Поздравляем победителей!
1 место — Яна Красовская и Юррик (а5б2)
2 место — Соленко Влад и bbg Борис (а3б1)
3 место — Юрик и vallentain (а2б4)
1 — bbg Борис
2 — Юррик
3 — Соленко Влад
4 — vallentain
5 — Яна Красовская
6 — Скалдин Юрий
а1б6 — 1+2+1=4
а2б4 — 3+1+2+1+1=8
а3б1 — 3+2+2+3+3=13
а4б5
а5б2 — 2+3+3+3+2+1=14
а6б3
Этапы игры
17.02 — выбор картинок.
18.02 — 22.02 написание альфы
23.02 — жеребьёвка
24.02 — 28.02 — работа беты
1.03 — 3.03 оценка работ, подведение итогов.
Награда победителям – традиционная плюшка в профиль + 3 балла рейтинга и 9 баллов активности).
Авторам голосовать обязательно. Гости — по желанию, но их вниманию и голосам мы будем рады необыкновенно.
Работы отправлять Ахмадуллину Алексею, то бишь мне 
Выбор картинок завершен, победителями объявляются картинки под номером 2 и 4.
2.
4.
1.
3.
5.
Всем приятной игры.*alkoholik*
Приветствуем всех кто откликнулся и прислал свои работы на конкурс.
Наш замечательный перст судьбы определила, кто за кем дописывает, и вот что получается:
1-6 (а1б6)
2-4 (а2б4)
3-1 (а3б1)
4-5 (а4Б5)
5-2 (а5б2)
6-3 (а6б3)
1
(2334 зн)
Ох, девки, и заморочил он меня! Или сама я заморочилась, так честнее будет. Он-то и слова не сказал, на меня не смотрел поначалу, но… Я его впервые увидела, когда он на лестнице стоял, с другими парнями. Стоял и курил. Мимо пробегаю, и, верите или нет – не куревом от него пахло, а настоящей военной кожей! Глупость, скажете, где за секунду почувствовать? А вот так! Мне этот запах с детства знаком, папкина портупея так пахла, когда он с дежурства заходил, перекусить. Подойду сзади, обниму за спину, прижмусь и вдыхаю, вдыхаю… Не было ничего роднее!
Остановилась я площадкой ниже. Сердце колотится, и в глазах темно! Попалась, дурочка, как кур в ощип. Стою, в сумочке ковыряюсь, будто потеряла чего, тут застучало сверху: крок-крок, заскрипело: шркэп-шкрэп; глаза наверх скосила – точно! – он спускается. В этаких брутальных берцах, а что ещё на нём надето, я не заметила, взгляд боялась поднять. Мачизм, девушки, полный, если кто понимает!
Шкрэп-крок, он дальше прошёл, даже головы не повернул, только стриженый затылок мелькнул, такой, девчонки, настоящий мужской военный затылок, что в животе заныло!
Неделю я за ним бегала, пока не познакомилась. Имя у него чудное оказалось – Аристарх. И взгляд… Такой… надёжный! Я сразу решила, всё сделаю, чтобы он на меня так смотрел, всё, о чём в книжках читала, на дисках видела, о чём даже думать стыдилась. Зато буду знать, что и он для меня – всё. Всё и ещё немножко больше.
И он это почувствовал.
— Пойдём, — говорит, — солнышко!
А вокруг – июнь и тополя. Иду и понимаю: скажет, и прямо на улице раздеваться начну, и плевать, что люди кругом!
— Рано, — говорит, будто мысли читает.
Не помню, как дошли.
Тумбочку в прихожей помню, цветным шёлком застеленную. Берцы его помню, что он туда поставил.
— Теперь пора, — говорит, и в комнату прошёл.
Стою я, девочки, в прихожей, совсем раздетая и на всё согласная. Сзади ветерок поддувает, словно дверь не закрыли. Тут он выходит, в белой рубахе до пят, босой, и смотрит на меня печально и строго. Даже чуточку обидно стало, не так на голых девушек смотреть положено.
— Веришь мне? – говорит.
Я киваю – голос вдруг пропал.
— Тогда пойдём! – и подаёт такую же рубаху.
Напялила я этот балахон, он меня за руку взял.
Один шаг сделали. Вокруг осень, лес и туман. Рядом никого. А в тумане – белые тени и голоса:
— Ау, солнышко, выходи, не прячься!
а3б1
Ох, девки, и заморочил он меня! Или сама я заморочилась, так честнее будет. Он-то и слова не сказал, на меня не смотрел поначалу, но… Я его впервые увидела, когда он на лестнице стоял, с другими парнями. Стоял и курил. Мимо пробегаю, и, верите или нет – не куревом от него пахло, а настоящей военной кожей! Глупость, скажете, где за секунду почувствовать? А вот так! Мне этот запах с детства знаком, папкина портупея так пахла, когда он с дежурства заходил, перекусить. Подойду сзади, обниму за спину, прижмусь и вдыхаю, вдыхаю… Не было ничего роднее!
Остановилась я площадкой ниже. Сердце колотится, и в глазах темно! Попалась, дурочка, как кур в ощип. Стою, в сумочке ковыряюсь, будто потеряла чего, тут застучало сверху: крок-крок, заскрипело: шркэп-шкрэп; глаза наверх скосила – точно! – он спускается. В этаких брутальных берцах, а что ещё на нём надето, я не заметила, взгляд боялась поднять. Мачизм, девушки, полный, если кто понимает!
