Песочница - Krypton Selena

Бонус

Давным-давно в одной далёкой-далёкой песочнице бушевали детские разборки…

Населяли эту песочницу карапузы. Вокруг песочницы были качели, детские кружки, художественная и музыкальная школа, были музеи и библиотеки, а на небе по ночам зажигались звёзды.

Но зачем кружки, музеи, театры, парки, зачем леса и реки, моря и горы, зачем неисчерпаемый атом и далёкий космос, когда в распоряжении карапузов любимая песочница? И нет ничего интереснее, чем возиться в своей песочнице, кидаться из своих цветастых лопаточек друг в друга песочком, тыкать пальчиками и выкрикивать дразнилочки. Но от дразнилочек у всех быстро портилось настроеньице. Особенно у тех, кто не мог передразнить своими дразнилочками всех остальных, кому было трудно придумывать обидные рифмы с именами своих коллег по цветастой лопаточке и детскому ведёрочку. А когда ничего-то у тебя не получается, то тебе становится не интересно играть. И очень хочется злиться, топать ножками и искать виноватых. Так игра в дразнилочки быстро превратилась в другую игру — в прокурорчиков. Хотя карапузы и не знали слова «прокурор», но для того, чтобы во что-то играть, не обязательно знать, как оно называется.

И теперь карапузы начали бросаться друг в друга не песочком, а недоказанными обвинениями во взаимной злонамеренной порче детских куличиков, в тайных заговорах, пожеланиях зла, диверсиях, переходах на личности. Когда все эти цветастые, горластые, голосистые карапузы укладывались на детский часик, каждый из них по отдельности грезил о чём-то высоком и важном, о чём-то своём, индивидуалном. О том, о чём не получалось грезить сообща. Многие карапузы грезили о соседских мирах. Ведь, как известно, у соседа всё всегда лучше. Для этого феномена даже специальное название придумали — зависть. Хотя карапузы не знали этого слова, но чтобы завидовать, не обязательно знать, как это называется.

Так что, зависть завистью, но главное — не она. Главное, что миры у всех были, и любой карапуз мог с лёгкостью представить, как эти миры отгружают оптом и продают на рынке за бесценок. У этих миров внутри было что-то цветастое и красочное: блёски в виде звёздочек, или разноцветные изогнутые линии, или, иногда, герои из самых затасканных мультиков. Этими мирами можно было друг в друга швыряться и друг в друга попадать. При этом миры иногда терялись, но главное — что в процессе было весело. Некоторые миры были не лёгкими и мягкими, а твёрдыми, тяжёлыми, увесистыми, а блёски внутри вздымались вверх, если тот мир хорошенько встряхнуть и взболтнуть. Такие миры были хрупче, и кидаться ими было небезопасно, зато и выглядели интереснее, и содержание у них было интереснее: домики, Эйфелевы Башни, Статуи Свободы, Кремли, бюст Товарища Сталина… В него тоже можно было попадать, чтобы выигрывать вместо него Вторую Мировую. Ведь любой, даже самый последний карапуз, сделал бы это лучше и Товрища Сталина, и Маршала Жукова. А у кого-то были только внутренние миры, но тоже дело.

Когда карапузы начинали разговаривать о попаданиях и о мирах за пределами своего мирка, их никто не понимал, от чего у карапузов развивался синдром непризнанного гения и обида на весь белый свет. Обида, снова обида… И снова игра в прокуроров, и снова швыряния недоказанными обвинениями, ведь о презумпции невиновности карапузы не слышали. Или слышали, но презирали этот принцип до мозга костей. Потому что в песочницах уважают силу, а не принципиальность. А это известно всем: если ты будешь свои обвинения доказывать — станешь уязвимым, ведь когда все вокруг только швыряются, никто твоих доказательств слушать не станет, в тебя десять раз попадут, и ты проиграешь.

Но все эти кидания и швыряния приводили к тому, что обиды только множились, ведь не у всех получалось хорошо швыряться и метко попадать в противника. Некоторые карапузы, окончательно разочаровавшись, собирали ещё не потерянные и не разбитые миры и уходили из песочницы.

