Два сапога №39. Жеребьёвка Верных.

У нас есть 6 работ, 1 внек, но скоро будет больше.  

1. Суть игры: Написание миниатюры двумя разными людьми, попытка создать вдвоём цельное произведение.

2. Цель игры: Помочь найти себе соавтора или бету, оценить свои возможности в плане совместной работы над текстом.

3. Игра анонимная. Участником может быть любой желающий. Голосование публичное.

Помните, что

1) Объём альфы 1000-2500 знаков (совсем не строго)

Объём с бетой не более 5500 знаков.

2) Работы (беты) присылать надо до Пятницы (включая) 26 июня. Да, в этот раз времени даю поменьше.

Работы присылать в ЛС. Если придут новички, а я что-то забыл сказать — пусть пишут в комментариях.

Работы

№1

Элшан поднялся из-за стола. Сколько можно есть! Это хорошо, что дядя Ашот приехал. Но двенадцать праздников подряд. Такого Элшан уже не помнил. А сколько баранов зарезали!

За Кривым аулом в тени кустарника прятался родник. Элшан любил приходить сюда и слушать журчание хрустальной воды. В зарослях солнечного дрога валяться с сочной травинкой в зубах. И мечтать о прекрасной черноокой девушке, что появится с кувшином и смутится, потупит взгляд. Элшан, конечно, подбежит, зачерпнёт прохладной воды. А затем…

К роднику выскочил чёрный козёл с длинными витыми рогами. Мысли юноши разлетелись, как белые облачка, растревоженные шаловливым ветром.

— Бееееее, — проблеял козёл и уставился на Элшана задумчивым взглядом.

— Откуда ты такой взялся? Спустился с гор?

— Беееее, — ответил козёл и обронил в воду красный цветок. А затем ускакал.

Откуда у козла цветок? И как он его нёс?

Элшан помотал головой. Показалось? Нет. Цветок кружился на воде таинственно и маняще.

Юноша наклонился к цветку и осторожно поддел его ладонью. Цветок себе как цветок. Похож на мальву. Засунув цветок в карман брюк, Элшан отправился обратно к столу. Сейчас начиналось самое интересное – песни и танцы.

Когда Элшан открыл калитку и вошёл в овитый виноградом двор, он замер. Во дворе царила тишина. Стол с остатками еды, опрокинутые кувшины, разлившиеся по льяным скатертям вино…. И никого. Куда делись гости, дядя, отец, мать, братья?

Лишь ветер звенел в пустых бокалах и пытался что-то рассказать, предостеречь.

№2

— Что ты всё – «горы да горы»! Что в них тебе? Камни да снег! Не пройти, не проехать! Горы холодно смотрят свысока, грозят острыми вершинами, вспыльчиво сходят лавинами, не жалеют камнепадов вместо приветствия… Горы.

— Э-э-э! Мой дед говорил, горы входят в сердце человека, как нож в масло, и оставляют не рану, а крепость. Вино гор заменяет кровь, продлевает жизнь.

— Сказки всё это!

— Э-э-э! В горах сказок не держат! Только легенды-были. А они, скажу тебе, были.

— Расскажи!

— Деда Иракли знаешь? Тот, что живет у перевала? Вот, что о нём говорят…

Жил он всегда вдали от селения. Отдельным гнездом. Там вон, за горой, раскинулась долина, в которой дед Иракли сто лет виноградники пестует. Его отец и отец его отца тоже там жили. Было у Иракли три дочери. Жена его расстраивалась, плакала. Говорила: «Как дочерей замуж выдадим? Живем на отшибе! Богатые женихи ногой на камни не ступят, хорошие женихи дорогу не найдут!» Плакала, жаловалась, беду накликала.

Пропала в горах старшая дочь Иракли. Через год пропала и средняя, погнавшись за упрямой козой. Ни козы не нашли, ни девушки. А еще через год и младшая не вернулась от родника, куда ходила за водой. Жена Иракли плакала, кляла горы, а Иракли ей только и сказал: «Горы дали, горы взяли. Не нам, людям — бурдюкам с невыдержанным вином, на вековые горы жаловаться».