Шкрэп-крок, он дальше прошёл, даже головы не повернул, только стриженый затылок мелькнул, такой, девчонки, настоящий мужской военный затылок, что в животе заныло!
Неделю я за ним бегала, пока не познакомилась. Имя у него чудное оказалось – Аристарх. И взгляд… Такой… надёжный! Я сразу решила, всё сделаю, чтобы он на меня так смотрел, всё, о чём в книжках читала, на дисках видела, о чём даже думать стыдилась. Зато буду знать, что и он для меня – всё. Всё и ещё немножко больше.
И он это почувствовал.
— Пойдём, — говорит, — солнышко!
А вокруг – июнь и тополя. Иду и понимаю: скажет, и прямо на улице раздеваться начну, и плевать, что люди кругом!
— Рано, — говорит, будто мысли читает.
Не помню, как дошли.
Тумбочку в прихожей помню, цветным шёлком застеленную. Берцы его помню, что он туда поставил.
— Теперь пора, — говорит, и в комнату прошёл.
Стою я, девочки, в прихожей, совсем раздетая и на всё согласная. Сзади ветерок поддувает, словно дверь не закрыли. Тут он выходит, в белой рубахе до пят, босой, и смотрит на меня печально и строго. Даже чуточку обидно стало, не так на голых девушек смотреть положено.
— Веришь мне? – говорит.
Я киваю – голос вдруг пропал.
— Тогда пойдём! – и подаёт такую же рубаху.
Напялила я этот балахон, он меня за руку взял.
Один шаг сделали, другой. Вокруг лес и туман. Рядом никого. И Он куда-то пропал. Сделал шаг в сторону, исчез, растворился! Лишь белые тени и голоса:
— Ау, солнышко, выходи, не прячься!
Жутко! Туман вообще – густой, как молоко. Хоть «глаз выколи» — только днем. Бросилась от голосов, выбежала на какую-то поляну и чуть на сваленное дерево не налетела! Спряталась за ним, слушаю, стараюсь что-то разглядеть…
Тут выходит на поляну еще один – тоже в белой рубахе, и басом таким загробным:
— Солнышко, где ты?
А сам – длинноволосый, как Джейкоб, и бледный, как Эдвард. Мне ни тот, ни другой не нравится, так что я только сильнее съежилась. «Маньяки, — думаю, — Только не шевелиться!». Парень крикнул еще пару раз и пропал в тумане.
Все, пора с этим заканчивать! Прислушалась – справа шум дороги. Была – не была! Не знаю, что подумают водители, когда я, дура, голосовать начну! Не важно – город должен быть недалеко, доберусь как-нибудь.
Замерла, стараюсь не дышать – вроде тихо, голоса пропали. Досчитала до трех и – бросилась со всех ног! Нет, сзади что-то зашуршало – кто-то бежит следом! Да не один – слева, справа. Несусь изо всех сил, руками лицо прикрываю, чтобы ветки в глаза не попали. А шум дороги исчез! А ведь на Гражданской обороне говорили, что в тумане часто эхо бывает. Дура, не слушала!
Справа, показалось, машина проехала! Я – туда! Со всех ног, из последних сил… И как споткнусь о какой-то корень! Летела, наверно, метра три и – прямо в чью-то белую рубаху! Схватил меня, вырываюсь, а сил уже нет… Сжал, и тут – чувствую: его запах!
— Солнышко, успокойся! Все закончилось, я тебя нашел! Ты молодец.
Это потом, когда я перестала трястись, как осиновый лист, он все объяснил. У них в селе так принято невест себе выбирать. Выходят молодые люди в туманный лес и ищут друг друга. Если нашел свою избранницу – будешь всю жизнь счастлив. А встретишь в дымке чужую, так можешь забыть о свадьбе на год, и другую себе присматривать — все равно с той ничего хорошего не сложится…
А дальше, девчонки, вы все знаете. Предложение сделал, с родителями познакомил. Тот длинноволосый у него – свидетелем будет. Так что – послезавтра не опаздывайте!
Что-то пар вышел. Маш, поддай водички! В который день паришься, в тот день не старишься…
2
(1891 зн)
Здесь было светло и уютно. Разомлев от нежного массажа, умытый и вытертый насухо, Лефт смирно дремал, несмотря на непривычно высокое расположение места, выбранного для их с братом отдыха. Ложе было с любовью оформлено красивыми разноцветными тканями, живописными складками спадавшими до самого низа возвышения. Крем, втертый в кожу, источал приятный запах, а внутри ощущалась легкая непривычная пустота, как у новорожденного.
— Нет, ну я сейчас точно кому-то с носака! — ворчливый возглас брата вывел Лефта из состояния отрадного покоя.
— Ну что тебе снова не так? — спокойно, стараясь скрыть негодование, спросил он.
И главное, близнец вообще валялся набоку, и по всем признакам тоже должен был бы испытывать если уж не полный покой, то во всяком случае, никак не агрессию к окружающей обстановке. «Совсем расшнуровался братик...» — подумал про себя Лефт.
