Два сапога. 48 тур. Голосование!

Помню, я в студенческие годы подзаработать почтальоном решил. Дело было летом, мне выдали велосипед — повидавший виды «Украину», спросили: город знаешь?

— Знаю.

— Езжай. Будь здоров!

Так я и колесил с полной сумкой газет и журналов. Город у нас маленький — знать особо нечего, зато райцентр — везде асфальт, кататься было — одно удовольствие. Подъезжаешь к забору, и сразу собачий лай, а за ним уже и хозяева показываются, сперва окошко занавеской моргнет, потом и у калитки встречают. Люди все разные, но я то молодой был дурак, все близко к сердцу принимал.

Довелось познакомиться с одной бабкой, странная по тем временам старушка. Смотрит в сторону, пока я ее пенсию пересчитываю, распишется, одно «здравствуйте» и «до свиданья» от нее и услышишь, а тут разговорилась, по имени меня называет, а мы-то и не знакомились.

— А что Андрейка, папка твой на водоканале так и работает?

— Работает. Наладчиком — говорю, — ну и если поломка…

— Да знаю я, знаю.

А на следующий раз и   вовсе разговорилась, рассказала мне такую историю: водоканал у нас еще немцы обустраивали. Один из тех немцев (помню, как она теребила платок, объясняя) был бабы Люси возлюбленным, а сама она, за такой выбор подвергалась жесткой травле со стороны всех друзей и близких. Так вот ее Петер, когда трубы по городу прокладывали, схоронил под землей одну вещицу…

— Вещица-то ценная, бабуль?

— Ценная, Андрейка, и редкая. В музей отнесешь, много денег дадут.

Очень мне тогда хотелось новый велосипед с мотором Д-4, тогда такие были в продаже.

— Ну, если вещь ценная тогда, наверное, в милицию нести надо, — сказал я с сожалением, чувствуя, как мой новый велосипед с мотором тает в дали.

— Так ведь тебе все равно двадцать пять процентов от стоимости находки выплатят, — обнадежила меня старуха.

— А это сколько?

— Прилично.

«Ладно, пусть без велосипеда, но на мотор-то хватит», — подумалось мне.

— А где закопал, помните?

— Да вот тут где-то и закопал, — бабулька махнула рукой в сторону калитки, — точно не помню, но где-то здесь.

От близости счастья у меня дух захватило. Я бросился к велосипеду.

— Ты куда, милой, — осведомилась старуха.

— За лопатой, я быстро.

— Так есть у меня лопата, сейчас вынесу.

Первые полчаса поисков вылились в почти прямую трехметровую траншею глубиною в сорок сантиметров. Изначальный порыв мой угас и желание ковырять землю дальше тоже. Баба Люся, видя такое дело, принесла мне кринку холодного кваса и поведала.

— На базар я в тот день ездила, а когда приехала, он и траншею выкопал и трубы положил, аж до самой дороги.

До дороги было метров двадцать, до вечера часа четыре. «Осилю», — решил я и взялся за дело с удвоенной энергией. Уже начинало темнеть, когда у самой дороги лопата звонко ударила во что-то металлическое.

— Нашли, — восторженно воскликнул я.

— Нашли, — удовлетворенно заметила бабуля.

Это оказалась труба, обычная водопроводная. Я был страшно разочарован, а баба Люся, наоборот просто светилась от удовольствия.

— Теперича водоканал точно не отвертится и проложит мне в дом новый водопровод, старый-то совсем сгнил.

А Семеныч за новую траншею целый литр зарядил, а где мне взять-то? Сам знаешь, какая у меня пенсия.

Пенсия у бабули действительно была небольшая, скорее — совсем маленькая.

Мне было и досадно на бабку и жалко её, одновременно. Я, молча, собрал вещи и поплелся к велосипеду.

— Ты куда? Стой, вот держи,- бабка достала рубль и протянула мне, — Маринку свою в кино сводишь.

— Не моя она, — буркнул я в ответ и покраснел до корней волос.

А рубль взял, все-таки честно заработал.

Через год мы с Маринкой поженились, но это была уже совсем другая история…

Мильонина сидела на изогнутом карнизе балкона и, улыбаясь, смотрела на небольшой город, среди деревьев. Ветер развевал ее волосы, принося ощущение свободы и счастья…

