Блиц Министров № 12. Голосование

Пациент vs пациента

Кирилл Андреевич распахнул окно, и надушенная сиренью весна с радостью бросилась к нему в объятия. Не тут-то было – её избранника куда больше заинтересовал мальчик в очках, идущий по дорожке за руку с мамашей. Одно стекло на очках было заклеено.

«Амблиопия…» — машинально отметил про себя Кирилл Андреевич.

«Андреевич» мало подходило к его возрасту, но в медицинском центре, где он работал офтальмологом, существовало негласное правило – обращаться ко всем исключительно на «вы» и по имени-отчеству.

Рабочий день подходил к концу, и посетителей не предвиделось.

«Посижу ещё минут пять, — подумал Кирилл, — и пойду».

И тут в дверь постучали.

— Войдите, — недовольно отозвался он.

В кабинет вошёл молодой человек, скорее юноша. Его вид вызвал у Кирилла лёгкое недоумение – симпатичное, совсем юное лицо, ухоженные длинные белокурые локоны и странный строгий костюм, выглядевший на пациенте несколько мешковато, будто с чужого плеча.

— Присаживайтесь, — указал Кирилл на стул и взял из рук юноши карту. Тот сел напротив.

В нос ему ударил какой-то знакомый аромат.

«Весна…» — ни с того ни с сего пришла мысль, он мотнул головой и задал привычный вопрос:

— Что вас беспокоит?

— Меня? – удивлённо вскинул бровь юноша. – Меня – ничего! Это всё они! Говорят, что я в упор ничего не вижу. А как мне видеть-то? Разве это моё дело заглядывать в души – подходит кто друг другу или нет? Моё дело стрелы пускать.

— А-а, — протянул Кирилл, — занимаетесь, значит, стрельбой из лука? А, ну-ка, пересядьте на этот стул, сейчас проверим – есть ли у вас близорукость. Закройте один глаз щитком… какая это буква? – и он ткнул указкой на букву «ш» в самом нижнем ряду.

Юноша слегка замялся:

— Я не знаю, как она называется, — Кирилл удивлённо раскрыл рот, но в этот момент пациент быстро выставил три пальца на правой руке и снизу приставил к ним указательный левой, — вот так она выглядит! – сказал он.

— П-правильно, — заикаясь промолвил Кирилл, — а эта? – и он ткнул указкой в последнюю в том же ряду букву.

— Эту знаю! – засмеялся юноша. – Каппа!

— Каппа?.. А эта? – Кирилл поднялся на строчку выше и, чтобы проверить свою догадку, ткнул снова в букву «к».

— Она же! – уверенно ответил юноша.

— Хорошо… закройте теперь второй глаз. Какая буква?

— Ми!

— Ну…да… — пробормотал Кирилл, — это «м»…

Он положил указку и вернулся к столу:

— Могу вас обрадовать – со зрением у вас полный порядок.

— Видите? – торжествующе воскликнул юноша. – Я им и говорил, что всё прекрасно вижу. Так нет! Столько нареканий слышу каждый раз, а больше всех Аполлон недоволен – в кого не стрельну – всё не то! Каждый раз, видите ли, он страдает. Но тут уж не ко мне, а к мойрам. Но попробуйте это им объяснить? – у Кирилла начала кружиться голова, а юноша продолжал, — нет, один раз, правда, случилась оплошность. Целился в лягушку, ну… как лягушку? – царевна это была, заколдованная, а стрела задела ветку и шлёпнулась, не долетев до цели, в воду. И надо же было Нарциссу наклониться, чтобы посмотреть- что там плюхнулось? Ну и… — и юноша смущённо умолк.

«Сумасшедший!» — ахнул про себя Кирилл, но ясные глаза юноши говорили об обратном. Желая скорее выпроводить странного посетителя, Кирилл потянул к себе карту – и тут взгляд его упал на графу «имя».

Купидон – стояло там, и больше – ничего!

«Нет! Это невозможно! – возмущённо подумал Кирилл. – Пусть это платная клиника, пусть не нужен паспорт, но нельзя же писать всё, что…» — и вдруг почувствовал, что что-то изменилось. Поднял глаза и… увидел такое, что по спине сразу побежали мурашки.

Вид пациента изменился, да ещё как!

Нет, внешне он остался прежним, но костюм исчез полностью вместе с тем, что должно было бы и под ним быть. Вместо костюма за спиной у юноши трепетали маленькие прозрачные крылышки, а в руках он держал золочёный лук, и остриё стрелы было направлено на Кирилла.

Миг – и инстинкт самосохранения заставил его скатиться под стол раньше самой мысли об инстинкте.

