Блиц Министров №68 Голосование.

Тихая осенняя погода. Низкие тучи закрыли небо и медленно плывут над головой. Слабый мелкий дождь шуршит по деревьям, по палой листве, по моей шляпе. Иногда тонкой струйкой затекают за воротник. От этого рубашка на спине промокла и заставляет ёжиться. Брезентовая куртка долго сопротивлялась, но тоже промокла насквозь. Я так увлекся поисками грибов, что даже не заметил, как стало моросить.

К этой поездке я готовился с вечера. Рано утром было облачно, но ничего не предвещало дождя. По дороге в лес, крутя педали велосипеда, я все еще с сомнением посматривал на небо, но там ничего не менялось. Даже если будет дождь, то небольшой, он не помешает. В такую погоду я люблю бродить по лесу, наслаждаться тишиной и покоем. Неделю назад прошли обильные дожди, грибы должны быть. Иногда можно найти такое место, что глаза разбегаются от обилия подосиновиков, лисичек, рыжиков. А иногда попадётся белый – как орден за усердие. Мне нравится искать грузди, но и от других не откажусь. С такими мыслями подхожу к опушке леса. Недалеко приметил отдельно стоящие три огромные сосны и не торопясь направляюсь к ним, посматривая по сторонам. Делаю это специально, растягиваю удовольствие от ожидания предстоящих трофеев.

По пути встретился куст шиповника. Ветки увешаны крупными красными плодами. Не удержался, набрал немного для будущих чаепитий. Сосны встречают загадочной тишиной, неповторимым ароматом хвои и грибным духом. Рядом, на осине, сидит стая ворон. Меня они не замечают, но вскоре раздаётся возмущенный гвалт и суматошное хлопанье крыльев. После того, как они улетели, снова наступила тишина.

Под соснами пока ничего не вижу. Увидел костянку – внукам от зайчика гостинец. Больше ничего интересного. В стороне стоят два красавца мухомора. Шляпы большие, сами свежие, ехидно смотрят на меня и как бы говорят: «Чего ищешь, дядя? Вот же мы!».

Дразнитесь? Ну, погодите, дождетесь у меня. Поддеваю палкой небольшую кочку, а под ней сидит молоденький груздь – восхитительно белый красавец! Снимаю с плеч самодельный короб и начинаю тщательно обследовать поляну. Оказывается, под хвоей прячутся россыпи одинаковых по размеру небольших груздей. Представил, как они будут смотреться, засоленные в литровых банках. С укропчиком, смородиновым листом и разными специями. Какое это удовольствие, открыть зимой банку соленых груздей и ощутить их неповторимый аромат и вкус.

За этой поляной нашел еще одну, потом еще, но тут усилился мелкий, незаметный дождь. Похоже, он давно идет – вся куртка влажная и это меня стало беспокоить. Обратно ехать долго, надо на что-то решиться. Двухведерный короб наполнен почти на треть, негоже бросать работу на полпути. Решил найти еще одну поляну и на этом остановиться. Иду к группе сосен и замечаю, что ботинки стали совсем мокрые и неприятно хлюпают. Мне это совсем не нравится, к тому же стал подниматься туман. И без него было сумрачно, а сейчас почти потёмки. Надо быстрее катить домой.

А вот и орден, даже два! Стоит парочка красавцев-боровичков. Чуть было не раздавил их. Остановился и начал тщательно осматриваться вокруг. А вот и третья награда! Недалеко в траве притаился ещё один толстенький красавец. Надо бы еще поискать да уж больно густо дождь пошёл. Нет, надо удирать. Ухожу под защиту сосен, где все еще сухо, но это до поры, до времени.

Привычно проверяю поляну «на наличие присутствия». Короб наполняется практически до верха. Все, можно уходить. Мне бы только до грейдера дойти, там будет проще. У меня нет никакого желания выходить из-под сосен, но других вариантов нет. Придётся идти под дождём, по высокой траве в противно чавкающих ботинках. Держась за руль велосипеда, решительно двинулся в дорогу. Стало быстро темнеть. Такое впечатление, что меня выгоняют из леса и за мной выключают свет. Впереди показалась роща берез. Все они изогнуты в причудливые фигуры. Наверное, лешие здесь развлекались. От неё до грейдера уже недалеко, но дождь разошелся не на шутку. Впотьмах забегаю в рощу и достаю из багажника кусок брезента.

