Разрешите представить - Оксана Ветловская

Первая повесть Оксаны Ветловской «Усадьба по ту сторону холма» была опубликована в 2007 году в журнале Б.Стругацкого «Полдень XXI век», дебютный роман «Каменное зеркало. «Имперский маг» вышел в 2010 году в издательстве «Астрель-СПб» и стал лауреатом премии «Рукопись года» в номинации «Язык». Вторая книга «Имперский маг. Оружие возмездия» вышла в 2011 году.

— Оксана, как давно Вы начали писать? Расскажите о первых пробах пера, с чего все начиналось.

— Как ни парадоксально, началось всё ещё тогда, когда я писать не умела, то есть до 5 лет. Я нещадно транжирила бумагу на самодельные книжки. С собственными иллюстрациями. Придумывала истории, рисовала к ним картинки, а так как писать тогда ещё даже печатными буквами не могла, то на месте, отведённом под текст, изображала похожие на буквы каракули. Незнание букв меня тогда нисколько не смущало: ведь сама история была у меня в голове, и я всегда могла её рассказать. Сейчас я лишь удивляюсь, насколько символичными были мои тогдашние игры: словно репетиция взрослой жизни. Теперь я и пишу, и иллюстрирую. Вообще, я убеждена, многие дети до определённого возраста абсолютно твёрдо знают, зачем они пришли в этот мир. В дошкольный и раннешкольный период, пока ещё не сильны привнесённые извне сценарии поведения, некие намёки на это «зачем» можно увидеть в играх и интересах ребёнка.

Сознательное же стремление писать книги пришло, когда мне было 12. Сначала писала рассказы, вернее, небольшие зарисовки без чёткого сюжета, ещё — продолжения   любимых книг, разумеется, и фанфиком по «Секретным материалам» отметилась, а в 14 замахнулась на роман в жанре фэнтези, подражание Сапковскому, от книг которого тогда была без ума. Тетради с тем незаконченным романом до сих пор где-то валяются. Дальше графоманила строго «в стол», никому не показывая, 6 лет подряд, с большим усердием, но законченного среди тогдашних моих текстов не было ничего. Сначала писала фэнтези, затем в старших классах мне в руки попали романы Владимира Набокова. Это было откровение. С той поры мои словесные упражнения всё больше кренились в сторону языковой и психологической прозы, оставаясь, впрочем, где-то поблизости от фантастики, и в 20 лет я неожиданно для себя самой написала свой первый законченный текст. Он же стал первым текстом, который мне захотелось показать всем желающим прочесть. Это была мистическая повесть на полусотню страниц «Усадьба по ту сторону холма». Я просто набрала в поисковой строке «журнал фантастики», выбрала тот, который мне больше всего понравился (а понравился мне журнал Бориса Стругацкого «Полдень, XXI век»), и отправила на указанный адрес электронной почты свою повесть. Невзирая на совершенно феерическое сопроводительное письмо, прямо-таки образчик безумного письма начинающего автора, повесть благополучно напечатали.

— Как возникла идея романа «Имперский маг»? Расскажите о своем герое и почему Вы выбрали именно это рискованное время для действия романа?

— Прежде всего следует отметить, что роман называется всё-таки «Каменное зеркало». «Имперский маг» — издательское название, и почему оно именно такое — для меня загадка. Ведь роман не относится к жанру фэнтези, это мистика и криптоистория.

