Два сапога 43. Голосовалка!

Дорогие мастеровчане!

На ваш суд представлены 6 замечательных миниатюр на конкурсной основе и 1 внеконкурс.

Прошу проголосовать всех желающих. Авторам обязательно голосовать, только не за себя

Голосуем до 1 марта! В 18.00 будет уже поздно!

А1Б5

Южный, до невыносимости жаркий ветер раздувал опавшие листья по округе. Стояла непривычная для осени духота. Нэнси в ожидании сидела на берегу быстротечной реки, любуясь окружающей ее природой. Двухэтажная вилла в стиле барокко, огромный пестрый сад с каштановой аллеей, все это должно было радовать ее, но в сердце и душе было пусто и одиноко. Как же она ненавидела ожидание, оно так томительно и мучительно. Он обещал прийти, нет прискакать с порывами прохладного ветерка, ее любимый Шевалье, которого она так страстно желает. Но он всегда опаздывает, как будто намеренно заставляет ждать его, до тех пор, пока все ее противоречивые чувства не сгорят дотла. А потом, встретившись с ним, она забудет про все на свете и простит даже опоздание. Сегодня же интуиция подсказывала – что-то не так. Шевалье хоть и опаздывал, но он никогда не заставлял ждать его так долго. Нэнси не находила себе места, ужасные мысли о том, что могло, что-то случиться на пути к ней терзали больше всего. То время, что она прождала его, они могли бы провести вместе. Он бы рассказал о своем темпераментном характере, а она — о своих сильных чувствах к нему. Как было бы чудесно, если б они обручились, и тогда этим тягостным ожиданиям пришел бы конец. Но Шевалье как всегда опоздает и, не успев объясниться, снова унесется прочь, туда, где его ждут дела и обязательства. В действительности Нэнси боялась, что предвкушение окажется напрасным, как и в прошлый раз, когда прибыл его гонец и сообщил ей, что Шевалье настолько занят, что не может прибыть на свидание. Он не перестанет просить и умолять её ждать, они обязательно увидятся на их любимом месте, у каменистой реки.

«Может, он истинно проверяет мои чувства к нему и хочет убедиться в моих серьёзных намерениях стать его половинкой?» — подумала Нэнси вытирая горькие слезы горечи и обиды. — Как же мне узнать, не напрасны ли все эти рискованные тайные встречи и переписка? А что если у Шевалье есть другая, такая же наивная девушка, которая ждет его встреч, так же как и она и надеется, что все это между ними серьезно? О, нет, я не должна сомневаться в своем выборе. Ведь я клялась ему в любви, что буду ждать его сколько потребуется. Он приедет, он обязательно приедет, не может быть, что дела могут быть важнее их любви. Шевалье обещал мне, что сегодня попросит моей руки, сделает меня счастливой».

Нэнси вытерла слезы, бросила камень в реку и направилась домой. Ее голова кружилась, от духоты и предвкушения ожидания.

Камень тяжело и медленно опускался на дно. Казалось, его сопровождают витиевато-точеные аккорды си-бемоль-минорной сонаты покойного, как и все мы в будущем, мятежного Фредерика. Эти скорбные звуки неумолимо оживали в сознании Нэнси, предвещая ей нечто темное и мрачное, как те воды, в которые погружался запущенный ее нежной и разгневанной рукой то ли гранитный, то ли мраморный (ох, как когда-то Ненси мечтала стать геологом, но ее родители не одобрили столь легкомысленное увлечение, решив, что девушке из порядочной семьи не подобает ночевать в палатках в погоне за всякими камушками) минерал, дотоле спокойно согревавшийся под нежными лучами солнца, совершенно не предвещавшими столь внезапных и кардинальных перемен в его судьбе. «Ах! – вздыхает автор вместе с давно прослезившимися читателями. – Если бы у нас были каменные сердца…» Но, к величайшему разочарованию исследователей, сердца homo sapiens, а равно и их печень, легкие с прочими внутренними органами совершенно не каменные и даже не стальные. А потому камешек неизвестной породы, столь метко запущенный истомленной нежной ручкой влюбленной Нэнси в воду, опустился прямо возле бездыханного тела, по всем известным автору признакам похожего на прекрасного и непревзойденного Шевалье, властителя девичьих дум и отъявленного (по подозрениям Нэнси) сердцееда.