— Ага, думаешь если нас умыли, как покойников, то готовят какой-то праздник?! Наверняка затевают какую-нибудь пакость! — Райт был неисправим. Он во всем видел только плохое, и при этом всегда норовил быть на полшага впереди, оставляя рассудительному и вдумчивому Лефту функцию замыкающего.
— С чего ты взял? Вон, видишь, как уважительно все нас рассматривают, даже вроде рисуют наши портреты, — Лефт был гораздо умнее Райта, потому-что в доме Хозяина из прихожей, где их оставляли, ему был виден кусочек гостиной с работающим телевизором, и он часами впитывал все, что там показывалось.
— Глупый ты, Лефт! Мы же крутые берцы, просто нас все хотят, даже эти, как их… ну бабы, словом, — Райт, несмотря на зеркальную похожесть с братом, духовно был весьма от него далек. Видимо, привычка Хозяина наносить удары правой ногой куда попало сказалась на его умственных способностях… — Кста-ти, а тебе видно вон ту, что на соседнем стуле сидит? Да ты глянь, она же голая совсем, зараза! Вот я бы ее обу-ул…
Он был к тому же еще и хамом.
а5б2
Здесь было светло и уютно. Разомлев от нежного массажа, умытый и вытертый насухо, Лефт смирно дремал, несмотря на непривычно высокое расположение места, выбранного для их с братом отдыха. Ложе было с любовью оформлено красивыми разноцветными тканями, живописными складками спадавшими до самого низа возвышения. Крем, втертый в кожу, источал приятный запах, а внутри ощущалась легкая непривычная пустота, как у новорожденного.
— Нет, ну я сейчас точно кому-то с носака! — ворчливый возглас брата вывел Лефта из состояния отрадного покоя.
— Ну что тебе снова не так? — спокойно, стараясь скрыть негодование, спросил он.
И главное, близнец вообще валялся набоку, и по всем признакам тоже должен был бы испытывать если уж не полный покой, то во всяком случае, никак не агрессию к окружающей обстановке. «Совсем расшнуровался братик...» — подумал про себя Лефт.
— Ага, думаешь если нас умыли, как покойников, то готовят какой-то праздник?! Наверняка затевают какую-нибудь пакость! — Райт был неисправим. Он во всем видел только плохое, и при этом всегда норовил быть на полшага впереди, оставляя рассудительному и вдумчивому Лефту функцию замыкающего.
— С чего ты взял? Вон, видишь, как уважительно все нас рассматривают, даже вроде рисуют наши портреты, — Лефт был гораздо умнее Райта, потому-что в доме Хозяина из прихожей, где их оставляли, ему был виден кусочек гостиной с работающим телевизором, и он часами впитывал все, что там показывалось.
— Глупый ты, Лефт! Мы же крутые берцы, просто нас все хотят, даже эти, как их… ну бабы, словом, — Райт, несмотря на зеркальную похожесть с братом, духовно был весьма от него далек. Видимо, привычка Хозяина наносить удары правой ногой куда попало сказалась на его умственных способностях… — Кста-ти, а тебе видно вон ту, что на соседнем стуле сидит? Да ты глянь, она же голая совсем, зараза! Вот я бы ее обу-ул…
Он был к тому же еще и хамом.
— Нам нужно бежать! – в полной тишине крикнул Райт, а Лефт вздрогнул.
— Что? Куда? Да и зачем? Тебе спокойно не живётся, нет?
— Вот задавил вопросами. Вроде умный, а не понимаешь, что им от нас нужно.
— И что же? – с ехидством спросил Лефт.
— Они нас продать хотят! Мы же, заразы, дорогущие. Вот нас моют, красят, рисуют, чтобы потом выложить на эти, как их, акционы.
— Эм…Может аукционы?
— Точно, вот не зря ж я с тобой тогда этот забавный канал смотрел. За какую-то бумажку люди чуть в драку не полезли. Вот чудные! А за нас с тобой, подавно. Они ведь бешенные, поранить могут, шнурки вытащат, вот жу-у-уть.
— Глупости всё это. Наш хозяин всегда нами дорожит и заботится. Я очень люблю его, хоть он и редкостная чуня…
— Да свинья!
— Ну не надо оскорблений. Несмотря на это, у него не самые плохие ноги.
— Вот именно. Раз в два месяца может вымоет, и то в лучшем случае. А если нас продадут какому-нибудь волосатому и вонючему? Не дай Бог ещё и с грибком! Это же я всю оставшуюся жизнь чесаться буду, кошмар!
— Не паникуй раньше времени. Как ты собираешься бежать?
— Я уже всё продумал. Когда хозяин уйдёт, мы с тобой прыгаем на пол и до коридора. Затем прячемся за совком и веником у выхода. Когда он начнёт нас искать, то откроет входную дверь, тогда мы выберемся на лестничную площадку и «Да здравствует Свобода». Вот, смотри, он уходит…
— Хуже этого плана я ещё не слышал. С чего Ногоносец будет открывать дверь, а? И ты уверен, что нас, таких больших, блестящих и красивых, не заметят? Полная чушь!
— Ну-у-у знаешь! Ты как хочешь, а я пошёл, — Райта распирал гнев на брата, как он не мог верить в его идеальный план?
