Глава 8

Вся суета вокруг источника привлекла внимание земляков Лелетке.

— Эй, чего это там наш Лелетке руками машет? — толкнув друга, пробасил один из довольно крупных земляков.

— Да он нашел там что-то. — бодро крикнул кто-то в толпе.

— А пойдем-ка глянем, чего там такого интересного.

Постепенно вокруг спасителя-предводителя появилась довольно большая толпа.

Лелетке уже изрядно устал колотить стену и отшатнулся отдышаться.

— Эй, ты что тут делаешь? — спросил все тот же басок.

— Источник… Он закрыт невидимой стеной. — тяжело дыша от усталости, захлебываясь произнес Лелетке.

— Да ну. — басок выдвинулся вперед, протянул руку и нащупал стену.

— Гляди-ка и вправду стена. Твердая и горячая. И что она со всех сторон закрывает? — обратился к спасителю басок.

— Да, прочная зараза, но когда бьешь, звенит, как будто треснет. — разминая руки, сказал Лелетке.

— А сверху смотрел? — произнес бас.

— Нет, не достаю краев.

— Эй, а ну ты, малый, иди сюда подсажу. — крикнул тот же земляк.

Из толпы выскочил мелкий, но шустрый благодаря своей жилистости представитель вида «земляк обыкновенный». Басок ловко поднял над головой шустряка.

— Ну, шарь руками, края есть? — крикнул басок.

— Нет, кажись, на закругление идет. — трещащим голосом ответил шустряк.

— А ну, лезай наверх. Может где дыра есть? — продолжал захваченный азартом басок. Шустряк, засеменил всеми конечностями по скользкой поверхности защитной стены, но довольно быстро соскользнул и оказался с другой стороны источника.

— Значит сплошняком идет, стерва. — задумчиво пробормотал басок.

— Вот почему тут холодно, хоть и светло, эта стена, стерва, тепло не пускает. А ну навались, земляки, мы ее в труху, тогда вовсе благодать настанет. — заревел Бас.

Лелетке хихикнул от понимания глупости своих земляков. Источник света казалось ему просто в пал в истерику от смеха, наблюдая из-под защиты за происходящим.

— А ты ничего, башковитый парень. — с отцовским поощрением, обратился к предводителю басок.

— И нас сюда притащил, и вот про тепло догадался, молодец. Вот только все как-то один, да говоришь непонятно. Белиберду какую-то. Вот был бы попроще, и вовсе цены бы тебе не было. — нравоучительно закончил свою речь басок.

— А ну, посторонись, я приложусь! — рявкнул бас. Удар немного пошатнул стену и существенно повредил обладателя баска.

— А, стерва, твердющая, да тут на три надо. Навались и раз… и два… и три…

Сгруппировавшиеся земляки посыпались как горох от стены.

Лелетке ушел в свои мысли.

«Пускай калечатся неблагодарные. Глядишь, и поломают стену, тогда я свое сделаю, а пока подожду. Хоть какой-то толк будет от этого стада! Зачем я их только спасти пытался? Глупость не должна быть спасена, ибо спасая глупость мы размножаем ее, а значит губим мир, выбивая из-под него фундамент. Так как мир стоит на разуме».

***

— Что пропало желание спасать? — Лелетке повернулся, рядом находился Танат. Он вскочил и, замахнувшись, хотел ударить Таната.

— Бей, но знай, брата бьешь. — спокойно в своей манере сказал мыслитель Танат.

— Как? В каком смысле?

— Ну не в прямом, конечно. Однако, восемь циклов назад я нашёл это место и сперва переживал нечто похожее, что сейчас ты, хотя и не так остро. Видно я неспособен на великие чувства. Это не насмешка, это правда.

Лелетке вдруг показалось, что Танат изменился, даже внешне стал приятнее. В нем показалось что-то родственное. Так бывает, когда вдруг с совершенно незнакомым человеком переживешь какой-то волнующий момент. Ну, скажем, опоздаешь на последний автобус, или застрянешь в лифте. Человек вроде бы и чужой, но уже свой поневоле…

— Они хотят разбить невидимую защиту, думают, теплее станет.

После этих слов Лелетке усмехнулся и опустил руку.

— Идиоты. — добавил он, совсем расслабившись и даже начал улыбаться.

— Это многие делали, попав сюда. Источник света и Окко-н постепенно сводят с ума почти всех пришедших.

— Кто это Окко-н?

— Та «прекрасная женщина», что укатилась, хихикая с твоими земляками. Надеюсь, ты уже не злишься на меня за это?