Да! Благосклонный читатель, это был он, бесподобный Шевалье, со всеми его золотистыми кудрями и волоокими небоцветными глазами, устремленными ныне в бесконечно безразличную к его так внезапно и резко оборвавшейся цветущей жизни водную гладь. Вы скажете: «С кем не бывает!» Вы безразлично пожмете плечами, хмыкнув: «Туда ему и дорога!» И вы будете тысячу раз правы! Потому как на моей памяти ни один будь то Шевалье, будь Васыль из Нововертисвиноуховки, не заканчивал свою судьбу сколь-нибудь лучше покойного волоокого Шевалье, умудрившись обвести вокруг пальца одновременно Нэнси, Мотрону, Феодозию, Натали, Элеонору, и даже старушку Октябрину Револовну. Ибо на всякого Шевалье найдется свой минерал в недрах нашей матушки земли.

И да будет так.

А2Б4

Он ждал.

Он знал, что они прибудут по его душу.

Пол галактики, это не расстояние, для боевых кораблей Ассоциации.

Улететь дальше он не мог, прогулочная яхта не боевой крейсер, тем более подбитая.

Он знал.

Она найдет его даже в «коконе».

У него был один. Первый и единственнй во вселенной.

«Свернуться» можно было в любой момент, жить долго и счастливо, но без Неё…

Жить без Неё,

Это безумство, которое Он не мог себе позволить.

«Кокон» — это не просто новый мир, это новая вселенная,

В которой Он став Богом, хотел сделать Её Богиней — прекрасной и бессмертной!

Она не захотела,

Рушить старый мир и на его обломках создавать новый.

А Он хотел, и не страшился всемогущего флота Ассоциации.

Что ему флот, существование всей Вселенной зависело от его единоличного решения.

Одно движение руки,

И мир рухнет, но рухнет он вместе с Нею!

С её глазами цвета весеннего неба над головой…

С её насмешливыми губами и пепельным облаком легких волос…

Он мог

Уничтожить эту никчемную реальность,

Переполненную необузданной жаждой наживы и сладострастия.

Создать новый совершенный мир: света, добра, любви и радости…

Как быть?

Стать Богом для нового мира и Дьяволом для старого?

Заменить Её любовь всевластием и могуществом Вседержителя?

Алое небо разрезали голубые нити. Десантные шлюпы Ассоциации включали посадочные огни.

— Третий, Первому, мы его обнаружили, ждем дальнейших указаний.

— Установить метки портала.

— Готово.

— Заблокировать информационное поле планеты.

— Готово.

— Включаем портал. У вас три минуты, ребята, что бы смыться. Ни пуха, ни пера!

— К черту!

Из громадного черного жука, висящего у границы атмосферного края планеты, вырвался ослепительный белый луч и безжалостно вонзился в её поверхность.

— Я пришла.

Не делай этого. ты не Бог и никогда им не станешь.

— Я могу стать дьяволом! Ты сможешь полюбить дьявола?

— Не смогу.

Да, и не нужна дьяволу людская любовь.

— И мне не нужна. Мне нужна твоя и только твоя!

Или…

— Что или? Ты убьешь всех людей этого мира

И создашь новых, любящих и знающих только тебя?

Зачем

Тебе такая любовь?

— Зато я стану бессмертным!

— Правда?

Ты хочешь бессмертия оплаченного миллиардами жизней?

— Это миллиарды никчемных жизней и развращенных душ, к чему их жалеть?

— Ты уверен,

Что твои будут лучше и останутся такими всегда?

— Не знаю, но ведь надо что-то делать! Бездействие, это смерть!

— Поцелуй меня!

— Ты думаешь, это поможет?

— Я думаю, это то действие, которое жизнь!

Первый, второму, третьему и четвертому — отбой! Вернуться на базу. Пятому и шестому доставить на планету сегменты жизнеобеспечения: X и Z.Седьмому, забрать «кокон».

— Генерал, неужели мы сюда больше не вернемся?

— Похоже на то…

А3Б6

С самого утра я был как на иголках. Нет ничего хуже, ждать и догонять. На этот раз ждал вдохновения. Не то, что бы его ни было совсем, и я не пытался хоть что-то написать. Совсем не так. Пытался и много раз. Но постоянно получалось нечто непонятное, абсурдное. И, в конце концов, я всё перечёркивал или удалял.