Собственно, именно с героя всё когда-то и началось. Вернее, так: началось всё с эсэсовского кинжала. Его я увидела в Саратовском музее боевой славы. На редкость элегантная и зловещая вещица. Окружённая ореолом чего-то запретного. Я начала придумывать, что за человек мог быть хозяином этого кинжала. Надо сказать, история Второй мировой войны тогда была представлена в моём сознании обрывками школьной программы, анекдотами про Штирлица, жёлтыми статейками про «тайны нацистов», сюжетами некоторых компьютерных стрелялок — и богатейшей отечественной военной прозой (самым достойным из моего тогдашнего культурного багажа относительно военного времени), от Казакевича до Гроссмана и Василя Быкова. И вот на этой-то базе придумался образ будущего героя моих романов: отчасти пародирующий мифы массовой культуры относительно нацизма, отчасти эксплуатирующий их, а ещё романтический и очень психологичный. Кем является хозяин кинжала? Разумеется, немецким офицером, эсэсовцем, но кто сказал, что он должен быть патологическим садистом или тупым солдафоном, это вполне может быть утончённый интеллектуал, который волей обстоятельств вынужден служить системе полицейского государства, страдая от этого и разрываясь между патриотизмом и протестом, между долгом и совестью. А ещё можно в придачу наделить его некоторыми необычными способностями, чтобы интереснее было. Потом появился ещё один персонаж — русская девушка. И понеслось… В какой-то момент я поняла, что главный герой уже живёт своей жизнью и требует воплощения. Этот экстравагантный тип вынудил меня прочесть горы книг по истории нацистской Германии и Второй мировой войны (теперь у меня этими книгами забит целый шкаф). Прежде я и представить не могла, что мне когда-нибудь придётся связаться с такой серьёзной темой — не слишком подходящей для начинающего автора. И тем не менее я, смею надеяться, справилась. Я потратила очень много времени сначала на то, чтобы изучить материал, затем — чтобы написать роман.

Я с самого начала понимала: тема романа очень рискованная. Болезненная тема. Да что уж — в некоторых аспектах попросту страшная. Нацистская Германия в сознании большинства русских людей окружена тем же зловещим ореолом, какой мне когда-то почудился вокруг того самого кинжала. Но в то же время — эта тема на редкость удачно подходит для того, чтобы говорить о всяческих пропастях и вершинах человеческого духа — то есть о том, что меня больше всего интересует в литературе. Я посчитала, что возможность с такой остротой поговорить обо всём этом стоит того, чтобы связаться с темой, за которую, с одной стороны, могут ругать не глядя, с другой — многие считают, что отменно в ней разбираются, и начинают утюжить всякого, кто не согласен с их мнением по тому или иному историческому вопросу. Вообще говоря, для того, чтобы решиться писать на такую тему, нужно быть либо очень безрассудным, либо очень смелым человеком. Я тогда, несколько лет тому назад, была попросту безрассудной. А смелость пришлось воспитывать в себе потом. Занимаюсь этим до сих пор.

— Что послужило толчком отправить рукопись «Каменного зеркала» в издательство?

— Да, собственно, других вариантов у меня никогда и не было. Я всегда считала, что раз автор написал текст и чувствует, что написанное удалось, то текст надо отправлять в издательство. На самом деле в цифровую эпоху это, конечно, вовсе не обязательно. Можно выложить текст в Сеть и в отдельных случаях даже приобрести немалую популярность. И в этом нет ровно ничего плохого, наоборот — если повезёт потом опубликоваться, то сетевая популярность может послужить продвижению печатной книги. К тому же ситуация в книгоиздании сейчас трудная, тиражи небольшие, процесс издания идёт долго, нервотрёпка большая — может вообще возникнуть вопрос: да надо ли слать текст в издательство? Никаких особенных «плюшек», по крайней мере, на начальных этапах, за публикацию не будет… И я скажу так: каждый тут решает для себя сам. Для кого-то издание книги — своеобразная «корочка о высшем образовании», для кого-то — приятный бонус к сетевой популярности. А для меня, никогда не выкладывавшей свои тексты в Сеть (возможно, что и зря), издание — я сейчас скажу, что такое. Предупреждаю: со мной можно категорически не согласиться, это моё сугубо личное мнение.

Издание книги для меня — как выход фильма в прокат. Представим, начинающий режиссёр наскрёб где-то деньжат и снял картину. Можно просто выложить её на ютуб. И вполне возможно, она приобретёт неслабую популярность. А можно попытаться встроиться в систему киноиндустрии — показывать картину профессионалам, возить на фестивали и т. д. Очень трудно, очень нервозатратно, и успеха никто не гарантирует. Но если пробьёшься через всё это — кто знает, вдруг станешь новым Кэмероном? Так вот, я пытаюсь «встроиться в систему киноиндустрии». Можно спросить: да разве исключает это «ютуб»? Нет, разумеется, вовсе не исключает. Но я не уверена, что если «выложу фильм на ютуб», то у меня (лично у меня! про других не говорю) хватит запаса энергии, чтобы идти в «киноиндустрию», потому что некий момент завершённости действия уже будет и трудиться на регулярной основе и соответствовать определённым требованиям «проката» потом уже вряд ли захочется. А эти требования есть. О них скажу ниже.