Она была дочерью эльфа и жила в небольшой деревеньке далеко отсюда. Как-то, зайдя из любопытства в глиняные пещеры, пугавшие жителей деревни обилием летучих мышей, она наткнулась на узкий проход. Пройдя по нему немного, нашла игрушечный дом, сделанный из выструганных палочек. Кто его сделал и почему оставили здесь, так и осталось загадкой. Но он ей очень понравился, и Мильонина взяла это чудо себе. Разглядывая домик, восхищалась мастерством того, кто его сделал, и ей захотелось самой смастерить игрушечный город. Попробовала ножом выстругать из ветки аккуратную палочку – нож быстро затупился, и палка получилась кривой. Немного подумав, набрала глины из пещеры. Глина была мягкой, легко разминалась пальцами и первый маленький дом она сделала быстро, но, высыхая, он весь покрылся трещинами. Мильонина огорчилась, но не сдалась и стала добавлять в глину то, что, как ей казалось, сделает ее прочнее. Больше всего ей понравилось подмешивать опилки и хвою – глина начинала пахнуть лесом. Сгорая от нетерпения, она лепила дома, но такие, какими видела их в своих снах. Скоро вырос небольшой городок с овальными и узкими, как карандаши, тянущимися вверх домами со шпилями. Рядом с аркой, служившей входом, она разместила маленький бассейн с двумя дельфинами и песочную горку для детей. Круглый домик-кафе, с треугольными столиками возле входа, ждал своих посетителей. Набрав ягод, Мильонина растерла их и получила краски. Пачкаясь и смеясь от своей неловкости, раскрасила дома в яркие цвета, и город стал похож на радугу. Между домами положила плоские камни – получились дороги. По краям поставила, сорванные с растения хризонолия, цветы в виде колокольчика на длинной ножке, воображая, что это маленькие фонари. Получилось красиво. Мильонина так увлеклась строительством, что этого ей показалось мало. Принеся в дар колдунье все свое имущество, научилась заклинанию, которое превращала маленькие вещи в большие. И, перенеся слепленные домики подальше от деревеньки в лес, провела ритуал и… вот – она сидела на карнизе и смотрела на город, не зная, что делать дальше. Она его построила, сама, но он был словно мертвый.

— Здесь слишком тихо, — крикнула она громко, и эхо разнесло ее голос по пустынным улицам. Раздался резкий звук. Мильонина повернула голову…

И увидела ЕГО. Он был большим, больше лошади, с длинными тонкими усиками и противными жвалами. Гигантский муравей стоял напротив нее и шевелил усиками. Мильонина едва не закричала, но смогла сдержаться. Она замерла, стараясь не шевелиться.

Муравей еще немного постоял, а затем развернулся и вышел из комнаты, скребя по полу суставчатыми лапками. Мильонина спустила ноги с подоконника, на который забралась в приступе паники и тяжело сглотнула. Затем осторожно, на цыпочках, прокралась к двери и выглянула за нее. За дверью было пусто, но неподалеку раздавалось шуршание и непонятный скрежет. Мильонина повела плечами, даже боясь представить каких еще монстров могло создать это заклинание, направленное на мирные цели.

Она тихо и осторожно спускалась по лестнице, чутко прислушиваясь и вздрагивая от каждого шороха. Быть съеденной в своем же собственном городе очень не хотелось. Наконец, она вышла на улицу.

И увидела… это. По улочкам, любовно вымощенным ею камнями, неспешно передвигались жуки, муравьи и даже, кажется, один паук. Этого зрелища ее исстрадавшаяся психика не выдержала и она, завизжав, бросилась прочь, стремясь оказаться как можно дальше от этого места. Как добежала до деревни, Мильонина не помнила. Как и не помнила последующих пары дней, в которые она приходила в себя после пережитого шока. Она даже хотела съездить туда, убедиться что это не вымысел, но не смогла себя заставить.

После этого ей еще пару лет снились кошмары.

А люди, живущие неподалеку, стали рассказывать о странном городе, населенном якобы разумными жуками. Те не пытались выйти из него или как-то навредить людям, поэтому город скоро стал одной из местных легенд, в которую верят разве что приезжие.

А сама Мильонина так и не смогла туда вернуться. Несколько раз хотела, но так и не смогла…

В каждой стране есть город Выселки. Или Выселок.

Неважно.

Суть-то не меняется.

Город, куда ссылают всех, угодивших в опалу.

Даже строит этот город какой-нибудь неудавшийся аристократ, которого казнить вроде как и жалко, а терпеть при дворе сил больше нет.

Вот и отправляют его осваивать новые территории.

И осваивает. Что делать-то?

А дальше, видимо, чтобы скучно ему там одному не было, туда начинают отправлять неугодных.

Конечно, титулованных дворян не ссылают в такие городки.

Их либо сразу на войну, либо на плаху.

А вот каких-нибудь бывших торговцев, сделавших себе на этом состояние — самое то.

И вот городок разрастается. Начинается торговля. Может даже через него тракт какой-нибудь пройдет, если первый поселенец поумнее окажется.

Ну а если нет, то что уж тут поделаешь.

Ну в общем, разрастаются эти Выселки, разрастаются. Какие-то не очень умные люди вообще в него переезжают на постоянной основе.

Бог им судья, как говорится.

Ладно, разрослись эти несчастные Выселки.

А дальше-то что?

