Блиц Министров № 25. Голосование

К чему приводит любопытство? К открытиям! Уж я-то знаю!

Взять, к примеру, огонь. Откуда всем известно, что если его тронуть, то обожжёшься? А? Потому что любопытно было его потрогать. Или… мухоморы. Красивые, и грибами пахнут. А есть нельзя, отравишься. Но кто-то же их ел? — раз потом об этом все узнали. И, думаю, что не один человек ел, и ел не от голода. А кто-то, даже узнав о том, что они ядовитые, всё равно, ел. Те же шаманы – им, видите ли, хотелось увидеть то, что другие не видят. Любопытство? Оно самое!

А что им ещё оставалось делать? Они же люди, а не коты. Это любой кот без всяких мухоморов может видеть то, что скрыто от людских глаз.

Взять меня — я всё вижу! Например, вижу, как хозяин деньги прячет от хозяйки. Заначку делает. Ну, совсем, как кот. А ещё и подмигивает: «Пушок, ты ведь никому об этом не расскажешь?» Шутит, значит. А зря! Рассказать-то я, конечно, не смогу, а, вот, раскопать и в зубах принести – легко! Только делать я этого не буду из мужской солидарности.

Но это ерунда. Это, всё-таки, материальное. А, вот, кто из вас может видеть Домового? Никто. А я могу! Иногда хозяин замечает мой взгляд в никуда, спрашивает: «Это куда это ты уставился? Кого ты там видишь?» А хозяйка отвечает: «Мошку какую-нибудь, наверное». Так и хочется им сказать: «А вы мухоморчиков пожуйте, увидите, настоящего Хозяина. А вы у него так… квартиранты».

Первый раз я увидел Домового, когда меня только принесли. Увидел и испугался – понял, кто в доме Хозяин. Но очень уж мне хотелось кое о чём его расспросить, любопытство просто глодало, и однажды, за миской молока, я ему и задал вопрос – почему в дом первой пускают кошку?

Он мне и рассказал, что раньше люди верили в домовых, почитали их, и кошек тоже приносили в новый дом и пускали первой, приговаривая: «Вот, тебе, Хозяин, лохматый зверь на богатое жильё». А со временем вера в домовых пропала. И от тех времён остался лишь этот обычай – приносить в дом кошку.

— И то хорошо, — вздыхал Домовой, — есть кошка – есть и Хозяину еда. Раньше-то домовым молочко наливали да за печку ставили, а так – хоть кошке нальют, и домовой попьёт, молочка-то. Правда, в нонешнее время и кошкам не всегда молочко наливают, это мне повезло. А другие домовые вместе с кошками на корма перешли. А что делать?

— А если у кого дома кота нет? – спросил я.

— Тогда и уюта не будет, — сказал Домовой, — мы, когда голодные, то и осерчать можем – и тогда убирайся на дню хоть десять раз и посуду постоянно мой, а всё будет грязь и гора посуды собираться в раковине.

— Так, значит, не коты приносят уют? – продолжал любопытничать я. – Значит, и без кота уют будет, если просто домовых кормить?

— Будет, — усмехнулся Домовой, — только ведь и людей таких за болезных примут — кота нет, а миска с молоком стоит, — и, глянув на меня, утешил, — домовые создают уют, а домовым создают уют кошки. Так что, друг без друга мы никуда.

Как видите, любопытство – дельная вещь. Не будь я любопытен – вы бы ничего про это и не узнали!

Но однажды оно меня всё-таки подвело. Хотя… как сказать.

Сидел я однажды на балконе, смотрел вниз – а внизу и травка, и деревья, и птички скачут… в общем, много чего любопытного. Прикинул я высоту – вроде бы, не так уж и высоко – и спрыгнул! Полёт прошёл нормально, посадка была мягкая. Сижу на земле и головой кручу во все стороны. Правда, стороны всего три, сзади дом. Ни дать, ни взять – витязь на распутье. Подумал – и пошёл налево, куда все коты ходят. Иду, воздух нюхаю, а воздух повсюду одинаковый – котом пахнет! Что такое? И тут мне навстречу выходит сам обладатель этого запаха. Как глянул я на него – мама родная! – морда бандитская, глаза презлющие, хвостом машет… Я как заору! Сижу и ору, а ему хоть бы что, надвигается молча! Не выдержал я – и бросился от него наутёк. Остановился лишь тогда, когда травой запахло, а не им. А бежал-то долго – ничего себе он территорию захапал! Огляделся – и сразу пришёл в уныние. Домов много, а какой из них мой и не знаю.

