Блиц Министров №102. Голосование

Сегодня я проспал раннее утро, когда мы все втроём собирались идти на рыбалку.

Соседа Витьки уже не было дома, а Колька не пришёл ко мне домой.

Знакомой тропинкой я прибежал на нашу обычную стоянку на берегу озера.

Витька уже расставлял удочки по местам. А выше на берегу валялся его рюкзак и

лежала наша старая развёрнутая палатка. Он мне крикнул:

— Ставь палатку и собери немного сухих веток, Лёшка! Я сейчас расскажу тебе новость.

Вон видишь, справа стоят две оранжевые палатки. Это приехали учёные из Москвы.

Помнишь, у нас по деревне ходили байки про какое-то чудовище.

Будто кто-то видел, что оно появляется вечером посредине озера

перед заходом солнца и сразу скрывается.

Так вот, наш учитель Семён Иванович написал своему другу учёному в Москву про то,

что в нашем озере водится лохнесское чудовище. Он мне рассказал.

Вот они и приехали искать чудовище!

И действительно, рядом с палатками я увидел людей, достающих из ящиков

баллоны от аквалангов и ещё какую-то аппаратуру. Ещё выше на дороге

стояли легковая и грузовая машины.

После того, как я поставил палатку, у нас начался настоящий клёв.

И мы занялись рыбой. Наловили много и не заметили, что подошёл вечер.

Поужинали сваренной на костре ухой. Искупались. И довольный проведённым днём

я спросил:

— А что же наш друг Колька не пришёл.

— Ты знаешь, он каждый вечер куда-то сматывается. Я несколько раз заходил к

нему вечером и не заставал его дома. Сейчас давай устраиваться спать,

завтра надо рано вставать,- ответил Витька.

— Постой, постой, а как же чудовище? Я тоже хочу его увидеть,- спохватился я.

— Ну, как знаешь, а я пошёл спать,- пробурчал Витька и полез в палатку.

Но я из-за любопытства всё-таки решил проверить эту байку и пошёл по берегу.

К тому времени наступили вечерние сумерки, и манящяя гладь озера загадочно

поблёскивала при лунном свете.

Та часть озера, к которой я приближался, густо поросла камышом. Недалеко на

берегу валялась старая полусгнившая лодка.

Сквозь камышь я заметил странное движение, и вдруг, оставляя за собой

волнистую дорожку, к средине озера направилась маленькая голова на длинной шее,

которая напоминала лебединую.

Я так и застыл в каком-то необъяснимом страхе, но потом отошёл от этого состояния

и решил проследить за этим чудовищем. Найдя на берегу длинную палку для

самообороны, я спустился ниже и затаился перед камышами за той лодкой.

Раздвинув палкой камыши, я наблюдал, как эта головка, дойдя до средины,

сначала повернулась и начала приближаться к берегу. Как раз к тому месту,

где затаился я.

Всё ближе, ближе и ближе.

И я вдруг увидел, что рядом с головой чудовища появилась белая пластиковая

дыхательная трубка!

И вот в нескольких метрах от меня эта голова начала подниматься, а за ней…

А за ней появилась человеческая голова, маска для плавания под водой, руки,

спина, ноги. Этот человек снял со своей головы самодельную резиновую шапку,

похожую на шею с головой чудовища. И я узнал нашего друга Кольку!

— Так вот кто это чудовище! -закричал я, выскочив из-за лодки и очень

испугав Кольку.

— Ёлки-палки! Вот напугал как!- прошептал Колька. Но затем спохватился:

— Нет, нет. Только ты никому не рассказывай. Пусть поищут эти учёные,

А то они привыкли на разных сказках делать деньги. Я читал про эти их фокусы.

Потому и решил всех попугать.

И мы решили позже рассказать всем про это.

Холодно. Боже, как же мне холодно. Кто я? Где я? Долгое время я не могла двигаться и открыть глаз. Словно тело было моим собственным гробом. Сон опутывал липкими щупальцами спрута, возвращая меня в небытие. И сквозь полный паралич мышц я ощущала многотонное давление. Что-то сидело на моей груди и пыталось душить. А я не могла издать ни звука. Я задыхалась. Пыталась вдохнуть воздух, но его не было. И тогда мне удалось открыть глаза. Тёмная мутная холодная вода была моей колыбелью. Мне казалось — я тону. Словно рыба, которую выкинуло на сушу судорожно хватает ртом воздух, я пыталась, но уже не могла дышать. Склизкое каменистое дно, на котором поблёскивали осколки стекла, не отпускало меня. Моё тело, привязанное к огромному валуну джутовой веревкой, не могло вырваться из этого тинистого омута. Я была мертва.