Прошли годы. Вдруг видят Иракли и жена его, как над долиной орел кружит. Клекочет. Пригляделся Иракли, схватил корзину с козьей шерстью, поднял над головой. Орел выпустил из лап ношу, и в корзину упало дитя малое. Через год орел принес еще дитя, а через год подкинул третьего младенца. Жена Иракли плакала, жаловалась. Что ж такое делается?! Где орлы детей воруют? Там либо война, либо мор. А, ну, как дети разбойников? А Иракли ей только сказал: «Горы знают, кого наказать, кого миловать. Не наше дело по молодой лозе гадать, какое вино получится. Наше дело лозу подвязывать».

Прошли годы. Выросли в доме Иракли три отрока. Не мальчишки, орлята. Стройные, глазастые! Горячие и спокойные одновременно, как камни под солнцем. Старший и средний впереди Иракли на винограднике поспевали. А младший такой шашлык готовил, что запах его через перевал волной до селения докатывался. Заставлял всех слюни сглатывать.

Однажды со стороны гор спустились в долину Иракли три путника. В походке их читалось величие, каракулевые бохохи на головах сверкали на солнце, словно масляные, а тяжелые бурки за плечами на ветру хлопали, как крылья.

Иракли повелел жене стол накрыть.

№3

Утро было просто потрясающее: яркое солнце над головой и прохладный ветерок со стороны моря, заразили Сергея хорошим настроением. Он беспечно петлял по булыжным узким улочкам старого города и был немало удивлен попав на достаточно приличную площадь уставленную аляповатыми картинами местных художников. Три десятка смуглых личностей в поношенных папахах, гордо охраняли свои испачканные красками хосты. Впрочем, желающих своровать, как и желающих купить данные картины, как-то особо не наблюдались.

«Времени у меня валом, ознаколюсь с местной школой живописи». Местная школа шедеврами, увы, не порадовала, лишь одна картина привлекла внимание Сергея, на ней было изображено кавказское застолье.

«Полный наив конечно, но что-то в этом есть!»

— Кто автор?- спросил он у уличного торговца.

— Пиросмани.

— Ага, а я голандский художник Винсент ван Гог, ехидно улыбнулся молодой человек.

— Эту копию картины Нико Пиросмани написал я — Гиви Пиросмани, — продавец гордо задрал свой выдающийся, во всех смыслах, нос.

— Ах, ну если только так! — Сергей картинно удивился, глядя на картину. — Вы его потомок?

— Нет, однофамилец.

— А свои картины у вас есть?

— Конечно, но их никто не покупает, — грустно лробурчал тезка великого художника.

— Я бы купил, покажете?

— Канечна дорогой, пойдем ко мне в мастерскую, тут рядом.

Крохотную комнатку на втором этаже старого каменного дома мастерской назвать было трудно, впрочем вид на море открывавшийся из окна был просто потрясающим.

— Вот смотри, — местный талант раскрыл старый дубовый шкаф и вытащил свернутые в громадный рулон холсты.

Сергей развернул первый попавшийся и застыл в легком недоумении.

— Я так и знал, что вам не понравится, — хозяин стал недовольно сворачивать картину обратно, — никому не нравится.

— Постойте, — очнулся Сергей, — покажите остальные.

№4

Солнце только-только позолотило восточные склоны гор, но во дворе еще было довольно темно. Хоть бы оно так и осталось там, запутавшись в ветвях низкорослых деревьев или увлекшись сбором как раз поспевшего винограда! Мне совсем не хочется, чтобы это утро наступило.

Но солнце неумолимо. Оно медленно, но верно выползает из-за гор. И вот его лучи уже осветили крышу и верхушку старой яблони – самого высокого дерева в саду. Еще чуть-чуть, и они проникнут в комнату бабушки, хотя у меня будет еще темно.