А потом один маленький, но очень гордый карапуз заявил, что надо делать мирную, дружную и образцовую песочницу, а для этого надо играть во что-нибудь другое, не только в попадания и не только в прокуроров. Можно поиграть ещё и в скульпторов. Где в них играть, как не в песочнице, в которой так много подручного, а точнее — подножного, материала для скульптуры? Да-да, песком можно не только кидаться, из него можно творить произведения искусства! Пусть и не настоящие, а только игрушечные, но это даже и лучше! Разве настоящие взрослые вещи могут быть интереснее игрушек? Ярких, красочных, занимательных игрушек?

Только карапузы воодушевились и представили себе, кто зайчика, кто уточку, кто белочку, как тут маленький, но очень гордый карапуз всех обломал: он достал свою формочку в виде петушка и сказал, что на первом турнире все будут лепить куличики при помощи этой формочки. Притом, у каждого должна быть своя, индивидуальная, авторская работа!

— Может, давайте, делать скульптурные композиции? — спросил один из карапузов, — У нас же тут много разных формочек, вот и налепим каждый свой сюжет…

На что немедля получил ответ:

— Много разных и сложных скульптур смотреть никто не будет! Слепите по одной, простенькой. При помощи одной вот этой формочки! Чтобы зрителям ещё и в многообразие не пришлось вникать.

Так и пошла в песочнице новая жизнь. Каждый день проводили турниры, где все лепили при помощи формочек, потом выбирали победителя, который слепил лучше всех остальных. Нормальных призов для победителей не было, поэтому в качестве приза победитель становился во́дой следующей игры. Хотя быть во́дой никто обычно не любит, ни в прятках, ни в пятнашках, и во всех этих играх во́дой становился проигравший — кто плохо прятался или плохо убегал от предыдущего во́ды. Но в игре в скульпторов всё было наоборот, во́дой становился победитель. И правильно, потому что в этой игре проигравших было много, а победитель — только один. И во́да должен быть только один. Так что, всё логично. К тому же, во́да получал своё поощрение — возможность выбирать формочку или детское ведёрочко, при помощи которого будут лепиться авторские индивидуальные куличики на следующем турнире. А это ж самая настоящая возможность навязать всем свои вкусы и предпочтения!

Короче говоря, задания в игре в скульпторов всегда было поистине сложным. Вы вот попробуйте при помощи стандартной формочки или стандартного ведёрочка слепить что-то не такое, как у всех, индивидуальное.

Бывало, что кому-то из карапузов не нравилась формочка. Например, когда она была в виде собачки. Многих из карапузов уже успела укусить соседская собака, поэтому формочку в виде собачки не любил, наверное, никто. И когда был турнир, где лепить приходилось этой формочкой, карапузы никак не могли на него собраться, потому что при взгляде на собачку у них просыпались психологические травмы.

Потом в песочнице появились новые карапузы, которым не нравилось, что в них швырялись мирами и песком, ещё им не нравилось, что в виде формочек используются зайчики, собачки, поросята, в общем, какой-то сплошной детский садик! А искусство должно быть серьёзным и скучным! И использовать для него надо серьёзные, настоящие, взрослые и скучные профессиональные инструменты, например — вафельницу или пельменницу.

Лепить при помощи вафельницы было трудно, из неё песок вываливался ещё до того, как удавалось её перевернуть. А у пельменницы и вовсе были снизу дырочки, и песок в неё было практически не загрузить. Но это и добавило в игру то, чего в ней так не хватало — соревновательного элемента. Не каждый мог что-то вылепить при помощи вафельницы и пельменницы, а вот у кого получалось, тот и становился победителем и, соответственно, во́дой следующего тура. Хотя, творения этих художников были не похожи ни на зверюшек, ни на человечков, ни на домики, ни на овощи, ни на цветочки. Они были похожи на что-то непонятное.

— Это абстрактное искусство серьёзных и взрослых людей! — говорили приверженцы вафельницы с пельменницей.

— Вот здорово, — сказал карапуз, который хотел когда-то изобразить свой сюжет при помощи разных фигурок, — Может быть, сделаем футуристический пейзаж? С помощью этого можно лепить солнечные батареи и сети сотовой связи!

