Блиц Министров №22. Министерия (Читаем. Голосуем.)

Иван Васильевич проснулся от громких криков, доносящихся с кухни. Кричали жена с тёщей.

— Я? Да ты что?! Я, вообще, стараюсь с ней не разговаривать.

— Как же! А кто на дне рождении дяди Вити и ляпнул, что он теперь хорошо устроился, встал на ноги?

— Так ты и сказала. За столом. Я что, не помню, что ли? А разве Любке можно такое говорить? Она же теперь с него не слезет, так и будет жаловаться и тянуть…

Иван Васильевич прекрасно помнил тот день рождения. И помнил, кто бывшей жене Виктора и сказал о новой его работе. Тёща и сказала. Точнее, ляпнула. Зевнув, он отправился на кухню… но лучше бы он этого не делал. И не сказал, вроде бы, ничего особенного. Ну… вырвалось что-то про склероз. А всё это привело к тому, что обе дамы, буквально через минуту набросились на него же. Слово за слово – и всё это вылилось в такой скандал!

И весь день пошёл насмарку. И это называется, приехали отдохнуть. Жена и тёща то дулись, то припоминали ему прошлые грехи. Лёг спать он голодным, потому что кусок не лез в горло, глядя, как и жена, и тёща противно поглощают с постными лицами жирную пищу. А с утра он взял корзинку, и пока обе спали, ушёл в лес. И успокоиться и, может быть, если повезёт, то и грибочков набрать.

С грибами ему тоже что-то не очень везло. За час в корзину попались лишь три сыроежки, пара лисичек и ещё какой-то подозрительный гриб. Видно, придётся, тащиться домой ни с чем, извиняться и «отдыхать» дальше. Не тут-то было! Побродив по лесу ещё с полчаса, Иван Васильевич понял, что заблудился. Это было невероятно, не такой уж большой и, тем более, дикий лес, однако, выйти из него он никак не мог. Побродив ещё немного, он уселся на землю и вздохнул. Паники пока не было, авось кто-нибудь да встретится.

Надежды его вскоре оправдались — за деревьями, действительно, промелькнул кто-то. Иван Васильевич вскочил:

— Эй! Мил человек! Подождите!

Этот кто-то остановился. Иван Васильевич догнал его и в удивлении застыл. Мужчина, довольно преклонных лет, бородатый, взлохмаченный, и одет довольно странно. Кафтан, что ли? Лапти…

«Может, с какой ярмарки идёт?» — подумал Иван Васильевич.

— Никак заблудился? – заулыбался этот странный дед.

— Вроде того… не подскажешь, как выйти на дорогу?

Дед, прищурившись, посмотрел на него, будто в душу заглянул и усмехнулся:

— Ладно, бедолага, так тому и быть. Выведу из леса.

«И то верно, бедолага… — вздохнул Иван Васильевич, идя по узкой тропинке за дедом, — сейчас опять встретят эти унылые, обиженные лица…»

— Что это ты там то и дело вздыхаешь-то? – остановился дед. – Домой, вроде как, просил вывести, а ноги-то и не идут?

— Не идут, дедушка, — снова вздохнул Иван Васильевич. И, неожиданно для себя, взял и всё рассказал.

Дед засмеялся:

— А полез-то зачем? Муж и жена, конечно, одна сатана, но когда рядом тёща, то сатана-то только один – муж и зять, а они-то обе сразу – ангелы, — и дед снова засмеялся.

— Твоя правда. Вернуть бы всё – слова бы не сказал. Лежал бы и лежал, пока бы обе не выдохлись.

— Вернуть, говоришь? – поскрёб бороду дед. – Можно и вернуть. Ну-ка, топай за мной.

Не прошло и десяти минут, как они оба вышли на зелёную полянку. В жизни не видел Иван Васильевич такой чудесной полянки. Трава пушистая, высокая, из травы цветочки торчат разные. Только… тишина странная. Ни насекомых не слышно, ни птиц…

— Ступай-ка на эту травку.

— А что это за место такое? – поинтересовался Иван Васильевич.

— Кто как его называет. Люди – аномальной зоной, я – волшебной. Не боись, ступай смело. Завтра всё образуется.

Иван Васильевич открыл рот, но шаг уже был сделан. В глазах всё закружилось, замелькало, и он куда-то провалился…

Проснулся он от громких криков, доносящихся с кухни. Кричали жена с тёщей.