Ну, обычно дальше все просто. Выселки становятся самым обычным провинциальным городком. Где побогаче, где победнее. И никто и не вспоминает, почему город так называется.

Ну называется и называется.

Но. Для чего тогда я это все рассказываю? Да все просто. Живу я в таких вот Выселках.

Только ничего обычного в них нет.

А все почему? Да потому что господин Адельтьен (прадедушка мой по маминой линии, чтоб ему на том свете икалось!), мужчиной был невезучим. Ну вот от слова совсем.

Так все и думали.

Поэтому даже не удивились, когда его фактически сослали в самую жуткую на тот момент дыру — Квенские болота.

Ну, конечно, не в сами болота, но на их окраину. Мерзкое местечко, если честно, что тогда было, что сейчас осталось.

Но, несмотря на все его неприглядное окружение, город стал самым богатым во всей Империи.

Видимо, удача решила все-таки отыграться за все неудачи, которые перенес на своем веку господин Адельтьен. Потому что в болотах нашли золото.

Что началось! Император с поклонами приезжал, все придворные резко решили переехать в Выселки, несмотря на неприглядное название.

Но вот тут прадед вцепился в право управления городом просто мертвой хваткой. Это произошло всего за пару лет до его смерти, поэтому на деле городом давным-давно управлял его сын. Однако, к советам отца он прислушивался всегда. Не пренебрег он советом и тогда. И не прогадал — буквально через пять лет город стал в три раза больше, чем был при прадеде.

Отец себе и дворец крупный отстроил, и лошадей разводить задумал. Начал вращаться в самых высоких кругах, считая именно себя владельцем города. Но городом просто так не овладеешь. Отец об этом, правда, не задумывался. Захотел он своему городу сделать ещё больше, чем дед. Господин Адельтьен, по рассуждению отца, дал городу богатство, а он даст ему благородство. А начать, как он решил, надо с названия.

Выселки — это, конечно, хорошо. Но как-то не солидно. Надо переименовать. А как? Во-первых по всему городу развесили объявления о переименовании из Выселок в Адельтьенбург. Очень отцу такое название приглянулось.

Народ накормили, он согласился, и поехал отец в столицу в географическое общества, дабы и они засвидетельствовали новое название. Накупил профессорам дорогих подарков — тьму. А те посоветовали к картографом зайти, чтобы новые карты сделали. И картографам отец подарков сделал и на радостях стопку карт нового образца домой привёз.

Но как-то не приживалось название. Видно, не могли простые крестьяне его без содрогания выговорить. Так отец организовал курсы по тренировке произношения названия города. Из-за границы логопедов выписал.

Тут ещё большая напасть. На границах не спокойно. А у соседей Империи все карты, конечно, старые, где вместо гордого Адельтьенбурга помечены печальные Выселки и поехал отец по заграницам. Девять лет ездил.

Пока он там международные вопросы решал, золотая жила иссякла, ну и интерес к городу пропал. Обветшал город и приуныл. Превратился обратно в Выселки.

Вернулся отец домой без копейки, на счастливый — и все карты, и все люди знали теперь, что Выселки теперь — это не Выселки вовсе. Да только золото это городу не вернуло.

И вот вчера ко мне прибежал один иностранный учёный и рассказал, что нашёл здесь какие-то очень дорогие лечебные грибы. Может, погнать его взашей?

Город был так себе городишко. И история у него была бы так себе. Если бы не одно но. Случилось это но 22 сентября **** года. Через восточные ворота (они же западные, северные и южные, ибо в городе были только одни ворота) в город вошел Остап Берта Мария Бендер Бей (извините, занесло) Сергей по кличке — Сеж, а по фамилии — Мозр (нет, правда, есть такая фамилия. он из обнищавшего рода польских дворян). В одной руке у него был фибровый чемодан, в другой, бывшая когда-то белой, перчатка. На голове видавшая виды фетровая шляпа (остатки былой роскоши). Город любил поспать и хотя было уже восемь часов и ноль-ноль минут, он зевнул, нехотя потянулся, перевернулся на другой бок и снова заснул. Восточные ворота ставшие Западными, угодливо замахали створками, предлагая молодому человеку незамедлительно покинуть территорию под названием — Землепупинск. Сэж Мозр, как всякий прохвост высшей категории, был готов к любому развитию ситуации, но такого пренебрежения к себе простить не мог.

Он повернулся спиной к Западным воротам, разыскал здание городской администрации, разбудил главу, этой самой администрации и предъявил ему мандат выписанный первым лицом стольного города Центральнобурга. Вяло пробежав глазами по строчкам предъявленного документа, глава недоверчиво переспросил.

— Это, точно вы?

— Точно, Я! — уверенно ответил Сэж.

— Что ж, вот ключи от вашего кабинета, зайдите в отдел кадров они вас зарегистрируют и оформят. Аванс получите завтра в кассе.