Много раз он меня выручал. Это не палатка, но какая-никакая, а всё же защита от ветра и дождя. Быстро натягиваю брезент между ветками берёзы и собираю дрова. Обнаружил даже старое кострище, видимо это место пользуется популярностью у грибников. Запылал огонь, от меня повалил пар – жизнь налаживается! Уже не с таким вожделением смотрю в сторону грейдера. Понимаю, ночевать придется здесь. Хорошо, ветра нет, под навесом тепло и уютно, даже есть бутерброд. Целый день ходил по лесу и ни разу не вспомнил о нем, а теперь он в самый раз.

Сижу, опираясь спиной о дерево. Ботинки сохнут отдельно, носки – на ветке. Ноги греются у костра, сам жую бутерброд. Дождь шуршит по листьям, по навесу и вызывает сонливость. По грейдеру иногда проходит автомобиль или трактор. В тумане видны только фары. Вдали чуть видно зарево городских огней. Пригрелся и задремал, а что снилось – не запомнил. Проснулся от того, что озяб – костер прогорел. Дождь пошёл на убыль, слабо моросит. Снова разжигаю костер и собираюсь еще подремать. Усаживаюсь удобнее, закрываю глаза, а сон не идет. Наверное, скоро утро. Посидел немного, глядя на пламя костра, и уснул.

Спал, наверное, долго, а проснулся от того, что на меня кто-то смотрит. Открыл глаза, но никого не увидел – показалось, наверное. Уже светло, туман стоит, но не густой, можно идти. Решил задержаться, посмотреть, есть ли тут грибы. Немного побродил, посмотрел причудливо изогнутые стволы берез. Наткнулся на полянку усеянную груздями. Их очень много. Сюда только на телеге надо приезжать. Спрашивается: зачем я бродил по лесным полянам, где находил по несколько груздей, когда их здесь валом? Достаточно было отойти от грейдера всего-то ничего и вот он, Клондайк. Люблю я создавать себе трудности, а потом героически преодолевать.

. В результате я и мой велосипед загружены под завязку, а на поляне убыли не заметно. Может быть, когда-нибудь, снова наведаюсь в эту Рощу Танцующих Берез, а сейчас надо постараться довезти все это богатство до дома.

С большим трудом, постоянно удаляя липкую грязь и траву из-под крыльев, иду до грейдера. Он щебеночный, местами разбит, но ехать можно. Жму на педали и чувствую себя именинником – грибной поход удался!

Туман какой он? Теплый и верный.

Щенка на исходе зимы принес старший брат. Шел с работы, и вдруг услышал то ли стон, то ли всхлип и стал искать. Ну и нашарил в полупотемках под мостом это чудо. Малыш уже не скулил, а тихо ныл, серая шерстка смерзлась иголками, да и сам он уже был холодным как камешек. Пока шли до дома, щенок немного отогрелся за пазухой и стал проявлять некоторую активность. А выпущенный на пол в горнице стоял, хоть и покачиваясь, но взгляд его был ясным. А еще явно голодным. Васькину плошку с молоком выдул моментально. Кот, с лавки наблюдая за пришельцем, вражды не проявлял, только немного поворчал для порядка. Собаки у нас на тот момент не было. Белка сгинула несколько лет назад. Волки и в деревню заходили. Теперь все зависело от мамы, как решит, так и будет. Мелкий, конечно, помог в принятии решения, под строгим взглядом не стушевался, не забился под лавку, а деловито напрудил на чистые полы лужицу. Пока мать приходила в себя от такой наглости, под просящие вопли и обещающие все на свете клятвы, щенка в три пары рук засунули на печку. И он остался. Шубка у щенка была серо-белая — туманная. А потому и имя пришло само – Туман. И очень оно ему подходило. Пес вырос большим. Нет, не так, он вырос очень бооольшим. И самостоятельным. Был главным кобелем в деревне и порядок соблюдал строго. Не лаял, молча, подкатывался к нарушителю, и взгляда свысока и вздернутых уголков губ хватало, чтобы прекратить драку. Но в наших детских играх участвовал всегда, и опекаемой, была выбрана я. Не знаю почему, может как самую младшую и хилую в семье — сторожил. Утром в школу в город мы ходили с ребятами все вместе, а вот возвращались по-разному, количество уроков не всегда совпадало. Но у меня был личный встречающий. Туман приходил за мной. Откуда он знал, когда закончится учебный день? Но выйдя на крыльцо, я всегда видела его у ворот, ждал. Взмахнет пару раз пышным хвостом, ткнется носом в портфель, и побежал впереди. Серьезный.