— Я? Да ты что?! Я, вообще, стараюсь с ней не разговаривать.

Он прислушался. По всему получалось, что жена-то права… Он уже собрался подняться и пойти вставить свои пять копеек, но тут в глазах его полыхнуло зелёным, пушистым… вспомнился старичок, а вместе с ним и всё остальное.

«Так это же я во вчера вернулся, что ли?» — ахнул он про себя. Потом улёгся поудобнее, закрыл глаза и притворился спящим.

— Нет, Машунь, ты глянь! Всё дрыхнет! – голос тёщи.

— А что ему не дрыхнуть-то? Готовить не надо, стирать не надо… — это уже был голос жены.

Иван Васильевич открыл глаза:

— Ну, что раскричались-то? – проворчал он. – Мы, вроде бы, отдохнуть приехали.

А дальше было то, что заставило его вскочить с дивана, схватить корзинку и бежать в лес.

«Только бы заблудиться, — молился он про себя, — только бы заблудиться. Интересно, а может ли меня этот дед вернуть назад лет, этак, на семь?..»

Мой голографический браслет вспыхнул и скользнул змейкой на стол. Я отрешённо смотрела в окно, занимавшее полстены. Свет включать не хотелось, хотя он сам порывался вспыхнуть, но верно чувствовал моё настроение, боялся нарываться.

За окном кипела жизнь: вращались нанокары, звёздной россыпью мельтешили разноцветные огни рекламных вывесок, стальные иглы небоскрёбов распарывали свинцовое брюхо космоса, на летунах пикировала влюблённая парочка. Бесстрашные. Так просто угодить под лопасти скоростного молнехода.

Не всё ли равно? Я видела завтра. Нет, не то, что в мечтах, прогнозах или снах. Я видела завтра, реальное завтра. Которого, можно сказать, уже нет. Вернее, оно осталось во вчера.

Вчера я совершенно случайно забрела в отсек экспериментальных технологий. Подруга проспорила мне ужин, и я разыскивала её в бесконечных лабиринтах Академии будущего.

Бывает, ошиблась дверью. А там никого не оказалось. На столе мерцала секретная разработка «Око жизни». Да, подруга мне проболталась, а ещё я знала, как его активировать. Ну, любопытная я, что поделать!

Не зря говорят, что меньше знаешь, лучше спишь…

Лучше б мой пропуск не сработал в этом отсеке. Но сделанного не вернёшь. И теперь я знаю, что будет завтра. Где-то ближе к полуночи. Моего любимого Техновизиря, самой совершенной и технологичной планеты не станет. Её проглотит внезапно распахнувшаяся чёрная дыра.

Да, я могла бы тут же улизнуть в другую галактику, поднять всех на ноги, растрезвонить во все колокола. Но… Получается, что академики сей факт уже выявили. Правитель в курсе. И молчит. Паники нет, слухов нет. Хотя в коридорах Академии явно опустело.

Сутки я провалялась в глубокой депрессии, не могла ни с кем говорить. Да я полжизни посвятила на процветание Техновизиря. Он мне как родной, часть меня! Как он без меня останется? Как я буду без него? И кем я буду без него? Сама стану чёрной дырой…

И ведь ничего не изменить. Ох, если б я могла уйти во вчера и остаться там навечно.

Время бежало как будто назло, быстро и неумолимо. Меня клонило в сон. Я сутки не спала. Заснуть и больше не проснуться…

Но голографический браслет всё испортил. Интересно, как сработал? Я же поставила блок. Выросла серебристая голограмма подруги.

— Эй, Медира, чего отшельничаешь? Инопланетную заразу подхватила? Чего не в медотсеке? Сейчас такое расскажу!

Я вздохнула и промолчала, а она понесла какой-то бред про немыслимую катастрофу галактического масштаба, которую удалось предотвратить академиками её отдела.

— Так завтра всё же будет? — тихим голосом спросила я и устало откинулась на подушки.

Сезон «свирепого солнца» оправдывал своё название и полуденную Туулу окутывал палящий зной. Но он не мог пробиться сквозь толщу камней, из которых сложен был храм Неба, и внутри храма царили прохлада и покой.

Но безмятежность покоя внезапно была нарушена.