— Ой-ёй-ёй! — услышал он смех Купидона. – Неужели так страшно любить? Сердце-то совсем пустое.

— Уйди! – пропыхтел Кирилл, ворочаясь под столом, — сам как-нибудь разберусь…

— Сам? – продолжал веселиться Купидон. – Да ты сам самого себя – и то полюбить не можешь. Разве это жизнь? Без любви-то. Ни ароматов не ощущаешь, ни пения соловья не слышишь, да и краски все тусклые, серенькие…

— Уйди! – крикнул Кирилл.

— Ну… как знаешь, — вздохнул Купидон.

Кирилл услышал лёгкие шаги, а потом хлопок двери. Он осторожно выглянул из-под стола. Никого!

«Неужели привиделось?» — с ужасом промелькнула мысль, но карточка, лежащая на столе, немного его успокоила.

Выйдя из клиники, он на миг задержался на ступеньках и потянул носом свежий предвечерний воздух и, выдохнув, ощутил лёгкий укол в сердце.

Кирилл замер, подышал… всё было в порядке.

«Как же, ароматов я не чувствую – вон как сиренью пахнет», — подумал он, вспоминая слова Купидона.… и в этот миг ясно услышал пение соловья. И будто мир обрушился на него – глаза резануло зелёным, алым, синим… откуда-то ветер донёс волнующий смех, а весёлое чириканье воробьёв просто оглушило. Улыбаясь, непонятно чему, Кирилл бодро зашагал по аллее.

Лежавший на газоне пёс неожиданно вздрогнул, попытался покусать грудь, удивлённо огляделся и, увидев шагающего по дорожке человека, уверенно побежал ему навстречу.

В кустах раздался тихий смех.

«Что ж, — удовлетворённо подумал Купидон, — не буду сразу пугать, пусть приучается любить постепенно…»

Купидон Иванов грустил. В ближайшее время его должны были уволить на невыполнение плановых показателей. Настроение было удручающим. Купидон писал очередную объяснительную, но каких-либо внятных объяснений тому, что процент разводов в созданных им парах превышает все допустимые нормы, у него не было. Самое печальное в этой ситуации – факт, что работа для Купидона была смыслом жизни, и он совершенно не готов был с ней расстаться. И это даже несмотря на то, что в последнее время она приносила все меньше и меньше радости. После всех изменений, которые произошли в его ведомстве, на Купидона навалилась куча отчетности и бумажной волокиты, и работа из активной и творческой превратилась в сидячую и скучную. Но жаловаться было бессмысленно. Людей с каждым днем все больше и больше, ритм жизни ускоряется, и даже потомкам римских богов приходится подстраиваться под ситуацию.

Из-за новых условий труда Иванов приобрел сколиоз и близорукость, и пора было что-то с этим делать. Он уже посетил ортопеда, и сегодня как раз собирался к окулисту, и вслед за объяснительной на стол лег бланк заявления на отгул.

Купидон сильно переживал из-за предстоящего похода к врачу. Сколиоз не пугал его, а вот ослабление зрения ставило его возможности под сомнение. Ведь чтобы понять, подходят ли люди друг другу, он должен хорошо их разглядеть, а как их разглядишь, если не видишь дальше вытянутой руки. А самое главное, нужно разглядеть узор человека, который порой настолько мелкий и замысловатый, что даже со стопроцентным зрением не сразу сообразишь, подойдет ли к этому узору чей-то еще.

— Третью строчку снизу видите? – голос девушки-офтальмолога был нежным и приятным.

— Ммм. Нет.

— Так. Какую видите?

— Пятую. Сверху.

— Читайте.

— И Н Ш М К.

— Хорошо. Теперь попробуйте шестую.

— Сейчас. К? Нет, Н. Ш. Опять Ш. Нет, Ы. И… К. В.

— Понятно. Теперь другой глаз.

С другим глазом все оказалось аналогичным. Врач примерила на Купидона специальные очки со вставными линзами, он послушно выполнял все ее поручения и ждал вердикта, попутно разглядывая ее узор. Это было несложно — девушка сидела рядом. И ее узор был самым интересным из всех, что он видел. И дело даже не в какой-то особенной сложности или утонченности, Купидон встречал и более изощренные узоры, дело было в какой-то неповторимой узнаваемости. Ему тут же страстно захотелось с кем-нибудь ее свести:

— А вы замужем?

— Нет, — девушка улыбнулась и продолжила, — Сейчас я закапаю вам капли, вы подождете в коридоре, и мы посмотрим ваши глазки повнимательнее.

— Нет, — про себя повторил Купидон, — но взгляд говорит, что ухажер все-таки есть. Это становится интересно.

