Вызов. Второй раунд.

— Ты чего как девочка замялся? Говорю, садись, раскинем пулемет, один разок, – старый худой арестант говорил уверенным хриплым голосом. Все его тело было покрыто синими наколками, лысая голова и взгляд такой злой, что у первохода пробежали мурашки по коже. Все люди в камере смотрели на парнишку, который стоял возле дверного проема, переминаясь с ноги на ногу.

— Я ни разу не играл в карты, – сказал парень дрожащим голосом. В камере было около десяти человек, и каждый из них курил в данный момент, так что на хате можно было вещать топор.

— Да ты че, не очкуй, что в мандраж-то пробился? Все когда-то не могли! Я вот тоже когда-то ведь фраером был, карт в руках ладом не держал, но ничего научился, и ты сможешь! На «просто так» ведь играем. Ну, давай садись.

Парень нерешительно подошёл к бану и сел рядом с завлекалой, которого называли Клюквой, скорее всего из-за красных точек на шее. Он быстренько раскидал карты, себе и первоходу, по пути объясняя правила игры.

Когда игра началась, он спросил:

— За что сел, малой?

— Сто пятьдесят вторая УК РФ, часть вторая. Подставили меня.

Арестант звонко рассмеялся:

— У нас тут все невиновные или подставленные. Вон, Шура чалит, пустую каляку подписал по малолетству, мокруху сразу впаяли и кражу, и взлом, короче, как Боинг загрузили пацана.

Парень промямлил что-то неразборчивое в ответ. Солнце уже уходило за горизонт, а игра все продолжалась.

— А ты вообще к какой масти присоединишься?

— Что?

— Ну-у к красным, черным, мужикам или к петухам?

— К петухам не хочу, мне отец говорил, что они плохие. Вся хата залилась громким смехом. Сидящий на верхней наре пацан крикнул лежащему под шконарем перепачканному парню:

— Слишь, Маня, вы-то оказывается плохие! – и залился звонким смехом.

— Ну можешь к черным! – продолжал говорить Клюква.

— А кто лучше черные или красные?

— Конечно красные, мы правильные, чем черные. За нами сила и правда, пойдешь к нам? – карточная игра уже подходила к концу.

— Увы, не получится! Ах, как жаль…

— Ну че, ты его вскрывать будешь? – крикнул пацан, сидящий на нарах.

— Что такое? – парень вскочил со стула. – Что случилось? – он метался из стороны в сторону, переводя взгляд на своих новых квартирантов.

— Что? Что не пойдешь ты к красным, сразу к плохим пойдешь. Тухляк щас рвать будем!

— За что? Я же ничего не сделал!

— Ты только что просто свое проиграл, – Клюква встал из стола и вытащил заточку. – Ну что малой, сам нагнешься, или тебе помочь?

— Я не понимаю за что? Я ничего не проигрывал, мы же на «просто так» играли! – парень пятился все ближе к стенке.

— А «просто», дружок, на зоне означает попу. Подтвердите, пацаны! – все кивнули в знак согласия.

Малому ничего не оставалось, как резко присесть, выдернуть что-то блестящее, привязанное к ноге. И со всей силы вскинуть руку в сторону арестанта. Банг. Брызнула алая кровь из шей Клюквы. Он закряхтел и попятился назад, пока не запнулся об стол, на котором и остался лежать.

— На Клюкву бирку одели, пацаны! Гаси его! – выкрикнул кто-то.

— Пацан, ты чего? – произнес Шура, смотря на мертвое тело своего сокамерника.

— Папа с детства учил заточки делать, говорил, вдруг пригодится…

Снят по просьбе автора.

Как-то раз мы, четыре восемнадцатилетние студентки, решили на зимних каникулах на недельку выбраться за город, на дачу. Договоренность была такая – я и Алёна, хозяйка дачи, едем в домик заранее, для приготовлений, а в понедельник на электричке приезжают Света и Наташа, которых в городе задержали срочные дела.