Тот день был обычным. Весна с зимой перемешались. Нахлынуло тепло и пало густым туманом на лапы елок, на сугробы под ними, затянуло все вокруг седой пеленой. Мой Туман как всегда сидел у ворот, поприветствовал и растаял. Дорога в белесой мгле только сначала показалась забавной и интересной. Выплывали, являлись и исчезали в небытие деревья, словно не я шла, а они двигались вокруг. И тихо было. Очень тихо. Только мои шаги. Пес периодически появлялся и растворялся. И белая стена вокруг. И заработало воображение. Что там за этой многослойной завесой, легкой и прозрачной вблизи и такой непроницаемой дальше? Только ли лес, только ли снег, куда ведет дорога? Домой ли? И как-то неуютно стало от тех мыслей, и страшно. И охранник видно убежал далеко, давно не появлялся. Я успокаивала себя, что он где-то тут, но память услужливо подсовывала запрет мамы на одиночные походы домой, на подслушанный разговор о вновь появившихся волках… А потом появилось это… Откуда доносилось сопение и шлепки шагов по мокрому снегу понять было невозможно. Вот кажется впереди, а потом вдруг слышнее сзади, а то вот и сбоку. Словно кружил кто-то, нащупывал… Ноги идти отказались враз. Сердце стучало так, что заглушало все звуки снаружи. Туман впереди стал сереть, вытаивала в нем фигура. Человек. И отхлынул страх. И шагнула сама вперед, навстречу.

— Что испугалась, детка? – от мужчины не было угрозы, скорее удивление. Он шагнул вперед тоже и протянул руку, — Иди ко мне.

А я теперь уже четко видела и лицо и фигуру. Это был не наш. И он оценивающе оглядывал меня, словно думая, выбирая, что делать. И решил.

— Ну, чего встала, как вкопанная?– голос сменился, незнакомец понял, что просто так я не подойду. Он уже приказывал — Кому сказал, иди ко мне! Ну же! Быстрее!

Я пятилась назад, он шел вперед.

— Не убежишь же далеко, заблудишься в тумане, — уговаривал мужик, — а со мной хорошо, я не обижу…

«Туман! Туман!» — билась мысль в голове: «Туманушка!» Мокрый снег очень скользкий, ноги разъезжались. А этот серый встречный подходил все ближе и все также пугал чудищами за туманом:

— Кто знает, что там? Там страшно… Там ты одна… и они… А тут я… Нам будет хорошо… Там плохо, там туман…

Это крайнее слово стало решающей каплей, и я заорала в голос – Туман!!!

— Ага, туман, — согласился мужик. В голосе были предвкушение и радость. Это были его последние связные слова.

Словно время остановилось, медленно-медленно выткалась из тумана белая оскаленная морда, вытекло, набирая скорость в прыжке, огромное мохнатое тело. В оглушающей тишине клацнули жуткие челюсти…

Очнулась я от какого-то то странного шипения. Мужик был живой и это он, придавленный Туманом, хрипел, борясь за каждый вздох. Оттащить Тумана получилось только у мамы. Идти этот серийный искатель удовольствий сам не мог, хотя ни одной царапины на нем потом не обнаружили. А Туману горотдел милиции выдал ценный подарок — свинячью мотолыжку.