Сэж вышел в коридор, нашел дверь с табличкой «Дежурный Волшебник», повертел на пальце ключи, тяжело вздохнул и вошел в кабинет сквозь закрытую дверь.

— Пылищи-то… — лениво заметил Сэж.

Вся пыль моментально стала свертываться ковриком, затем юркнула в открытую форточку, самовытряхнулась и растворилась.

В дверь постучали.

— Да-да, — ответил Сэж уже распахнувшейся двери.

— Господин Волшебник, я прибыл ознакомить вас с положением…

— Да, знаю я, ваши положения- отмахнулся Сэж.

Прибывший господин повесил плащ на спинку стула и без приглашения уселся в кресло.

— Видите ли, молодой человек, у нас исчез памятник…

— Этими вопросами занимается полиция.

— Нет, полиция здесь бессильна. Послушайте, что я вам расскажу.

Господин в кресле, которое скрипело всеми кожаными складками под массой гостя, предложил волшебнику папиросу, а когда тот отказался, закурил сам и начал свой рассказ:

— Меня зовут Куба Болеславович, я правнук того же Кубы Болеславовича (у нас в семье мужчин только так называют — Куба и Болеслав) что был основателем нашего города. Памятник ему поставили только пять лет назад. Практически сразу после установления мемориала, жители города стали замечать, что ночами постамент пустует. Днем — хорошо все, прадед на месте, а только ночь, так и нету деда. Живой памятник, понимаете?

— Понимаю… — протяжно ответил Сэж, понимая скорее, что вляпался в неприятную историю, нежели пристроился к тепленькому местечку

— Хорошо. Потом выяснилось, что исчезает он не просто так, а проведывает знакомых. Тех, кто еще жив, и тех, что детьми росли на его глазах.

— Да вы что?! Вот так, прям в гости ходит?

— Да, но, не как в гости, а как к себе домой, как будто он с работы вернулся. За стол садится, потом втвою кровать ляжет, а ты спи где хочешь…

К вечеру Сэж стоял у памятника, как положено — с цветами. Стемнело уже давно и на фоне городских огней памятник был лишь силуэтом. Силуэт качнулся, затем поднял ногу и покрутил стопой.

— Э-эх, затекла нога!

— Добрый вечер, уважаемый Куба Болеславович! Что ж вы хулиганите? Люди на вас жалуются…

— А ты видел, что они с моим домом сделали? Ты сам постой здесь, а тогда поговорим!

— Да я все понимаю, но зачем же по домам чужим ходить?

— Куда же мне ходить?

— А приходите ко мне! Я вас чаем угощу и печеньем.

Так у Сэжа появился в городе первый друг, а со временем стала подбираться сильная команда, при поддержке которой, он творил такие чудеса, что Бендеру было бы завидно.

Город умирал.

Возрастом почти в два века, половину этого срока он провел в одиночестве.

Город помнил свои первые дни на этой планете, когда все системы были собраны, и его включили, почти вдохнули жизнь.

Тогда он был полон людей, в то время планету только начинали осваивать.

Город гордился своими людьми, о которых заботился, которых защищал. Чуть более двух тысяч человек. Он разговаривал с каждым…

Сейчас в доступной памяти осталось не больше десятка: даже на их эмуляцию расходовалось много ресурсов, остальные блоки памяти пришлось просто отключить.

О том, что он умирает — город понял спустя половину века после исчезновения людей и начала своего одиночества, когда два из пяти реакторов отказали из-за износа деталей. Проанализировав возможные варианты, город принял решение. Все имеющиеся в распоряжении дроны были активированы и отправлены на работы. Спустя неделю Город имел два резервных источника: ветряные генераторы и солнечные панели. Резервные до той поры, когда последний реактор будет отключен, тогда они станут основными. Тогда Город отключит почти все системы. И будет ждать. Его создали для людей. Он обязательно их дождётся. Они вернутся к нему…

Если бы Город был человеком, то сказал бы, что ему стыдно. Город не знал, куда делись все люди. Город пытался решить эту задачу, но так и не смог.

Всё началось с вируса. За первые же сутки половина систем жизнеобеспечения дала сбой. И не оставалось другого выхода, кроме как перезагрузить город, надеясь, что в процессе загрузки удастся избавиться от заразы…

Когда Город очнулся — никого уже не было. Ни живых, ни мертвых. Люди исчезли. Никаких следов, кроме записей в памяти города.

Город искал. Дроны осмотрели каждый закуток в городе. Несколько месяцев зонды кружили над планетой в надежде отыскать следы — всё безрезультатно. А когда одним днем с десятком запущенных зондов разом оборвалась связь, Город прекратил и эти попытки.