Перед самым прыжком, дверь в комнату отворилась, и вошёл хозяин. Он аккуратно взял оба ботинка и поставил их на самую верхнюю и чистую полку в прихожей. Заходили гости, а Ногоносец приговаривал:
— Смотрите, какие обновки я себе прикупил! Как блестят, пахнут настоящей кожей. Это тебе не китайский ширпотреб! Я их никому, никогда, не отдам, они бесценны!
Хозяин так долго расхваливал берцы, что Райту стало стыдно, он отвернулся к стенке, и готовился извиниться перед братом.
3
(1885 зн)
Свечи, заботливо расставленные служанкой по всей комнате, уже догорали. Стояла тишина – иногда доносились только всхлипывания Кэт в соседней коморке. Такой мужчина, но достался не ей, а госпоже! После порыва страсти атласное красно-синее платье Миледи оказалось на стуле, и ботфорды Д'Артаньяна почему-то – тоже…
Любовники отдыхали на белоснежных простынях. Ее голова покоилась у него на груди.
— Ты действительно меня не любишь, дорогой? – нарушила молчание Миледи.
— Нет. Сударыня, сегодня я пришел к Вам в последний раз.
— Но почему? Неужели из-за этого? – Она указала на лилию на своем плече.
— Да. Вы прекрасно понимаете, что мы не можем быть вместе. Надо мной будет смеяться весь Париж! Лучше закончить все сейчас. Дворянскую честь никакими дуэлями не отмоешь от связи с Лильской воровкой…
— Я не воровка! – с жаром ответила Миледи, — Это просто след от мужской жестокости! Ни ты, ни твой друг Атос не поняли этого! У меня тоже есть своя гордость! И она была сильнее боли, когда палач, разжигая жаровню, говорил: «Выбирай, с кем ты будешь – или со мной, или ни с кем».
— Хотя… — промолвила она уже спокойнее, — Ты прав. Париж не переубедить. Кто я такая, чтобы требовать от тебя таких жертв? Заклейменная шпионка кардинала, или фрейлина королевы – для любого рыцаря выбор очевиден.
ДАртаньян вздохнул:
— Фрейлина королевы и знать меня не желает. Констанция считает меня пьяницей, которого интересуют только дуэли да посиделки в трактирах с дружками…
— Ей, как и любой женщине, нужен герой… Человек, способный на подвиги. Соверши что-нибудь для нее – и дама сердца будет у твоих ног!
— Подвиг?
— Да, любимый! Я настолько желаю тебе счастья, что это будет моей последней услугой. Завтра я приглашена на аудиенцию к кардиналу. И я скажу ему нечто, что пока известно только нескольким людям. Сегодня королева встречалась с Бекингемом и отдала ему на память подвески, подарок короля…
а6б3
4
(2489 зн)
Я отчаянно старалась слиться с мокрой, холодной листвой поваленного дерева и перестать дышать. Дико хотелось вскочить и бежать без оглядки, оглашая болото громким визгом. В груди пленённой бабочкой билось сердце. Мне казалось, его стук слышит вся окрестная нежить.
Призрачная фигура утопленницы неумолимо приближалась к моему укрытию. За ней следовали её подруги, ещё более смазанные силуэты. Только сейчас я поняла, каким глупым было моё решение. Я пришла на болото, чтоб поговорить со своей сестрой близняшкой. Узнать, как она погибла. Я нашла её, вернее — это она меня учуяла и окликнула подруг. Они загонят меня как дикого зверя, замкнут в кольцо. Глядя на синее лицо сестры я отчётливо поняла — могу скоро стать такой же. Увидев её, я осознала — это уже не моя сестра, это нежить, умертвие. Что они со мной сделают? Утопят? Разорвут? Пока они не видят меня, но это не продлится долго. Боже, что будет с нашей бедной мамой. Потерять двух дочерей за месяц. Я не могла не прийти сюда. Мы с сестрой всегда хорошо чувствовали друг друга. Она не могла утонуть случайно или тем более утопиться! Мы знали болото как свои пять пальцев, даже в детстве не проваливались в трясину, когда ходили с мамой за морошкой. И уж конечно Наина не пошла бы в самое сердце топи, место обитания утопленников и другой нежити.
Через день после пропажи Наины, её вещи: сандалии и платок, нашли далеко на болоте, староста деревни принялся убеждать всех, что произошла трагическая случайность. Либо девица утопилась сама, от любви неразделённой. Маме было слишком тяжело искать причины, её сломило горе. А я хоть и выть была готова от потери, всё же увидела, как бегали у старосты глаза. От чего бы? Он старался не смотреть в глаза моей маме и мне. Бормотал о глупых девицах, шастающих по болотам. Обычно же, он вёл себя самоуверенно и иногда по-хамски. Такая резкая перемена поведения меня насторожила. Я решила выяснить, как погибла сестра, у неё самой.
Тело затекло от неподвижности, но пошевелиться я боялась. Засмотревшись на приближающихся утопленниц, я не заметила другой опасности. Меня схватили за волосы сзади, пытаясь вырваться, извернулась и увидела напавшего на меня — болотника. Небольшой, костлявый, покрытый тиной он оскалил пасть полную острых клыков и заорал:
— Девчонки вот ваша добыча, я её поймал!
Подошли “девчонки”. Умертвия радовались и тянули ко мне синюшные, распухшие руки.
Я забилась в лапах болотника и закричала.
— Наина! – позвала я в отчаянии.
— Фаина? – удивлённо спросила сестра.