Что было потом – лучше не вспоминать. И страшно было, а потом и голодно, а уж какая тоска была по дому! Дня два просидел в кустах, потом вылез, бреду неизвестно куда и, вдруг, слышу: «Кис-кис… Пушок, Пушок!» Смотрю – человек какой-то незнакомый, но мне уже было всё равно, и я пошёл на зов. А он меня на руки взял и домой принёс. Ко мне домой!

Вот тогда я и сделал то самое важное открытие, к которому привело моё любопытство. Я оказался очень дорогим котом! Нет, не так. Я понял, что я очень дорог, а это согласитесь куда дороже просто дорогого кота, потому что хозяин отдал этому человеку всю свою заначку.

Больше я никуда не убегал, да и любопытство сменил на философию. Философствовать куда более приятно, к тому же и безопасно.

Лежишь, этак, себе на диване, смотришь в потолок и строишь разные теории, а уж на практике пусть их любопытные проверяют и делают свои открытия.

Варвара Степановна Сорокина была почтенной замужней дамой мещанского сословия. Женщиной она была доброй, словоохотливой, но очень любопытной. Всё время ей хотелось узнать, что, где и с кем произошло, да и поделиться этим знанием не считала зазорным, а очень даже общественным благом. Надо сказать не одна она такая была — сорокинские чаепития славились на всю округу и собирали всех жаждущих новостей. И вот однажды на таких посиделках за чаем и были озвучены соседкой-купчихой слухи. Да, какие!

А дело было в том, что к купцу Защёлкину приехал намедни сильно важный господин. Уж точно из высших чинов, в мундире золотого шитья больше чем сукна зелёного, ордена и награды всю грудь закрывают, и при сабле. Как есть при параде для важных визитов! И ведь ничем тот Защёлкин не славен, чтобы гостя такого ждать – торговал скобяным товаром, прибыли большой нет. И что тому посетителю надобно — неизвестно. Интерес подогревался ещё и тем, что Защёлкины с Сорокиными были, если и не во вражде, но и не в дружбе точно. Давным-давно лет семнадцать уж поди минуло, Варвара Степановна была в дом соседский вхожа и привечаема, и даже, как кума, вместе с купцом ходила в церковь записать новорожденную дочку. И надо было такому случиться — отвлёкся молодой отец на думы, и на вопрос священника о имени младенца промедлил с ответом, а Варвара Степановна возьми да и скажи: «Юлий он у нас, Юлий!» Перепутала с соседским же мальчиком, что в тот же день родился, и к которым на крещенье она тоже была звана. Священник так и записал — 31 мая сего года родился младенец мужеского пола, и наречён Юлием. Вот скандал-то был! Хорошо ещё священник не упёрся, запись исправил, но кошелёк купца сильно похудел. С тех пор Защёлкины на Сорокиных и в обиде. А дочь купца стала Юлией и выросла в красавицу и умницу. Отбою от женихов не было. Вот тут-то и смекнули кумушки, что гость по делам свадебным явился к купцу. И стали думу думать — ежели сват такой весь блестящий, то каков жених-то? И выходило, что званием никак не меньше князя! И это к скобяному торговцу! И что тут между почтенных матрон началось – и ахи и вздохи, и счет приданного, и виды на столичную жизнь и торговлю невестиного папеньки, озолотеет купчишка при таком-то зяте! И так трещали, что вышел сам Сорокин муж и, услышав новости, очень удивился и посмеялся. Варвара Степановна сразу поняла, что супруг знает — кто у Защёлкиных, но не скажет при гостях. А потому чаепитие было свернуто в самые короткие для приличия сроки, и все соседушки разошлись по домам.