Как долго я здесь находилась? Я не помнила. Тело белое, одутловатое, покрытое рваными ранами часто подвергалось нападению мелких водных хищников, но теперь на мне прорастали водоросли. Они тянулись к свету. Я помнила тепло ласкающего солнца, и сквозь маревую колеблющуюся поверхность угадывала время суток и года. Однако не смотря на сезон здесь было жутко холодно. Над поверхностью хлопали крыльями перелетные птицы, устраивающие завтрак и ужин прямо надо мной. Подныривая, замирая и словно подмигивая мне, хватали мелких рыбёшек шустрые утки и величавые лебеди. Озеро находилось в лесу. И часто мой покой нарушали лесные жители, прибегающие на водопой.

Сейчас было лето. В воде плескались двое семилеток. Мальчик и девочка. Они были близнецами. Я помню их. Раньше, когда глаза были сомкнуты, я слышала их плескание. Потом приходил взрослый и заставлял их выбраться из воды. Они всегда расстраивались. Меня влекло к этим детям, я тянулась к ним всеми силами, мыслями, слабеющей верёвкой и зелено-бурыми водорослями. Я хотела их оставить себе, но не понимала почему.

Наступила зима. Поверхность озера покрылось льдом. Было тихо. Только дремлющие рыбы издавали бульканье и трещал лёд. Но вот я слышу чьи-то шаги. Дети скользят по льду. Им весело. Они смеются. Звонко и жизнерадостно, напоминая о лете. И тут лёд трескается, покрывается быстро растущей паутинкой под девочкой, и она проваливается под воду. Она тонет. Я тянусь к ней на помощь, мои водоросли уже достигают ребёнка, но верёвка всё ещё не отпускает меня. И тогда я увидела его. Он нырнул в воду, чтобы спасти свою дочь, и я узнала своего убийцу.

–Сколько вам можно говорить, – кричал он уже на берегу на орущего мальчика и испуганную мокрую девочку, – не ходите к этому озеру, никогда! Слышите…

*

Тогда я вспомнила всё. Мы приехали на выходные в его домик в лесу. Купались в озере. Ужинали при свечах. Занимались любовью. Всё это напоминало сказку. Я была влюблена. Но всего одна фатальная ошибка. Стеклянная крыша оранжереи и сквозняк. Дверь захлопнулась, и крыша обрушилась на меня. Зачем я только зашла в эту оранжерею? Глубокие многочисленные порезы. Я истекала кровью. Я просила его отвезти меня в больницу. Но он сказал, что не может. Сказал, что не сможет это объяснить беременной жене.

–Ты женат? – не знаю, что было больнее, порезы или эта новость, – прошу тебя, я никому не скажу, помоги мне…

–Прости меня, – обнимая, он оказался сверху и начал меня душить, –прости…

*

Я хотела отмотать время назад, и забыть кто я и как сюда попала. Мой беззвучный крик слышали только рыбы. Течение тщетно пыталось меня убаюкать, оно только помогало мне освободиться от джута. С каждым колебанием воды веревка расползалась об осколки стекла. Я мечтала о мести. Я хотела забрать у него всё. Я ждала лета. Дети всегда так непослушны. Они легко запутаются в водорослях и навсегда останутся со мной. Уж я об этом позабочусь…

Что может быть лучше поезда? Уж точно не самолёт! Разве можно сравнить уютное, убаюкивающее «тук-тук» с рёвом двигателя? Или лёгкое покачивание вагона с турбулентностью? И разве можно в самолёте улечься, да ещё и ножки вытянуть?

Но главное, чего не будет в самолёте – так это той долгожданной, традиционной трапезы, начинающейся сразу же после первой остановки, на которой все дружно, закупаются у бабушек горяченькой картошечкой. Это вам не «курица-рыба».

А потом начинается настоящее священнодействие. К дымящейся картошечке присоединяются варёные яйца, помидоры, огурчики, хлебушек… ингредиенты ритуального пиршества могут немного отличаться, но одно остаётся обязательным и неизменным – это жареная курица!