Сегодня с утра я понял, что муза рядом. Не знаю, как, но понял. Сел за стол и принялся писать. Просидел так полчаса и ничего не высидел. Когда это надоело, я оторвался от монитора и, приготовив кофе, достал блокнот. Его мне подарил коллега по работе, когда узнал, что я увлекаюсь данным творчеством. Открыв блокнот, я вгляделся в белые страницы, будто искал там нечто, что поможет мне реализовать ещё не бурные фантазии. Странная особенность у блокнотов, записных книжек и прочих помощников любителей сочинять. Когда их раскрываешь, сразу появляется желание что-нибудь набросать. Не знаю, как у других, но у меня так. И минуты не прошло, как я уже начертал несколько строк в порыве неведомых чувств.

Да, это должна быть именно сказка. Так я решил. Но быстро остыл из-за внезапной развилки, словно витязь на распутье, задумался. Два, нет, три варианта развития сюжета и все интригующие. Один вариант сразу отпал, так как немного уводил в тупик. Оставшиеся два заставили задуматься. Я снова впал в ожидание чуда – правильного выбора. С другой стороны можно написать два варианта и выбрать лучший. Но я боялся ошибиться. Окончательно зайдя в тупик, я отпил уже остывший кофе и посмотрел в окно. Прислушался – тишина. Ещё бы, четыре часа утра. И я на распутье.

Холодный кофе растекается по телу медленней, но «оживляет» не хуже горячего, так что с приливом бодрости я решил взяться за первый, на мой взгляд, лучший вариант. Как говорится: ошибок бояться – в ворд не ходить, а моем случае – в блокнот.

Некоторое время, я отрешенно шкрябал карандашом по бумаге, в какой-то момент даже чувствовал себя сторонним наблюдателем, а на задворках сознания всплывали слова: «Иди спать, Сережа, пускай оно само тут пишется.» Прервался улыбкой от выскочившей мысли и решил прочесть написанное. Через несколько строчек, я почувствовал странное утяжеление в лице, меня прямо таки тянуло к блокноту магнитом, а вглядываясь в свой корявый размашистый почерк, на меня нашло что-то необъяснимое и, я ясно увидел белую, огромную, несущуюся на меня луну. Нет, это я на нее летел, а точнее меня к ней тянуло с такой силой, что я даже уперся в письменный стол руками! Мне повезло как-то увернуться и я захлопнул блокнот. Ну и ну! Ну и блокнотец! Однако, меня такой поворот только раззадорил, и после окончательно допитого кофе, я взялся за второй вариант развития своей сказки.

В этот раз, я старался вникать в создаваемый образ; тщательно выводил черты красивого, молодого лица. Девушка смотрела на меня со странной снисходительностью. Потом что-то переменилось и на место снисходительности пришло требование продолжать и дополнять её суть. Я писал, а лицо все больше оживало, становясь опасным. Мне стало понятно, что я создал одну из тех, о ком я никогда не пишу. Вампиры совсем не моя тема, а я почти уже был в зубах этого существа, и ничего не придумал, кроме как одним росчерком карандаша, а точнее двумя, решить ее судьбу. Лицо дамочки превратилось в текстовую вермишель и я разочарованно, перевернул страницу.

Я откинулся на спинку стула, и закурил. Блокнот вытворял что-то невероятное, я уже хотел было поднять крышку лап-топа и нащелкать привычным способом третий, хоть и уводящий в тупик вариант, (авось вырулю) но мне было интересно, что же будет дальше.

На этот раз, я со всей ясностью написал вступление, потом потихоньку стал подбираться к герою и меня снова понесло; прямо со страниц блокнота на меня вылетела окровавленная туша антилопы, а за ней показалась морда, то ли леопарда, то ли ягуара – мой страх не разобрал.

После того, как кошачье полностью вылезло наружу, я ухватил помятый и окровавленный блокнот, выбежал из комнаты и захлопнул дверь.

Из открытого блокнота доносились голоса экзотических птиц и веяло жаркой влагой тропиков. Я сполз по двери на пол и аккуратно закрыл так опасно оживающие страницы.

Спасибо другу, конечно, за удивительную вещицу, но, я уж лучше буду по-старинке: ждать у компьютера музу, да кофеек горячий попивать.