От капель слегка щипало глаза, и свет становился резким. Купидон вышел из кабинета и обратил внимание на молодого человека с букетом. Он явно ждал врача. Вот оно! После капель узор ухажера был сильно размытым, но все равно казался подходящим к узору офтальмолога. Нельзя было терять времени, и Купидон подсел к молодому человеку.

— Красивые цветы!

— Да… — ухажер поначалу растерялся, а затем улыбнулся, — Не знаешь, что подарить — подари розы!

— Это врачу?

— Да.

— Не сочтите за бестактность, но мне кажется, что ей больше идут лилии.

— Возможно. Но у них слишком резкий запах. А впрочем, да. Кажется, она говорила…

Молодой человек вскочил с места и куда-то умчался. Купидон улыбнулся. Он пытался разглядывать людей в очереди, но это было болезненно. Он закрыл глаза, замечтался и задремал.

— Иванов! Проходите, пожалуйста! – голос врача нежно выловил его из владений Морфея.

Дальнейший осмотр проходил в тишине. Купидон осторожно разглядывал врача, а врач осматривала Купидона.

— Вам надо будет заказать очки. Вот рецепт. Повторный прием через неделю в 12-30.

Купидон взял листок, попрощался и вышел из кабинета. За дверью снова сидел ухажер, но на этот раз с лилиями. Остальные пациенты морщили нос от запаха и, памятуя, кто автор этой идеи, награждали Купидона недобрым взглядом. Но Купидон все равно был доволен. Он подошел к молодому человеку и уверенно посоветовал:

— Если надумаете подарить что-нибудь посерьезнее, рекомендую щенка, лучше лабрадора.

Молодой человек вновь растерялся и удивленно кивнул вслед уходящему Купидону.

С очками к Купидону вернулось не только зрение, но и уверенность в себе. Он работал с хирургической точностью и изяществом фехтовальщика. Все шло как по маслу, и даже бумажная работа давалась ему легко. Он был счастлив и с надеждой ждал следующей встречи с врачом. Ее история вдохновила Купидона, а ее работа вернула ему смысл жизни, и ему не терпелось узнать, как развиваются ее отношения с тем молодым человеком.

Назначенный час приближался, и господин Иванов мчался к поликлинике, на пороге которой его уже ждал знакомый молодой человек. Едва увидев Купидона, он с яростью кинулся к Иванову, схватил за грудки и зарычал:

— Это что?! Какой-то розыгрыш?!

Иванов оттолкнул ухажера и возмутился:

— В чем дело?

— В ваших советах. Это какой-то способ поиздеваться надо мной?!

— Не понял. Ей не понравились цветы.

— Почему же, понравились! И цветы, и щенок! Но ей почему-то по-прежнему не нравлюсь я!

В эту секунду до Купидона стало доходить, в чем дело. Узор ухажера был совершенно неподходящим. Теперь Иванов прекрасно это видел, мог легко сопоставить, поскольку узор девушки никак не выходил из его головы.

— Да… Ошибочка вышла. Вы же совершенно друг другу не подходите, — пробормотал Иванов как будто «про себя», однако, молодой человек его услышал вполне четко.

— Ах, значит, теперь не подходим! Это почему же? Ты, подлец, решил занять мое место? Да еще и поиздеваться надо мной.

Ухажер кинулся на Купидона, Купидон увернулся, молодой человек промахнулся, улетел в кусты и беспомощно застонал. Иванов страстно желал как-то исправить ситуацию, но на часах уже было полпервого, и он помчался на прием.

— Здравствуйте, можно?

— Здравствуйте! Да, конечно, проходите! Так… Иванов?

— Да.

— Какое у вас необычное имя все-таки. Купидон!

— Петрович.

— Вы скажите, вы из-за имени считаете, что можете влезать в чужую личную жизнь?

— В смысле?

— Ну, не стройте из себя невинную овечку. Я отлично слышу все, что происходит за дверью. И не могу понять, как вы так легко обо всем догадались?

Купидон сконфузился. Раскрывать профессию он не мог, а врать человеку, вернувшему ему профессию было очень неловко:

— Не знаю. Талант.

— Ясно, — девушка сердилась, но очень старалась держать себя в руках, — Ну что ж. Как себя чувствуете? Все комфортно? Ничего не беспокоит?

— Все в порядке. Вы извините…

— Извинить? А если вы такой талантливый, что же свою личную жизнь не устраиваете, а в чужую лезете? Видно же, что холостой.

— Да, — Иванов потупил взгляд.