Причём, поедается всё это с таким аппетитом, что невольно закрадывается мысль – а не предшествует ли поездке обязательный пост?

Вот и Степан Борисович масляными глазками с нетерпением поглядывал на жену, а точнее на необъятную сумку, из которой та доставала всякую снедь. Ехали они отдыхать в Ялту аж на две недели.

— Любушка, — простонал он, — ну нельзя ли побыстрее? Картошечка остынет.

Любовь Васильевна меж тем, выложила на столик яички, соль, помидоры, нарезанный батон хлеба, колбаску… затем вытащила большой пакет с разной собственноручной выпечкой, пошарила в сумке рукой и… подняла глаза на мужа — взгляд их был испуганным, несчастным и обречённым…

— Ох… — выдохнула она, — кажется, курица-то осталась дома, на столе…

— Нет курицы? – голос Степана Борисовича упал почти до шёпота. – Как это нет? Да ты поищи…

Жена потрясла пустой сумкой.

На мужа нельзя было смотреть без слёз. И то верно. Можно забыть соль, хлеб, даже чемодан! — но забыть курицу…

— Ну, ты вот… — пролепетала Любовь Васильевна, — покушай колбаски с картошечкой… а хочешь пирожка?

Но Степан Борисович безмолвствовал, на лице его выражалась глубокая скорбь.

Попутчики же, меж тем, приступили к трапезе, но, глядя на несчастную чету, жевали медленно и без аппетита – им кусок не лез в горло. И вскоре перед супругами стали появляться разные части куриного тела, приготовленные по разным же рецептам.

Оживившийся Степан Борисович лишь смущёно бормотал:

— Что вы, что вы… право, неловко… благодарствую…

А Любовь Васильевна присовокупляла к благодарности ещё и пожелания здоровьица, да не от себя лично, а от самого Бога.

После трапезы пришло время чая, и уж тут наступила очередь Любови Васильевны отдать должок щедрым попутчикам. Её выпечка всегда встречалась на «ура» и родными, и знакомыми, и не было случая, чтобы отведав её угощение, тут же не стали просить рецепт. Вот и сейчас дамы поахав-поохав, окружили её, прося рецептик такой тающей во рту выпечки.

В вагоне становилось жарко, то тут, то там стали предприниматься попытки открыть окна, кое-кому это даже удавалось, и Степан Борисович снова подал голос:

— Любушка, давай достанем из чемодана мне майку. В рубашке я совсем упарюсь.

— И не подумаю! – сердито ответила жена. – Вечером станет прохладно, да ещё и сквозняк при открытых-то окнах. Или хочешь приехать больным на море, как в тот раз? Жар костей не ломит!

И вдруг ойкнула и прижала руки к щекам:

— Ой, Стёпа… нас же не будет две недели! Окна все закупорены… погоду на ближайшую неделю обещают, как на юге – за тридцать… а на столе эта курица… представляешь, какая будет вонь? … не выветришь…

— Не будет! – хохотнул муж. – Когда приедем, то дверь будет взломана и опечатана. Соседи полицию вызовут – скажут, что чуют трупный запах. А мы никому не сказали, что уехали.

В вагоне засмеялись – оценили шутку.

Ночь прошла спокойно, все дружно спали, а утром к туалету выстроилась длинная очередь. Настроение у всех сменилось с– «ну, поехали!» на «скорей бы уж, надоело ехать…»

Степан Борисович затормошил жену:

— Давай чемоданчик достану. Вынь мне маечку, себе сарафан, а я пойду, займу очередь.

— Да посиди ты, торопыга. Успеем. Ехать ещё полтора часа, очередь рассосётся – мы и пойдём.

Действительно, очередь вскоре стала рассасываться, пассажиры возвращались на свои места.

Степан Борисович вытащил из-под полки чемодан, открыл его и… по вагону потянулся чесночный с тухлинкой аромат.

Поверх одежды лежал чёрный, полиэтиленовый пакет, из него и шёл этот запах.

— Это что?! – вытаращил глаза Степан Борисович. – Ку-курица?..

Сунув нос в пакет, понюхал и посмотрел на ошарашенную жену.

— Слушай… может, она ещё… того?..

— Именно, что того! – сердито ответила жена. – Вон даже лежит, как труп, в чёрном мешке!