Хотя в последнее время я раздумываю над тем, чтобы выложить новый, готовый уже роман в Сеть частично. Своего рода «рекламный ролик». Вроде бы такой приём иногда помогает привлечь новых читателей. Так делали мои знакомые-авторы. С другой стороны — выкладывать лишь часть как-то нечестно. Так что, вполне вероятно, всё это так и останется размышлениями.

— Рукопись романа сразу приняли в печать или потребовалась правка? Сколько времени прошло с момента, когда Вы получили положительный ответ до выхода книги на бумаге?

— Мне кажется, дебютный роман начинающего автора в принципе не пойдёт в печать без правок. Разве что в случае, если автор перед написанием романа закончил какие-нибудь писательские курсы или поднаторел в теории. Да и то вряд ли. Обычно первый роман пишется интуитивно и стихийно. И неизбежно возникают какие-то композиционные или сюжетные провисания и прочее подобное. Вот кстати, когда я выше говорила о «требованиях проката» — так это и есть чёткий сюжет, композиция, эволюция характеров, отсутствие «провисаний» и т. д. Всё, что требует труда. При сетевой свободе творчества на эти требования можно спокойно махнуть рукой, писать, как получается, не особо напрягаясь, поэтому-то я и не сторонница ухода автора в Сеть, это почти наверняка грозит отсутствием прогресса и потерей самодисциплины (опять-таки моё личное мнение, которое никому не навязываю). Редакторская правка как раз и указывает на такие вещи, которые могут препятствовать успеху «проката» — хотя, разумеется, автор вправе с чем-то не согласиться. Кстати, мне с редактором невероятно повезло: она — настоящий профессионал, и к тому же уже сколько времени терпит мой отнюдь не сахарный характер.

Сначала была правка, потом пришлось разделить роман на две книги. В той серии, в которую поставили, можно было издать большой текст только двумя книгами. Так что работы было очень и очень много. Сколько прошло времени от одобрения до издания первой книги? Год.

— Вам приходилось сталкиваться с конфликтной ситуацией, когда редактор предлагал исправить не ошибки в тексте, а что-нибудь более существенное, например, изменить эпизод или персонаж?

— О да, было и такое! И вот что скажу по этому поводу: примерно в 70% случаев редактор абсолютно прав: эпизод вялый, ненужный или неудачный, а персонаж лишний. В остальных 30% — это чистая вкусовщина. Редактор ведь тоже человек, а не машина по оценке текстов. У редактора есть свои пристрастия — например, ему могут в принципе нравиться боёвки и не нравиться любовные сцены, или наоборот. Задача автора — научиться отличать замечания по делу от проявлений банального «нравится — не нравится», которые могут просачиваться в работу даже самого крутого профессионала среди редакторов. И ещё очень важно общаться по поводу работы над текстом, когда речь заходит о редакторской правке. Все спорные моменты можно и нужно обсуждать. Всегда можно договориться. В этом залог успешной работы, конечным результатом которой будет действительно улучшенный (а не изувеченный и, с другой стороны, не недоработанный) текст.

— Договор с издательством — что бы Вы посоветовали?

— Проверить репутацию издательства, почитать отзывы авторов о нём в Сети — ещё перед тем, как отправить рукопись. Читать текст договора с предельной внимательностью и руководствоваться здравым смыслом. Это всё, что я могу сказать.

— Как Вы считаете, писательским трудом можно заработать на жизнь?

— В нынешней ситуации, далеко не самой благополучной для книгоиздания, это возможно только для «брендовых» авторов с большими тиражами. Для всех остальных — однозначно нет. Поэтому каждому надо для себя решить, что для него сочинительство — просто хобби или нечто большее. Если первое — то лучше оставить это занятие для свободных вечеров или выходных, так, для себя. Если же второе — ну что ж, тогда надо быть готовым играть по-крупному, вкалывать без всякой гарантии на успех, выкручиваться с заработком так, чтобы оставалось достаточно времени на литературное творчество. И я от всей души желаю таким людям удачи.

— Ваш любимый литературный жанр?