— Хвала Небу, — раздалось от входа.

И гулкое эхо подхватило и унесло в глубину громадного зала «Хвала, хвала, хвала…»

В храм степенно и важно, насколько позволял их возраст, вошли три юных жреца. Степенность давалась им с трудом, поскольку все трое носили ещё детские прозвища и лишь недавно вступили на дорогу, ведущую от малыша к юноше. Другими словами, всем троим было лет по семь-восемь. Первым шёл худенький вихрастый Кузнечик, чуть позади держался Букашик, уже успевший обогнать его и ростом, и шириной плеч. Замыкал процессию крепыш Муравейка, которому степенность походки давалась лучше всех.

От входа в храм они двинулись не вглубь зала к алтарю, как двинулась бы торжественная процессия, а пройдя вдоль стены, свернули в проход, охраняемый с двух сторон статуями небесных стражей. Немного попетляв по лабиринту тёмных коридоров, они добрали до небольшой комнатки, где, склонившись над манускриптом, сидел старый жрец.

— Да будет небо над вами высоким, о, светоч мудрости, — в один голос произнесли ребята.

— И вам высокого неба, дети мои, — улыбнулся старик, поднимая голову. – Садитесь.

Мальчики сели на пол, скрестив ноги, и положили перед собой глиняные таблички, покрытые воском, служившие им тетрадками, и острые палочки для письма.

— Муравейка, напомни нам, какой год нынче год? – спросил старик, глядя на календарь, высеченный на стене комнаты. Календарь представлял собой круг, разделённый на части тремя вертикальными и тремя горизонтальными прямыми. Каждая из частей была покрыта символами, значение большей части которых было ещё неизвестно ученикам.

— Четвёртый год после двадцати полусотен, — важно произнёс юный жрец, — или двадцатый год до конца отсчёта.

— Покажи нам на календаре, — попросил учитель.

Мальчик встал, подошёл к календарю и указал на точку, расположенную на окружности неподалёку от пересечения с центральной вертикальной прямой.

— Молодец, Муравейка, — похвалил его учитель. И продолжил, — а какой сегодня день, Букашик?

— Десятый день сезона Свирепого солнца, — выпалил мальчик.

— А какими знаками мы обозначим солнце, Кузнечик?

— «Сова» для «со», — начал бодро мальчуган, — «лань» для «лн»…

Он замялся и смущённо посмотрел на старика.

— А знака для «це» мы ещё не проходили, — улыбнулся тот. – И как раз сегодня мы посвятим день этому знаку. Где ваши таблички?

Мальчики поднялись, по очереди протягивая ему таблички, на каждой из которых он начертал в углу символ, напоминающий цепочку из трех звеньев.

— Это знак «цепь», которым мы обозначаем звук «це», — сказал старый жрец. – Вы должны научиться правильно писать его. Приступайте.

Мальчики склонились над своими табличками, старательно выводя новый знак. Букашик от усердия даже высунул язык. Но вдруг Муравейка поднял голову от таблички.

— Учитель, а что случится в конце отсчёта? – спросил он. – Когда мы проживём календарь до конца?

Старый жрец печально улыбнулся мальчику.

— Мы не знаем наверняка, — ответил он. – Возможно, наступит конец света. И тогда небо упадёт на землю, а воды безбрежного океана рванутся вверх, пытаясь занять его место, и всё, что не сожжёт огонь небесный, зальёт вода… И никому не будет спасения: ни зверю, ни рыбе, ни человеку…

Старик замолчал, и в комнате повисла мертвящая тишина. Юные жрецы, впервые услышавшие о конце света, сидели объятые ужасом.

— Неужели ничего нельзя сделать? — дрожащим голосом спросил Муравейка.

— Почему же ничего, — ответил учитель. – Вы ведь видели звёзды?

— Да, — ответил Муравейка, и его товарищи согласно закивали головами.

— И знаете, что это не просто огоньки?

Ребята снова закивали.

— Так вот, — торжественно произнёс учитель. — Каждый воин, погибший в бою, каждая женщина, погибшая в родах, каждый герой, принёсший своё сердце на алтарь в этом храме, восходят в небо. И оттуда продолжают хранить Туулу, поддерживая небо и не позволяя ему упасть на землю.

— И чем больше их там будет, тем крепче они будут его держать? – с надеждой в голосе спросил Букашик.