Юлий Петрович Птичкин удовлетворенно потянулся и радостно выдохнул. Кому-то могло показаться и пустяком несколько строчек в дневнике. Зато какие строки! Юлий Петрович всю зиму и весну пребывал в размышлениях, и все то смутное, порой смущающее, а порой и вовсе кажущееся несбыточным, наконец-то вызрело и обрело ясность и законченность письменной формы. Итак, жизненные цели были поставлены, ориентиры определены. Теперь можно и в жизнь воплощать. Между прочим, в третьем пункте там шла речь о некоей особе по имени Юлечка Защёлкина, кою Юлий Петрович в мечтах своих видел и именовал не иначе как Юлией Михайловной Птичкиной. Но тут вдохновенные мечты были прерваны громкой беседой. Сорокинские кумушки расходились по домам, но новостью о светлом княжеском будущем дочери купца Защёлкина не переставали делиться. И их думы по этому поводу и услышал Юлий Петрович, сидящий у окна за столом. Ушат холодной воды не произвел бы большего впечатления на мечтателя. Как, где и когда, почему эта юная и безответственная особа предпочла ему какого-то гадского князя?! Что князь был гадским, сомнения не вызывало, но про безответственность были некоторые раздумья. А может это происки папеньки, он-то от княжеского титула не откажется. Мысли в голове у Юлия Петровича метались как всполошенные куры. Но толку-то от тех метаний, надо было действовать и незамедлительно. И Юлий Петрович, не мешкая, отправился к соседям, чтобы самолично удостовериться в своем положении в сердце Юлии Михайловны.

На исходе весны ночи в Замоскворечье душисты и звонки. Заливаются в сиреневых ветвях соловьи, поют о любви, и совсем не обращают внимания на тихое сопение и шебуршение внизу — нет им дела до людей. А там, в гуще душистых кустов, что обступают беседку в защёлкинском саду, затаилась Варвара Степановна. Муж её на расспросы не повёлся, от жениного любопытства отмахнулся одной фразой, мол, ничего интересного нет — родственник приехал. И еще любопытнее стало, поскольку не знала Варвара Степановна ничего о таких родичах купцовых, значит, надо лично узнать и проверить. А на чай приглашения не дождёшься, вот и пришлось по кустам, как тать, лазить. В тех же кустах, только чуть поодаль от Варвары Степановны, обретался и Юлий Петрович. У него задача была более романтичная, но и он в гости зван не был.

А купец и гость его провожали вечер тихой беседой, разговор вели о вещах заморских и совершенно неинтересных подслухам в сирени. А потому вскоре стало Варваре Степановне в кустах неудобно, то ветка в бок вопьется, то лист по лицу елозит, да и мнилось, что кто-то рядом сопит. Ночь, темно, одна. И стало ей страшно, и очень захотелось домой.

Юлий Петрович сначала внимательно слушал речи в беседке, но о будущем Юлии Михайловны ни слова обронено не было, да и сама она на чаепитии не присутствовала, а сидеть и вздыхать в темном кусте надоело. И Юлий Петрович решился возвратиться домой. Но не тут-то было. Когда он устраивался в дозор, на дворе был ранний вечер, все хорошо виделось, а сейчас оказалось, что ступить некуда – кусты шуршали и оглушительно трещали, ломавшимися под ногами ветками. А лишнего внимания привлекать не хотелось, вон купец с гостем явно услышали и обеспокоились, что это там в кустах за беседкой завелось. А потому Юлий Петрович притих, надеясь, что хозяева скоро успокоятся.

Варвара Степановна совсем обомлела, когда кто-то начал ломиться сквозь сирень. И стало еще страшнее, когда всё стихло буквально в шаге от неё. Она явно слышала сдерживаемое дыхание ночного злодея. Кто же ещё ночью полезет в чужой сад? Решил гостя у купца ограбить, вот время и выжидал. А сейчас прознал, что и она тут, и решил свидетельницу того… Додумать чего это «того» Варвара Степановна не смогла, душа не вытерпела накала страстей и вылилась в вопле: «Спасите, люди добрые, убивают!», а ноги уже несли, не разбирая дороги, прочь из кустов.

Когда у вас прямо над ухом начинают неожиданно вопить про убийства, то мало кто окажется хладнокровен, чтобы не закричать в ответ, но подпрыгнет-то уж точно каждый. В кустах прыгать неудобно. Это Юлий Петрович понял сразу, но зато оказалось почему-то очень легко бежать в противоположную сторону от кричавшего.

Не ожидавшие такого развития событий, купец и его гость с изумлением наблюдали, как из сиреневых кустов выскочили две тени и бросились бежать в разные стороны, огибая беседку. Причем одна истошно вопила, а другая молча, но очень быстро летела прочь от зарослей. Бежали они по кругу, и встреча была неизбежна. Она и состоялась ровненько на том месте, где свет керосиновой лампы освещал дорожку к беседке. Варвара Степановна пала в объятья Юлия Петровича, и вместе они повалились трепыхающейся кучкой перед ступеньками. В таком пикантном положении их и увидело все защёлкинское семейство, на крики Варвары Степановны и жена купца прибежала. Даже опознание Юлия Петровича не принесло Варваре Степановне успокоения, завтра все Замоскворечье будет знать про ее ночные похождения, купчиха Защелкина тоже любила посудачить. А когда Юлий Петрович увидел, кого он поймал, то мысленно начал уже прощаться и с Юлией Михайловной, и с самим житьем в родном доме. Уж эти две всем растрезвонят, что и где он делал этой ночью.