— Психологический роман. Причём лучше бы — с какими-нибудь небольшими мистическими или фантастическими вкраплениями (чистый реализм куда меньше люблю). Ну и всё, что примыкает к психологическому роману со стороны нереалистической прозы — магический реализм, психологическая фантастика, мистика высокого класса.

— Что сейчас более востребовано издательствами?

— Этого, по-моему, сейчас точно не скажут даже сами издатели. Ситуация такая, что никто точно не знает, что будет хорошо продаваться (кроме давно зарекомендовавших себя брендов).

— Вы создали также обложку и иллюстрации к своему роману. Работать со своим текстом легче или наоборот сложнее при создании иллюстраций?

— В целом, пожалуй, легче — ведь у меня есть чёткое ви́дение как своих героев, так и того, что я хочу видеть на обложке. Надо учитывать только пожелания редакции. Но есть и совершенно определённого рода сложность: слишком большое стремление выдать «ах-обалдеть», слишком высокие требования к самой себе, избыточное старание — и, как следствие, опасение, что можешь пролететь с этой избыточностью, ведь никогда нельзя делать что-то «чересчур». Самое лучшее для создания качественной работы — ровная радостная безмятежность. Вот тогда всё получится. При иллюстрировании чужих текстов настроиться на такую созидательную безмятежность куда как проще.

— Как Вы учились писать? У Вас есть учителя или помощники, бета-ридеры?

— Подражала стилю тех авторов, тексты которых мне нравились. В разное время это были разные авторы. Допустим, в 14 лет — как я уже говорила, Анджей Сапковский. В 16-17 лет — Владимир Набоков, Иван Бунин, Михаил Булгаков, Габриэль Гарсиа Маркес… Период подражательства закончился примерно к 18-19 годам. Дальше уже писала, как Бог на душу положит, специально никому не подражая. Одно время очень помогали мне набоковские «Лекции по русской литературе». Там приводятся примеры прекрасных метафор из текстов русских классиков, показано, как всё это работает… Ещё — полезными бывали интервью с различными признанными прозаиками. Насчёт учителей — учителя в полном смысле этого слова у меня, пожалуй, не было. Скромно считаю Набокова кем-то вроде учителя — но такое, думаю, может сказать каждый второй современный русскоязычный автор, интересующийся «языковой прозой». Очень, очень многие у него учились… В своё время много важного и полезного мне дала первая редакторская правка. Вообще, хороший редактор — это кто-то вроде инструктора по вождению для автора-новичка. Что же касается «бета-ридеров» — это, конечно, очень популярный среди авторов термин сейчас — но, на мой взгляд, самым лучшим «ридером» станет, опять же, хороший редактор. Помимо редактора, я показываю готовый текст только самым близким людям, и то просто потому, что им интересно, никакого «бета-ридинга» я от них не требую.

— Ваши любимые авторы и произведения?

— Любимых в полном смысле этого слова книг на данный момент, пожалуй, что уже и нет — профдеформация, наверное. Хотя есть книги-друзья, которые, если не тянет читать что-то новое, открываю на любой странице и читаю — хотя знаю уже наизусть. Это «Дар» и «Лолита» Набокова, «Мастер и Маргарита» и «Собачье сердце» Булгакова, «Сто лет одиночества» Гарсиа Маркеса и некоторые другие. Любимые авторы — вернее, авторы, вызывающие безусловное уважение и в каком-то смысле отчасти учителя — часть этих имён я уже называла выше — Достоевский, Фаулз, Набоков, Булгаков, Гарсиа Маркес, Эко, и сюда бы я добавила, с некоторыми оговорками, Дэна Симмонса и Харуки Мураками (последние двое для меня ещё и примеры «как надо жить, чтобы писать», идеалы гармонии между популярностью и качеством текстов).

— Сколько времени занимает работа над книгой? У Вас бывает «писательская блокада», когда не пишется, хоть умри? Если да, то как Вы с ней боретесь?

— Пишу я очень долго. Виной тому — отчасти тип личности, я вообще медлительный человек, отчасти — необходимость параллельно зарабатывать на жизнь, отчасти — мой перфекционизм. Примерно два с половиной года уходит на большой роман, ещё какое-то время — на его доработку. Для автора лучше, конечно, писать быстрее, хотя бы по роману в год, и я всё надеюсь, что в дальнейшем этот процесс ускорится. Но тут уж как получается.

