Виталий Мамай - разное

Ну вот, собралась наконец выложить стихи поэта, которого считаю лучшим из тех, кого знаю, хотя знаю, конечно немногих… иногда такие таланты вдруг случайно встречаются в недрах инета! Жаль, что не все могут пробиться на «большую воду», но когда такое встречаешь, то радуешься каждой находке. Этот автор весьма известен, хотя, может, опять-таки не для всех.Он переводит тексты песен своего любимого Леонарда Коэна, работает с киностудиями. Это тот автор, о котором я говорил когда-то вам, Иван Валеев, что, хотя и не люблю историю, но его исторические экскурсы доставляют наслаждение просто самим процессом чтения.

Привожу здесь всего пару из самых любимых, если заинтересует — сами сможете его найти. Выбрала по два — из любовной лирики и исторические наброски… Кста, вот то нижнее, что здесь выложила — поразило своим изящным сплетением рифмования!

Аэродромы разбомблены…

Аэродромы разбомблены, потоплены крейсера,

линия Маннергейма пала, и линия Мажино,

в воздухе что-то разлито, сжато, напряжено…

Нечего плакать по волосам. Que sera sera.

Черт, хоть отель могла бы найти и поближе, но

воздух уже струится в легкие как бальзам,

город танцует джигу, вывесками тряся,

если была апатия — то рассосалась вся.

Скорость уже превышена, поздно по тормозам.

Кто там еще? Полиция? Тоже мне. Накося!

… Теплой ладонью по пахнущим осенью волосам,

сбросить одежду, ветер впустить в окно…

Путаных мыслей неровное волокно

рвется зубами страсти, как кролик, брошенный псам.

Мой подбородок   щетинист и колок, но

разве до шлюпки морю, когда, седа,

пена венчает гребни валов, и бьет

берег наотмашь, и «в воздухе соль и йод»…

Черт бы тебя побрал, да где ж ты была всегда?

Кто этот бог, который таких дает?

…

что, собственно… выдохнуть… два на два

постели квадрат, горизонта кромка,

что было, что будет… оставь, не надо,

да черт с ним… соседи… как хочешь, громко

стонать или слушать кого-то… Бреля,

наверное… выбирай, тебе же

ближе… нет, я расстрелян…

меня обездвижил чулок твой… бежев,

он сполз уже почти до колена…

дышать горячо и смешно в затылок…

не мысля даже побег из плена,

на горизонте весна застыла…

да нет помады… не видишь, стер же…

нет, Ne me quitte не надо только…

перемотай… сколько здесь застежек…

достать губами… незримо тонко

весны черты за прозрачной шторой,

бедлам привычный кассет и книжек…

и бежев, бежев чулок, который

сползает ниже…

…

Из итальянского этюдника. Виа пор Санта Мария

"… Смерть — это всегда вторая

Флоренция с архитектурой рая".

Иосиф Бродский

В августе это уже не улица, но река,

чье течение переменчиво и капризно.

И брусчатка натерта до блеска, а это признак

того, что река течет в данном русле уже века.

Очень просто напиться Флоренцией до положения риз, но

на виа пор Санта Мария не упадешь, ибо нет островка.

Воды этой реки состоят из нашествия в полный рост

разномастных людей в одиночку, и группами, и попарно.

То есть, братия шумно и весело пересекает Арно,

непрерывным потоком вливаясь на Старый мост…

(Если для вас пересеченье реки рекой — это пошло и высокопарно,

значит, ваш взгляд на поэзию и Флоренцию слишком прост).

Временами людская река мелеет. Где-нибудь в ноябре

на брегах проявляются здания. В полночь на виа деи

Терме семенит, говорят, тряся остатком седой кудели,

беспокойный призрак Иосифа… Сущий бред,

но таков этот город, где гении и злодеи

вместе с архитектурою составляют немыслимое амбре…

… И с учетом того, что жизнь предлагает нам

подлинников все меньше, все больше фикций…

Тем ценнее становится третий этаж Уффици…

Если просто глядеть из углового, западного окна,

видом оным, как было замечено, очень легко упиться

и поверить, что мир совершенен в любые и всякие времена…

…

В городе пасмурно. Купол собора…

В городе пасмурно. Купол собора над частоколом башен,

над горизонтом, ковром из пастбищ, озер и пашен,

тихой рекой с мостом, в нее отраженьем павшим,

столь невесомый купол, сколь и тяжеловесный,

между брусчаткой и облачной серой бездной,

между земной безнадежностью и небесной,

выше крестов, что, как птицы, на крыши сели…

Несть им числа, певцам Гесиодовой карусели,

здесь побывавшим от Медичи и доселе,

но ни один не сумел отыскать порока

в камне суровом, стоявшем насмерть перед чумой барокко.

Правильно сложенный камень не знает срока.

Башни гудят на ветру, точно струны виолончели,

новая Симонетта выходит от нового Боттичелли,

черт побери, певцы, а ведь это не карусель — качели…

Полы ее плаща легко колышутся на лету… Да,

и привилегия гения — верная амплитуда.