Возвращение Гурина

Один щенок на свете жил, красивый и отважный. Щенки, они обычно отважные и ничего не боятся, нечего им бояться. Глупость, граничащая с безрассудством, незнание пределов, за которыми начинается страшное, невозможность и неумение достигать этих пределов. И ещё чувство защищенности — такая щенячья радость, щенячья доверчивость, щенячья непосредственность.

Капитан-сержант второго класса Гурин привычно развалился в кресле, коснулся ногой левого сенсора и вальяжно тронул панель коммуникации.

— Виссария, второй квадрат в вашем полном расположении. Дайте им жару.

— Слушаюсь, мон ами, им у меня не поздоровится, — в паре секторов железного города сегодня желеобразные совсем потеряли страх. Распространение симбиотиков достигло восемнадцати процентов и стало угрожать уровню целеполагания.

Один щенок на свете жил, красивый. Красивые зелёные берцы вступили в свои права и с громким чпоканьем раздавили плюшку. Запах стал невыносимым. Невменяемые рядом, их присутствие явственно ощущается даже через шестидюймовую перегородку. Деться им некуда. Осталось включить рубильник и нажать большую красную кнопку. В шлемофоне противно запищало.

— Сим, левее, поверни голову на пятнадцать, мне не видно.

— Вис, там ничего, — Симсон слегка дёрнулся и застыл.

— Сим, берегись, оно расползается, ты его не видишь, оно в ультрафиолете.

Шматок протоплазмы смачно плюхнулся, растёкся, выпустил псевдоподии. Симсон с омерзением отскочил вправо, под берцами опять громко чпокнуло. Обработанные флюоресцирующим составом берцы, кажется, безраздельно властвуют в коридоре, только их и видно невооруженным глазом, остальное, включая униформу, шлемофон, вооружение сливается с мрачным фоном стен и пола. Выпуклости входных шлюзов совершенно неразличимы, протоплазма маскируется под эти выпуклости и при случае мгновенно выпускает стрекала, ложноножки, стремясь коснуться силуэта разведчика. От берцев эти конечности судорожно отстраняются, Симсон уверен, что если он пнёт ногой очередной шматок протоплазмы, она снова громко чпокнет.

Вторая неделя пребывания экспедиции посинения протекает на редкость спокойно — транспортная платформа уютно расположилась на западной окраине странного конгломерата, именуемого в отчётах «железным городом». Кристаллические образования, искрящися в дневные часы в лучах красного карлика ЕБ-378 по каталогу Смита вызывают приступы необъяснимой эйфории, а в ночные часы отсвечивая на фоне ярких звёздных скоплений навевают романтическую грусть. Толстенные иллюминаторы, надёжно защищающие от вредных излучений, увеличивают и приближают сросшиеся друзы, похожие на горный хрусталь, но достигающие здесь невероятных размеров.

Один щенок на свете жил. Возвращение разведчиков из явно искусственных катакомб неизвестного происхождения, как обычно заняло достаточное количество времени. Санитарная обработка, карантинный отсек, тренажерный зал и зал психологической терапии, снимающей последствия возможных вредоносных индукций — сама вылазка по сравнению с этими штатными процедурами кому хочешь покажется приятной прогулкой. Зато положенная релаксация освобождает от отчётов, докладов и прочих бюрократических действий, рискуешь в которых гораздо сильнее, чем в самых ужасных лабиринтах, насыщенных враждебной флорой и фауной. Зайдя в свой бокс Симсон с удивлением обнаружил в постели мирно посапывающую Морион. Эротичный пеньюарчик не скрывает прелести юной экзобиологички, она не стала влазить в кокон, даже укрываться спецпледом не стала, разметавшись по поверхности спального отсека в весьма соблазнительной позе. Морион давно оказывала Симсону повышенные знаки внимания, но в перелёте ни о каких утехах речи быть не могло, а первая неделя на Велкаме оказалась настолько суматошной, что виделись они всего пару раз и то через толстое лабораторное стекло, отделяющее экспериментальную зону от боевой палубы. А сегодня Морион видимо решила положить конец затянувшейся неопределённости. Но уснула не дождавшись.

Один щенок на свете. Гурин плотно застегнул левый карман с кристаллом, содержащим полную базу исследовательских данных и рекомендательные тезисы дальнейших мероприятий. Не выводы — до выводов ещё семь вёрст и всё лесом. А в лесу, как известно, водится нечистая сила. Знать о наличии кристалла не следует не только экипажу платформы, высшему руководству эскадры тоже лучше пока не знать. Или вообще не знать. То, с чем столкнулась экспедиция на Велкаме, не вписывается ни в какие рамки, и полностью нарушает представления о сущности развития цивилизации. Этого пока никто не понял, одна Морион слегка насторожилась, обнаружив в пробах субстанцию, очень похожую на описанную в отчётах экспедиции конверторов на планету Синхрон. В отчёте погибшей экспедиции. Но она не знакома с наисекретнейшими результатами комиссии по расследованию. Гурин тоже не знаком со всеми материалами. Но кое-что ему известно, именно то, что заставило его насторожиться ещё на подлёте к Велкаму и уж совсем завибрировать при получении первых проб из лабиринта.