Всякий раз, когда я открываю текстовый файл — это похоже на то, как если бы заходишь в прохладную реку. Зябко и вроде даже хочется выпрыгнуть назад — и погружаешься в воду только потому, что помнишь, как здорово было плавать в прошлый раз. То есть каждый раз надо прикладывать некое усилие, иногда незначительное, иногда довольно существенное, чтобы взяться за текст. А если совсем не пишется — это чаще всего означает лишь то, что надо подтянуть «матчасть». Найти какие-то книги или статьи, которые дали бы большее представление о предмете повествования. Когда хорошо знаешь то, о чём пишешь — процесс идёт более-менее ровно. А может, просто надо немного отдохнуть, и решение «затыка» придёт в конце концов само.

— Как Вы думаете, писатель может изменить мир своими произведениями?

— Изменить мир — это звучит слишком идеалистически. Но мне кажется, некоторые книги могут изменить что-то в отдельных людях. Например, мне как-то читательница написала, что начала изучать немецкий язык после прочтения моих книг (ведь главный герой — немец). Для меня это был необычайно лестный комплимент. Но это частный случай. Хотя если книга будет нести в себе что-то такое, что задаст моду, породит некое фан-движение или просто заставит задуматься над какими-то вопросами некоторое количество людей — можно считать, что такая книга немного изменила мир.

— Как Вы относитесь к критике? Есть в ней что-нибудь созидательное или критика — только стресс и несправедливые высказывания?

— Поначалу, после выхода первой книги, к критике, особенно хамской и деструктивной, я относилась очень болезненно. Я по натуре впечатлительный человек. К тому же, как я уже говорила ранее, сам замысел моих книг — весьма провокационный и неоднозначный. Было вполне естественно, что после выхода первой книги появились прямо-таки полярные отзывы, в том числе и ругательные. Тогда я сильно расстроилась, а сейчас понимаю, что меня это закалило. Сейчас к критическим отзывам отношусь спокойно. Критика — это неизбежность. Роман — не пачка купюр, чтобы нравиться абсолютно всем.

Если говорить о пользе критики — смотря какая критика. Я ведь литературовед по одному из образований, меня в университете учили писать критические разборы литературных произведений, и я, разумеется, могу отличить настоящую, профессиональную, литературную критику от хамского «наезда» на пустом месте. Вообще, критика (истинная литературная критика, про вульгарное окололитературное хамство сейчас не говорю) может быть по своей направленности как конструктивной (поясняющей, созидательной), так и деструктивной (карательной). Конструктивная — полезна для автора. Из деструктивной тоже можно, при желании, вынести что-то полезное, но лучше научиться «пропускать через себя», не сосредотачивать на ней своё внимание, да и вообще специально не искать отзывы. Мало ли что пишут, всем не угодишь.

— Бумажные книги изжили себя? Электронные издательства смогут соперничать с традиционной печатью?

— Не думаю, что мы наблюдаем закат бумажных изданий (вероятно, он всё-таки будет, но гораздо позже, чем многие пророчат). Скорее, мне кажется, бумажные издания выйдут, хотя бы на некоторое (возможно, довольно продолжительное) время, на новый виток своего развития — больше внимания будет уделяться оформлению, но тиражи в целом будут меньше. Художественная книга зачастую будет не просто носитель текста, но и некий сувенир сама по себе. Про электронные издательства ничего сказать не могу — в нынешней ситуации с текстами в Сети это, по-моему, недоходное, а то и вовсе убыточное дело. Сейчас электронные издательства соперничать с традиционными, разумеется, не могут. Но если в сфере авторского права будет больше порядка — не знаю, правда, насколько это в принципе возможно, тут дело отнюдь не в «антипиратских законах», а в отечественном менталитете и уровне жизни — так вот, если порядка будет больше, так, может, и можно будет говорить о соперничестве, но пока это скорее утопия.

— Ваши герои похожи на Вас? Вы используете знакомых как прототипы для персонажей книг?

— Наверное, отчасти да. Некоторым героям я «дарю» отдельные черты своего характера, привычки и т.д. — или же какие-то особенности людей, которых знаю. Но всегда беру только единичные детали. Никогда ни с кого полностью не списываю персонажей. Писать с натуры в литературе — мне кажется, это неинтересно и непродуктивно.

