страшное-страшное проклятие: когда ей исполнится 18 лет, будет вышивать Судьба крестиком, уколет палец и умрёт страшной смертью!

Узнала про это добрая фея Цокотуха. А как узнала? Да из волшебного зеркала. Было у неё такое. Оно было встроено в дно обеденного блюда, по которому каталось молодильное яблоко. И вот смотрела как-то Цокотуха своё волшебное лесное телевиденье, и узнала. Тот час же пошла Цокотуха… Нет, пока ещё не на базар, а только в лес, набрала целебных трав… А потом пошла и на поле, за денежкой. Это Буратино закопал, а вы думали, откуда там денежка-то взялась? Вот Буратино закопал, а Алиса и Базилио вовремя не нашли, денежка и взошла, и выросло то самое дерево с волшебными банкнотами. Только не перед всеми это дерево появлялось, а только перед волшебницами лесными, и то не просто так. А нужно было три раза обернуться вокруг своей оси и громко хлопнуть в ладоши. Сразу три хлопка одновременно. Ну, Цокотуха эти премудрости-то знала, даром что, ли фея? У неё даже крылышки за спиной были. Прозрачные. И как раз шесть лапок – что нужно для трёх одновременных хлопков. Чего она, собственно, и сделала. И явилось перед ней волшебное чудо-дерево, и нашла она на его ветвях ту самую денежку, на которую купила себе волшебный самовар. Да заварила волшебного кофе из целебных трав! И стала гадать на кофейной гуще – что делать! Гадала-гадала, да нагадала – что нужно зелье варить да порчу снимать с прекрасной царевны Судьбы.

Отправилась Цокотуха на базар, да купила теперь к самовару и ещё и большой волшебный котёл из чугуна. Стала варить Цокотуха зелье, да тут вдруг в дверь постучали – сначала тараканы-графоманы, козявки-шмякодявки, блошки-безнадёжки, няшечки-букашечки и жуки рогатые — жёнами предатые… Бабочка-Красавица, потом Кузнечик-Человечек, потом Сверчок-Дурачок, Мышка-Норушка, Лягушка-Квакушка, Зайка-Попрыгайка, Лисичка-Сестричка, Волчок… Гм… Однофамилец со Сверчком… И Мишка-Коротышка. В общем, хорошо, что этот Мишка оказался таким. А то бы всю хату нафиг разнёс… Ну или… Наоборот, плохо… Лучше бы разнёс!

Потому что последним подвалил Паучок… Гм… Однофамилиц со Сверчком и Волчком, в общем, он своей фамилии стеснялся, и всем говорил, что его настоящая фамилия – Мужичок… А так, вообще, личностей с этой фамилией мно-о-о-о-ого, было, даром что ли, фамилия эта – самая распространённая? И тоже ведь обиделся, что его не позвали! Так чего Паучок припёрся? Короче, припёрся и кричит такой:

— Ты чё, Цокотуха, забыла, зачем целебных трав-то насобирала? Ты же собиралась зелье варить да племянницу свою спасать, а эти алкаши сейчас тут всё выдуют!

— Не шуми, Дурачок! – крикнула на него Цокотуха, — Не оскорбляй моих гостей…

Да только Паук-то себя Мужичком считал, а на Дурачка – Сверчок и Волчок откликнулись… Что тут началось, что началось… А ещё Комар под шумок завалился, всех втихаря покусал, потом ткнул пальцем в Паучка и заявил:

— Это всё он! Хлещет кровь прямо из аорты, не стесняется!

— Он, он, — в унисон закивали блохи.

Короче, вышла свалка, с мокрухой и поножовщиной, никто никого в итоге не спас, зелье не сварилось… И…

А Король, отец Судьбы, приказал попрятать все иглы, чтобы его дочь никогда, никогда не уколола палец!

И исполнилось Судьбе 18 лет, и вышивала она крестиком… Поскольку все илы были надёжно спрятаны, или нет, даже уничтожены, вышивала она исключительно в уме… Это было тяжело – держать в уме все вышитые крестики и нолики…

А тут… Комар!!! Заходит такой…

— Я Злодея победил, я тебя освободил, и теперь, краса-девица… Кровушки хочу напиться!

Вскрикнула Судьба в ужасе, прикрылась локтем, да рука с перепугу дрогнула наткнулась пальцем на острый комариный нос… И, короче… Укололась.

Проклятие сбылось. Оно гласило, что когда исполнится Судьбе 18 лет, будет вышивать она крестиком, уколет палец и умрёт страшной смертью! Король попрятал все иглы, но ведь в проклятии не было сказано, что палец Судьба уколет именно об иглу! Говорилось же о том, что случится это во время вышивания, но что вышивать можно мысленно, в уме, Король не подумал…

Но всё оказалось ещё хуже чем просто смерть. Поскольку Комар, будучи кровопийцей, являлся не кем-нибудь, а вампиром, то обратил он Судьбу своим укусом… И да, так и вышло, в свои 18 лет стала она по сути мёртвой, хоть и продолжала мыслить – значит, существовать. Да только и нрав у Судьбы с тех пор скверный стал, упырячий…

И вышивает она теперь уже не в уме, а на волшебном гобелене, что ни вышьет – всё сбудется. Вершит она судьбы людские беспощадно и несправедливо, повергая мир во всё большую и большую власть безжалостного фатализма…