Виссария не стала сегодня, требовать доклада, не стала даже изучать придирчиво и тщательно все замеченные отклонения. Слишком мало данных для обобщения. И не её это дело — думать. Вернее, как раз её дело — думать. Быстро, качественно, импульсивно. Мгновенно реагируя на ситуацию, подключая наитие, интуицию, находить самое оптимальное, самое эффективное решение. Она это умеет. Она командир десантной группы. Она — мозговой центр. Лейтенант подразделения Си. Именно поэтому и экспедиция называется экспедицией посинения. Её задача — зачистить лабиринт и весь остальной Велкам тоже, собрать все обнаруженные артефакты, а самое главное — спровоцировать как можно больше флуктуаций, вызвать максимальное возмущение энерго-информационного поля. По сути, её группа и есть тот самый камушек, от которого круги расходятся. А вся остальная эскадра эти круги ловит, фиксирует. А вот анализировать — не работа Виссарии, на это теоретики-аналитики имеются. И выводы — тоже не её дело. Ей приказано выжить. И всей группе тоже. Пока ей это удавалось, третья экспедиция без потерь.

Быстрым движением поправив выбившийся локон, Виссария вошла в кают-компанию. Её группа сейчас на релаксации, поэтому можно тоже слегка расслабиться, даже выпустить пар. Взяв со стойки высокий бокал с тоником, она решительно направилась к группе офицеров, посмеивающихся в уголке, и видимо, как обычно обсуждающих последние результаты тотализатора. Азарт неистребим, при том дурной азарт — ставки можно делать на что угодно. Чем глупее игра, тем азартнее.

— Бэн, что твоя Черепаха опять продула?

— Вис, зато, когда караван разворачивается, первым становится хромой верблюд

— Бэн, а ты когда последний раз живого верблюда видел:

— Не поверишь, Вис, никогда не видел. Даже на картинке не видел.

— Бэн, а почему ты вдруг про верблюда вспомни?

— Потому что потому. У верблюда два горба, потому что жизнь — борьба!

Короткий обмен быстрыми касаниями пальцев, звон бокалов.

— Вис, как там твои бойцы, не заплесневели?

— Крон, там такое! Тебе и в страшном сне не приснится.

— Ну вы там осторожнее, вы нам ещё нужны!

— Спокойно, Крон, мы не палим понапрасну.

Негромкая музыка располагает потанцевать, но попробовал бы кто-нибудь пригласить Виссарию. Никто не осмелится. Пацаны зелёные. Из всего экипажа один Гурин иногда ровней себя Виссарии ощущает, да и тот не всегда. А вот потрепаться, подколоть — тут они языком молоть горазды. И хвост при случае распустить.

Один щенок. На планету спустилась ночь. На небе ни облачка. Не бывает облаков на Велкаме. Дождей тоже не бывает. Нет органической жизни ни на море ни на суше. Только невесть откуда взявшийся железный город — лабиринт переходов, отсеков, ангаров, явно искусственного происхождения. И протоплазма. Или плесень. Красная. Она везде в лабиринте. Больше на планете нигде никакой органики не обнаружено, зато неорганика причудлива и разнообразна.

Воздух вполне пригоден для дыхания, аргона чуть больше нормы и полное отсутствие углекислоты. Вообще с углеродом тут напряженка, встречается или в виде алмазов, или в виде графита. Зато кварцев, кварцитов, кремнезёмов в избытке.

И поле. Неизвестной природы пульсирующее энерго-информационное поле вызывает у людей с повышенной чувствительностью приступы различных фобий. Хотя экипаж платформы и подбирали по критериям устойчивости, устойчивости не хватает. Страшно даже подумать, что бы тут с экстрасенсами было. Но экстрасенсов не берут в космонавты. Их отфильтровывают ещё в раннем детстве и никуда не выпускают за пределы родных планет содружества. Исключений не бывает.

Бывает индукция. Иногда какое-то воздействие, вспышка, облучение, или эмоциональные потрясения от гибели друзей, от случающихся катаклизмов будят недообнаруженные атавизмы, экстасенсоризм проявляется и начинает с бешенной скоростью прогрессировать. Таких особей моментально обнаруживает аппаратура и специально обученные психологи. Их или релаксируют или ликвидируют. Не в смысле убивают, в смысле усыпляют и погружают в анабиоз. До возвращения в цивилизацию. С первой оказией такие экземпляры переправляют на ближайшую базу, а затем в специальные медицинские центры, где они живут полноценной и счастливой жизнью, принося огромную пользу всему Содружеству, а в космос ни-ни. И нет страшней угрозы для экипажей и экспедиций, уж лучще гибель, про героев слагаются легенды, а вот про экстрасенсов — молчок. Табу.

Гурин закончил вахту, с сожалением закончил. Впереди долгий тоскливый вечер. Не пристало выпускнику Главной Академии предаваться нехитрым утехам подчиненных, субординация предписывает держаться обособленно и отстранённо. На карту поставлено всё — карьера, выслуга, репутация. Признание и слава. Любое нарушение устава карается бессмысленно и беспощадно. Это дома он может позволить себе многое, почти всё может себе позволить, даже то, о чём почти никто и мечтать не смеет. А тут он в коконе, он главный, он отвечает за всех, и в первую очередь за себя. И он не принадлежит себе, он принадлежит Касте.

Один. В коконе. В коконе удобно переносить перегрузки, в коконе приятно расслабляться, легко засыпать и радостно просыпаться. Весь экипаж проводит ночи в коконах, которые у всех одинаковы, все коконы снабжены всем необходимым, время в коконах летит незаметно, в коконах просто нет времени. Или почти нет. Нет до самого сигнала.