И, выхватив пакет из рук мужа, потащила его выбрасывать.

Вагон хохотал.

Вот и скажите, может ли случиться нечто подобное в том же самолёте? Впрочем, один раз было, пусть и не подобное, но… но это уже совсем другая история.

Свернуть с пути иногда полезно

Это случилось в середине августа.

Алексей, деловой человек, замдиректора в крупной фирме, занимающейся недвижимостью, ехал за город. Он должен был встретиться с хозяином коттеджа. Этот коттедж продавался. И если Алексей сумеет продать его, то лично ему перепадет хорошая сумма.

Алексею было тридцать восемь. Всю жизнь после института он выбивался в люди и считал, что процесс этот не окончен, что останавливаться нельзя. Он любил делать дело, любил деньги. У него самого был хороший домик в коттеджном поселке. Правда, земли мало, а соседей вокруг много. Таких же владельцев домиков, машинок, бассейнов.

Была у Алексея и жена. Неглупая и симпатичная женщина, которая с его материальной помощью вполне успешно держала косметический салон. Оба были деловыми, занятыми. Детей не рожали. Об этом и подумать было нельзя. Некстати им дети совсем.

И вот едет Алексей за город с огромным желанием заключить выгодную сделку.

На дороге он увидел женщину. Уже почти старушку. Она стояла у обочины с пустым ведром и робко тянула руку, чтобы хоть кто-нибудь подвез. Алексей видел таких бабушек часто: они продают яблоки, цветы, картошку… Но чтобы машину ловили — этого не видел. Поэтому остановился. Женщина даже сразу и не поняла, что такая дорогая машина остановилась ради нее. Алексей бибикнул и спросил:

— Вам куда?

Женщина встрепенулась. На глазах были слезы.

— Сынок, мне надо далеко. У меня там сын попал в аварию. Позвонили — сказали, что в больницу забрали его. Подвези, милый. У меня деньги есть.

Алеша открыл дверцу, пригласил сесть.

Место, которое указала женщина, было не по пути ему: он развернулся, повез.

Женщина сидела рядом, тихонько. И неслышно плакала. Алеша стал осторожно расспрашивать ее.

Сын ее был шофером на грузовике. Живут в деревне. Она продает овощи- фрукты-ягоды, а сын ее отвозит и привозит. А вот сегодня не смог…

Алексей привез ее прямо к больнице. Она стала совать ему какие-то деньги, но Алеша решительно оттолкнул ее руку, вышел из машины, помог ей вылезти и пошел с ней в больницу.

У сына оказалось сотрясение мозга и перелом ноги. Опасности для жизни не было. Леша видел, как женщина, узнав об этом, немного успокоилась и села на банкеточку в вестибюле.

— Может, Вас подождать да обратно отвезти, — спросил Леша.

— Ой, милый ты мой! Дай Бог тебе здоровья, родимый. Я уж никуда не поеду. Тут буду. Сына ведь надо выхаживать.

Алексей нашел врача, порасспросил. Попытался дать денег, чтобы лечили мужика нормально. Но врач удивленно посмотрел на деньги и сказал, что страшного-то, мол, ничего, зачем деньги. Бинты есть, гипс тоже. Шприцов навалом.

Тогда Леша стал совать деньги женщине. Та отнекивалась, не брала, говорила, что она сегодня хорошо заработала: аж две тысячи! Но Леша урезонил:

— Нет, мать. Ты уж возьми. Сколько ты тут пробудешь, есть — пить надо. Потом машину надо будет брать — везти домой сына.

Алексей выехал из поселка, когда уже вечерело. Часов семь было. Он ехал мимо поля. И неожиданно свернул в него, вглубь. Вдали виднелся лесок.

Он отъехал достаточно далеко от дороги, вышел из машины и рухнул в траву. Полежал на спине, повернулся на живот. Стал нюхать траву и немудреные цветы в ней. И даже застонал от радости! Нет, не хотелось ему сейчас никакого коттеджа и никаких денег! Не хотелось домой. Он хотел, во-первых, чтобы сын этой женщины выздоровел, а во-вторых, хотел остаться в этом поле и никуда отсюда не уходить.

Леша позвонил жене и предупредил, что сегодня не приедет. Это случалось, она не удивилась даже. Знала бы она, почему он сегодня не приедет, наверное, психушку бы вызвала — подумал Леша и засмеялся, громко и счастливо.