Вскоре фундаменты и основания многих зданий дали трещины. Хорошо держались подземные хранилища, объединённые в одно кольцо. При их создании использовали местный вид минерала, дающий в сплаве с железом необычайно крепкий новый металл. Из него делалась арматура в виде длинных гибких цепей. Люди укладывали их в бетон. Получившаяся, слегка мерцающая в темноте, сетка держала всю подземную часть города в непровреждённом временем состоянии.

И сетка эта по прошествии стольких лет не ржавела, не рассыпалась, а постепенно разветвляясь, встраивалась в фундаменты, словно корни деревьев искали возможность зацепиться за любую выемку и заполнить её.

Город помнил о деревьях. На главной площади, он обустроил несколько оранжерей. Город помнил, что людям нравились эти зелёные участки. Что при любой возможности люди сползались посидеть под ветвями на куске сырой почвы. Хотя для Города «садики» были лишней плесенью.

Через век город выбросил первые «лапы» и сдвинулся с места на несколько километров. Половина оставшихся крыш обрушилась, но стены с сеткой выдержали тридцатидневный переход. Город понимал — только благодаря минералу он приобрёл мобильность. Город обратился к недрам и стал искать жизненно необходимое для него вещество. Город полз, крепчал и оставлял после себя глубокую рытвину.

К концу четвёртого столетия Город запустил два цеха по автоматической сборке мини устройств — дроноботов. В основе их тел использовался минерал. Они стали глазами Города. Не тупыми дронами разведчиками, а взаимосвязанной с Городом системой из миллионов ботов. «Тучей». Если в одном конце этой тучи находили что-то полезное — вся информация мгновенно доставлялась Городу. Он полз, но видел на многие километры вперёд.

К исходу пятого века и тридцати тысяч километров пути Город вышел из плоскогорья на равнину. Она была покрыта зеленью. И в этой плесени виднелись крыши маленьких домиков!

Люди вышли навстречу городу. Некоторые приехали на забавных лошадках. Не на машинах. На живых существах! Люди рассматривали стены, прошитые сетью слабосветящегося и пульсирующего металла, трубы, провода, гудящие станки. И «тучу», зависшую над долиной. И не было в их глазах любви, не было восхищения.

Когда город придвинулся, люди разбежались по своим жалким хибаркам.

Сминая деревья и стирая лужайки, Город решительно направился к ярким домикам. Они не были соединены. Они были разобщены, бесконтрольны! Городу это не нравилось. Город пыхтел последним реактором и злился.

Нельзя жить так, не имея центра! Не быть связанными дорогами, не быть вплетёнными в систему водоснабжения!

Вскипели котлы, заработал центр переработки, ускорился конвейер дронофабрики. Город гневался, дымил. Город глотал сады огромными кусками, выпивал в одно мгновения ручьи, скашивал цветы. Смело прокладывал бетон и асфальт, вторил своему пути железными рельсами. Находя людей, Город закидывал их в подготовленные уютные ячейки. Он предоставлял людям всё — связь, свет, тепло, воду, безопасность. Даже очищенный воздух. И крепкие железные двери из минерала. Город видел, как за горизонт уходят маленькие группки людей.

Ничего, — думал Город. — Они вернутся. Они поймут. Они не смогут…

Над землёй стелился густой плотный туман. Но не смог скрыть мутные огни, едва видимые в непроглядной серой взвеси. Иврик обрадовался: наконец-то выбрался из болот, добрел до жилья. Можно согреться, высушить одежду и, главное, поесть. Хотя бы чего-нибудь. Пусть будут огрызки яблок или корки сухого хлеба.

Иврик собрался с силами, преодолел несколько пологих холмиков, перелез через упавшие стволы елей, зачерпнул сапогами по самые края болотной жижи, но нашёл-таки начало сухого берега. Рассвет слегка разогнал ночной туман и Иврик понял, что перед ним странное сооружение. Высокая стена — частокол, сплошь утыканный черепами волков. Иврику пришлось долго идти, ощупывая руками толстенные бревна, пока он не наткнулся на проем в стене.

Если бы Иврику было куда идти, он бы не вошёл в эти распахнутые ворота, сколоченные из необработанных досок и костей животных. Но в городе стояла такая тишина, что показалось — ничего страшного не произойдёт. Не будут же молодого заблудившегося охотника убивать жители такого красивого городка, где дома с резными крылечками и башенками при входе. Где по улицам от самых ворот проложены сухие настилы из досок.

Утро постепенно разгоняло туман. Светлело. Иврик прошёл несколько десятков домов, но так и не встретил ни одного жителя.

«Что же они, коров не выгоняют, скотину не кормят?» — смутился Иврик. Но в городе не слышалось ни звука. Ни пения петухов, ни лая собак, ни скрипа уключин колодцев.

Улица, по которой медленно и неслышно шёл Иврик, привела его к площади. Видимо, главной в этом городе. Иврик выбежал из темноты на свет и остановился, как вкопанный. Посреди площади сидел огромный волк. Он дремал. Глаза его были закрыты. А у лап его, свернувшись клубочком, прямо на голой земле спала девушка. Если волка Иврик попросту испугался, то красота девушки заставила его онеметь.