Ах, как вкусен чай, привезенный гостем из далекой Индии. Ах, как приятно вспомнить былое, когда робкий студентик, рассказывал Вареньке про далекие края, и как интересно бы там побывать. И уехал, и пропал на долгие, долгие годы… Но все же вернулся живой и сидит теперь такой важный в орденах и медалях, но так же рассказывает истории, что случились с ним в заморских странах и весях.

А Юлий Петрович слушал рассуждения папеньки Юленьки о ценах на шпингалеты и задвижки и соглашался, что московские власти совсем не думают о поддержании купечества, и что толковый помощник в торговом деле – это уже половина выручки. А её маменька все подливала в чашку ароматного чая и подсовывала под руку то калачик, то плюшку сдобную.

Августовский лес разрисован первыми красками осени. Из мягкого зеленого мха торчат разноцветные сыроежки, их шляпки, усыпанные каплями дождя, мерцают в лучах полуденного солнца. Ветки малины от тяжести ягод клонятся к земле, и Кристина осторожно, чтобы, не дай бог, не смять, снимает их и кладет в корзинку. Иногда она смотрит на соседний куст и улыбается – там стоит ее муж Стас, загорелый, сильный и прекрасный, словно могучий языческий бог. Кристина гостья в этом мире. Муж привез ее в Лыкошино – крохотную деревушку на краю земли — отдохнуть от дел, забот и набраться сил. Здесь он вырос и жил до тех пор, пока не отправился в странствие по бескрайней дороге судьбы. От большого мира деревушку отделяют густые леса, реки и озера. Здесь cвоя атмосфера, свои правила и своя игра. Кристине нравится тут все – и тяжелая, полная ягод корзинка и терпкий сосновый запах в жаркий летний день и внезапный ливень, промочивший лес насквозь, и ощущение, что из густой листвы кто-то смотрит на нее любопытным прозрачно-зеленым взглядом. Ей нравится зыбкость границы, пролегающей между двумя мирами, – Явью и Навью, которую она интуитивно ощущает.

Кристина подхватила корзину с ягодами, тихонько охнула “Ого” и покачала головой, когда Стас предложил помочь. Лесная тропинка, уйдя от дороги, завилась петлей и уперлась в озеро, где вода стоит почти вровень с берегами. Это озеро носит название “Мертвое”. По краю земли растут сосны, отражаясь в неподвижной, гладкой, словно зеркало, воде. Здесь царит тишина – настоящая, мертвая, лишенная звуков, которыми обычно полон лес, – пения птиц, жужжания пчел над пестрыми цветами иван-да- марьи, шелеста листвы. В близость Нави в этом месте верится легко.

-Искупаемся?

Стас прыгнул в воду с подгнивших, наполовину ушедших под воду мостков, и крикнул:

-А вода здесь волшебная! Искупаешься — станешь красивей всех других девчат. Попробуй!

Кристина кивнула. Она зашла в воду по пояс, сцепив зубы от холода, – на дне озера били ключи – окунулась – и скорей на берег. Она достала из кармашка шорт крошечное зеркальце и пытливо вгляделась в свое отражение. Кожа стала мягче и ровнее, щеки покрыл легкий румянец, а светлые волосы завились в крутые кудри. Кристина и будто не Кристина. Она усмехнулась, не до конца поверив в свое волшебное преображение.

Стас вернулся на берег с охапкой лотосов, их стебли, словно струи, стекали с его влажных рук.

-Какая красота! Чудное озеро!

-Чудное? Но это еще не все. Смотри!

Стас сложил пальцы горсточкой и прокричал негромко, словно кого-то звал:

-Ау! Ау! А-а-а-у-у-ка-а!

Его крик вспугнул ветер, дремавший в камышах. Ветер взвился в небо и понес слова Стаса над озером, над лесом.

-А-а-у-ка-а!

Захохотало, загремело эхо все мощнее, басовитее и пошло качать деревья, сгибая чуть не до самой земли. И казалось Кристине, что это ликует от избытка силы огромный, поднявшийся во весь свой исполинский рост былинный богатырь.