— Да, — подтвердил старик, — тем скорее они удержат его.

— И мы, когда подрастём, отправимся держать небо? – спросил нетерпеливый Кузнечик.

— Вы – будущие жрецы, — сурово ответил учитель. – У вас другая задача – хранить знания, хранить землю и тех, ради кого ушедшие держат небо.

— Но…, — попытался возразить Кузнечик, однако учитель оборвал его.

— Никаких «но», — сказал он. – У воина свой долг, у жреца – свой.

— Учитель, а что будет, если конец света не наступит? – спросил Муравейка.

— Тогда отсчёт начнётся по новой, — ответил учитель.

Подойдя к стене, он провёл рукой по календарю, показывая, как будет вестись отсчёт лет.

— Получается, что вчера станет завтра? – чуть растерянно спросил Букашик.

— Можно сказать и так, — усмехнулся старик. – Но довольно пустых разговоров. Ваши таблички ещё пусты, а до конца урока вы должны заполнить их правильно написанными «це».

Когда Кузнечик вернулся домой, его, припрыгивая от нетерпения, встретила на пороге Бабочка.

— Кузнечик, ты так долго шёл, — закричала она. – Смотри, что у меня есть!

Она протянула ему тростниковую куколку. На головке, скрученной из широких листьев, ягодными красками было нарисовано улыбающееся лицо. И пусть художник был не слишком умел, улыбка получилась очень доброй.

— Ух ты, — удивился Кузнечик. – Откуда это у тебя, сестрёнка?

— Ветка Сирени сделала, — радостно сообщила Бабочка. – И мне, и Стрекозке.

— Надо будет отблагодарить её, — серьёзно сказал Кузнечик, мысленно прикидывая, что полезного он может сделать для немолодой соседки, присматривавшей за его сестрёнками.

— И как ты назвала куклу? – спросил он.

— Она будет Весенней Радугой, — решительно сказала девочка, и помрачнела.

— Весенней Радугой? Как мама? – переспросил Кузнечик и тоже помрачнел.

— Как мама, — повторила Бабочка.

Её губки задрожали, а глаза налились слезами.

— Я тебе секрет открою, только ты никому не рассказывай. Обещаешь? — быстро проговорил Кузнечик, не выносивший девчачьих слёз.

— Обещаю, — ответила Бабочка и с любопытством посмотрела на брата.

— Нам учитель сегодня рассказывал, что мама с папой не просто так ушли на небо, – Они стали звёздами. И, как гвозди, держат его, чтобы оно не упало. И чтобы вчера стало завтра.

— Вчера стало завтра? – озадаченно переспросила девочка, забыв о том, что собиралась плакать…

После ужина Бабочка сидела на крыльце и шептала куколке, поднеся её к самым губам.

— Я тебе секрет открою. Только ты никому не рассказывай.

Куколка благоразумно молчала, а девочка продолжала:

— Папа пошёл бить врагов и стал звездой, чтобы держать небо. Мама родила Стрекозку и стала звездой, чтобы держать небо. Я вырасту и тоже пойду держать небо.

Бабочка сделала паузу и, словно дождавшись вопроса от собеседницы, продолжила.

— Зачем? Чтобы завтра было вчера! Так сказал Светоч Мудрости. Уж он-то точно знает, зачем!

«Завтра было вчера». Никогда не понимал смысла этих слов.

Капля бежит по стеклу. И еще одна, и еще… Август щедр на слезы.

В моем доме темно, я зажигаю свечи. Я погружаюсь в свое завтра.

Рассыпаю полукругом снимки. Синий зонт, синие глаза. Даже улыбка отдает синим цветом того августа.

Черные фонари на высоких витых столбах — как стражи наших встреч. Дождь все хлещет по фасадам домов, по свинцовому пруду, по асфальту, покрытому водой, а ты улыбаешься. Мне и только мне. Ветер треплет твой плащ, играет шарфом…

— Еще пару кадров.

— Дождь же!

— Ничего, так даже лучше.

Зонт вырывается из твоих рук и летит, летит… А у меня — тревога. Зонт — словно синяя птица давних сказок, что нельзя выпускать из рук.

— Как же я люблю этот дождь! – кричишь ты.

Хохочешь, запрокинув голову и вскидывая руки… Дождь ласкает твое лицо вместо меня.