А4Б1

Она ушла, оставив чашку недопитого кофе на столике. Именно этого момента он и ждал. Ждал долго и упорно, переодевшись в униформу официанта. Ловко скользнув между столиками, он с равнодушным видом поставил чашку на поднос и канул в пучину кухонных забот. В подсобном помещении для обслуживающего персонала, он упаковал чашечку в вакуумный пакет, положил в несгораемый кейс и надел черный смокинг агента 00Х. «Операция по захвату объекта, произведена успешно», — отправил о мыслеграмму в центр управления.

Ответ пришел немедленно:«Переходите к плану Б инстр...» В голове запищало, затрещало, скрипнуло и смолкло.

Мысль агента 00Х лихорадочно заработала:«Связь прервали, значит „засекли“. Надо „рвать когти“. Выходы наверняка заблокированы. Придётся просачиваться через канализацию» Он зашел в туалет, занял ближайшую кабинку, встал в центр унитаза, нажал кнопку смыва и исчез.

Она шла по улице, походкой уставшей пантеры. День выдался хуже некуда: утренняя ссора с мужем дома, пощечина шефу на работе, паршивое кофе в какой-то забегаловке под вывеской «Мечты сбываются».

Хотелось лечь и снять надоевшие «шпильки». Лечь было некуда, но туфли. Магнитные застёшки послушно разомкнулись, туфли за 3000 полетели в разные стороны. " Я свободная женщина, в свободной стране", — подумалось ей. Нагревшийся за день асфальт, приятно согревал её босые ступни. Через 15 минут она уже стояла у дверей своего дома. «Занятно, каждый день я трачу 40 минут на поездку туда, куда можно дойти за 15.»

Мысленный приказ не открыл входную дверь, на лице женщины появилась растерянность. Пришлось взяться за дверную ручку рукою и повернуть её. Онa тихо зaмкнула зa собой дверь.

Налив себе бокал вина, она всключила любимую музыку. Обычно после двух бокaлов у нее нaчинaлa кружиться головa, онa стaновилaсь легкомысленной, но сегодня вино не помогaло. Онa вяло ходилa по дому и пытaлaсь понять, что же онa сделaлa непрaвильно, почему все пошло не тaк, кaк онa хотелa. Если бы только онa это понялa, может быть, тогдa онa смоглa бы все испрaвить.

Она неохотно вспомнила сегодня утром ссору и ужасные слова мужа:

«Кейт, мне дaвно следовaло сказать тебе, что я встречaюсь с другой женщиной».

Она сново почувствовала как былa потрясенa. Никогдa в жизни онa не испытывaлa подобного. Шок волнaми онемения рaспрострaнялся по всему ее телу.

«Я несчaстлив,- продолжал он. — Я уже многие годы несчaстлив с тобой».

Она воззрилaсь нa него, невольно открыв рот. Боль этого открытия пронзилa ее до глубины души. Тысячи мaленьких фрaгментов сложились в единую кaртинку: ужины, которые он пропустил, совместные поездки, и то, что они стaли редко зaнимaться любовью. Кaк онa моглa быть нaстолько слепa?

Где-то в процессе жизни онa зaбылa истину, которую следовaло бы помнить. Это был урок, который онa усвоилa довольно рaно и считaлa, что зaпомнилa его хорошо. Люди уходят и если любишь слишком сильно, слишком горячо, их стремительное неожидaнное исчезновение может зaморозить твою душу.

Вино резко стукнуло ей в голову и едва дойдя до спальни, она упала нa кровать. Онa дышaлa прерывисто, и ей кaзaлось, что с кaждым вздохом онa стaновится все меньше и меньше.

Агент 00Х стоял в темном углу улицы и всматривался в манящий ласковый свет. Когда он потух агент перешагнул пустую улицу и окозался у преоткрытого окна спальни.

«Желаемый Объект» спал слишком крепким сном, чтобы увидеть его и понять происходящее.

Она пошевелилась, и он услышал стон, сорвавшийся с ее губ. «Почему она стонет? Дурной сон? Или подсознание во сне заставило ее вновь пережить события дня? Наконец-то она станет моей, я столько лет ждал этого момента».

Агент взял на руки неподвижное тело молодой женщины и унес с собой в темную неизвестность.