— Мне интересно, вы когда в глаза свои бессовестные…

Купидон машинально посмотрел на себя в зеркало напротив и тут же понял, почему узор врача казался ему знакомым. Он идеально совпадал с его собственным, и это было невероятно. Каждый Купидон в юные годы помнит свой узор наизусть, ведь он ценит любовь выше всего и надеется обрести ее, как никто другой. Но чем дольше ищешь, тем сильнее разочаровываешься, и со временем собственный узор вылетает из памяти, как ненужный, и его практически перестаешь замечать.

— … вы когда в глаза свои бессовестные смотрите, вам не стыдно?

Иванов опомнился и повернулся к девушке-врачу:

— А как вас зовут, кстати?

Девушка впала в ступор, гнев сменился милостью, и она нежно проговорила:

— Анна.

— Красивое имя. А во сколько вы заканчиваете?

— В три.

— Не хотите погулять? Я тут видел чудесный парк рядом.

— С удовольствием.

— Тогда я буду вас ждать.

Купидон встал и пошел к двери.

— Хорошо. А чего же вы раньше…

— Что?

— Ну, молчали. Антону зачем-то помогали, хотя я столько времени пытаюсь отбиться от его ухаживаний.

— А, это. Я плохо видел. Но теперь я вижу все и понимаю, что никогда не чувствовал себя лучше, — он улыбнулся, Аня улыбнулась ему в ответ.

Купидона Иванова все-таки уволили. Но не из-за срыва показателей, а потому, что женатые Купидоны должны работать в отделе семейной психологии. И надо заметить, что с новой работой Иванов справлялся на отлично. Начальства его ценило, и в качестве премии даже обещало сыворотку божественного бессмертия для его жены и будущих детей, которые смогут продолжить дело Купидонов.

А Антону нашли другую девушку, и теперь он про Аню даже не вспоминает.