А потом мы снова с ним каждый день ходили в школу и из нее. И в дождь, и в снег, и в ясные дни, и в туманы…

P.S. В 1947 г. свиная нога была суперпризом. И Туман с нами поделился.

В этот город никогда не заглядывает солнце. Здесь никто не видел ни бесконечно-пронзительной синевы неба, ни белых воздушных шапок облаков. Только белёсый, наполненный влагой плотный саван тумана, облепляющий каждую выемку на стене домов, забивающийся в каждую расщелину между полуистёртыми булыжниками мостовой. Даже в жаркий летний полдень здесь всегда сумрачно и немного прохладно, зябко из-за мельчайших водяных капель. Не слышно шелеста листвы, не чувствуется дуновения ветра. Но и ночь в этот город никогда не приходит, не укрывает темнотой отсыревшие черепичные крыши, не украшает улицы радужными шарами фонарного света, повисающими в небытии, между невидимой землёй и таким же незримым небом. Ни чёрнота ночи, ни яркие краски не могут жить в тумане, ведь там, где царит чёрное, нет места белому, а цветное в белом просто растворяется. Если есть туман – в тумане больше ничего нет. Вот и в этом городе нет ничего, кроме тумана.

Но если в городе нет ничего, кроме тумана, то, может, и города самого нет? Лишь неоформившиеся фантазии, рисующие в том месте угол дома, в этом – живую изгородь и убеждающие случайного прохожего, что где-то там, где совсем ничего не разглядеть, должен ходить трамвай. Но кто видел этот дом, эту изгородь, этот трамвай?.. Только плотный белый туман. А всё остальное – придумано тем самым нечаянным зрителем, случайно попавшим в этот город. Хотя, какой город?.. Нет же его, просто – показалось, чего в тумане только не примерещится. Когда не видно ничего вокруг, даже собственной руки, можно придумать всё, что угодно, и не только окружающие тебя дома, но и их жителей, прохожих, которые торопливо идут мимо, то и дело задевая тебя в тумане. Хотя… Если можно придумать и почувствовать целый город, наполнить его жизнью, то почему не придумать и отсутствие тумана? Пусть все зальёт пламенеющим закатом или позолотит первыми лучами восхода!

Но нет. Сложно придумать то, что видишь чётко и ясно. Или наоборот? Нельзя видеть чётко и ясно то, что придумываешь? Или нельзя придумать чёткое в неясном? Можно закрыть глаза и вообразить вокруг себя и прекрасные миры, и ужасную реальность, но откроешь глаза, включишь свет – и вокруг нет ничего, только привычные стены, диван, стол в углу… Уходит и всё прекрасное, и всё ужасное. Фантазии оживают, начинают дышать только в тумане. Да и сам этот туман – тоже порождение собственных фантазий, того тумана в собственной голове, когда ничего не видно и не слышно, но твёрдо знаешь, что вот здесь что-то есть. И оно появляется именно здесь, и ты ударяешься об угол здания в чистом поле, сокрытом плотным, вязким облаком, оглушающим, мешающим дышать, но дающем предельно реальные представления о месте и времени. Хотя они тоже являются порождение тумана, и того, что в голове, и того, что вокруг.

…Туман в голове человека и вокруг человека – туман, порождённый самим человеком. Туман внутри, туман снаружи, тогда и сам человек – это тоже просто проявление тумана? Сам туман придумывает картины мира для материального и это материальное верит в то, что ему навевает туман, принимает за правило и живёт в соответствии с туманными фантазиями, подчиняясь их закону. И получается всё как-то туманно…

Гринольв смотрел вниз. С места, где он стоял, открывался вид на долину, в которой совсем недавно был его дом. Сейчас там чернели руины, чуть припорошенные снегом. Мать, сестренка, братья – все разом куда-то исчезли.