-Стас, не надо! Прекрати.

-Да ты не бойся! Ты со мной! – сказал Стас снисходительно. Он проворчал под нос непонятные, тревожные слова “Шел, нашел, потерял” – и тотчас ветер стих, упав в озеро гирляндой искусно переплетенных веток ивы. Стас выловил гирлянду из воды и надел жене на шею.

-Носи на здоровье! Теперь ты здесь своя. И ничего не бойся – я спасу тебя от всех бед и напастей. Кристина взглянула с обожанием – и прижалась к сильной мужниной груди.

А потом они шли домой, собирая растущие вдоль дороги грибы. Стас с увлечением рассказывал жене о диковинках этих мест. Вот мелькнула из-за пушистой елки ярко-рыжая лиса. Вот забавный ежик, свернувшись шариком, спрятался под куст, нацепив оранжевый листик осины на игольчатую спину, а на мягком дорожном песке отпечатались следы крупного волка. На березовых ветках струились чьи-то длинные зеленые косы и улыбались навьи лукавые глаза, а в оврагах распустились цветы загадочной разрыв-травы. И шептал что-то ветер, наговаривал сказы в тихом шелесте густой березовой листвы.

Кристина срезала несколько белых грибов на высоких тонких ножках – “ледырей” по-местному и потянулась за растущими чуть в стороне маслятами. Под ветвями пушистой елки она нашла боровички и пошла вдоль канавки, собирая желтые лисички. Только срежет один грибок, тут же приходится нагибаться за вторым, а тут и третий, четвертый, пятый. Не заметила Кристина, как ушла далеко от дороги и попала в лесную чащу. Тянутся стволы деревьев вверх, сплетаясь густыми кронами, а сквозь листву сочится призрачный зеленоватый свет. Сосны и ели покрыты мхом, длинными прядями свисающим с веток, — и так красиво и загадочно вокруг, что дух захватывает.

Под одной из елей росли грибы с плоскими, как у свинушек, шляпками, образуя просторный круг. Скользнул под елку луч света – и засветились грибы, замерцали желто- синими искрами. Соткалась из этого мерцания легкая воздушная фигурка девушки, а за ней другая, третья – и вот уже множество бесплотных призрачных фигурок закружилось в легком воздушном танце. Все быстрее кружатся девушки, в сумасшедшем вихре летят их пышные длинные платья. Смотрит на них Кристина с удивлением, любопытством и восторгом. Хочется ей дотронуться до них, чтобы убедиться, что они реальны, что не привиделась ей эта красота. Сделала она шаг вперед, еще шаг – и вот уже кажется, что женщины ей улыбаются, зовут к себе. Протянула руки Кристина и коснулась одной из них. Тотчас схватили ее женщины, затянули в круг. Танцует она и чувствует, как становится легче, прозрачнее. Тянет ввысь ее неведомая сила, поднимает вместе с легким облаком танцующих женщин все выше и выше – к звездам, к чужим неведомым планетам. Улетела Кристина в чужой неизвестный мир, только гирлянда, сплетенная из веток ивы, осталась лежать на земле. По гирлянде и нашел это место Стас. Рыдал и звал свою жену – только все напрасно. Не вернулась к нему Кристина, видно, лучше было ей в ином, навьем мире.

Вадим потянулся довольно, глянув на колонки цифр подписчиков.

Открыть платную подписку или продать права? Осталось выложить треть только что законченного романа.

И том и в другом были свои плюсы. «Оксана Серебро» в последний раз пролистал Эпилог. Выловил два повтора и одно выпадение из фокала. Доказал сам себе, что это повтор намеренный, который можно отнести к «оригинальному стилю Оксаны Серебро», а выпадение из фокала не мешает восприятию, а скорее, ставит точку в истории. Выражаясь кинематографичным языком, этакий отплыв камеры от героев, замерших в объятиях на крыше полуразрушенного небоскреба.

— Как ты можешь любить меня, Серебро? – прошептал главный герой, простой сисадмин Вадим. Привычно неловко двинул ногой, и кирпич упал на голову недобитого злодея.

— Потому что лишь ты любишь меня такой, какая я есть. Не истребителя нечисти, не главу клана «Летящие клинки», а просто – Оксану! – ответила она. Огненные волосы развевал ветер, а показавшиеся в невеселой улыбке два широковатых передних зуба придавали Оксане особый шарм. Она вытерла окровавленный клинок, спрятала его в металлическую косметичку и улыбнулась.