Близорукий купидон

Платон был котом. Самой обыкновенной плебейской наружности, в серой с полосками шубке, в меру усат и мордат. Но, несмотря на внешность, характер имел под стать имени. Возможно, этому способствовал хозяин, разделяющий стол и кров с Платоном, Степан Георгиевич, бывший младший научный сотрудник какого-то там НИИ чего-то там, а сейчас пенсионер. Жили они вдвоем скромно, но на еду хватало. Платон к отсутствию деликатесов относился совершено по-философски: не в еде, мол, счастье. Степан Георгиевич тоже гурманом не был. Имя свое Платон обрел из-за пристрастия к высокой литературе, а именно к томику «Диалоги» Платона. Книга была старенькой, немного потрепанной, но в восхитительном бархатном переплете, на котором очень хорошо спалось. Платон и спал, когда был котенком. Потом вырос, и спать стало неудобно, книжка оказалась маловата. Так вот из любителя Платона кот сам стал Платоном. Имя свое носил с гордостью, до мелких свар и драк с соплеменниками во время прогулок не опускался, считая выяснение отношения лапами и воплями совершенно недопустимыми. Попытки померяться статусом, конечно, были и не раз, но Платон только пристально глядел на очередного задиру, и сила взгляда была такова, что оппонент обычно начинал приседать, пятиться, и, в конце концов, позорно поджав хвост, бежал все под тем же презрительно-пронизывающим взглядом. В круг интересов Платона входила также некая особа пушистой сибирской наружности. Звали ее Анфиса, и жила она в соседнем подъезде на втором этаже. Кошку гулять не выпускали. Она только сидела на подоконнике и рассматривала своими невозможными зелеными глазищами двор, людей, бегающих внизу, и тех же котов. Обожателей у Анфисы было много, почти каждый мохнатый джентльмен пел арию любви под ее окном. Но то была любовь платоническая. И Платон тоже был покорен этими глазами и страдал от неразделенности чувств. Единственным, кому он мог пожаловаться на несправедливость судьбы, был Паша. Этот крылатый товарищ частенько прилетал поболтать к коту, и они, устроившись в развилке старой сливы, подальше от всяческих зрителей и слушателей, обсуждали последние новости, виды на будущее и общую обстановку. Паша был купидоном. Одним из тех самых крылатых и кучерявых божков любви, которые сыплют свои стрелы направо и налево. Правда внешность на классического купидона не тянула, кучерявости не хватало, да и возраст тоже не детский был, но самое неприятное было в том, что Паша был близорук. Вот так уж не повезло со зрением, но возместилось характером. Купидон был самым настоящим ангелом, его терпения и любви хватало на десяток таких же крылатых. Любовь была, но меткости не было совсем, а потому предсказать, куда полетит его стрела, не мог никто, и случались иногда довольно печальные казусы, и Паша страдал. Вот на почве этих страданий они и познакомились друг с другом. Выпрашивать стрелу у купидона Платон поостерегся, но утешить товарища был готов всегда. Вот и сегодня, как обычно устроившись на сливе, друзья разговаривали. Кот рассказывал о том, что к ним в гости со Степаном Георгиевичем стала подозрительно часто заходить соседка с третьего этажа. То у нее утюг сломался, то соль кончилась, то кран потек. И все-то ей помощь нужна была именно от хозяина. Платон был бы не против и более близкого общения человеков, но та соседка была жуткого нрава, кот знал это точно. Так входя в квартиру, она ногой отпихивала Платона, сокрушалась о том, что кругом кошачья шерсть и пахнет. Хотя вот точно не пахло, хозяин следил за чистотой, да и Платон тоже был чистюлей. Женщина не любила никого, и Степан-то Георгиевич ее интересовал только как владелец квадратных метров. Вслух ему она этого не говорила, конечно, но коты ведь слышат гораздо больше, чем люди. В общем, эту мегеру, как звал ее Платон нужно было нейтрализовать. Только вот как? Паша заинтересовался проблемой, забыв о своих. В принципе Платон и рассказывал о поползновениях соседки для того, чтобы отвлечь купидона. Тот опять попал не в тех и не туда, увеличивая всемирный хаос и неразбериху. Так что обоим нужен был план. Главный объект обстрела был ясен, но ведь нужен был еще и второй. А на эту роль в реальной жизни претендентов не наблюдалось, нужно было кого-то найти. Кот с купидоном долго рассматривали разных кандидатов, но ни на ком не могли остановиться, как-то жалко было людей. Паша тоже был знаком с мегерой и проблему осознавал в полной мере. Перебрали всех: и вечно не просыхающего сантехника Васю из ЖЭКа, и бледнолицего и вреднющего работника фирмы «Вечный покой», и даже местного депутата, который именно сейчас активизировался и не давал никому покоя, созывая всех на собрания и встречи, где описывал светлое будущее под его чутким руководством. Не те это были личности, чтобы соседка успокоилась и ушла в семейную жизнь, забыв о всех остальных. Неожиданно планы были прерваны диким мявом. Под окном Анфисы нарисовался Барсик и громко выражал свою страсть. Анфиса лениво созерцала очередного воздыхателя. Барсик тоже был котом. Черный, лохматый, с порванным ухом и сломанным хвостом местный бомжовый авторитет двора гнусаво пел серенаду недосягаемой сибирячке. Характер у Барсика был еще тот, он давно обретался в подвале, столовался в ближайших мусорных бачках, иногда снисходя и до подаяний местных старушек, но фамильярностей не позволял никому. Попытки дать ему кров проваливались, Барсик не желал терять свободу. Поглядев на вопящего, друзья снова вернулись к отбору кандидатур для успокоения мегеры. Из знакомых никого не было. Платон почесал лапой за ухом, Паша поскреб лысинку, Барсик продолжал надрываться в голос, отвлекая и мешая сосредоточиться. И тут порыв ветра, поднявший и закруживший фантик от конфетки, бросил его в кота и купидона. Решение, как вспышка озарило обоих. Дворник! Как же они забыли о нем?! Это же вообще был кошмар всего двора, людей и живущей на его территории прочей живности. Степан Георгиевич иногда говорил, что этот представитель рода человеческого страдает перфекционизмом в крайней степени. Что такое этот самый перфекционизм Платон не знал, но дворник доводил всех, следя, чтобы буквально каждая песчинка лежала на своем месте, чтобы все было чисто, ни бумажки, ни камешка, ни мусоринки. Особенно страдали мамаши с детьми, играющими в песочнице и хозяева собак и кошек. Стоило только вывести погулять пса, как дворник появлялся, словно ниоткуда, и всю прогулку зудел над ухом, вещая как ему трудно среди таких грязнуль. Так что гулять с собаками все ходили тайком и в другие дворы, котам было труднее, заступников в виде хозяина у них часто не было, а удар метлой был метким и жестким. Переглянувшись с Пашей и поняв друг друга без слов, кот с купидоном начали дружно высматривать дворника. Тот как всегда был на посту с орудием возмездия в руках, шаркая по асфальтовой тропке и доводя ее до зеркального блеска. Мегеры не было, и Платон решил за ней сбегать, оставив купидона следить за блюстителем чистоты. Повопив под дверью соседки, и когда та открыла ее, демонстративно потряся хвостом у косяка, Платон припустился вниз по лестнице во двор, слыша за собой тяжелый топот и вопли разъяренной женщины. «Только бы не промахнулся, только бы не промазал!» — думал кот, удирая мимо опешившего и замершего дворника. Цели сошлись на одну линию. Тихонечко, еле слышно тренькнула тетива, солнечным лучиком скользнула стрела. Дворник отмер и, повернувшись посмотреть, от кого удирает кот, поймал в объятия выбежавшую из подъезда женщину. И тут вдруг вновь завопил Барсик. Паша был верен себе, вторая стрела попала в кота. От неожиданности Платон даже остановился и сел, разглядывая пострадавшую троицу. Дворник с мегерой уставились на кошачьего бомжика. Тот тоже не сводил с них взгляда. Сколько бы эти переглядывания длились сказать сложно, но тут вмешалась сама судьба в лице Степана Георгиевича. Он, возвращаясь из магазина и проходя мимо, одобрительно так похвалил Барсика: «Хороший ты кот, Барсик! Повезет кому-то, кого в друзья выберешь!» Платон уже забрался в развилку и утешал Пашу. Тот опять переживал, что не получилось у него ничего. А кот показывал вниз, где у подъезда на лавочке сидела парочка, что-то горячо обсуждавшая, вроде бы и про вискас речь шла, а рядом терся здоровенный черный котище, обмахивая пушистым хвостом то забытую метлу, то ноги в тапочках с помпонами. А Анфиса безмятежно разглядывала сверху всех своими невозможными зелеными глазами.