Он лежал и вспоминал слова старой песни:

Нет, не для славы чемпиона

Мы вырвались на полверсты,

А чтоб упасть освобожденно

В невытоптанные цветы…

Переночевал он в машине. А завтра продолжил свои дела.

Только этот вечер в траве и ночь в поле… Это осталось навсегда маленькой и теплой тайной.

Лёшик сидел на кочке и старался не шевелиться. Он вцепился обеими руками в ивовые ветки и пытался сохранить равновесие. Оно сохранялось плохо, потому что кочка вихлялась от малейшего движения, а к тому же затекло все тело, и не двигаться было практически невозможно. Лёшик понимал, что еще немного и он ухнется в холоднючую воду старого омута. А не хотелось. И в который раз вспоминался коварный Буль-Буль. Это он предложил подглядеть в купальскую ночь за русалками, мол, сильно интересно, полезно для развития, и тайну озера узнает. Лёшик уже давно понял, что полезно, ума точно прибавилось не вестись больше на провокации друга. Но кто же думал, что Буль-Буль на такое способен. Сам-то поди давно уже сны видит, а вот он – Лёшик сидит тут как бельмо на глазу – видный всем и каждому. Лёшик представил, как наутро весь лес будет обсуждать, что это делал младшенький леший на озере ночью? И точно обсмеют и припоминать будут нескончаемо, и от мамки достанется, как есть достанется… Но в холодную воду лезть… бррр… И вряд ли та тайна того стоит. И кочка уже от берега отплыла, назад не перепрыгнешь. А из протоки уже доносились голоса. Русалки! Маленький леший тихонько взвыл, и кочка под ним почти вся окунулась в воду. Что делать-то?! С русалками лучше не шутить, они, конечно, ничего ему такого не сделают плохого, но болтать будут век об этом, и припоминать, и обсуждать… и пойдет слава… ох, вот влип-то! Лёшик с тоской обводил взглядом недосягаемые сейчас кусты на берегу и вдруг наткнулся на ответный взгляд. Девчонка. Рыжая. Лешик рассматривал чужачку, она разглядывала его с любопытством и явной усмешкой. Таких в их лесу точно не было, Лёшик всех местных обитателей знал в лицо. Может она из-за озера? Эх, вот и там узнают о его позоре… Лешачонок совсем скис.

А девчонка улыбалась, ей весело было. Ведьма, как есть ведьма. И тут у Лёшика родилась мысль. «Ведьмы же многое могут, вот, например, кочку приманить к берегу. Могут ведь? Попросить?» Ведьмы видимо точно могли многое, и даже читать те мысли. Потому что девчонка что-то тихо-тихо прошептала и просто поманила рукой к себе кочку. И та двинулась к берегу. Лёшик чуть не свалился в воду от неожиданности, но все же удержался. Доплыл до берега и перепрыгнул на твердую землю.

— Спасибо, — поблагодарил спасительницу, и, немного помявшись, спросил, — А ты из-за озера?

Та кивнула, подтверждая худшие догадки. Вот точно он звездой всех сплетен для ближайшей и дальней округи будет. И долго…

И тут девчонка заговорила:

— А меня Маруся зовут. Мы к вам недавно перебрались. А ты что тут делал? Рыбу ловил? Так не время и место, да и неудобно…

Ведьмочка тараторила без остановки. Лёшик даже не успевал рот открыть, чтобы ответить, хоть на один вопрос. Да, видно и не нужно было, потому что монолог продолжался.

— А у вас тут хорошо, людей нет, спокойно. И красиво. А еще знаешь, — и девчонка заговорщицки понизила тон до шепота, — мне ваш водяной вчера рассказал, что у вас тут озеро волшебное. С тайной. А узнать можно только в купальскую ночь. Подсмотреть!

И добавила уже нормальным голосом:

— Будешь узнавать?

Еще сидя на кочке, до ведьминского монолога Лёшик решил, что никакие тайны ему не нужны. А вот Буль-Булю точно надо помочь открыть тайну появления дружеских фингалов.

Но вот сейчас, глядя в яркие зеленые глаза, Лешик почему-то забыл о своих намерениях по торжеству справедливости. Он только молча кивнул головой, как деревянный болванчик на полке у них в доме. Мама говорила, что то подарок от какой-то далекой- далекой родни, и бережно хранила. Болванчик был немой и со всем соглашался, размеренно и неспешно кивая на любое прикосновение. Вот и Лёшик стал таким — онемел и соглашался.