Мир в очередной раз был спасен, а Оксана нашла свою любовь. Что для мира, как оказалось, было не менее важно.

Вадим был известен в узких кругах как «Оксана Серебро». Хотя ему не советовали брать псевдонимом реальное имя героини и ее прозвище, это сработало лишь на привлечение читателей.

Герои романа несколько раз сходились и расходились, запутанная детективная история развернулась лишь в финале, описания логова борцов с нечистью в сочетании со скромным бытом сисадмина, известного своим гениальным умом и невероятной невезучестью, внезапно понравилась искушенной публике.

А все началось со скромной косметички жены. Да, Вадим взял имя героини, и даже внешний облик обожаемой супруги. Чему она была не слишком довольна, но и возражать особо не стала. Она вообще все больше тревожилась, читая новый роман супруга, и Вадим даже порадовался, что заканчивал его без Оксаны.

Однажды из ее косметички выпал острый как бритва скальпель.

Вадим не смог удержать любопытство и потянулся к нему, пошутив, что таким скальпелем хорошо трупы вскрывать!

Оксана очаровательно покраснела – прямо в тон своих невозможно рыжих волос! — долго и мучительно признавалась, что маникюр она привыкла делать сама и вот этим самым, жутким на вид, остро заточенным скальпелем, орудовать которым ее научила бабушка. И который она хранит в память о ней.

Скальпель и правда выглядел очень старым. Червленым какими-то завитушками по ручке и с таким лезвием, что зеркало позавидует.

Вадим вспомнив источник его писательского вдохновения, слишком резко отодвинул кружку с кофе от ноутбука. Тут же, чертыхнувшись, кинулся вытирать пролитую жидкость с клавиатуры.

Прислушался – в доме было тихо. Дописывал Вадим свой роман в мансарде, а сегодня очень уставшая Оксана давно и сладко спала в спальне на первом этаже.

Вадим решил, что с кофемашинкой, купленной специально для него любимой супругой, он справится и в одиночестве. Завязал халат поплотнее, сунул ноги в шлепанцы и спустился на первый этаж.

Дом был Оксанин, вернее, той самой загадочной бабки, которая оставила внучке небольшое наследство, дом за городом и острый червленый скальпель. Однушка Вадима в центре сдавалась за неплохие деньги и, с учетом его приработка, позволяла ему не чувствовать себя нахлебником у богатой и красивой женщины, выбравшей его непонятно почему.

Оглушительная тишина ночи прервалась воем собаки, тут же стихшим. Чернота углов колола глаза. Вадим поежился и почему-то не стал включать люстру. Слабая желтоватая подсветка дала ему без приключений добраться до маленькой кухни.

Он нажал кнопку, шагнул вперед, и тут одновременно произошло множество событий. Вадим зацепился за что-то шлепанцем, поскользнулся и грохнулся на пол. А в процессе махания руками в попытке удержать равновесие дернул за край кофемашины. Что-то брызнуло и неимоверно заискрило, что-то без сомнения опасное просвистело надо головой Вадима. Чья-та тень мелькнула над ним, слившись с другой тенью. Всклокоченный клубок из двух тел прокатился по кухне, собирая по дороге и круша все, что можно. И наконец все стихло.

Вадим дрожащей рукой потянулся к выключателю.

— Знаешь, дорогой, — откинула рыжую прядку со лба супруга. – Мне даже не пришлось что-то делать.

Под ее ногами медленно истлевало тело мужчины. Обожженное, с воткнутым в грудь серебряным скальпелем.

— Ты очарователен и неподражаем! Его в первую очередь поразило током от закоротившей кофемашинки. Надо будет усилить защиту дома, — чмокнула Оксана оторопевшего супруга и улыбнулась, показав два передних широковатых зубы. – Знаешь, когда ты начал это писать, было забавно. Потом – опасно. А сейчас я просто горжусь тобой. И люблю.

Вадим вытаращил глаза, а Оксана поцеловала его еще раз. И хотя вокруг не было полуразрушенного небоскреба, почувствовал он себя на вершине мира. Подлую мысль – а стоит ли писать про путешествия к звездам? – он засунул в самый дальний ящик своей души. В конце концов, он уже так много знал про это свое «Серебро»! Вот только что из правда, а что вымысел?