Оставшуюся часть пути до дома он прыгал по камням, падал, поднимался и снова бежал. Добежав до руин, он принялся разбрасывать доски в надежде, что он пришел не туда, что место просто похоже на то, в котором он жил, прежде чем отправился на охоту. Из-под завала выскользнула синяя ленточка и обвилась вокруг его руки – такую когда-то привез сестренке из странствий отец.

— Айсвег! – охваченный горем Гринольв упал на колени. – Мама! Айсвег! Бьерн!

Три года назад пропал отец, не вернувшись из странствий, а теперь он лишился всей семьи.

— Мама! Бьерн! – его крик взлетел над долиной. Стая птиц сорвалась с деревьев и закружилась в небе, а с огромной сосны посыпался снег.

— Айсвег!

Он не побоялся забраться на самую высокую вершину, чтобы убить горного козла для родных, а теперь им не нужна еда – жители Хельхейма, царства мертвых, ни в чем не нуждаются. Гринольв тщательно исследовал местность, чтобы найти следы врага, который здесь побывал. Ему повезло – возле подножия одной из гор, которые окружали долину, он увидел поваленные деревья и отпечаток огромной ноги. Тут же лежал ледяной обломок – враг перешагнул через гору, поранил палец и сорвал ноготь.

Етун, инеистый етун! Ледяной великан… Вот кто убил всех! Врагу придется ответить за смерть его родных! Гринольв сжал в кулаке великанов ноготь – и тот рассыпался в прах. Так же он поступит с етуном, каким бы могучим тот ни был!

Вернувшись к руинам, Гринольв дал выход своему горю. Он думал о сестренке, маме, братьях: Бьерне и маленьком Асмунде.

Зима в этом году выдалась снежной и морозной. С гор без устали дули ветра, сыпал снег, покрывая толстым покрывалом долину. Старшим – Гринольву и Бьерну приходилось расчищать двор. Между ними часто вспыхивали ссоры – братья сражались за первенство в семье. Бьерн был с норовом, да и Гринольв ему не уступал. Гринольв, старший, был коротенький да крепкий, а Бьерн – тот высок да худ.

В долгие зимние вечера, когда за окном воет ветер, вся семья собиралась у очага послушать старого Арнульва. Тот рассказывал о древних богах, асах и ванах, о змее Ермунганде, который опоясывает Мидгард, об Одине, Локи и Рагнареке, что когда-нибудь разрушит старый добрый мир. За стенами дома шумели ветра и выли свирепые варги, а в доме было тепло и уютно. Тихо потрескивали дрова в очаге, за перегородкой блеяли овцы, а Арнульв говорил и говорил, добавляя к рассказам все новые подробности. Из-под скамеек блестели глаза любопытных вихтов, которые с восторгом слушали рассказы Арнульва. У детей раскрывались рты. Фыркнув, Бьерн тыкал пальцем в разинутый рот брата и тот набрасывался на него с кулаками.

— Тише вы! – сердился дед. – Дом разгромите, неслухи! Гринольв, прибереги силы для охоты, ты теперь кормилец семьи!

Эх, Бьерн, Бьерн, если бы знать, что случится, он бы никогда не воевал с тобой из-за ерунды!

Наконец Гринольв поднялся, встал на лыжи и побежал. Он был маленький, но ловкий, как горный козел. Месть владела его сердцем, придавая силы ногам, зоркость – глазам. Он и не заметил, как пересек границу Миргарда. Перед ним лежал Нифльхейм. Снег стал более глубоким, скалы сдвинулись, небо тяжело и низко нависло над землей. Между туч изредка проглядывало солнце и тогда скалы сверкали холодным ледяным блеском. С гор надвигался туман, зависал над землей плотным тяжелым облаком. Етуны – оборотни и частенько принимают облик тумана, чтобы тайком наблюдать, что происходит у них на земле. Вот и сейчас, увидев путника, туман соткался в огромную белую фигуру и обрушился на землю снежной лавиной. Завизжала буря, побежала за Гринольвом, преследовала его по пятам. А он мчался из последних сил. Гринольв влетел в попавшуюся ему на пути пещеру, упал на колени, задыхаясь от кашля – воздух Нифльхейма полезен только для етунов:

— Кха! Кха! Кха!