— Тогда пошли! – скомандовала ведьмочка и отправилась вдоль берега. – Они вон туда выйдут, к прогалине. А мы-то как раз и увидим все, а они нас нет, мы в кустах схоронимся.

Девчонка лезла по высокой прибрежной траве напролом, ноги запутывались, идти тяжело. «Леший я или нет? — подумал Лёшик, — уже и траву приструнить не могу что ли?» Прищурился, фыркнул, и легла трава под ноги шелковым половичком. Маруся, оглянувшись, улыбнулась, словно горсть солнечных зайчиков бросила в мальчишку. И пошла еще быстрее, почти побежала. Лёшик поспешил за ней, попутно раздумывая: «А откуда ночью взялись солнечные зайцы?»

Кусты были хороши. Густая листва скрывала любителей тайн от посторонних взглядов, но давала прекрасный обзор всей полянки. Тихое журчание воды предупредило о том, что вот-вот появятся озерные девы. Русалки выходили из воды, поднимались на невысокий бережок, где луговина переходила в лесную полянку, закрытую с трех сторон кустами да лесом. По краю полянки густо рос папоротник. Лешик, как и все лесные жители знал, что папоротник не цветет, то людские сказки. И русалки точно не его выходят искать. А что? Интересно же, жуть! Ведьмочке тоже было интересно, она, не отрывая взгляда, следила за рассыпавшимися по поляне полупрозрачными девушками. А они, немного похороводив, разошлись по траве в разные стороны. Одна остановилась совсем рядом с подростками. Те дыхание затаили, чтобы их не заметили. Но русалке было некогда. Она сняла с шеи жемчужное ожерелье и, напевая простенькую песенку, стала разбрасывать жемчужинки.

— Ты теки мой ручеек, — упала на землю первая сияющая капелька, вспыхнула и исчезла.

— Набирайся силы, — вторая жемчужинка затерялась в густой траве.

— Светлым будь на целый год, — третья проскакала и растворилась вслед за подружками.

— Напои лесной народ, — сыпались и сыпались светлые капельки из разорванного русалочьего ожерелья, разбегались по ямкам и впадинкам, превращаясь в чистую воду, тут же уходящую в землю. Вот и последняя сверкнула и погасла, отдавая свою силу лесному родничку. А русалка, чуть повернув голову к кустам, вдруг добавила:

— Принеси любовь и свет, тем кто верит в чудеса… Сохрани на много лет от чужого зла…

И неспешно пошла, поплыла к берегу, где уже собирались ее подружки. Они поболтали, пожурчали немного и, спустившись к воде, уходили в глубину.

Лёшик не мог оторвать зачарованного взгляда от чуда, происходящего на полянке. «Это же надо! Вот откуда роднички появляются, вот откуда силу берут! А он-то всегда считал русалок пустыми балаболками. Вот глупый! – Лёшику стало стыдно и неловко, но и одновременно его распирал восторг от увиденного, от узнанного. Чувства и мысли сбились в кучку, перемешались и не давали успокоиться. Он перевел ошеломленный взгляд на спутницу. А та сияла спокойствием и умиротворением. Лёшик такой был, когда маминых пирогов с земляникой наедался. Сияние над полянкой угасло, все стало таким привычным, обычным, будто бы ничего и не было. Как вдруг ведьмочка запустила руку в лёшиковы космы на голове, пошебуршила там и протянула ему руку.

— Вот, гляди, запутался – на раскрытой ладони сидел светлячок. – Отпустим?

— Это он был солнечным зайчиком! – воскликнул Лёшик, — а я все думал…

Маруся засмеялась, сверкнула зелеными глазищами, и Лёшику стало удивительно легко, даже мысль о мести Буль-Булю потускнела и куда-то пропала.

Светлячок поводил усиками, поперебирал лапками и, засветив фонарик, сорвался с девчачьей ладони в полет. Две фигурки, освещаемые рождающейся зарей, стояли на краю леса и смотрели, как улетает вдаль живая маленькая ночная звездочка. Ведь для того, чтобы исполнилось загаданное желание необязательно, чтобы звезды гасли. Когда они зажигаются тоже здорово!