Почему-то совершенно не было страшно. Словно он знал: то, что он писал, было правдой. Оксана все не прерывала поцелуя, и мысли о том, что надо бы расспросить про бабушку, остававшуюся загадкой, и правда ли, что «Летящие клинки» избрали своей обителью старую ветку метро, пропала.

Ничего.

Пальцы зачесались начать второй том – и проверить!

— Как вы могли? Ваш поступок настолько безответственен, безобразен!.. – Профессор Флин метался по кают-компании. – Вы будете исключены из университета, это не подлежит обсуждению. Но что нам делать сейчас? Вы сорвали планы экспедиции! Выбросили на ветер деньги университета!.. Что вы молчите, Сташек? – профессор уставился на черноволосого студента, сидящего на краешке стула с планшетом в руках. Тот робко поднял глаза на профессора и пролепетал что-то неслышное. — Что вы там бормочете?

— Я проверял свою теорию…

— Какую теорию? Почему для проверки нужно портить половину оборудования? Почему вы не посоветовались со мной? – Обиженно взревел профессор. Потому что знал ответ на последний вопрос.

Беньямин Сташек родился в эпоху второй НТР. К пятнадцати годам Беня заметил, что он не популярен среди девушек. Главную роль в этом сыграли его скрипка и техническая неподкованность. Здраво рассудив, что не боги горшки обжигают, он взялся за учебные программы. Продолжая заниматься скрипкой, он начал посещать общественные технические лаборатории, семинары и конференции постоянного действия. Преподаватели только руками разводили. Гуманитарий чистой воды, Беня ухитрялся разбираться с формулами и применять их. Причем неплохо. И если бы не его психоэмоциональная карта, карьера ученого ему была бы гарантирована.

Бене, на самом деле, было невообразимо трудно. Он откровенно не мог понять, как из одних формул получаются другие, и почему какие-то доводы становятся доказательством теоремы. Отчаявшись, он решил для начала просто знать. И он знал – формулы веществ, количество и расположение электронных слоев, формулы расчета объемов сложных фигур. Он ничего не мог сделать с этим знанием, кроме того, чему его научили.

Но по прошествии пары лет вдруг произошел внутренний скачок. Он не зря наполнял свою голову всеми этими теориями, схемами, формулами. Они вдруг перестали быть мертвым грузом и зажили своей жизнью. Они были по-разному взаимосвязаны между собой. Иногда эта взаимосвязь была совершенно неожиданной. Причем, как выяснилось, неожиданной не только для Бени, но и для окружающих.

Окончив школу, Беня поступил в самый престижный университет Земли. Скрипку он забрал с собой, чтобы не расстраивать маму. Та уговаривала его пойти в консерваторию. Но папа, в конце концов, обнял ее и сказал, что Энштейн тоже играл на скрипке.

В университете Бене учился средне, не особо выделяясь. И все бы ничего, но в конце первого семестра задали первый индивидуальный проект.

Скандал получился грандиозным. Беня нечаянно нашел пару частных случаев опровергающих теорию, которую разрабатывал завкафедрой монокристаллических структур. Беня испугался отчисления, но преподавательский консилиум проект все-таки принял. А завкафедрой пожал ему руку и поблагодарил за помощь.

Скандалы с его курсовыми, и некоторыми лабораторными, случались постоянно. Правда, теперь профессора и доценты сначала скрупулёзно изучали его рассуждения и выведенные формулы, а уж потом… что-нибудь говорили. Беня старался все тщательно излагать, не пропуская ни одного шага в рассуждениях. Но подробно расписывая, иногда он натыкался на совершенно неожиданные вещи…

К четвертому курсу, за Беньямином Сташеком закрепилась слава светлой, но не очень научной головы. Профессор Флин шутил, что со временем Бенин мыслительный процесс стабилизируется и приобретет более наукообразные формы. Ассоциативное мышление и интуитивные прозрения станут более научными. «Вот тогда мы и увидим, на что действительно способен этот студент».

Профессор Флин покровительствовал Сташеку. Флину очень нравилось оригинальность и смелость его идей. Он даже взял Сташека с собой в эту экспедицию, хотя Беня учился средне, а набирали самых лучших студентов. И вот теперь профессор пожинал плоды своей благотворительности.

— Какую теорию можно так проверять? Зачем вы испортили приборы? И какие приборы!.. – профессор патетически воздел руки.

Сташек опять что-то пробормотал.

Профессор воскликнул:

— Прекратите шептать! Натворили, так будьте добры отвечать нормально!