а2б4
Я отчаянно старалась слиться с мокрой, холодной листвой поваленного дерева и перестать дышать. Дико хотелось вскочить и бежать без оглядки, оглашая болото громким визгом. В груди пленённой бабочкой билось сердце. Мне казалось, его стук слышит вся окрестная нежить.
Призрачная фигура утопленницы неумолимо приближалась к моему укрытию. За ней следовали её подруги, ещё более смазанные силуэты. Только сейчас я поняла, каким глупым было моё решение. Я пришла на болото, чтоб поговорить со своей сестрой близняшкой. Узнать, как она погибла. Я нашла её, вернее — это она меня учуяла и окликнула подруг. Они загонят меня как дикого зверя, замкнут в кольцо. Глядя на синее лицо сестры я отчётливо поняла — могу скоро стать такой же. Увидев её, я осознала — это уже не моя сестра, это нежить, умертвие. Что они со мной сделают? Утопят? Разорвут? Пока они не видят меня, но это не продлится долго. Боже, что будет с нашей бедной мамой. Потерять двух дочерей за месяц. Я не могла не прийти сюда. Мы с сестрой всегда хорошо чувствовали друг друга. Она не могла утонуть случайно или тем более утопиться! Мы знали болото как свои пять пальцев, даже в детстве не проваливались в трясину, когда ходили с мамой за морошкой. И уж конечно Наина не пошла бы в самое сердце топи, место обитания утопленников и другой нежити.
Через день после пропажи Наины, её вещи: сандалии и платок, нашли далеко на болоте, староста деревни принялся убеждать всех, что произошла трагическая случайность. Либо девица утопилась сама, от любви неразделённой. Маме было слишком тяжело искать причины, её сломило горе. А я хоть и выть была готова от потери, всё же увидела, как бегали у старосты глаза. От чего бы? Он старался не смотреть в глаза моей маме и мне. Бормотал о глупых девицах, шастающих по болотам. Обычно же, он вёл себя самоуверенно и иногда по-хамски. Такая резкая перемена поведения меня насторожила. Я решила выяснить, как погибла сестра, у неё самой.
Тело затекло от неподвижности, но пошевелиться я боялась. Засмотревшись на приближающихся утопленниц, я не заметила другой опасности. Меня схватили за волосы сзади, пытаясь вырваться, извернулась и увидела напавшего на меня — болотника. Небольшой, костлявый, покрытый тиной он оскалил пасть полную острых клыков и заорал:
— Девчонки вот ваша добыча, я её поймал!
Подошли “девчонки”. Умертвия радовались и тянули ко мне синюшные, распухшие руки.
Я забилась в лапах болотника и закричала.
— Наина! – позвала я в отчаянии.
— Фаина? – удивлённо спросила сестра.
По сценарию в этот момент должна была грянуть музыка, выскакивали ребята из группы «На-на», и в сопровождении подтанцовки «девчонок»-утопленниц отжигали свой шлягер про «Фаину». Но что-то пошло не так. «Болотник», который должен был тут же меня отпустить и исчезнуть из кадра, хватку не ослаблял, а наоборот, все сильней сдавливал горло, всерьез пытаясь придушить. Загримированные танцовщицы тоже вели себя странно — плотно обступив со всех сторон, начали больно, до крови, царапать все тело, до беспамятства пугая издаваемым шипением и текущей изо ртов пеной…
— Сто-оп! — режиссер, увидев, как актриса не по сценарию упала, нервно остановил съемку.
— Ну посмотрите кто-то, что там случилось! Врача на площадку!
Массовка озадаченно столпилась вокруг лежащей на полу «Фаины». Мишка, игравший «болотника», присел на корточки, обследовал тело и радостно сообщил:
— Да все нормально, это у нее просто обморок.
— Нет, ну мы так и за неделю не управимся… — расстроенно заметил режиссер и отправился к себе пить коньяк.
5
(1687зн)
Говорила я родителям, что не люблю семейные поездки на природу. Каждый год одно и то же, либо комары загрызут до смерти, либо промёрзну до костей, а зачастую просто скучно. Wi-fi нет, 3G дорогой, да и не ловит в этой глухомани ни черта. «Нужно дышать свежим воздухом», — из раза в раз повторяли они. «Это будет последний»,- надеялась я, запихивая рюкзак в багажник автомобиля.
Ехали довольно долго, в незнакомое мне место. Оказалось, мама решила попробовать новое место для поиска и собирания грибов. Подруги ей посоветовали, будь они не ладны. После пары часов безуспешных поисков, я вдруг обнаружила маленький грибочек под пеньком. Подобрав его, чуть дальше заметила ещё один, и ещё, и ещё. Так увлеклась этим делом и не поняла, что потерялась. Я была в совершенно в не знакомом месте, и чувствовала, что звать на помощь бесполезно. Оказалась на большой поляне, окружённой тёмным, злым лесом. По коже поползли мурашки, и стало зябко. Посередине поляны лежало не естественно огромное, подгоревшее, дерево. Из этой пугающей чащи услышала голоса. «Наверно это мои родители», — подумала я. Пулей рванула через всю поляну, туда, успела добежать до злополучного дерева и увидела это…
Тени от деревьев, отрываясь от земли, превращались в силуэты людей, а затем, получив форму, становились полупрозрачными и более или менее похожие на людей. Они видели меня, хоть я и не была в этом уверенна на сто процентов, но чувствовали моё присутствие точно. Я спряталась за ветви дерева, разве это поможет? От этой жути хотелось бежать, но ноги отказывались, а после, по полянке прокатилось эхо. «Помоги, прошу, ты нам нужна…», — и это повторялось снова и снова. Онемела и похолодела, неужели это конец?