Было бы у него сто, нет, тысяча оленьих шкур, немедленно бы отдал их за возможность приблизиться к ней, счёл бы за счастье только коснуться её. И только через некоторое время Иврик заметил, что русые косы девушки, частью лежащие на земле, уходят концами прямо в грунт. И казалось, что земля втянула волосы красавицы и крепко держит их.

Потянулся Иврик за стрелой, и тихо выругался. Колчан пуст. А серый страж вскинул голову, и молодого охотника пробрала дрожь. Бежать, бежать, — мелькнула спасительная мысль. Но тут девушка пошевелилась, привстала и открыла глаза. И нежный свет их заставил Иврика забыть о страхе и усталости. Выхватил из ножен на поясе острый бельдюк, которым и шкуры, и мясо оленье разделывал и в тёмных переулках от грабителей отбивался. Подступил к волку. А тот встал и медленно, медленно начал приближаться. Зарычал грозно. Прыжок. Иврик едва успел отпрянуть в сторону. Но острые клыки пропороли на руке рваную рану. Стиснув зубы от боли, Иврик нанёс удар, но острие лишь скользнуло по густой шерсти. Волк сбил охотника с ног. Нож отлетел в сторону, а над Ивриком нависла страшная зубастая пасть. Охотник выбросил руки вперёд, обхватил мощную шею врага. Навалился всей тяжестью своего тела. Краем глаза заметил блеснувший рядом нож. Извернулся, схватил. Нанёс удар, ещё один, целясь в грудь, горло. В глазах уже стало темнеть, но тут серый страж вздрогнул и обмяк. Спихнув с себя лохматую тушу, Иврик поднялся. Его качало из стороны в сторону, как пьяного. Помотал головой. И в глазах прояснилось. Мрачно поблескивая под сумрачным солнцем, под телом поверженного врага растеклась багровая лужа.

Вернулся к девушке. Она уже стояла, и земля легко отпустила её русые косы. И тут же ожил город. Залаяли собаки, захлопали двери и окна. На улицы высыпал народ: взрослые, ребятня. Зашумели, заговорили разом.

А девушка, которую звали Мирадой, рассказала о проклятии, тяготевшим над городом. Когда-то давным-давно стали на город нападать волки: резали скот, людей калечили и убивали. И несчастные жители не знали, как справиться с напастью. Решили пригласить колдуна. И тот силой магии уничтожил в округе всех волков, а черепами их украсил крепостную стену, так что ни один серый хищник не смел явиться сюда. Но в награду потребовал колдун себе в жены самую красивую девушку: Мираду, дочь главы города. Но та отказалась выходить замуж за колдуна. Разозлился он и наложил проклятье. И лишь Иврику удалось снять его.

— А скажи, Мирада, колдун был очень стар, уродлив, что ты не пошла за него?

— Нет, — покачала головой девушка. — Не стар, и совсем не уродлив. Но не люб он мне был.

От гордых слов красавицы замерло сердце у охотника, перехватило от тоски горло.

— А меня… — голос Иврика предательски сорвался. — Меня ты сможешь полюбить?

Ничего не ответила Мирада, только глаза отвела, нахмурилась. И всё понял Иврик. Помолчал, собираясь с силами.

— Ну что ж, — вздохнул так, словно сердце готово было разорваться от боли. — Насильно люб не будешь. Прощай, Мирада.

В городе Силлвудтауне не жило ни одного человека на протяжении вот уже тридцати лет. И не удивительно — огромные стальные листы, которыми обивались при постройке здания, покрылись ржавчиной, а сами огромные монолиты зданий тянулись и вверх, заслоняя солнце почти круглые сутки, и вширь, перегораживая взгляд любого человека, привыкшего смотреть вперёд. Мрачная картина, ничего не скажешь.

Этим утром мистер Эдуард проснулся и поднялся с кровати. Все соседи смотрели на него с опаской, когда он втаскивал эту громадную штуку себе в квартиру. Впрочем, соседи на все увлечения мистера Эдуарда смотрели именно так.

Пискнул сигнальный чайник, телеграфный аппарат вывел «мистер Эдуард, жилец 3-го уровня, приступайте к выполнению своих повседневных обязанностей». И мистер Эдуард отправился умываться. Для этого ему специально сделали покрытие из нержавеющей стали на лице и руках. Дальше последовал завтрак, и наш жилец 3-го уровня поместил внутрь себя небольшую коробочку с надписью «завтрак» и чиркнул спичкой. Мистеру Эдуарду предстояло отправиться на работу.