— Философская идея книги — нужна она или достаточно напряженного повествования и гладкого слога?

— На мой взгляд, в книге с глубокими, проработанными характерами «философия» проклюнется сама собой. Лично про себя могу сказать, что мне совершенно неинтересны книги, в которых нет глубины, нет чего-то ещё помимо бодрого сюжета. Я вообще поклонница достаточно неспешного повествования и тонкой проработки характеров. «Идея книги» — загадочная штука. На мой взгляд, под этими словами понимается именно глубина повествования, в которой каждый может разглядеть что-то своё. А откуда берётся эта глубина? Не уверена, что её можно создать специально. По-моему, это нечто такое, что берёт своё начало в мере таланта автора.

— Расскажите о себе: литературный опыт, профессия или хобби.

— У меня два высших образования: по первому я бакалавр архитектуры, по второму — магистр филологии. Ни той, ни другой полученной специальности я себя посвятить не смогла — поняла в конце концов, что это просто не моё — ни в проектировании зданий, ни в преподавании литературы не «горит» душа. А когда она не «горит» — мир становится серым и тусклым, это мучительное чувство, будто находишься не на своём месте, я его испытала сполна, прежде чем нащупала то, чем могу заниматься с интересом (помимо сочинительства, разумеется). Так я стала художником — иллюстратором, оформителем. Что же до прочих подробностей — хоть я и не делаю тайны из своей внешности или рода занятий, но частностей предпочитаю не касаться. Трудоголик и меломан — вот, пожалуй, всё, что обо мне можно сказать.

— Как Вы относитесь к смерти? Есть ли необходимость в насилии? Автор несёт ответственность за своих героев?

— В литературе или вообще? Буду говорить о «вообще», потому как это же относится к моему восприятию в литературе. Я агностик, для меня смерть — самая большая и самая мрачная тайна жизни. Я не знаю, есть ли что-то после — и, уверена, никто не знает, хоть кто-то и пытается убедить себя в обратном. Что касается насилия — иногда оно вполне оправданно, в отношении тех, кто сам из каких-то убеждений или с какими-то целями применяет насилие. В целом, я вовсе не сторонница насильственных действий, но считаю, что иногда необходимо постоять за себя (на любом уровне — от отдельно взятого человека до целого государства).

Не знаю, о какой ответственности можно говорить применительно к вымышленным персонажам — но становится очень не по себе, когда замысел вынуждает кого-то в романе убить, пусть даже отрицательного героя. Крайне неуютное чувство. Гибель есть гибель, даже «понарошку». Поэтому я вообще не приветствую обилие смертей центральных персонажей в литературном произведении, тут же возникает подозрение, что с писателем что-то неладно — или же автору попросту надоели его собственные герои, вот неохота ему, пусть даже на подсознательном уровне, писать данный текст, а надо (договор с издательством, к примеру), потому и гробит персонажей пачками. Гибель персонажей должна быть строго оправдана.

— Как к Вашему творчеству относятся близкие?

— По-разному. Кто-то — с живейшим интересом (что здорово поддерживает меня), кто-то с равнодушием, кто-то — с непониманием, на что это я вообще трачу столько времени.

— Что для Вас значит «быть счастливой»?

— Ничего оригинального не скажу. Благополучие близких, здоровье, стабильная ситуация в стране (моё детство пришлось на 90-е, это было дико). Возможность заниматься любимым делом. Чувство востребованности. В общем и целом — созидательное спокойствие, о котором я уже писала выше.

— Над каким проектом работаете сейчас?

— Это секрет. Я совершенно серьёзно. Совсем другое время действия, другая проблематика. Одно могу гарантировать абсолютно точно: харизматичного главного героя.

_______________________________________________________________________________________

Первую книжную обложку Оксана Ветловская создала в 2010 г. для своего дебютного романа “Имперский маг” (авторское название — «Каменное зеркало») и с тех пор сотрудничает как художник с издательством “Астрель-СПб”. Также работала иллюстратором в различных периодических изданиях, в частности в журнале Б.Стругацкого “Полдень XXI век”.

— Оксана, как давно Вы рисуете? Почему стали делать иллюстрации, хотя у Вас есть два высших образования, не связанных напрямую с живописью и графикой?