Она привычно загрохает кастрюлями, давая мне возможность отдыхать еще пятнадцать драгоценных минут, но затем все равно придет меня будить…

Я отвернулась к стене и всхлипнула. Не хочу. Не сегодня.

И почему они условились играть свадьбу именно сейчас? Ведь по традиции никаких праздников до конца сбора винограда не устраивают. И мой квеври еще не полон…

Вот загремела посуда в кухне.

Я вздохнула. Все, закончилась моя веселая молодость…

— Кето, вставай!

Я вздрогнула.

— Ну, бабушка, ну, еще минуточку… — затянула я привычную утреннюю песню.

— Ладно уж, лежи, — печально вздохнула бабушка и пошаркала прочь от моей двери.

А я разревелась, уткнувшись лицом в подушку. Мне так хотелось, чтобы бабушка начала ругаться, как умеет только она – не обидно, а по-доброму. Так хотелось, чтобы стала грозить лозиной или соседским псом, которого я с детства боюсь как огня. А она…

№5

Крису не повезло. Единственному из всего курса кулинарного колледжа ему придется проходить практику на другом конце города, огромного, устремленного в высоту небоскребами, но умирающего. Он и его семья жили в западном районе, как и большинство оставшихся в городе людей. Но некоторые люди предпочитали другие районы, образовывая в них маленькие сообщества. В одно из таких сообществ и пришлось ехать Крису. Но он не унывал. Парень для своих восемнадцати лет выглядел состоявшимся мужчиной: высокий, широкоплечий, лицо открытое, улыбчивое.

— Любая проблема становится проблемой, если ее воспринимать, как проблема, — глубокомысленно считал парень.

Общественный транспорт, представлявший собой дилижанс, запряженный двумя лошадьми, ходил крайне нерегулярно. Подумав, парень решил воспользоваться своим велосипедом. Оснастившись маузером и устройством против собак, парень, вздохнув, тронулся в дальний путь.

Некоторые районы были полностью безлюдные. Выбитые окна навевали тоску. В некоторых местах ощущались признаки жизни. Собаки лениво провожали паренька, не рискуя устраивать состязания в гонках. Сверяясь с картой, Крис с трудом нашел нужное заведение. Оно оказалось небольшим уютным кафе. Парня поразило преображение окружающей обстановки. Замусоренные кварталы с разбитыми дорогами по мере приближения к кафе, превращались в вычищенные, уложенные плиткой, улицы. Дома приобретали изначальный лоск. Люди по улице ходили в опрятной одежде, чинно и беззаботно. Крис даже немного засмущался в своих плебейских бриджах, рубашке-ковбойке и в панамке защитного цвета.

Он устало слез с велосипеда и пристегнул его замком к ограде. Затем зашел в кафе, решив сразу выполнить на сегодня все формальности. Посетители в зале разом смолкли и уставились на вошедшего. Растерявшийся парень зачем-то снял свою панамку и вежливо поприветствовал всех. Никто не ответил. Все снова отвлеклись на свои разговоры. Девушка-официант в старомодном платье, улыбнувшись, предложила занять столик. Крис замотал головой и рассказал о цели визита. Снова улыбнувшись, девушка представилась как Кетрин. Крис радостно оскалился во все свои здоровые зубы и назвал себя.

Кетрин проводила парня до кухни. Здесь обнаружился хмурый толстяк. Молча взяв бумаги из рук парня, он долго их изучал. Наконец, отвлекся на самого Криса и начал бесцеремонно его рассматривать.

— Крис, — застенчиво назвался парень, желая прервать странную процедуру.

— Знаю, — буркнул толстяк, — Опять с нуля придется начинать…

№6

Собрались как-то русский, американец и француз. Выпили и заспорили — чьё веселье богаче, красивей и праздничней.