Я так и не поймал твой зонт.

Раньше я ненавидел дождь. А потом полюбил его. Наши разговоры обо всем и ни о чем, один зонт на двоих, стук ударов и шорох стекающих капель…

Мы долго сидели в кафешке, пока не стемнело. Заказанный тобой чай был со льдом; за открытыми окнами билось ненастье, вливаясь к нам шумом и брызгами. Хмурая усталая официантка не выдержала и улыбнулась. Такие мы были счастливые.

Потом мы вновь гуляли под дождем.

— Давай, провожу.

— Завтра, — прижимаешь ты пальцы к моим губам. Дождь закончился, и ты не любишь долгие проводы. — Мы увидимся завтра.

Завтра было первое сентября, и мокрые дороги, и смятый в лепешку автобус.

Мое завтра ушло. Стекло через пальцы, обожгло сердце и пропало. Последним порывом ветра, разводами от капель на белесых лужах. Стерлось полосами дождя…

Я привычно развожу камин. Потом очень аккуратно и медленно складываю твои фотографии. Если бы я поймал зонт! Если бы проводил тебя и остался до утра, а потом сам бы отвез тебя на работу!

Я не могу жить в постоянной боли. Просто не могу. Я вспоминаю всё лишь тридцать первого августа.

Скрип ключа в замке, звук открывающейся двери. Щелчок выключателя.

Свет заливает мой дом, дождь уходит.

— Добрый вечер, дорогая.

— Добрый вечер, любимый.

Я помогаю снять плащ.

— Сегодня опять дождь, — говорит жена.

— Но он кончился.

Она улыбается понимающе.

– Бассейн засорился, я уже вызвала мастера. Газон уже надо стричь…

— Завтра сделаю. Как дети?

— Вымокли до нитки, но все равно играют. Няня приведет их через полчаса. Выпьем чаю? Что может быть лучше чая у камина?..

Окружающие считают меня холодным и бесчувственным. Лишь моя сероглазая жена считает иначе. Она поддерживает меня во всем. С ней я достиг многого. С тобой я бы стал музыкантом – теперь я редко расчехляю гитару. С ней я строгий начальник на большой должности.

С ней все по-иному, с ней нет безумия дождя, с ней тепло, как в нашем доме у камина.

Мне поначалу казалось, что я предаю тебя. Лишь потом понял.

Ты – будешь завтра и вчера. Она и я – сегодня и сейчас.

Поздний летний вечер. Звезды ярко светили на темном небе. На крыльце бани курили Карина и Алешка. Сегодняшний день выдался суетным. Утром приехала каринкина мама, после обеда привезли доски, пришлось разгружать. Вечером затопили баню.

Дочка Света переев впечатлений, еле уснула. Поэтому Карина пошла в баню поздно и вышла оттуда почти в полночь.

Хотя какие в начале лета ночи? Видно, как заря идет за вершинами гор с запада на восток. В четыре утра уже светает.

Было тепло и хорошо было сидеть, курить и говорить обо всем подряд:

— Как думаешь, — спросила Каринка, — лето какое будет?

— Не знаю, — Лешка пожал плечами. – Обычное наверно.

— Лишь бы не дождливое. Май, кстати, сухой был. Заметил?

Лешка кивнул и затушил сигарету. Потом сказал:

— Сухое лето это хорошо. Под дождем строиться – мокро.

Каринка чихнула. С перил шарахнулся кот Филимон. Постоял, глядя на хозяев круглыми глазами и сиганул в темноту. Лешка засмеялся: Ты Лимона перепугала. Кстати, меня Серега-электрик на рыбалку зовет. В Мухорихе его дядьку заберем и махнем на озера.

Каринка удивилась:

— Там же одни индейцы. У него что, дядька индеец?

— Ну, да. По седлам мастер.

— А Серега что?

Серега говорит, что он русский и православный, и дядькины загоны ему до фонаря.

Каринка махнула рукой:

— Ладно, езжай. Мы тут сами управимся. Только Мартынюка не берите.

— Не будем, к нему свояк приехал. Сарай строить.

— Опять? Это который раз?

Лешка усмехнулся:

— Не помню. Кажется, пятый.

Каринка только вздохнула.