Серега шел по аллее парка. Было солнечно и прохладно. Ну, не мороз по коже, а приятная такая прохлада, не то, что в душных аудиториях универа. Старый пень — препод по философии – не открывает окон, простуды боится, вот студенты и пыхтят на лекции, пытаясь обмахиваться конспектами и одновременно с борьбой от духоты слушать унылую болтовню про Гегелей и Аристотелей.

Серега сегодня «положил» на лекцию и вышел погулять в парк, раскинувшийся за универом. Побродить по прохладным аллеям и слопать эскимо. Пусть другие парятся, а ему хорошо. Подумаешь, экзамен. Мы не пальцем деланные – спишем. Слава Карлу Великому, шпоры еще никто не отменял.

Молодой человек купил холодное сладкое лакомство в серебряной обертке на палочке. Сел на скамеечку в тени и бережно развернул фольгу на мороженом. На языке проступила сладкая истома, рот стал заполняться слюной. Откусил кусочек. Холод обжег зубы и проник в клетки мозга, растекшись ощущением прохлады. Серега даже заурчал как мартовский кот от удовольствия, и прикрыл глаза.

Неожиданно на лавочке рядом с ним объявился малец. Лет одиннадцати. Веснушчатое лицо, короткие штанишки на бретельках, и розовая майка, странно топорщившаяся горбом за спиной мальчугана.

Глаза — большие и голубые – в обрамлении густых светлых ресниц, неотрывно следили за Серегой. Вернее за его ртом, в котором скрылся кусок мороженого. На носу малыша, с треснувшей посередине дужкой, скрепленной прозрачным скотчем, сидели очки с толстыми огромными линзами в роговой оправе. Они немного сползли к кончику носа, и покосились на один бок. Но, мальчуган будто не замечал этого.

— Тебе чего? – отшатнулся Серега от вплотную присевшего незнакомца в странных очках.

Мальчик улыбнулся, и спросил:

— Вкусно?

— Ага, — пролепетал Сергей, с трудом проглатывая оставшийся на языке шоколад.

— Эх, — погрустнел мальчонка. – Вот бы попробовать.

— А в чем проблема, шкет? – удивился студент-прогульщик.

— Нам нельзя. Мы к такому не восприимчивы. Можем только любовь дарить.

— Это как? – испугался Серега, невольно отодвигаясь от странного собеседника. – Ты кто, вообще?

Мальчишка поправил очки, с умным видом достал из-под лавки колчан с маленькими стрелами и изящный резной лук с натянутой тетивой.

— Я — купидон, — гордо заявил он.

Студент поперхнулся мороженым. Кусок шоколада вылетел изо рта и приземлился на штанину новеньких светлых джинсов.

— Тебе нравятся девчонки? – рассматривая расширяющееся на штанах Сереги пятно, спросил мальчик.

— Хм, в общем, да, — не сразу ответил Сергей.

— Да, я знаю, — махнул рукой купидон, — только у тебя нет ее. А ты мечтаешь. Хочешь, я сделаю так, что тебя полюбят?

— Да, давай, — смеясь, согласился студент, думая, что пацан шутит.

Тот невозмутимо достал стрелу из колчана, деловито приложил ее к тетиве лука.

— Выбирай, — скомандовал.