Дачный поселок был небольшим, зимой, кроме сторожа, в нем никто не жил. Родители Алёны привезли нас на машине, помогли с расчисткой дорожек, растопили огромную печь, стоящую посередине дома, пообедали и уехали, пообещав в следующее воскресенье нас забрать. После их отъезда мы с Алёной вымыли полы, застелили кровати, поужинали и я, наконец, спокойно смогла осмотреть домик.

Он мне сразу понравился – печка была совмещена с камином. Камин выходил в «гостиную», печка топилась из кухни, а широкий торец печи обогревал сразу две спаленки, разделенные тоненькой перегородкой. Вход на чердак был из кухни по приставной лестнице – там тоже была маленькая комнатка, довольно холодная, но мы ею не пользовались. Телевизора не было, только приемник.

Перед сном Алёна приготовила завтрак: в чугунок положила тушенку из банки, залила горячей водой, посолила и засыпала туда стакан гречки. Накрыла крышкой и поставила в еще теплую печь до утра.

Ночь прошла спокойно. Утром мы ели и облизывали ложки – такая вкусная получилась гречка.

Подружки приехали к обеду, разместились, посмотрели дом и, постелив два овчинных тулупа на печку, мы залезли наверх болтать, показывать фокусы и играть в карты.

Дни отдыха пролетели незаметно. Вот уже и пятница. Вечером мы выпили чаю с вареньем, и опять забрались с картами на уютные горячие тулупы.

Быстро стемнело. Вдруг, за окном, очень близко, раздался скребущий звук. Спустившись с печи и взяв топор, Алёна слегка отодвинула шторку и вскрикнула… Мы бросились к ней – из-за стекла на нас смотрел совершенно чёрный кот. Вдруг он поднял лапу и к-к-ззз-кккззз — медленно провел по стеклу когтями. Алёна, возмущаясь, выскочила на крыльцо, что бы прогнать незваного гостя, но кот рванул в открытую дверь. Мы стали его ловить, а когда, поймав за шиворот, открыли дверь, что бы выставить бесцеремонное животное, вдруг остолбенели — в открытом дверном проеме стоял бородатый мужик в ушанке. В руках у него был топор.

Как-то раз, вздумалось мне пошалить в сети, и, не просто фикнуть под чьей-то заметкой или подшучивать над всеми подряд, а порезвиться чуток жестче, — по-проказничать.

Пять минут и аккаунт Леночки Добронравовой был готов. В статусе девиз: «Люблю людей!» Аватарку выбирала тщательно, — чтобы сшибала с ног. Мне повезло наткнуться на любительское фото, на котором стояла обнаженная блондинка с большим плюшевым медведем в руках, который частично прикрывал ее наготу. При всем эротизме у нее была обворожительная добрая улыбка. Ну ангел! Натурально!

Ухмыляясь, я подумала, что сам дьявол подкинул мне такой смачный снимок. Конечно же, я, бессовестно его стырила и, моя Леночка обрела внешний облик. И почти сразу же первых друзей. Новые люди пополняли этот список с сумасшедшей скоростью, но, несмотря на то, что подружиться со мной вызвалось огромное количество желающих, «лимит на друзей» был сугубо пять тысяч, потому со временем, я одних удаляла, а других, добавляла. Многие меня покидали сами. Почему? Да, потому, что главным моим развлечением, было флудить в обсуждениях под фото выложенными мной, — альбом у меня был несравненный!

Я сделала подборку с самыми отвратительными фото. Вздувшиеся трупы, черви в глазах умерших, расчлененные поездом тела, также, изувеченные люди, самые гадкие проявления болезней… в общем, меня саму прилично воротило от всей этой фотожижи, не говоря уже о тех онлайн-ухажерах, которые рассчитывали на фото совсем иного толка. Поначалу они засыпали меня сообщениями, типа «какое красивый девущк, можно твая познакомлю», или с разнообразными, пошлейшими, предложениями сексуального характера, но, после дальнейшего просмотра всех фотографий, они уходили, оставляя мне напоследок сообщение с жутким порицанием и самым негативным выводом обо мне, как о личности. Они угрожали мне Аллахом и тюрьмой, призывали к совести и просто, материли! Я только и ждала, когда какой-нибудь умник, утомившись мне доказывать, что все эти фото – гадость, писал мне на прощание «Будь ты проклята!» с неимоверным количеством восклицательных знаков и злобных смайлов. Такая наивность взрослых людей, меня забавляла.