а4б5
…
6
(2083 зн)
Мама! Ты где, мамочка? Мне холодно и страшно. У меня отобрали одежду и увезли куда-то. Я не понимаю, где я, мама. Они оставили меня в очень большой комнате, заставленной каталками с людьми. Мама, это был морг? Мамочка, мне сказали, что ты умерла, почему ты меня оставила, мама? Где я? Вокруг все серое, ни одного цветного пятна, только черное, белое и серое. Черный лес, серые тучи, белый туман. Я помню, мама, лес и трава должны быть зелеными, деревья — темнее, трава — ярче… Небо, оно ведь голубое, мама? Даже тучи — и те ведь не серые. Но «зеленые» — это что? Ярче — это как? Что такое «голубое»? Я помню эти слова, умею их говорить, но что они значат? За ними нет образов. Я знаю о существование цветов, знаю их названия, но не знаю, что это. Мама, мне страшно. Я чувствую только холод, мама. Только холод. Ни цвета, ни запаха… Мама, ведь в мире существуют ароматы? Ведь у травы есть запах, и у ветра… я помню, я любила розы, а ты смеялась, любуясь полевыми цветами. Ты говорила: «Малышка, когда-нибудь тебе надоедят все эти розы, тюльпаны, хризантемы, а вот аромат полей не надоест никогда, малышка». Мама, что такое аромат? Почему здесь ничто не пахнет?
Эти люди приехали и забрали меня из дома, мама, это всё, что я помню. Забрали, и я лишилась всего, мир в тот же миг стал холоден и сер. Где я, мама? Я знаю, ты слышишь… Я вижу тебя, мама. Тебя и других. Вы зыбкими тенями бродите по полю, то сливаясь с туманом, то вырываясь из него. Мама, ты же жива? Поговори со мной, мама. Поговори…
Ты молчишь, мама. Но я точно знаю, здесь есть звуки. Я слышала голоса, но не понимала слов. Я слышала голоса, когда бежала сюда.
Эти ветки, мама, они не пускают меня. Мокрые, холодные, черные ветки. Склизкие, гнилые. Они цепляются за мою рубашку, не дают пройти к тебе. Помоги мне, мама, я запуталась. Я не могу пройти к тебе и не могу вернуться, я увязла в ветвях, они облепили меня, вцепились, будто живые. Мама, мне холодно. Мне страшно, мама. Эти ветки, они тянут из меня тепло. Мама, не уходи, куда ты? Почему вы таете? Туман… откуда этот туман? Он обволакивает меня, ласкает, греет…
а1б6
Мама! Ты где, мамочка? Мне холодно и страшно. У меня отобрали одежду и увезли куда-то. Я не понимаю, где я, мама. Они оставили меня в очень большой комнате, заставленной каталками с людьми. Мама, это был морг? Мамочка, мне сказали, что ты умерла, почему ты меня оставила, мама? Где я? Вокруг все серое, ни одного цветного пятна, только черное, белое и серое. Черный лес, серые тучи, белый туман. Я помню, мама, лес и трава должны быть зелеными, деревья — темнее, трава — ярче… Небо, оно ведь голубое, мама? Даже тучи — и те ведь не серые. Но «зеленые» — это что? Ярче — это как? Что такое «голубое»? Я помню эти слова, умею их говорить, но что они значат? За ними нет образов. Я знаю о существование цветов, знаю их названия, но не знаю, что это. Мама, мне страшно. Я чувствую только холод, мама. Только холод. Ни цвета, ни запаха… Мама, ведь в мире существуют ароматы? Ведь у травы есть запах, и у ветра… я помню, я любила розы, а ты смеялась, любуясь полевыми цветами. Ты говорила: «Малышка, когда-нибудь тебе надоедят все эти розы, тюльпаны, хризантемы, а вот аромат полей не надоест никогда, малышка». Мама, что такое аромат? Почему здесь ничто не пахнет?
Эти люди приехали и забрали меня из дома, мама, это всё, что я помню. Забрали, и я лишилась всего, мир в тот же миг стал холоден и сер. Где я, мама? Я знаю, ты слышишь… Я вижу тебя, мама. Тебя и других. Вы зыбкими тенями бродите по полю, то сливаясь с туманом, то вырываясь из него. Мама, ты же жива? Поговори со мной, мама. Поговори…
Ты молчишь, мама. Но я точно знаю, здесь есть звуки. Я слышала голоса, но не понимала слов. Я слышала голоса, когда бежала сюда.