— Нет, блядь есть блядь, что тут злиться.

Какое-то время Лелетке молча смотрел на бьющихся о прозрачную стену и обессилив срывавшихся в пропасть земляков. Он приходил в себя от пережитого урагана эмоций. Как после любого урагана, после эмоционального остается только мусор. В данном случае эмоциональный мусор. В осколках эмоций не было особо крупных кусков. Гнев, злость, обида и радость смешались в одну гору мусора, а в голове гудел «мусорный ветер».

— Зачем здесь свет? — вяло произнес спаситель. Вопрос прозвучал слабо, как бы риторически. Ответа на него не было.

— Эй, ты, «брат», зачем тут свет? — крикнул Лелетке, не поворачиваясь на Таната.

— Я не знаю, но точно знаю, что не для нас.

— Почему ты же тут живешь, без тьмы и страха? Уже восемь циклов отмотал, если не врешь.

— Я-то, да живу, без страха. Но тут дело не в страхе, а в жизни. За эти восемь циклов тут много народу перебывало, живу только я.

— Почему?

— Не знаю, наверно не люблю жизнь, вот и живу тут.

— А где те многие?

— Кто-то с первыми лучами родившегося светила бежал отсюда и, наверное, больше и думать забыл о свете во тьме. А судьбу большинства сам скоро увидишь, если еще не понял.

Лелетке опять посмотрел на источник света, вокруг него уже танцевал ритуальный шабаш из земляков, периодически поочередно или все вместе бросаясь на невидимую стену. Стена разогревалась сильнее, и по мере этого к ушибам добавлялись еще и ожоги. Раз за разом кто-то из земляков сильно бился о невидимую ограду. Раздавался звон невидимой стены, вперемешку с хрустящим чмоканьем от ломавшегося черепа очередного пострадавшего. Разогретая, толи источником света, толи постоянным воздействием земляков стена, тут же поджаривала остатки разбившейся части тела земляка. При этом лица отакующих источали только счастье и энтузиазм, как у играющих в футбол детей. С одобрением и бравадой смотрели они на ломающиеся друг у друга надбровные дуги, одобрительно потрепывали ломаные предплечья.

— Но почему тут нет страха, ужаса тьмы?

— Наверное, все просто, нет тьмы, нет и ужаса. Наши страхи странная вещь, мы жутко боимся необъяснимого и спокойны, когда все ясно. Хотя порой должно быть наоборот. Вот, к примеру, вон там тьма и одна мысль оказаться сейчас в ней жутко пугает, потому что непонятно, чего там ждать, хотя мир вокруг нас не меняется с приходом тьмы, не меняется он и с рождением светила. Однако, становясь ясным страх, как будто тает на свету. Хотя опасности мира при свете, такие же, как и во тьме, просто во тьме их не видно.

— Ты что-то не то говоришь. А как же монстры во тьме, ну эти скользкие или с копьями в спине?

— Встречный вопрос, а откуда ты знаешь, что они есть во тьме?

— Ну как, видел их пару раз, когда светило становилось только красным и при рождении светила.

— Вот, но почему-то не впадал в оцепенение от ужаса, не скрывался в жилище и дрожал. А почему?

— Ну, при свете они какие-то не опасные, кажутся во всяком случае.

— Правильно кажутся, только кажутся.

— Тогда все же для кого этот свет? Ведь не может же он просто быть?

— Наверное, не может, я давно пытаюсь это понять. Но не могу, тут другие мозги нужны, не наши. Наверное, те, кому принадлежат голоса из горы, знают, но они не говорят с нами. Даже замечают не всегда. А когда замечают, норовят прихлопнуть, просто так не для еды, для удовольствия что ли.

— Это демоны зла?

— Не знаю, трудно сказать.

Лелетке посмотрел на Таната с презрительным недоверием.

— Что не спроси, ничего не знаешь. Чем ты тут только занимался восемь циклов? Если не врешь, конечно.

— Не хочешь, не верь, но только сам увидишь и поймешь, как трудно понять то, чего нельзя назвать. Для чего даже слов не придумано. Не думаю, что наша беседа приведет к хорошему, если ты будешь задавать такие общие вопросы. Лучше сиди и смотри, как появится конкретика в голове, спрашивай.

— Куда хоть смотреть-то? — хмыкнул спаситель, явно думая, что собеседник понтонувшись мега знаниями просто сливается с темы. Чтобы не быть уличенным во лжи.

— А хоть на источник света, хоть в пропасть, и там, и там теперь будет все происходить.