Участковый Мартынюк, в трезвом виде был толковым мужиком предпенсионного возраста. Жил один. Писал пейзажи. Его картины висели в сельсовете и поликлинике. В запои Мартынюк не уходил. Потому что, уже после первого литра попадал в разные истории. Из-за этого сарай всё не строился.

Отметив, в очередной раз встречу, участковый со свояком уже били буддистов, лазили на колокольню играть Моцарта. Забирались на телевышку – глушить рекламу. Еще ловили медведя и гоняли инопланетян.

Лешку Мартынюк уважал, как знатока компьютеров.

— Меня Джоник просила — вспомнила Каринка, — кота приютить, пока они на «Живой воде» будут.

— Керамика и бубны от буддистов?

— Ага. Еще чайную юрту поставят.

Каринка размотала полотенце с головы и тряхнула мокрой гривой волос. Запахло речной водой.

— Замерзнешь, – Лешка обнял жену за плечи, – пойдем чайку попьем?

— Еще покурю и пойдем, – Каринка чиркнула зажигалкой. – Хохму хочешь? Вовка Попугаев передумал быть кришнаитом. Решил стать простым веганом. Я молоко брала, так Климовна говорит, для кого курей со свиньями держать? Предлагает корову купить.

Лешка на мгновение остолбенел:

— Нет уж, лучше я ему мозги вправлю.

— Только его сейчас нет. — Он туриков — фрицев в горы повел.

— Вот вернется и вправлю. Здоровый лоб, туринструктор, а туда же. — Лешка хохотнул, — Главное, что бы он после этого в растаманы не подался, а то посадят.

Вдруг над деревенской улицей в сторону горы Стаи бесшумно пронеслось что-то округлое и светящееся. Каринка с Лешкой, вжали головы в плечи, дара не последовало.

Лешка встал:

— Странно, удара не было. За Стаю улетело?

Каринка тоже поднялась с крыльца:

— Может, у них авария? Почему сюда? – Ракетные ступени обычно падали в безлюдных районах.

— Нет, – помотал головой Лешка. — На сайте Роскосмоса ничего…

— Может, секретный запуск?

— Да это вообще не ступень. Они летят оттуда – Лешка показал на запад, — и падают туда – указал на восток. – А эта …

И вдруг выругался. Каринка все поняла:

— Думаешь, это они?

— Конечно! Ну что они вечно так не вовремя?!

— Ты же им сказал летом прилетать. Вот они и…

Лешка тяжело вздохнул.

В апреле случилась дурацкая история. Снег на горах еще не весь сошел. В романтическом порыве Лешка полез на Стаю за первоцветами для жены. Благо склон горы начинался почти в конце улицы. День с утра был солнечный, но к обеду небо затянуло облаками. Набрав цветов, Лешка спустился с горы к дороге, ведущей к дому.

Выйдя к обочине, Лешка увидел самое настоящее НЛО, перегородившее дорогу. Тарелка висела в полуметре над разбитым асфальтом. Перед ней стояла группа пришельцев — большеглазых, в серых комбинезонах. Подробно рассматривать их у Лешки времени не было. Потому что метрах в десяти от НЛО к обочине приткнулся УАЗик. А сам участковый, стоя посередь дороги, орал на инопланетян, зло и матерно:

— …А нечего мне тут! Ишь!.. Моду взяли! Или что, раз тарелка, то правила нарушать… дорогу перекрывать?! – Мартынюк, с налитыми кровью глазами, уже размахивал пистолетом. Он был… пьян. Совсем.

Лешка ужаснулся и бросился спасать братьев по разуму:

— Сан-Иваныч! Ты с ума сошел?! А если выстрелишь?! Они ж пришельцы…

— Как пришельцы, так и ушельцы!

— Да они ж в правилах не бум-бум!

— Мне пофиг! Много я таких видал, которые ни бум-бум!

— Слушай, не дай бог конфликт будет. Это ж чужая цивилизация!

— Они на моей дороге стоят!

— А вдруг война? Тебе оно надо?

Тут участковый на секунду задумался и неожиданно-спокойным голосом сказал:

— Да, тут ты прав. Война – это не надо. Держи…

И Сан-Иваныч вручил пистолет Лешке. Повернулся и пошел к УАЗику.