Первым делом к американцу собрались. Всё чин чином, с подарками, с краковской колбаской, прихватили бутылку водки и ещё одну — красного, бордо. Пришли, сели, музыку слушают, в тарелки поглядывают. А в тарелках всё красиво уложено, видать, хозяйка расстаралась по такому случаю. Тарелки модные, прозрачные, вилки с ножами парадные, серебряные, из поколения в поколение наследуемые. И всё так на празднике правильно, расписано по ролям и по минутам, кто куда сядет и кто с кем танцевать будет. А перед едой — обязательная молитва, а потом американский гимн все поют стоя.

Американец доволен, гордо усмехается, а русский с францухом заскучали. Смылись по-быстрому с веселухи, а назавтра в Париж все полетели.

В предместье их встречает наряденная с иголочки женщина, французова жена, напудренная, надушенная, вся фитнесом подтянутая, и вежливо приглашает на аперитив. Столики в саду накрыты — один с алкоголем и разными закусками, другой с блюдами и тарелками. Русский с американцем глянули на спиртное, и глаза у них разбежались, что выпить — не знают. Решили всего понемножку попробовать ну и малюсенькими тостиками закусить. За стол уже почти готовые сели. А там — рыба сначала, а к рыбе белое вино, а потом запечённый цыплёнок, а к нему розовое, а после и ростбиф подают, с жирным соусом, а в бокалы красное вино наливают, хорошего года и с исключительным вкусом.

В общем, наелись, напились наши герои, решили — лучший праздник у француза. Пока за ворота не вышли, а там в мусорке — полным-полно упаковок из местного ресторана. Который и цыплёнка запёк, и рыбу изжарил, и ростбиф приготовил.

Пристыдили француза, мол, нечестно это, смошенничал он.

На следующий день приехали все к русскому. А там…

Внек

Мальчики пели. Мелодия без слов лилась протяжно и бесконечно. Два голоса вились один вокруг другого, то сливаясь, то расходясь. В этой мелодии были слышны и шум горной реки, и дыхание ветра, летящего над отрогами и ущельями, и безмолвие самих гор… Этих ледяных равнодушных гор, будь они неладны!

И точно как эти самые горы, молча и неподвижно, сидели за столом три человека. Три человека – и Аурел. Он был в такой же, как у них, странной чёрной одежде, с таким же каменным лицом и взглядом, устремлённым к заснеженным вершинам…

Стол стоял прямо на траве в тени большого дерева. За этим деревом и пряталась Ваюма. Она подобралась совсем близко и теперь опасалась, что её вот-вот заметят. Снова и снова она посылала направленный сигнал, пытаясь привлечь внимание напарника. Но он не реагировал, не шевелился, даже не моргал.

Ещё один мальчишка, повязанный поверх чёного костюма белым фартуком, беззвучно сновал между столом и стоящей в стороне крытой повозкой. Он доставал из кузова блюда и бутылки и ставил всё это на стол, хотя казалось, что ставить уже некуда. Но никто из сидящих не прикасался к еде. Они застыли, подняв перед собой наполненные кубки, сделанные из рогов какого-то местного животного.

А мальчики в тёмно-красном всё пели.

***

Аурел перестал отвечать часов пять назад, хотя связь была в порядке. Ваюме пришлось оставить свой участок и отправиться на поиски. Сначала она нашла рюкзак с вещами. Передатчик лежал сверху. Изучив следы, Ваюма пришла к выводу, что напарник здесь кого-то встретил. Но этот кто-то на него не нападал. Напротив, было похоже, что они мирно пообщались, потом Аурел аккуратно сложил вещи под куст и ушёл с новым знакомцем.

Ваюма не верила в сверхъестественные силы. Но теперь, глядя на сидящего за столом неподвижного напарника, она начала подумывать, что тут не обошлось без колдовства.

Жеребьёвка.

Автору альфы №1 на допись отправляется альфа №6

Так же №2 дописывает №3

№3 дописывает №5

№4 дописывает №1

№5 дописывает №2