Серега покрутил головой в поисках жертвы. В это время в парке было немного народу, и по аллее проходили только мамашки с колясками, и парочки бабулек. Наконец, он заметил двух девушек. Они шли по направлению к лавочке, где расположился поедающий мороженое студент и его странный друг. Девчушки оживленно болтали, размахивая руками, и поглядывая на свои смартфоны, кокетливо зажатые в ладонях.

Одна из них не понравилась Сереге. Невысокого роста с едва заметными признаками груди и попы, короткие кривые ножки в обтягивающих лосинах. А вот вторая! Вызвала неподдельный интерес. Статная брюнетка с длинными волосами дефилировала по аллее, раскачивая роскошными бедрами. Под легкой блузкой на бретельках в такт шагов подпрыгивали круглые шарики, обозначая эротичную грудь.

— Ее хочу, — прошептал Серега мальчугану, незаметно для девушек показывая ему на брюнетку.

— Не вопрос! – купидон взгромоздился с ногами на лавочку, сосредоточенно стал целиться, натянув тетиву на своем луке. Его глаза заморгали, от напряжения на носу выступила капелька пота. На спине из-под майки с тихим шелестом выскочили два небольших отростка, похожих на крылья общипанного петуха.

Серега проникся моментом и напряжением. Он неотрывно следил, бросая взгляд то на мальца, то на брюнетку. Вот девушки уже проходят мимо, и вожделенная красавица, обдав его легким запахом парфюма, удаляется, выставив на обозрение студента подрагивающие ягодицы под тонким материалом мини-юбки.

— Да, стреляй же! – в нетерпении выкрикнул Серега, взглянув на купидона.

Тот рассеяно смотрел на оборванную тетиву своего лука.

— Эх, ты! – студент пихнул мальцу недоеденное мороженое, вскочил, и побежал за девушками. – Постойте, а можно с вами познакомиться?

Брюнетка обернулась, дернула плечиком.

— Можно, — пропищала ее подруга.

Мальчишка ухмыльнулся, спрятал крылья под майкой. С горящими от восторга глазами посмотрел на недоеденное эскимо в своих руках.

— Отлично! Так как я люблю! Немного растаянное.

— Купидончик, ты же сам все понимаешь, — ангел третьего лика Исидор был благостно вежлив, — за такое отношение к работе, по головке не погладят. Никто и никогда.

Купидон сокрушенно вздохнул. Он стоял перед Исидором, опустив крылья и голову, и ковырял носком сандалии землю райских кущ. Исидор же восседал в беломраморной беседке, за белоснежным столом, с белым пером в руке.

— Ты и так у нас ангел слегка… языческий, — Исидор поморщился от того, что ему пришлось произнести это слово. – Твое присутствие в Раю граничит… можно сказать, с ересью – Исидор опять поморщился. – Но, Господь наш — милостив. А ты не ценишь его заботу, – голос Исидора стал отеческим, – Тебе надо торопиться. До конца года осталось не так много времени. Я уверен – Если постараешься, у тебя все получится. – Исидор отвел глаза от маленького ангела и с любовью посмотрел на белый лист бумаги лежащий перед ним на столе. Потом обмакнул перо в мраморную чернильницу и начал писать. Он медленно, с удовольствием выводил золотыми чернилами каллиграфические завитушки, любуясь написанным после каждого слова. Купидон исподлобья поглядывал на него.

Так прошло несколько минут. Исидор был ближе к Престолу, чем Купидон, поэтому маленький ангел не мог уйти без разрешения. А Исидор делал вид, что и забыл про него. Тогда Купидон особо жалостливо, протяжно и противно вздохнул. Получилось до того артистично, что Исидор вздрогнул. Посмотрев на Купидона, он состроил досадливую гримасу:

— Ты еще здесь, ангел мой? Лети, выполняй волю Божью.

Разрешение было получено, и Купидон поспешил исчезнуть.

На улице было холодно и промозгло. Холодный дождь на пару с ветром хлестал деревья, прохожих, стены домов и автомобили.

Эх, хорошо летать летом! Когда тепло, воздух даже на большой высоте пропитан запахами земли. А когда на улице осень…

Если ты ангел – тебе не холодно. Пусть ты даже и выглядишь как голый курчавый мальчишка. Но крылья промокают, а с волос течет.

Где в середине осени зажигать любовь в сердцах? Люди друг на друга даже не смотрят. У всех работа, учеба, проблемы разные.

Купидон сидел на ветке большой березы и страдал. Хорошо Исидору разглагольствовать, сидя в раю.