— Это не солнечные батареи и не сотовая связь, — ответили ему. — Это абстрактное искусство, исполненное не понятного и не доступного простому обывателю символизма, и не надо низводить его до детского садика. И вообще. Мы все тут учимся. Лепи по формочке, которую выберет вода, одно, маленькое, но обязательно представь это частью своего не существующего пейзажа. Ну ты же не умеешь лепить пейзажи, ну вот и будешь учиться. У нас.

И пошло дело, приноровились карапузы лепить вафельницей и пельменницей, освоили эти инструменты. Только из пельменницы куличики выходили маленькие и с неровными верхушками. Пельмешки на ней получались красивые, аккуратные, закруглённые, а вот куличики — нет. Но это было только в плюс: неровные верхушки добавляли каждой работе индивидуальности, правда, никого такая индивидуальность не волновала.

И тут случилась новая беда.

Один из новых, серьёзных, карапузов, который часто побеждал на турнире скульпторов, принёс в качестве формы чайник. Не для внесения чего-то нового. А просто потому, что этот карапуз очень любил слоников: они такие большие, увесистые и важные, попробуй им слово поперёк скажи. За то он их и любил — за силу, за то, что напролом идут, затаптывая всякого, кто на пути окажется. А чайник ему казался похожим на слоника. Песок из этого чайника никогда не выходил нормально, застревал, высыпался частями. Поэтому лепить куличики при помощи чайника было очень неудобно, и карапузы не спешили на турнир к этому во́де.

Зато все любили формочку старого замеса, в виде котика. Хотя соседский котик регулярно приходил в песочницу и оставлял там свои сюрпризики. Кто-то, ковыряя песочек своим совочком, эти сюрпризики находил, значит, этому кому-то в тот день не везло. И тогда опять начинались обидки, и карапузы брались за старое — начинали кидаться друг в друга песком, мирами и недоказанными обвинениями. А ещё — сюрпризиками от котика. Но обсуждать свящённого котика, который подмочил или подпачкал песочек, было строгим табу. Как и обвинять священного котика. Хотя недоказанными обвинениями в этой песочнице бросались в порядке вещей, это было просто святое. Но не в котика же! Котик — тоже святое. Его даже во́ды специально звали в песочницу, чтобы смотрел жалобно глазками, да махал передними лапками, в замочек сложенными, чтобы другие карапузы скорее захотели его пожалеть, приласкать, погладить. Подошли бы и вляпались в очередной скучный и скандальный турнир по лепке куличиков, в турнир с неудобными и некрасивыми скучными формочками.

В общем, котик был животным важным, полезным и незаменимым, его трогать было нельзя. Поэтому обвинять приходилось друг друга, ведь какой же творческий процесс может быть без объявления виноватых? Как можно обойтись без этого, когда почему-то в песочнице скучно, не смотря на наличие песка, богатый ассортимент имеющихся миров, не смотря на котика, и на увлекательные соревновательные игры по лепке индивидуальных куличиков стандартными формочками и ведёрками. Почему-то при помощи формочки все куличики получались именно одинаковыми, такими одинаковыми, что всем становилось обидно. Даже неровные пупырышки куличиков из пельменницы и бесформенные горы из чайника не вносили индивидуальности в авторские работы.

А ещё в играх всегда победителей было меньше, чем проигравших. И это не смотря на всю уравниловку, не смотря на одну формочку для всех участников. И так полюбившейся народу формочки в виде котика не хватает на всех желающих. А ещё поклонник слоников, становясь во́дой, всегда приносил свой любимый чайник. Пока он не принёс с собой кофейник. Кторый напоминал этому во́де песочные часы. А песочные часы ему напоминали саму песочницу, ведь в них был песок. А песочницу этот карапуз очень любил, ведь песочница подарила ему славу, признание и почёт. Поэтому он любил так напоминающий её кофейник. Кофейник сужался где-то посередине, и в нём тоже застревал весь песок. И вот бывает, из нижней половины кофейника выходит куличик, но не успеваешь кофейник убрать, как из верхней что-то вываливается и пришибает этот куличик на корню. Не хотел песок сыпаться из кофейника так же легко и изящно, как в песочных часах. И ещё была соседская собака, которая всех кусала. А котик в песочницу делал пи-пи и ка-ка, от чего в ней плохо пахло и можно было вляпаться. Короче, куда ни глянь — везде какие-то беды, лишения, невзгоды. А раз так, значит, кто-то ведь в этом виноват? А раз виноват — надо обвинять. Неважно кого, главное, делать своё дело — обвинять. А раз предъявлено обвинение, надо исполнять приговор — обзываться, кидаться друг в друга песком, мирами, а ещё — сюрпризами от котика. Ведь он для того их и оставляет — чтобы вести военные действия.