На самом деле, отправиться на работу означало 7 часов свободного времени, но мистер Эдуард любил свои обязанности. Соседи думали, что он просто хочет выслужиться до новой модификации, но всё было сложнее. Всем своим паровым сердцем, всем мозгом из шестерёнок и циферблатов, всей стальной душой мистер Эдуард любил людей и старался подражать им во всём. Директор Фабрики, глава всего города понимал, что без людей город обречён на смерть, и все они тоже. Люди боялись собственных творений и не показывались в Силлвудтауне. И Директор учредил должность жильца, который будет в рабочее время исполнять функции людей. С тех самых пор и выполнял мистер Эдуард свою задачу.

Как и любой человек, наш жилец 3-го уровня спешил к самому дешёвому бару у самой черты города. И тут произошло такое… Человек. Самый настоящий человек из плоти, крови, костей и волос. Мистер Эдуард остолбенел.

Человек спокойно шел, не замечая удивленного взгляда мистера Эдуарда у которого от абсурдности ситуации стало вскипать масло для смазывания шестеренок. Не зная как поступить, отправился за ним, а человек, подойдя к бару, открыл дверь и вошел. Мистер Эдуард остался стоять перед входом в растерянности. По инструкции N 248/16 он был обязан доложить о случившемся Директору Фабрики и ждать дальнейших указаний. Но он медлил, подумав, что должен узнать, зачем здесь появился человек. Ведь если он пришел в город с намерением остаться, то у мистера Эдуарда появится конкурент в исполнении его обязанностей. Он этого не хотел, поэтому ничего никому не доложив, вошел внутрь. В небольшом зале посетителей не было, бармен лениво протирал бокалы. Человек стоял около барной стойки и, взяв в руку стакан, пристально рассматривал налитое в него спиртное. Мистер Эдуард подошел и сел на высокий стул, не зная, что делать дальше. Человек пристально посмотрел на него.

— Эй, закажи себе что-нибудь, — сказал он и положил на стойку деньги, — хотя выпивка здесь дрянь, машинным маслом отдает.

Мистер Эдуард всеми своими шестеренками и винтиками в голове пытался придумать, что ответить. Но он никогда не разговаривал с людьми и не знал, как это делать. Поэтому, молча взяв налитый барменом стакан, стал просчитывать в голове процент вреда, который нанесет себе, если эта жидкость попадет в него.

— Ты что, не хочешь пить? – удивился человек.

— Не знаю, — проскрежетало в горле мистера Эдуарда.

— Ты железный? – вздрогнул от неприятного звука человек и, осторожно постучав по его плечу, представился: — Я – Майкл. Как тебе здесь живется?

— Нормально.

— Чем занимаешься?

— Работаю человеком.

— Кем?

— Я уже дал на этот вопрос исчерпывающую информацию. Задайте другой.

— Ну, если ты работаешь человеком, то и выпей со мной по человечески, — настойчиво предложил он.

«Приходящие в город люди должны чувствовать наше гостеприимство. Мы обязаны всячески поддерживать их начинания», — всплыла в голове мистера Эдуарда инструкция N147. И, посмотрев на стакан, зажатый в руке, он решительным движением опрокинул его внутрь себя, пережевал стекло и замер. В тишине бара, после хруста стекла, стало слышно, как спиртное закапало по его железным внутренностям. Через некоторое время мистер Эдуард ощутил, как паровое сердце заработало быстрее.

— Ну, ты даешь, — придя в себя от увиденного, воскликнул Майкл.

Мистер Эдуард повернулся к нему своим плоским лицом, с выпуклыми сенсорными глазами, мигающими красным светом.

— Ну, как, теперь я похож на человека? – спросил он.

Майкл испуганно отшатнулся.

— Да-а, — заикаясь, ответил он.

Мистер Эдуард поднял руку и резко ударил Майкла. Он упал на железный стул, ударился об него и потерял сознание. Бармен с первого уровня жизни, не обращая на них внимания, продолжал протирать бокалы.

Выйдя из бара с чувством выполненного долга, мистер Эдуард подумал: «Теперь я совсем как человек. Надо доложить полученные результаты директору Фабрики, он обязательно отправит меня на получение новой модификации. Потом стану его замом». И уверенно зашагал по Силлвудтауну.

—… суд приговаривает вас к высшей мере наказания!

Руки похолодели, от солнечного сплетения разошлись волны страха. А мой адвокат, ничего не сделавший для облегчения участи, лишь аккуратно собрал бумажки, бросил пустой взгляд и скорчил рожицу: ничего, старик, так получилось.

Захлестнула жалость к себе, дикая обида на несправедливость перехватила дыхание. Парочка «горилл», не обращая никакого внимания на мои душевные терзания, бесцеремонно поволокли меня по узкой кишке коридора. Туда, где я закончу свою жизнь.

Дверь распахнулась, глазам предстало место казни. Комнатушка без окон, а в центре скорее камера МРТ, куда меня и заставили лечь. И тут же жалость, гнев, страх — вдруг ушли, растворившись в полном безразличии.