Но у машины вдруг просветлел лицом и заорал:

— Война?! Это они мне?! Угрожать?!!! Это они конфликт хотят?! Щас я им устрою конфликт!.. Мартынюк полез в машину и достал двустволку. Лешка похолодел…

Разоружить участкового удалось на легко. Тот почти не сопротивлялся. Пришельцы взволнованно перечирикивались, глядя на все это безобразие.

Лешке стало неловко за землян. Мартынюк, матюкаясь, растерянно топтался возле машины.

— Вот что, Сан-Иваныч, садись в машину. Я тебя домой отвезу, — строго сказал Лешка. Мартынюк удивленно задрал брови:

— А эти как же?..

— Никак. Они тебе приснились.

— Да? – участковый перевел взгляд с пришельцев на Лешку. – Это точно? А то смотри, Леха. Я тебе верю! – И Мартынюк погрозил пальцем.

— Иди-иди, верующий, не тормози, домой пора.

Лешка помог участковому забраться в УАЗик, и подошел к инопланетянам.

— Вы уж извините, господа-товарищи, не вовремя вы немного. Видите, человеку плохо. А он у нас — Власть. Сейчас мы вам ничем помочь не можем. – Лешка закинул на плечо двустволку. — Вы попозже прилетайте, хорошо? Летом у нас тут красиво. – Слышно было, как в УАЗике ворочается Мартынюк. Лешка поднял с обочины букет цветов и отполовинив, протянкул высокому инопланетянину и протянул цветы:

— Вот, возьмите на память о Земле.

Инопланетянин очень аккуратно взял цветы четырехпалой рукой, в ответ протянул зеленую пластинку, и что-то чирикнул. В голове у Лешки прозвучало: «Согласие. Мы вернемся позже.»

Лешка кивнул и положил пластинку в карман.

— Спасибо вам. Извините, что так вышло…

И тут от машины послышался рев участкового:

— А вот мы сейчас проверим, как они снятся!.. В руках Сан-Иваныч держал карабин.

— Твою мать! — заорал Лешка и кинулся к участковому – Иваныч, не сходи с ума! Ты что, сесть хочешь?

— Садятся за людей! – свирепо возразил Мартынюк, целясь в тарелку, – А эти — не пойми что!

Лешка схватился за ствол карабина и заорал уже пришельцам:

— Да улетайте же! Видите, человек не в себе?!

Пришельцы очень быстро забрались в тарелку, и та исчезла в облачном небе.

Участковый сразу успокоился. Сказал только, глядя в небо:

— Улетели. Вот козлы! – и полез обратно в машину на заднее сиденье. Где тут же и уснул.

Лешка его домой довез. И пистолет в кобуру вернул.

И не стал ничего про пришельцев рассказывать. Участковый подозревал, что это ему не приснилось. Но Лешка молчал как партизан.

И вот тарелка вернулась. К Мартынюку свояк приехал, сарай делать. В пятый раз. А Лешка этим летом хотел еще второй этаж достроить.

Если с пришельцами официальный контакт устанавливать, это не до стройки будет. Это же правительство, минобороны, Академия наук и ФСБ… Еще неизвестно, вдруг крайним оставят.

Лешка решительно нахмурился. Действовать надо было быстро.

— Слушай. А где их пластинка:

— Она в документах лежит. Ты к ним собрался? Я с тобой!

— У тебя голова мокрая, — Лешка потрогал волосы жены.

— Ничего страшного. Я куртку с капюшоном надену. – Потом посмотрела на Лешку жалобно, – Мне же тоже интересно.

Лешка улыбнулся:

— Ладно, пошли. Надо только фонарики взять.

Через десять минут хлопнула калитка, и Карина с Алешкой отправились на Стаю.

-Что ты им скажешь?

— Чтобы прилетали в конце сентября.

— Как? Почему?

— Карин, времени нету. Мне строить надо, огород опять же. Вот выкопаем картошку, пусть тогда и прилетают.

— А они не обидятся, что ты их опять так выпроваживаешь? Они контакт хотели еще как бы вчера, а ты…

— Вот пусть их вчера — будет завтра! Разумные существа, поймут.

От крыльца бани уже не было слышно голосов и не было видно света фонариков. Над горной долиной, над селом, стояла ночь. На черном пологе неба перемигивались яркие звезды.

Продолжение этой истории случится в начале октября. О нем будут рассказывать все газеты и новостные каналы. Оно станет новой эпохой в истории человечества.