А потом, карапузам надоедало кидаться, и они заключали пакт перемирия, хотя и не знали слова «пакт», но это не мешало им его заключать. И во время перемирия все снова брались за формочки. И снова всё возвращалось на круги своя, или все фигурки одинаковые, или опять в качестве формочки чайник или кофейник и лепить неудобно.

В итоге — всем становилось скучно. Однако, любой здравомыслящий карапуз понимал, что если отменить формочки и призвать всех лепить руками и совочками, то у большинства карапузов не получится вообще ничего, ведь лепить без формочки никто и не умеет.

— Так давайте научимся, — призывал один карапуз.

— Мы тут и так учимся! — отвечали ему, — Не видно, что ли?

Ведь любой здравомыслящий карапуз понимал, что научиться лепить без формочки смогут далеко не все, а тем, кто не сможет, будет ой как оби-и-идно! Возможности у всех должны быть равные. И скучно должно быть всем, а не только тем, кто ничего не умеет. Для того и проводятся турниры лепки при помощи формочек, чтобы каждый почувствовал себя великим скульптором, и все бы в равной мере заскучали.

— Лучше бы потоптал наши куличики, а то никому они не нужны, на них не то чтобы смотреть, их даже топтать не хотят! — добавил один из игроков к уже сказанному.

Это была явная провокация. Ну, ещё бы, кто-то хотел что-то в этой песочнице топтать? Ведь тут попробуй чего тронь, сразу прослывёшь злостным разрушителем куличиков, станешь мишенью для песка, миров и недоказанных обвинений. Ведь в порче куличиков обвиняли даже в те далёкие времена, когда куличики ещё никто не портил! А что будет, если ты на самом деле на святое посягнёшь?

— И не распугивай нам тут вандалов, котика и собачку, — присоединился к нему вода, — А то людям наши куличики настолько не интересны, что они не хотят их уже даже топтать! И ты при таком раскладе ещё смеешь пугать тех, кому наши куличики интересно хотя бы портить!

Ну действительно, этих карапузов не боится только котик, потому что за его сюрпризы бьют тут всегда кого-то другого, а не его самого. Но котику хозяин на днях купил лоток с новым наполнителем, так что ближайшее время в песочницу котик не придёт — не интересно. А собачку посадили на цепь, уж больно много на неё было жалоб от покусанных. Да и вандалов почему-то в песочницу не тянуло, наверное, действительно, куличики в песочнице топтать страшнее, чем громить настоящие скульптуры и памятники в охраняемых местах.

А что касалось собственно людей, никто из них не хотел ни мишенью быть, ни скучать в компании однообразных примитивных куличиков, и переставал участвовать в турнирах. В итоге во́ды месяцами ждали, пока желающие быть запятнанными сами придут и начнут поддаваться. И только самые близкие друзья на такое шли, исправно лепили куличики при помощи предложенных чайников, кофейников и других не подходящих для этого предметов. Всё из чувства долга, всё ради того, чтобы не дать умереть хорошему начинанию — проведению турниров по лепке завидно похожих друг на друга примитивных и скучных куличиков одной общей стандартной формочкой.

И тут кто-то возьми и вспомни:

— А ведь мы же чему-то учились, хотели, начав с малого, перейти на большое… Может быть, пора уже отложить все эти формочки и сделать следующий шаг, научиться лепить свои скульптуры?

Сказал, и тут же словил в свой адрес все недоказанные обвинения, которые карапузы готовили к следующим внеплановым разборкам. Смутьяна отрешили от всех совочков, ведёрок и формочек, и ему не осталось ничего, кроме как забрать свои ещё не потерявшиеся и не разбившиеся миры и уйти из песочницы, как это сделали до него многие другие. Так и стала для него песочница далёкой-далёкой, а кипевшие в ней события давними-давними. Хотя вяло кипят они и по сей день, но с давних-давних пор песочница свято хранит и блюдёт свои худшие традиции.