Только он укрылся в пещере, как буря стихла, – и наступила тишина. Угрюмо стояли скалы, оцепенев от холода, а по земле снова струился плотный, как овечьи сливки, туман. Откашлявшись, Гринольв достал из сумки фонарь, где тлели угольки из Муспельхейма, и протянул к фонарю руки — погреть. Он отдохнет немного, а потом снова отправится в путь. Гринольв привалился к стене и не заметил, как заснул.

— Ты чего тут расселся, а?! – Гринольву снилось, что пурга застигла его, закружила и помчала к Хелю. Он видел грозную Мордгуд, стерегущую вход в Хельхейм, и боролся с бурей. Разлепив веки, он увидел два огромных глаза. Чуть ниже был нос – утес над щелью, в которой блестели два ряда огромных зубов.

— Ишь ты, брыкается, что твой конь! Ты зачем жжешь огонь в моей пещере?!

Великанша наподдала фонарь ногой. Фонарь, гремя, покатился по полу, врезался в стену, однако выдержал – он был изготовлен из прочного стекла. Гринольв растянул губы в улыбке, стараясь быть вежливым со старой каргой.

— Козлятина, изжаренная на углях, очень вкусна! – сказал он и кивнул на сумку, лежавшую возле стены. – А к ней у меня овсяные лепешки.

Глаза великанши Дэгрун вспыхнули алчным огнем. Она облизнулась при мысли о золотистой, истекающей соком козлятине. Без дальнейших разговоров Дэгрун подхватила человечка двумя пальцами и ссадила на пол.

— Давай сюда свою козлятину и лепешки! Два дня крошки во рту не было!

Дэгрун смотрела благодушно, как человечек соорудил из камней очаг, развел огонь и жарил мясо на камнях. Закончив, Гринольв взял несколько кусков козлятины, положил между двух лепешек и протянул великанше. Наевшись, Дэгрун добродушно спросила путника:

— Каким ветром занесло тебя в Нифльхейм? От Мидгарда до нас неблизкий путь!

— Ищу родных, ушедших в Хель, – соврал Гринольв. Он знал, что великаны путников, идущих в Хель, задерживать не станут.

– Вся семья моя погибла, пока я охотился в горах. Хочу с ними проститься!

— Как звать твоих домашних? – равнодушно спросила Дэгрун. – Етун Бедвар недавно вернулся из Мидгарда. Может, и знает что про твою родню.

Великанша сыто зевнула.

— Угостил ты меня на славу, – сказала она – Отплачу тебе добром и я. Когда пойдешь по дороге в Хель и увидишь башню возле моста Гьолль, сразу поверни направо. Пройдешь немного, увидишь пещеру — там живет етун Бедвар.

Гринольв у великанши задерживаться не стал, распрощался с ней и отправился на поиски врага. Вскоре в густом, словно сливки, тумане забрезжила башня. Там, возле башни, сразу за мостом Гьолль, начиналось царство мертвых. Гринольву казалось, что костлявая фигура стражницы Модгурд без устали ходит взад вперед. Вот она остановилась, вглядываясь в туман. Пустые глазницы на костлявом лице взглянули прямо на путника. Гринольв содрогнулся от ужаса. Он пустился бежать и не остановился, пока не оказался перед пещерой. Отсюда ему были видны три великана, сидевших за огромным столом. Перед ними стояли бокалы с элем, а в деревянных чашах лежало мясо.

— Знатная у тебя баранина, Бедвар! – сказал первый великан, облизывая пальцы. – Жирная, сочная! Где ты раздобыл такую роскошь?

— Побывал я недавно в Мидгарде, – сказал второй великан. — Шел в Йотунхейм и попал туда по случайности. Шагнул через гору да неловко – повредил палец, взвыл от боли, вижу – из дома высыпала толпа людишек с копьями и луками и напала на меня. Я разозлился, собрал негодяев в шапку и выбросил в море, а живность взял с собой – не пропадать же добру.

— Что ж, их путь в Хель был короче, чем у других! – сказал третий великан и, выбрав огромный кусок баранины, впился в него зубами.