Эти ветки, мама, они не пускают меня. Мокрые, холодные, черные ветки. Склизкие, гнилые. Они цепляются за мою рубашку, не дают пройти к тебе. Помоги мне, мама, я запуталась. Я не могу пройти к тебе и не могу вернуться, я увязла в ветвях, они облепили меня, вцепились, будто живые. Мама, мне холодно. Мне страшно, мама. Эти ветки, они тянут из меня тепло. Мама, не уходи, куда ты? Почему вы таете? Туман… откуда этот туман? Он обволакивает меня, ласкает, греет…
Греет, ласкает, обволакивает… Мама, я не могу без тебя… Я точно знаю, мне надо найти тебя, иначе, зачем я здесь, мама? Зачем я здесь, мама? Ведь это не просто так, мне нужно что-то сделать, что-то важное. Здесь, среди ветвей и тумана… Я очень люблю тебя, мама! Как поступить, чтобы ты ответила? Чтобы мир снова стал красочным, чтобы ты снова была рядом? Они не пускают… Но это просто ветки, разве они могут остановить меня?
Холод, серость, туман… Как может быть, чтобы холодный туман грел? Я не могу понять, но ведь что-то это значит, мама? Я иду к тебе, я делаю шаг…
Как это трудно! Теперь туман не греет, он колет и сосёт по капле жизнь. Жизнь? Дай мне руку, мама! Дай руку, я хочу вновь почувствовать тепло твоих пальцев, биение жилки на запястье… Ты же помнишь, как я любила считать твой пульс, как мы играли – угадывали число, и как радовались, когда твои слова совпадали…
Теплеют пальцы. Это ты, мама? Держись за меня, и мы пойдём вместе, тебе вовсе нечего делать тут, рано, тени подождут!
Держись, не отпускай! Нет серой блёклой травы под ногами, это только кажется, я уже поняла, главное – держи меня за руку…
Тяжело. Но я не скажу тебе об этом, мама. Не скажу, хотя ты всё равно поймёшь, здесь нельзя обмануть, здесь нельзя сказать неправду. Зато можно молчать. Я буду молчать, кусать губы, но молчать, это нестрашно, когда накатывает слабость, зато твои пальцы становятся теплее и твёрже… Теперь не я веду тебя, мама, теперь ты тащишь меня за собой.
Держи меня, держи, не отпускай, мне рано оставаться здесь, в этом мире без цветов. Рано. Держи меня, мама!
— Как она, доктор? – женщина на кровати была бледна, но на щёках разгорался румянец.
— Шок. Но до чего сильна! Она у вас молодец, я не верил, но… А сейчас спите. Когда вы проснётесь, то увидите её рядом. Спите! Всё будет хорошо.
Свечи, заботливо расставленные служанкой по всей комнате, уже догорали. Стояла тишина – только иногда доносились всхлипывания Кэт из соседней каморки. Такой мужчина, но достался не ей, а госпоже! После порыва страсти атласное красно-синее платье Миледи оказалось на стуле, и ботфорты Д'Артаньяна почему-то – тоже…
Любовники отдыхали на белоснежных простынях. Ее голова покоилась у него на груди.
— Ты действительно меня не любишь, дорогой? – нарушила молчание Миледи.
— Нет. Сударыня, сегодня я пришел к Вам в последний раз.
— Но почему? Неужели из-за этого? – Она указала на лилию на своем плече.
— Да. Вы прекрасно понимаете, что мы не можем быть вместе. Надо мной будет смеяться весь Париж! Лучше закончить все сейчас. Дворянскую честь никакими дуэлями не отмоешь от связи с Лильской воровкой…
— Я не воровка! – с жаром ответила Миледи, — Это просто след от мужской жестокости! Ни ты, ни твой друг Атос не поняли этого! У меня тоже есть своя гордость! И она была сильнее боли, когда палач, разжигая жаровню, говорил: «Выбирай, с кем ты будешь – или со мной, или ни с кем».
— Хотя… — промолвила она уже спокойнее, — Ты прав. Париж не переубедить. Кто я такая, чтобы требовать от тебя таких жертв? Заклейменная шпионка кардинала, или фрейлина королевы – для любого рыцаря выбор очевиден.
Д'Артаньян вздохнул:
— Фрейлина королевы и знать меня не желает. Констанция считает меня пьяницей, которого интересуют только дуэли да посиделки в трактирах с дружками…
— Ей, как и любой женщине, нужен герой… Человек, способный на подвиги. Соверши что-нибудь для нее – и дама сердца будет у твоих ног!
— Подвиг?
— Да, любимый! Я настолько желаю тебе счастья, что это будет моей последней услугой. Завтра я приглашена на аудиенцию к кардиналу. И я скажу ему нечто, что пока известно только нескольким людям. Сегодня королева встречалась с Бекингемом и отдала ему на память подвески, подарок короля…
— Вы удивляете меня, Миледи… Лильский палач ошибся, не отрубив вашу прелестную головку. Вам никто не рассказывал, что вы интриганка?
— Все женщины интригуют, мой милый Д'Артаньян. Мы хотим счастья и любви, а настоящих рыцарей не хватает. Поневоле приходится хитрить. Но ведь вы простите мне эту маленькую слабость?
— Разумеется, Миледи!
И Д'Артаньян постарался и дал понять, что он ни в коем случае не сердится, и, конечно, простил прекрасную собеседницу. Разговор на время стих, и Катрин зарыдала сильнее, зная: если госпожа в такие минуты молчит, то происходит нечто необычайное. Кэт не могла представить, что могло так удивить хозяйку, знающую об искусстве любви всё и немножко больше, и оттого обида разгорелась с новой силой. Ну почему!? Почему мужчины так много внимания обращают на происхождение, и так мало ― на истинную красоту? С нею рыцарь забыл бы и свою противную уродливую фрейлину, и короля, и королеву, и незнакомого английского герцога, и даже саму Францию!