Пронзила боль, резкая, обжигающая.

И наступила тишина, а с ней исчезли и все ощущения. И только мерцающая голубоватая дымка вокруг.

Что-то коснулось моего слуха. Голос, идущий со всех сторон. Ни громкий, ни тихий, механический.

— Выберите локацию.

Локацию? Меня что, засунули в игру? Идиотизм!

Я едва не утонул в высоченной, с острыми краями, траве, и огромный Т-Рекс щёлкнул зубастой пастью прямо надо мной, обдав смрадом. Исчез. На фоне серого неба мрачно отрисовались стены готического замка. Распались с тихим шелестом в мириады пузырьков, чтобы вновь собраться в ажурные золочёные ворота, за которыми проступил изящный дворец. И тут же заклубились облака, из них вынырнул дирижабль. Величественно проплыл мимо. Исчез. Выросли высоченные башни-скелеты, пронзённые фиолетово-багровым светом неизвестной звезды. Будто сквозь меня пронеслись, оставляя за собой голубоватую дымку, летательные аппараты: обтекаемые, блестящие, чем-то напоминавшие дельфинов или китов.

И все картинки закружились в хороводе. Но что выбрать? Прошлое, будущее? Средневековье, рассвет промышленной революции, или далёкое будущее? Азарт охватил меня. Хотелось обрести тело. И новую жизнь. Неизвестность пугала и манила меня…

— Время вышло. Задана случайная локация.

Показалось, что была небольшая заминка в «голосе»? С этой мыслью я провалился…

***

— Не стой, как болван! — от резкого толчка в плечо меня качнуло на девушку с чемоданами.

— Извините, — я всё же удержался на ногах.

— Опоздаю в Питер — вернусь и спрошу строго! — улыбнулась она мне.

Питер… Оттуда я прилетел и принес с собой смерть. Давний друг развел меня и подставил, как последнего лоха. Попросил привезти в столичный суд посылку, мол сам не может, а я всё равно буду рядом. Я сделал, как он просил. В результате — взрыв, здание суда и полрайона города в руинах. И Фемида — суперкомпьютер правосудия, от которого осталась жалкая часть в резервном филиале, где меня и судили.

От очередного толчка я всё же приземлился на пятую точку, уже хотел окрикнуть обидчика, как… узнал в нем себя.

Не мог не узнать, столько раз прокручивал этот день в памяти, разбирая по косточкам…

Так вот куда засунула меня Фемида. Но зачем?

Не знаю, сколько так просидел и смотрел на уходящий в сумерки город. Люди вокруг. Миражи. Но такие реальные! Настоящие! Совсем не порождения программных интерфейсов, они ощущались живыми, чувствующими, со своими неповторимыми эмоциями — людьми.

И я не выдержал.

Сорвался с места и прыгая через несколько ступенек, помчался вниз.

В здании суда был через полчаса. Мне не надо было искать, я точно знал, где. Бросил взгляд на часы: осталось несколько минут, ни предупредить, ни что-либо объяснить не успею. Забежал в приемную, забрал у секретарши пакет, и обратно вниз.

Когда запрыгнул в катер, до взрыва оставалась минута. Очень мало, не успею, даже до ближайшей промзоны не долечу.

И тогда я рванул вверх. Минуты хватило, чтобы подняться достаточно высоко. Чтобы здесь (в этой локации — пронеслось в голове) никто не пострадал.

***

Я очнулся на полу, а один из «горилл» размашисто шлепал меня по щекам.

— Где я? — помещение явно было другое.

— Сильно стукнулся? Известно где, городской суд, секция исполнения наказания.

— Городской? — мои глаза распахнулись слишком широко. — От него же развалины остались!

«Гориллы» переглянулись, один из них покрутил пальцем у виска.

— Да кто ж на это решится?

— Я. Меня за это осудили!

— Говорил, наизобретали что-то не то наши умники, понавтыкали вчера своих плат и программ, — чертыхнулся первый «горилла».

Второй пожал плечами и молча показал пальцем в сторону. На экране в полстены была она, Фемида, виртуальный образ электронного правосудия. Фемида повернулась ко мне.

— За отсутствием акта преступления все обвинения сняты. Правосудие приносит свои извинения за доставленные неудобства.

Теперь мне точно не показалось, я ясно видел, как Фемида мне… подмигнула!

Выйдя из здания суда я остановился. Ярко светило солнце, цвели цветы, росли деревья, вдоль дороги спешили по своим делам люди, словно и не было никакого взрыва — всё вокруг целехонько и невредимо. Но как? Заминка в голосе Фемиды, ее подмигивание, экспериментальное оборудование… Неужели?.. Мозг готов был закипеть.

Мотнув головой, я подставил лицо налетевшему порыву свежего ветерка и шагнул вперед, в новое и неизвестное будущее моего города.