Слушая их разговор, Гринольв скрипел зубами от злости, но терпел. Спрятавшись за камнем, он ждал, когда пир закончится – и дождался. Отвалились от стола етуны и, горланя песни, побрели по туманной дороге. Тогда Гринольв достал уголек из Муспельхейма, насадил на стрелу, выстрелил и попал великану точно между лопаток. Етун взревел так, что дрогнули горы и на землю сошли лавины снега. Всколыхнулись на небе звезды и засыпали 9 миров золотом и серебром. Стал етун валяться по снегу, чтобы затушить пожар в теле, руша все, что встречалось ему на пути. Разъяренные великаны не стерпели хаос и забили своего собрата камнями. Умер враг Гринольва бесславной смертью, как хотелось парню и как он того заслуживал.

Только вот тех, кто попал в Хельхейм, не вернуть.

___________________________________________________________________________________________

Мидгард, Муспельхейм, Йотунхейм, Нифльхейм, Хельхейм – 5 из 9 миров древнескандинавской мифологии

Етун – инеистый великан, житель Нифльхейма

Холодная вода темной реки, словно огнем обожгла щиколотки Анны. Она дернулась, но услышав позади конское ржание, решительно шагнула вглубь реки, единственное место, где можно было скрыться от ненавистного герцога. Длинные черные волосы девушки спутались как пакля у старой куклы. Не по сезону тонкое платье белым саваном укутывало тоненькую фигурку, держащую в дрожащих на осеннем ветру руках сверток, который издавал тихое попискивание.

– А ну, стой! – донесся с берега грубый окрик. – Верни мне дочь и делай все что хочешь.

Но Анна, словно не слышала этих слов. Она заглянула в лицо ребенка. А девочка, вдруг перестав плакать, уставилась в потемневшие от помешательства и горя глаза матери, а потом заскулила.

С берега послышалась ругань, а через мгновение герцог слез с коня и поспешил к молодой женщине. Длинные сапоги увязали в илистом дне, и казалось что чудовище, чавкая челюстями, приближается, чтобы напасть на свою добычу.

Анна вздрогнула, когда ненавистный герцог ухватили ее сзади за шею. От неожиданности она разжала руки и плачущий сверток, упал в реку.

– Нет! – в ужасе заорал герцог, оттолкнув от себя некогда любимую им женщину. – Я найду ее, мою дочь. Он встал на колени и стал шарить по дну реки.

– Будь проклят ты, твои потомки и твой город! – Анна подняла к небу руки. – Тебе никогда не найти нас.

В это мгновение вокруг молодой женщины змеей заклубился черный туман, постепенно превращаясь в зловещую ширму, которая вскоре скрыла Анну.

***

Сентябрьское солнце игривыми лучиками вспыхивало в рыжих волосах девушки. Молодой человек нежно держал ее за руку и с тревогой заглядывал в ее зеленые глаза.

– Послушай, Алиса, – мы же любим друг друга, но не можем пожениться. Все что ты рассказываешь, это же просто старая легенда. Сейчас 21 век. А ты мне твердишь про какой-то черный туман.

– Нет, не легенда, Николас. К сожалению, не легенда, – уголки ярких губ дрогнули и поползли вниз. Казалось, девушка сейчас заплачет. Но она вдруг вскинула голову и серьезно посмотрела на молодого человека:

– Каждый год осенью приходит с реки черный туман, и умирают маленькие дети. Черный туман уносит их собой.

– Да это же просто деревенские байки. А дети бывает, конечно, и умирают от болезней или сами по себе.

– Да нет же, нет! – Алиса в отчаянии топнула ногой в коротеньком замшевом сапожке. Это она, Анна приходит сюда с туманом и ищет свою дочь.

– Вот опять. Этот черный туман. Просто наваждение какое-то, — вздохнул Николас. – Ну, хорошо, мы же можем уехать отсюда в город, там пожениться и завести детей.