Но однажды, мне написал человек, которому, мне всерьез захотелось ответить. Некий Сергей, говорил в своих письмах, что ему очень весело наблюдать, как какая-то дамочка собрала воедино «весь цвет извращенцев» и откровенно смеется над ними. Поначалу мы просто обсуждали попавшихся на эту удочку, через время мы стали интересоваться друг другом, а потом и вовсе разговорились по душам.

Казалось, что это была плита гранита. Тупого и неровного, тонкой струёй сыплющегося в мозг. Какой-то медленно нарастающий звук. Показались какие-то проблески, волнения. Звук достиг огромной силы при неизменных частотах. «Двести шестьдесят где-то» пронеслось в голове.

Вспышка. Звук пропал. переливалось что-то мутное, зрение возвращалось.

Стол. Хороший дубовый стол с резными ножками был покрыт чистой скатертью в красную клетку. Там были стаканы. Вот! Один… Стакан, полный кефира, неистово бьющего по стеклу. Он затрещал, он осел, другой. Другой стакан. Чистое смятение галактик на плоскости меж жестокостью и смертью. Ещё стакан. Острые края сверкнули позолотой. Зуб Ареадана возвращается! Следующий стакан. Зелёные лесистые холмы лучшего мира. Удивительные животные, глубокие заледеневшие озёра и всё то — лишь кефир. А в этом стакане мы… Мы не замечаем замечаний, но и этот проплывает перед нами куда-то в даль.

И вот, прерывая ряд стаканов грузно плывёт закупоренная бутылка. Но это — не кефир. Это простокваша! «Вот это поворот!» — встряло у меня в голове картавым голосом. Бутылка шумно плюхнулась на скатерть. великое сомненье прошло по той прежде, чем приняла это странный предмет.

Чужой взгляд тяжёлой булавой рассекал пространство. Надо повернуться — опасно. Два мертвенно чёрных холодных зрачка буравят пустоту. Это — плюшевый мишка, король американских ужастиков. Его рука перевязана тряпкой, словно спрашивая: «Что мне вкололи?».В его другой лапе сверкнуло что-то железное, то ли коготь, то ли нож. Я отпрянул… и медведь пропал.

Разные вещи в сумасшедшем танце закружились вокруг столпа бутылки с простоквашей, образуя вселенные, планеты, пыль…

Бурый ветер вновь заслонил мир от взгляда. Кто-то вдалике долбил свинцовой трубой о мусорный контейнер, нагоняя тоску.

Пришла валторна. Я не знал как она выглядит и не видел её, но понимал, что это именно она.

Валторна бросилась вперёд, на меня. Я попытался защититься, но она бросилась вниз и укусила меня за лодыжку. В голове затрясся ящик с инструментами.

Я вышел из забытья. надо мной склонился мужчина в белом халате. Краем сознания я сумел уловить ошмётки бреда: «Три, семь, десять, туз».

Шэнли молча шел прямо посередине улицы, как того требовали Куклы. Подбородок вперед, глаза открыты, спина выпрямлена.

Куклы не любили тех, кто шел, скрываясь в тени навесов, оборачивался нервно, говорил громко. Сын приятеля, самоуверенный юнец, Ли Фань не дошел до первого квартала кукольного города. Шэнли несколько ходок видел его тело, лежащее на солнцепеке у магазина с вывеской «Одежда». Ходок из Пекина Ли Юй, по прозвищу Турист, не вернулся из третьей ходки. Один Шэнли неизменно возвращался из города Кукол уже скоро три года.