Маленький ангел прикинул, где сейчас можно поймать людей на взаимном интересе. В общественном транспорте – отпадало. Это Купидон знал давно. Люди стараются друг на друга в таких местах не смотреть. В офисах? Тоже не выход. Там чаще всего все романы и влюбленности уже в разгаре.

К студентам в институты наведаться? К первокурсникам? А что – это мысль…

Так, а еще куда можно?..

На уроке физики шел разбор полетов после четвертной контрольной.

— Какие вопросы есть по третьей задаче? – Физик протер очки и водрузил их на нос, – всем ли понятен ход рассуждений?

Петька Прохоров сидел на четвертой парте возле окна. За контрольную у Петьки была двойка, но его это не волновало совершенно. Физику он считал скучной бредятиной докучливых учителей. Поэтому он лениво жевал жвачку и учителя не слушал. Смотреть в окно было неинтересно. Петька оглядел класс. Все были заняты, даже дружок, Женька Осипов, и то что-то обсуждал со своей соседкой по парте.

Петька вздохнул. Тоска и скука.

Он стал смотреть в спину отличницы Ленки, сидевшей перед ним. Светлые волосы девушки были собраны в хвост, который мотался по лопаткам туда-сюда, когда Лена поворачивала голову. Петьке пришла в голову гениальная идея. Если закатать Ленке в хвост жвачку, то она даже не сразу это заметит. А следующем уроком будет история. На ней они сидят по другому, так что Ленка и не догадается, кто ей такой подарок сделал.

Петька достал изо рта жвачку, расплющил ее в пальцах и прицелился уже вмять ее в волосы Ленки. Но тут Ленка встала из-за парты, а Петькины руки потянулись следом.

— Прохоров, в чем дело? – окрик учителя физики застал его врасплох. Ленка резко обернулась.

В кабинет физики Купидону проникнуть через окно оказалось несложно. Сложнее было не наследить. Купидон устроился на подоконнике за геранями. С крыльев текло, но ангел надеялся, что лужу спишут на приоткрытое окно и дождь.

Он оглядел старшеклассников. И сразу увидел свои цели – Он глядел на Нее, Она на Него.

Первая стрела попала удачно – точно в Его сердце. Он что-то почувствовал, его брови удивленно приподнялись.

Маленький ангел заторопился, снова натягивая тетиву – нужно было попасть в сердце девушки, пока она смотрела на юношу, не то опять несчастная любовь получится. Купидон прицелился, с волос опять потекло, дождевая вода попала в глаза. Девушка вроде качнулась в сторону и Ангел Любви, торопясь, выпустил стрелу.

Но стрела, невидимая стрела Купидона, ушла в книжный шкаф, стоявший в конце класса, за спиной Петьки Прохорова.

Стрела попала строго в середину корешка «Энциклопедии физических величин».

Купидон протер глаза. Прохоров недоуменно обернулся к шкафу. Ему почудилось, что там что-то звонко щелкнуло.

Петр Прохоров через много-много лет будет со смехом рассказывать друзьям академикам о том, что в школе, вместо того, что бы влюбится в отличницу Леночку, он влюбился в физику и не прогадал.

И друзья академики будут с ним соглашаться. Потому что именно Петра Прохорова человечество впоследствии назовет вторым Энштейном.

-Ну и как это понимать? – лик Исидора был величественен и суров, — Уж не перепутал ли ты свои обязанности, ангел мой? Ты у нас ангел любви или просвещения?

Купидон стоял перед беседкой Исидора, опустив голову и крылья, и ковырял носком сандалии землю райских кущ.

— Что ты молчишь? — Исидор повысил голос. – Отвечай!

Купидон громко вздохнул.

— Разве плохо получилось? Знания несут Свет, – тихонько сказал он.

— Это не тебе решать! – отрезал Исидор. — У тебя влюбленных недобор, а ты мне про знания. – Исидор помолчал, потом сказал преувеличенно спокойным тоном — Надо будет мне посоветоваться с архангелом Гавриилом по поводу тебя.

Второе имя архангела Гавриила было Бич Божий. Маленький ангел поежился:

«Гавриил выслушав, ничего Исидору советовать не станет. Возьмет и выдерет меня без лишних слов. И все.»

Купидону стало себя очень-очень жалко.

И тут ему в голову пришла замечательная мысль! Он поднял голову и сказал тихо, но отчетливо, глядя Исидору прямо в глаза:

— Только попробуйте на меня нажаловаться. Вы у меня тогда ворота райские полюбите, или свою чернильницу. Понятно?

— Я люблю Господа нашего – высокомерно ответил Исидор. – Мое сердце занято.

-Что? Прямо полностью? – дерзко усмехнулся Купидон. – А может проверим?