Беня начал говорить нормально:

— Я проверял зависимость структуры гравитационных волн от строения вещества, которое их генерирует.

— Что? – Брови профессора поползли вверх, – От строения вещества? Но гравитационная волна не имеет структуры!

— Сама волна монолитна. Но их взаимное положение, а так же величина самих волн…

— Погодите, Сташек. – профессор вспомнил, что только что гневался, – с вашей идеей мы разберемся позже. Зачем вы испортили приборы, вы мне так и не ответили! Отвечайте конкретно и точно!

— Мне нужен был иридий!

— И что вы с ним сделали?

— Отправил в черную дыру.

— Зачем?!

— Понимаете, профессор, Дополняя структуру вещества в ядре черной дыры, мы программируем изменение гравитационного поля, и как следствие… – Флин начал багроветь, и Беня заторопился, — Профессор, эксперимент закончится через – Беня глянул на часы, – две с половиной минуты. Увидеть результат можно из рубки управления. Пройдем туда, я вас уверяю, увиденное вам понравиться.

Профессор не был лишен научного любопытства, — Хорошо, – сказал он, — пройдемте в рубку. Договорим потом. – И стремительно вышел. Беня кинулся за ним.

Капитан корабля, Ирвин Рубенс только брови приподнял увидев профессора и Беню.

– Извините, Ирвин – Флин чуть задыхался, – Нам нужен большой обзор, можно?

Капитан только кивнул.

Корабль плыл по высокой круговой орбите, над черной микродырой. Дыра находилась на краю одного из рукавов галактики. Обнаружили ее случайно, и она представляла большой научный интерес в силу своего размера.

Обзорный монитор в рубке был огромный. Дыра фонила в радио- и ренгеновском спектре, но визуально была не видна. Космос вокруг был довольно пустынен. Небольшая туманность с одной стороны, довольно крупная звезда с другой и редкая россыпь мелких звездочек вокруг.

— Сейчас мы увидим результат эксперимента, – взволновано сказал Беня.

Капитан невозмутимо поинтересовался:

— Профессор, это будет безопасно для корабля?

— Я думаю, да, — задумчиво проговорил Флин.

Ждали уже больше четырех минут. Но вот в центре экрана на месте черной дыры вспыхнула и начала набирать силу яркая точка. Она довольно стремительно увеличилась в размерах, но потом резко остановила свой рост. Черная дыра превратилась в маленькое светило. Завыла тревожная сигнализация мониторинга внешних излучений.

Звезда была изумрудно-зеленая, с нешироким оранжевым поясом по экватору.

На границе пояса протуберанцы двух цветов сливались и были нежного желто-зеленого оттенка.

Капитан смотрел на экран с ужасом и восторгом, – таких звезд не бывает.

Профессор был удивлен не меньше капитана.

— Иридий… — почти простонал Беня, – это был сплав!..

— Ну да, – откликнулся профессор – иридий в чистом виде обычно не используется. К нему добавляют металл — стабилизатор. А в чем дело?

— Экватор должен был поголубеть. – упавшим голосом объяснил Беня – А он видите какой… теперь нельзя гарантировать стабильности процесса.

Звезда может схлопнуться обратно в дыру или взорваться. Понимаете, профессор, я добавил к ее ядру точно рассчитанное количество некоторых элементов, чем усложнил структуру гравитационного поля, сделав его неустойчивым. Что привело к рождению звезды. – Беня протянул планшет, – Вот посмотрите, профессор…

Флин уткнулся в расчеты.

Капитан Рубинс, услышав, что чудо-звезда нестабильна, отдал приказ отвести корабль подальше.

— Сэр, отказ маршевых двигателей, – доложил оператор дежурной вахты.

Ирвин напрягся:

– Причина?

— Диагностика говорит, что отсутствуют стабилизационные стержни в трех, и кольца-ограничители в четвертом двигателе. Оператор поднял голову. — Сэр, это бред какой-то. Скорее всего, ошибка сканирующей системы. Позвольте послать механиков, сэр.

— Отправьте их за запчастями сначала. И пусть чинятся.

Капитан Ирвин вздохнул. Похоже, студенту Сташеку потребовался не только иридий. Стержни делались из сплава золота с титаном. А кольца были из сплава семи редких металлов. За такое самоуправство посадить бы этого Сташека в корабельный карцер…

Но звезда у студента получилась просто чудо. Капитан был романтиком и в звездах разбирался.

Главное, чтобы это чудо не рвануло, пока они не починятся…