Многие просили открыть его секрет. Но как объяснить, что нет никакого секрета. Надо просто очистить голову уже на подходе к первым зданиям, надо забыть жену, суетливо собирающую его в дорогу, детей, всегда провожающих его молча, старого отца, грустно вздыхающего на пороге, домика, затерявшегося в квартале Сунлинь.

Надо забыть все. Чтобы заработать, надо стать куклой.

На этот раз список покупок был большим. Отдельно лежал перечень красителей, позволяющий лицам женщин не стареть. Это от косметической корпорации «Мэйли». Представитель корпорации, красивая, но всегда хмурая, как туча над горой Вэй, будет ждать до последнего, есть и спать в фургоне, отделанном под дорогой отель.

Сотрудники медицинской фирмы «Цзиньлун» всегда снимают дом у соседей. Они в прошлом году установили на крышу «тарелку». Когда Шэнли не в городе Кукол, весь маленький квартал смотрит телевизор. Свертки для «Цзиньлун» всегда большие. Шэнли знает – это суставы. А в биксах, завернутых в несколько слоев полиэтилена, глазные яблоки со встроенными компьютерами. Шэнли обязательно закажет такие своему старшему сыну. Но это потом, когда заработает на приданое для дочерей, засидевшихся в девках.

Чиновник из правительства приедет, только когда Шэнли сойдет с бетонной автотрассы. Пустынной теперь, когда в городе стали править Куклы. Чиновник подъедет к самому Шэнли, сам вылезет, отдуваясь от напряжения, из автомобиля, воровато схватит особый сверток и быстро исчезнет, ни говоря ни слова, вместе черным кадиллаком и дюжими охранниками.

Шэнли не ждет от них благодарности. Он рад был бы их вообще никогда не видеть. Но они всегда привозят качественный товар для обмена. Шэнли уверен в этом. Куклы всегда довольны. Ему даже перепадают чаевые. Таблетки, не позволяющие отцу умереть. Или синий порошок для невестки, от которого она, красавица, сходит с ума по его горбатому и почти парализованному старшему сыну.

Шэнли вышел на Рыночную площадь.

Вечерний кефир казался Максиму пыткой. Проглотить противную склизкую кислую жидкость было мучительно трудно, хотелось отплеваться и прополоскать рот. Поэтому глотки были короткими, а время, проводимое на кухне, тянулось бесконечно медленно. Но бабушка оставалась непреклонной – ребенок должен пить кефир, чтобы расти сильным и здоровым, и не слушала никаких возражений. Лишь когда она уходила досматривать любимый сериал, Максим тихо подкрадывался к раковине и выплескивал ненавистный напиток. Удавалось ему это редко – слух у бабушки был чуткий, заслышав только шорох за стеной, она сразу же возвращалась.

И вот Максим по обыкновению сидел за столом, тоскливо рассматривая стакан с кефиром. Если бы только взглядом можно было заставить кефир раствориться в воздухе, от него давно бы не осталось и следа. На табурет напротив был усажен плюшевый медведь Тишка, и в его стеклянных глазах-бусинах Максиму как будто чудилось сочувствие.

Мишку подарили ему так давно, что Максим и сам не помнил, когда это было. Обыкновенная игрушка. Пушистая коричневая шерстка успела уже выцвести и кое-где сваляться неаккуратными комками. Блеск черных глаз придавал мордочке забавное любознательное выражение. С Тишкой Максим почти не расставался – таскал за собой на прогулках, усаживал рядом во время еды, спал в обнимку. С медвежонком он даже привык разговаривать – рассказывать о впечатлениях за день, услышанных новостях, делиться радостями и огорчениями.

– Знал бы ты, Тишка, какая это гадость. Вот сам попробуй, – Максим пододвинул стакан плюшевому другу.

Медведь не шелохнулся. Только стакан неожиданно опустел, Максим не успел и глазом моргнуть.

– Ну ты даешь, – изумленно выдохнул он.

Тишка молчал, но вид у него был очень довольный.