Проснувшись, Кейт почувствовала себя запеленутой в теплый уютный кокон. Во всем теле, хотя и полном томной неги, ощущалась необыкновенная легкость и бодрость, а вот разум был замутнен, она с трудом понимала, где находится, и ощущала себя человеком, потерпевшим какое-то страшное бедствие и случайно оставшимся в живых. Через некоторое время память стала возвращаться к ней, услужливо открывая одну за другой картины любви. И в ее теле снова вспыхнул огонь желания.

А5Б3

«Кап-кап… кап-кап… кап-кап», – кажется, протяни руку – и коснёшься обжигающе холодного времени, безразлично и медленно стекающего в бездну вечности, пока ты сидишь тут в темноте у телефона и ждёшь, всё ждёшь, когда же он наконец оживёт и зазвенит-закричит, раздирая это густое мёртвое молчание, безжалостными клещами сжимающее твои виски, пока она – та единственная и родная, ставшая когда-то для тебя небом и воздухом, светом и вдохновением, – пока она где-то там на другом краю света, где сейчас душный полдень и палит солнце, лежит на столе в бесприютно холодной белой операционной; лежит, а вокруг – врачи в масках, за их спинами – металл и бетон стен, переходящих в тонко вибрирующие от непрерывного и бесконечного движения транспорта по авеню. Оконные стекла, что привычно и неустанно вбирают в себя суматоху очередного дня: исполненные должностного рвения, слегка погашенного послеобеденной ленцой, свистки полисменов, пьяняще-расслабленные звуки разгулявшегося беззаботного банджо из перехода, резкие гортанные крики уличных торговцев и плач ребёнка, еле долетающий из открытого настежь окна на надцать-каком-то там этаже небоскрёба, возвышающегося напротив; и – «кап-кап… кап-кап… кап-кап», – по капле вытекает из неё жизнь, растворяются, смешиваясь с запахами эфира, удушающего наркоза, с запахом стерильных бинтов и любимого табака дежурного хирурга, воспоминания: весна, лето, и – не доходя до осени, в разгар раскалённого, изнывающего июля – белая лавина… лавина боли, лавина горя, лавина отчаяния… лавина, в один момент закрывшая от неё мир, а её – от мира и от тебя… кажется, нет конца и края сгустившейся тьме, той, что заволокла сущность твоего сознания, что терзает, кромсает душу с каждой минутой, проведённой без неё: без её дыхания, голубых бездонных, как океан глаз, солнечной улыбки, заставляющей трепетать, биться сердце сильнее и чаще; любовь, что не умещается в обычные, среднестатистические рамки бытового рая, — и теперь её нет рядом – что будет дальше; как жить, дышать, смеяться, плакать, когда она за толщей бетонных стен, в коконе самой смерти; когда просто нет жизни, только сплошная тьма и нет надежды на спасение; всего один звонок из неизвестности изменит твоё существование, если произойдёт чудо; «кап-кап… кап-кап…кап-кап», что ещё… внезапно тишину нарушает телефонный звонок – смотришь на телефон и боишься ответить, ведь звонок может окончательно обрушить все надежды, нет, рука тянется к аппарату и трясётся, нет…

А6Б2

Солнце встает, начинается день. Дымок поднимается над очагами, хозяйки готовят завтрак. Пастух собирает по деревне стадо и гонит на выпас. Кузнец раздувает горн и начинает стучать молотком по куску металла, каменщики начинают ремонтировать стену, пахари снаряжаются в поля, дровосеки и охотники — в лес. Кто-то рождается, кто-то умирает. Сменяются сезоны, правители, поколения, народы. Мир живет. Только я не меняюсь, и уже давно потеряла счет таким утрам.

Смеются дети, щебечут птицы. Как же я ненавижу мелких тварей! Сытые, праздные, от скуки они вечно ползают по мне и гадят, а я не в силах защититься. Остается лишь ждать дождя, который отмоет мое неразрушимое тело от грязи.

Дни складываются в недели, недели — в месяцы, месяцы — в годы, годы — в столетия. А я всё жду, что найдется герой, который скажет те самые слова и освободит меня. Ожидание стало моей сутью, смыслом бытия. Боевой голем, влачащий жалкое существование бесполезной статуи — что может быть ужаснее?!