— Не сомневайтесь, Миледи, я вас простил, — заговорил тем временем мужчина за стеной.
— Ооо… ты великолепен, любимый!
— Я знаю. И я, пожалуй, задержусь немного с вами, леди Винтер! Здесь так приятно говорить на разные важные темы. Нам нужно обсудить очень много, вы не находите?
— Что же, сударь? — хозяйка дышала, пожалуй, немного тяжелее обычного.
— Например, что подумает о вашей замечательной идее Его величество Король? Как отнесется к ней Его преосвященство? И как нам объяснить детали графу Де ла Фер, но так, чтобы не рассказать всего?
— Но зачем нам рассказывать ему хоть что-то? — удивилась женщина.
— Страсть, мадам, застилает вам разум. Мне лестно, но, неужели вы думаете, что провернуть всё это будет под силу мне одному? Я не Господь Бог, не ангел, не архангел, и даже не серафим. Кто-то же должен мне помогать?
И они стали обсуждать: что и как сказать графу де ля Фер, в каких словах сообщить о происшествии с подвесками Его преосвященству, и стоит ли говорить об этом графу Рошфору?
Потом Д'Артаньян ушёл, ушипнув Кэт за крутое бедро. Ах, какой мужчина… За него стоит побороться!
Хозяйка, утомлённая учёными разговорами, успокоилась и уснула, и Катрин стала лихорадочно собираться. В её распоряжении не так много времени, чтобы терять его на крючочки и завязки. А ведь надо ещё добежать и найти правильные слова, иначе Атос не воспримет их всерьёз!
Здесь было светло и уютно. Разомлев от нежного массажа, умытый и вытертый насухо, Лефт смирно дремал, несмотря на непривычно высокое расположение места, выбранного для их с братом отдыха. Ложе было с любовью оформлено красивыми разноцветными тканями, живописными складками спадавшими до самого низа возвышения. Крем, втертый в кожу, источал приятный запах, а внутри ощущалась легкая непривычная пустота, как у новорожденного.
— Нет, ну я сейчас точно кому-то с носака! — ворчливый возглас брата вывел Лефта из состояния отрадного покоя.
— Ну что тебе снова не так? — спокойно, стараясь скрыть негодование, спросил он.
И главное, близнец вообще валялся набоку, и по всем признакам тоже должен был бы испытывать если уж не полный покой, то во всяком случае, никак не агрессию к окружающей обстановке. «Совсем расшнуровался братик...» — подумал про себя Лефт.
— Ага, думаешь если нас умыли, как покойников, то готовят какой-то праздник?! Наверняка затевают какую-нибудь пакость! — Райт был неисправим. Он во всем видел только плохое, и при этом всегда норовил быть на полшага впереди, оставляя рассудительному и вдумчивому Лефту функцию замыкающего.
— С чего ты взял? Вон, видишь, как уважительно все нас рассматривают, даже вроде рисуют наши портреты, — Лефт был гораздо умнее Райта, потому-что в доме Хозяина из прихожей, где их оставляли, ему был виден кусочек гостиной с работающим телевизором, и он часами впитывал все, что там показывалось.
— Глупый ты, Лефт! Мы же крутые берцы, просто нас все хотят, даже эти, как их… ну бабы, словом, — Райт, несмотря на зеркальную похожесть с братом, духовно был весьма от него далек. Видимо, привычка Хозяина наносить удары правой ногой куда попало сказалась на его умственных способностях… — Кста-ти, а тебе видно вон ту, что на соседнем стуле сидит? Да ты глянь, она же голая совсем, зараза! Вот я бы ее обу-ул…
Он был к тому же еще и хамом.
Андрей, проснувшись, потянулся и увидел рядом спящую обнажённую девушку. Вспомнил вчерашний вечер. Вчера напившись, он приставал к молоденькой, симпатичной натурщице, вот и результат. Растолкав любовницу он, спросил, что было, и не вёл ли он себя как пьяная скотина. Девушка, потянувшись спросонья, довольно улыбнулась и ответила, что ей всё понравилось.
Андрей, оглядев комнату в поисках своей одежды увидел, что на постаменте, сделанном из табуретки, покрытой тканью, стоят его старые армейские ботинки. В голове крутилось что-то с этим связанное, но всплывать не хотело. Указав взглядом на табуретку, Андрей спросил, что это у девушки. Она, посмеиваясь, рассказала, оказывается, вчера напившись, он кричал, что сиськи ему надоели, что каждая бездарь рисует сиськи и мнит себя великим художником. А он настоящий и будет писать картину, которая перевернёт представление масс об искусстве. Новатор, вынул из кладовки ботинки, почистил и подготовил место для работы, даже начал писать.
Андрей взглянул на холст, стоявший у стены. Н-да пара кривых мазков кистью не тянули на шедевр. Натурщица лукаво улыбнулась и игриво поманила Андрея к себе.
— Сиськи всё же победили — рассмеялась девушка.
Уже целуя и лаская модель, Андрей подумал, что ботинки нужно отдать отцу в деревню, самое то чтобы навоз в сарае чистить, прочные и удобные.
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.