— Ничего не понимаю! – сэр Эндрю Отмил ещё раз постучал пальцем по сенсорному экрану.

— Ты бы полегче, перчатка-то стальная! – озабоченно тяфкнул с плеча Цверг. – Колдун с тебя за эту штуку не только латы, но и шкуру снимет.

— А ты не каркай! — сэр Эндрю устало прислонился к дереву.

Башня – вот она! Кажется, сквозь решетку видны золотые локоны: Её Высочество сидит у окна, ожидая своего верного рыцаря… А рыцарь не может выполнить последнее задание, хоть тресни!

***

Король довольно потирал руки: наконец-то, неудержимый сэр Эндрю остановлен! Но где? Буквально в пяти фарлонгах от заветной башни!

Знать бы сразу, что этот Отмил окажется таким настырным – даже близко не подпустили бы наглеца к королевскому замку. Не пришлось бы голову ломать, выдумывая невыполнимые задания. Ну не отдавать же, в самом деле, за него принцессу!

Половина женихов отсеялась еще на первом этапе. Король велел претендентам на руку принцессы отправиться в Сарацинию и привезти оттуда арапчонка. Двое решили вовсе не ездить, мол, слишком далеко. Один смухлевал – отсиделся месяц дома да и представил пред королевские очи измазанного в угле пацана из собственной деревни (за что был этой самой деревни лишён). Но трое честно проделали долгий путь и привезли трёх арапчат, нынче приставленных пажами в свиту принцессы.

Второе задание было пострашнее – избавить южные земли от огнедышащего дракона. Один из троих оставшихся отказался от задания – и, соответственно, от принцессы, второй был с честью съеден вышеупомянутым драконом, а сэр Эндрю вернулся с юга с облезлым носом и предъявил натуральный драконий хвост. Король стал было протестовать, мол, нужна голова, а не наоборот. Но с южных границ сообщили, что злодейские налёты действительно прекратились, и королю пришлось уступить.

Накануне, по личной – и весьма настоятельной – просьбе короля придворный чародей Каннинг посетил отдаленное будущее и прихватил оттуда кое-что. Король сильно подозревал, что колдун и сам не знает, что это за штуковина. Но главное было сделано: третье задание оказалось поистине невыполнимым.

Тот же лоск, то же небо. Она стоит над шумом и суетой внизу, раскинув руки. Что-то символизируя, олицетворяя этот безумный и грешный мир, где даже дети ходят по краю?

— Наверное, идея поставить эту статую была не слишком удачной…

Гарри, засунув руки в карман, красиво стоит перед постаментом. Возможно в тайне любуясь собой, возможно так лишь выглядит.

— Эта манера держаться… вечный ферт… — хриплый голос доносится сзади, и не надо оборачиваться, чтобы понять кто стал третьим в нашем разговоре. Черные очки, короткая стрижка, вечно недовольное лицо. Неизменный Ли.

Гарри словно не слышит его. Смотрит только мне в глаза:

— А ты все молчишь, ничего не ответишь?

Все также смотрит на меня и озорной мальчишеский взор обжигает. Сколько крови видели эти глаза?..

Ли подходит к скульптуре, зажигает от мраморного бедра спичку, закуривает. Кажется облачко дыма обволакивает, скрадывает его слова:

— И не жалко денег?

Гарри смеется:

— Это идея Джастина, он до последнего пытался спасти эту девушку.

— А ты убить… – мой голос эхом разносится по крыше, и я его не узнаю. Чужой хрип вместо былой стали. Устало развернувшись, ухожу, ощущая смешение чувств.

Щелчок. Курок взведен. Наверняка он улыбается, целясь мне в спину. Я бы успел даже сейчас пристрелить обоих. Гарри и выстрелить не успеет, а вот Ли.

Но вместо выстрела слышу жуткий вопль — обернувшись, вижу: статуя, ожив держит Гарри за шкирку. Ли стреляет в нее, но безрезультатно… Мой бывший напарник почти вырвался из своего дорогого белоснежного костюма, но…