– Не получится, – с горечью произнесла Алиса.– Молодые девушки из нашего села не могут уехать в город. По дороге их настигает черный туман, и они не найдя дороги, умирают. Многие пытались да ничего не выходило. Каждый год осенью семьи, у которых есть маленькие дети, трясутся от страха. Ведь никто не знает, чьего ребенка заберет собой в этот раз черный туман.

– Да тут у вас всех просто какое-то массовое помешательство, – удивился Николас. – И откуда такое взялось?

– Когда-то давно пару сотен лет назад герцог Ченджер влюбился в дочь трактирщика Анну. Она была необыкновенной красавицей. У девушки не было отбоя от женихов. Но герцог обошел их всех и сумел покорить сердце Анны. С его возможностями это было не сложно. Герцог может и на самом деле влюбился. Он даже объявил о помолвке. Но вдруг выяснилось, что герцог порядочный мот и долгов у него больше чем замков. И тут подвернулась богатая невеста. Тогда он быстренько играет свадьбу и вступает во владение приданым жены. А Анна к тому времени забеременела и родила ребенка. Герцог скрыл это от жены, поселив Анну с ребенком в одном из комнат замков, заперев там ее вместе с дочерью. Но как-то ночью Анна сумела оттуда сбежать и отправилась на берег реки. Герцог узнал об этом и очень скоро ее догнал. Что там произошло точно неизвестно. То ли Анна утонула вместе с дочерью, то ли герцог их обоих утопил. Но на следующий день герцога нашли мертвым на берегу и целый день над рекой стоял черный туман.

С тех пор каждый год осенью появляется черный туман и забирает с собой жизнь ребенка.

– Да, дела, — протянул Николас. – А когда ожидается в этом году этот черный туман?

– Уже совсем скоро, – Алиса поежилась. – После дня, когда перестанет совсем светить солнце и пойдут дожди, ночью спустится черный туман.

***

Николас, раскинув палатку, сидел на берегу реки, обхватив себя руками. Несмотря на то, что он надел на себя теплую непромокаемую куртку, его трясло то ли от сырости, то ли от неясного предчувствия. Он уже три дня здесь находился, но так ничего и не происходило. «Все, сегодня последний день. Завтра заберу Алису и уедем из города», – Николас пошевелил замерзшими пальцами рук и посмотрел на огромный круглый диск луны. Он поднялся, повернулся спиной к реке и уже собрался идти спать в палатку как услышал громкий всплеск. Николас мигом обернулся и остолбенел. Прямо на него по лунной дорожке, ковром выложенной по реке, шла молодая черноволосая женщина в белом легком платье. На руках она баюкалаа ребенка. Николас, как завороженный, пошел ей навстречу. Когда он подошел совсем близко, и заглянул ей в лицо, отшатнулся. Вместо глаз зияли пустые глазницы. Вдруг она выронила ребенка в воду и завыла так жутко, что Николаса охватил ужас. Ноги как будто приросли ко дну и не могли идти. Девушка, прошла мимо него и растворилась в лесу. Николас вспомнил слова Алисы: «Она ищет свою потерянную дочь и взамен забирает чужую».

Николас плюхнулся на колени в воду и стал шарить по дну руками. Вдруг его руки наткнулись на какой-то сверток. Он схватил его, вытащил из воды и понес на берег в палатку. Там он развернул шелковое одеяло, которое, как оказалось, он держал в руках. Он увидел прелестную трехмесячную девочку с синими как июльское небо глазами. Ребенок улыбался и тянул к юноше руки. Николас вскочил, чтобы побежать и позвать на помощь, как вдруг на его глазах ребенок сначала съежился, превратившись в мумию, а затем оказалось, что он держит в руках один скелет.

Николас еле дождался утра. Он собрал все кости и истлевшие уже куски одеяльца, завернул все в свой плащ и пошел в деревню.

Днем священник и все жители похоронили останки на кладбище и поставили на свежей могилке крест.

Вечером того же дня жители увидели, как потянувшийся было от реки черный туман вдруг превратился в серебристый, окутал всю деревню и потихоньку рассеялся к утру, не забрав ничью жизнь.