— Я рисую столько, сколько себя помню. В детстве для меня это было совершенно естественное занятие, увлекательнее всякой игры — что-то придумывать и зарисовывать (а позже и записывать). Когда научилась читать, стала рисовать картинки на тему прочитанного. С двенадцати лет я точно знала, что хочу стать иллюстратором (и писателем). Но зарабатывать в этой области очень сложно. Подростком я не раз слышала от окружающих о том, что все эти занятия абсолютно бесперспективны. По этой причине я не пошла в художественное училище, хотя после окончания художественной школы у меня была такая возможность, а поступила учиться на «серьёзную» специальность, отчасти связанную с рисованием, — архитектуру. И к четвёртому курсу окончательно поняла, что архитектуре посвятить свою жизнь не смогу — не моё. К тому времени я уже вовсю рисовала иллюстрации для уральских периодических изданий, календарей и самиздатовских сборников, бралась абсолютно за всё, что предложат. Затем была ещё одна попытка получить такую специальность, по которой я смогла бы работать. Я выбрала филологию, потому что люблю литературу, и в итоге осознала, что год за годом читать студентам лекции по истории литературы — пытка для меня ничуть не меньшая, чем сидеть в архитектурном бюро и чертить, скажем, планы офисов… Параллельно с долгой учёбой я работала, где придётся, и в конце концов пришла к пониманию, что у меня просто нет другого выхода — если я вообще хочу чего-то достичь в жизни, то я должна добиться права зарабатывать на жизнь любимым делом.

— Какую технику Вы используете для создания иллюстраций?

— Цифровая живопись и так называемый «мэт-пэйнтинг» (matte painting — это крупномасштабные рисованные изображения, используемые в кинематографе, но на иллюстраторском жаргоне этим словом часто обозначают технику, при которой фотореалистичные изображения создаются с использованием фрагментов фотографий, дорисованных, специально обработанных и т.д.). Начинала я со второго, чтобы постепенно придти к первому. Ещё очень люблю чёрно-белую графику — работы тушью. К сожалению, заказов на чёрно-белые иллюстрации сейчас почти не попадается, а раньше я рисовала тушью иллюстрации для литературных журналов.

— Как возникает идея иллюстрации? Работа делится на этапы, какой из них самый сложный?

— Что касается иллюстраций на обложку, то тут обычно есть пожелания редакции либо автора, иногда весьма подробные, вплоть до «техзадания» — герой стоит так-то, в руках у него то-то. Но мне, разумеется, больше нравится, когда иллюстратору даётся некоторая свобода для воображения. Если есть время на то, чтобы прочесть произведение, то я стараюсь придумать иллюстрацию-символ. В таком случае идея зарождается на основе некоего послевкусия от текста. Сначала я рисую эскизы — иногда один, иногда несколько. А самый сложный этап — прорисовка, особенно человеческих фигур, движения. Архитектурное образование — далеко не то же самое, что художественное, в вузе меня учили рисовать здания и интерьеры, а не людей. Так что многое мне приходилось постигать уже в процессе работы над самыми первыми своими иллюстрациями, и до сих пор осталось особенно заострённое внимание к этому этапу работы.

— Художник имеет возможность выбирать автора, книги которого он хотел бы иллюстрировать? Вы общаетесь с автором в процессе работы?

— Обычно за художника выбирает издательство — книги какого автора художнику лучше иллюстрировать. Ведь у каждого художника (как и у автора) свой почерк, который может отлично подходить для одних жанров (или даже авторов) и не так чтобы совсем идеально подходить для других. Хотя настоящий профессионал, разумеется, с любым заказом справится. А порой бывает и так: издатели предлагают работу при условии, что художнику понравится текст. Мне такое уже встречалось. К тому же издатели могут учитывать пожелания художника в отношении того, хочет ли он дальше работать с тем или иным автором.

Когда я рисовала самые первые свои обложки, с авторами вовсе не общалась. Такова была политика того отдела издательства, с которым я тогда сотрудничала, и я думала, что по-другому просто не бывает. Но позже я увидела совсем иной стиль работы — когда редактор весьма тесно сотрудничает со своими авторами — и с радостью переняла эту практику. Теперь я всегда общаюсь с автором. Я считаю, что это правильно. Мнение автора всегда надо учитывать, ведь потом именно он будет отвечать за свою книгу, не только за текст, но и за обложку, за название, за аннотацию — если что-то из перечисленного будет выглядеть нелепо или непривлекательно, то в убытке останется в первую очередь автор, ведь каждая вышедшая книга автора, по сути, «делает» его следующую книгу (я сейчас говорю только про издательский аспект), решает его судьбу.