А ведь когда-то от наших шагов сотрясалась земля, а громоподобный рык обращал в бегство целые армии, кулаки крошили неприступные крепости. Великий Мастер создал нас для славных побед и надежной защиты от Порождений Тьмы. Но время великих битв за существование мира прошло. Теперь мелкие смертные побеждают друг друга на дуэлях и дерутся стенка на стенку ради забавы и каких-то мелких, сиюминутных целей. Мы стали не нужны и слишком опасны. Что стало с моими товарищами? Что стало с Мастером? За что он обрек нас на это бесконечное ожидание?

Мы стоим здесь уже не одну тысячу лет. Ветер, вода и огонь разрушают наши нетленные тела.

Зависть и злоба источает наши бессмертные души.За что нам такие муки? За то, что когда-то мы сотворили эту планету смешав природные стихии в одну безмерную силу? А может быть за то, что создали океаны и населили их жизнью. Мастер, обьясни?!

Молчит Мастер, а мы бессильны снять с себя наложенное им заклятье. Эти мелкие твари — людишки разграбляют наши тела. Выплавляют из них металлы, разрезают их на кирпичи для строительства дорог и зданий. Добывают крупицы наших душ в виде драгоценных камней.

Мастер, мы погибаем, спаси нас!!!

Гул тысячи прошедших битв пролетел над землей и Мастер ответил.

— Я спасу вас, но отныне вы станете людьми и будете жить, любить и умирать также как они.

— А наше бессмертие?

— Вашим бессмертием станут ваши дети. Вы согласны?

— Мы согласны, Мастер! Мы согласны! Ответили горы.

И стали горы людьми: сильными, красивыми и бестрашными…

Седой старик сидящий у очага, задумчиво потягивал священную «зибу» из своей старой биаровой трубки.

— Запомни внучек,- сказал он лежащему под шкурой горного медведя мальчугану, — так возник наш народ. Мы потомки каменных людей не имеем права на страх перед смертью ибо для нас смерти нет…

Внеконкурс

«Кап-кап… кап-кап… кап-кап», – кажется, протяни руку – и коснёшься обжигающе холодного времени, безразлично и медленно стекающего в бездну вечности, пока ты сидишь тут в темноте у телефона и ждёшь, всё ждёшь, когда же он наконец оживёт и зазвенит-закричит, раздирая это густое мёртвое молчание, безжалостными клещами сжимающее твои виски, пока она – та единственная и родная, ставшая когда-то для тебя небом и воздухом, светом и вдохновением, – пока она где-то там на другом краю света, где сейчас душный полдень и палит солнце, лежит на столе в бесприютно холодной белой операционной; лежит, а вокруг – врачи в масках, за их спинами – металл и бетон стен, переходящих в тонко вибрирующие от непрерывного и бесконечного движения транспорта по авеню оконные стекла, что привычно и неустанно вбирают в себя суматоху очередного дня: исполненные должностного рвения, слегка погашенного послеобеденной ленцой, свистки полисменов, пьяняще-расслабленные звуки разгулявшегося беззаботного банджо из перехода, резкие гортанные крики уличных торговцев и плач ребёнка, еле долетающий из открытого настежь окна на надцать-каком-то там этаже небоскрёба, возвышающегося напротив; и – «кап-кап… кап-кап… кап-кап», – по капле вытекает из неё жизнь, растворяются, смешиваясь с запахами эфира, удушающего наркоза, с запахом стерильных бинтов и любимого табака дежурного хирурга, воспоминания: весна, лето, и – не доходя до осени, в разгар раскалённого, изнывающего июля – белая лавина… лавина боли, лавина горя, лавина отчаяния… лавина, в один момент закрывшая от неё мир, а её – от мира и от тебя, безо всякой надежды и… кап-кап… кап-кап — продолжает дальше вести свой отсчёт капельница, словно клепсидра, без остановки отсчитывая уходящие мгновения жизни, разделяя прошлое и будущее тонким горизонтом событий реальности, неумолимо приближая время выбора между Вечностью, заключающей в себе и прошлое, и будущее, и настоящее, и жизнью, её фатумом, который ты видишь каким-то внутренним зрением, шестым чувством, и не в силах ничего изменить, исправить… понимая всю безысходность случившегося просто сидишь в полной отрешённости надеясь только на чудо, растворяясь в этом бесконечном кап- кап… кап-кап, словно для тебя ничего не существует, кроме этого тягостного, бесконечного ожидания…

Голосуем топом из трех лучших работ!