— Вы читаете всю книгу, над обложкой которой работаете, или знакомитесь только с предложенным фрагментом книги?

— Это напрямую зависит от того, сколько времени отведено на работу. Если довольно много — то стараюсь прочесть текст полностью или хотя бы большую его часть. Если времени на чтение романа не хватает, тогда читаю только отрывок, предложенный автором или издателем, и стараюсь как можно подробнее обговорить с автором всё, что касается деталей изображения.

— В какой технике Вы работаете? Какую роль играет компьютер в творческом процессе?

— Компьютер играет роль самую что ни на есть важную. Я ведь рисую с помощью электронного планшета, в графическом редакторе Photoshop. Принято считать, что Photoshop больше подходит для ретуширования фотографий и создания коллажей, а рисовать лучше в редакторе Painter, но на мой взгляд, Photoshop отлично подходит и для рисования. У меня есть большие электронные библиотеки различных текстур и кистей, в том числе кистей, имитирующих мазок маслом или акрилом, такими кистями я пользуюсь чаще всего. В Photoshop'е я работаю с 15 лет, интерфейс этой программы давно воспринимаю как некое виртуальное продолжение собственного сознания. Я знакома и с другими графическими редакторами, но в них работаю меньше. Кроме Photoshop'а в работе иногда использую GIMP и изредка тот же Painter. А наброски всегда рисую на бумаге, карандашом, ручкой или маркером, а потом сканирую. С «чистого листа» работать на компьютере для меня как-то некомфортно.

— У вас есть любимые работы? Те, что Вам особенно дороги?

— На сегодняшний день таких работ существует две. Первая — иллюстрация к собственной дебютной книге, самая первая моя обложка, отнюдь не совершенная, созданная в основном в технике мэт-пэйнтинга, т. е. сложного коллажирования с дорисовкой (живопись там тоже есть, но меньше, тогда я боялась много экспериментировать с чистой живописью, страшно было, что обложку могут не принять) — книга, которую издатели выпустили под названием «Имперский маг» (на самом деле это первая часть большого романа «Каменное зеркало»). А вторая — иллюстрация к роману Ксении Медведевич «Ястреб халифа». Именно её я считаю своей первой по-настоящему профессиональной иллюстраторской работой. Кроме того, она, на мой взгляд, хорошо передаёт атмосферу книги. И работать над ней было удовольствием.

— Заменит ли в будущем цифровая иллюстрация классическую книжную графику?

— Если говорить об обложках — то, как мне кажется, уже заменила, хотя есть исключения, и эти исключения, думаю, будут всегда. Если говорить о внутренних иллюстрациях — в сущности, ситуация примерно такая же… Хотя, если рассматривать не только книжные, но и журнальные иллюстрации, то «бумажных» работ среди внутренних иллюстраций всё-таки побольше, чем на обложках. На самом деле, главное не то, в какой технике работает художник, главное — как, насколько хорошо он это делает. Полностью же цифровая иллюстрация, думаю, бумажную не вытеснит — во всяком случае, в обозримом будущем. В виде исключения всё равно кто-то будет работать «живыми», а не электронными материалами. А заказчики на такую работу, думаю, всегда найдутся — ведь некоторые нюансы «бумажных» работ не передать никакому графическому редактору.

— Над каким проектом работаете в данный момент?

— Сейчас работаю над обложкой к роману Ксении Медведевич «Сторож брату своему» — продолжению «Ястреба халифа». Это историческое фэнтези в арабском антураже. К нему же нарисовала подробные карты. Я стараюсь работать так, чтобы каждая моя иллюстрация была хоть в чём-то лучше и интереснее предыдущей. Такая установка позволяет избежать монотонности — получается постоянное соревнование с самой собой, сохраняется азарт. Ведь азарт и увлечённость — то самое, что позволяет оставаться в любой профессии на протяжении многих-многих лет.

Беседовала Ула Сенкович

Оксана Ветловская