Маруся - РАДЖА

ВНЕКОНКУРС

…Была у меня собака. Щенок…

Лайка ощенилась впервые. Под утро, в жуткий мороз. Щенки, не успев обсохнуть, покрылись ледянистой корочкой, дрожали и, жалобно пища, тыкались носами к неумелой матери в живот. Отец занес выводок в дом, бросил в своей спальне дерюгу на пол, на нее — щенков. Когда четыре тельца отогрелись, голые брюшки порозовели, отец решил выбрать одного собачонка, чтобы оставить. Ему приглянулся самый крупный кобелек, с шерсткой песочного цвета. Остальных отец сгреб в ведро и залил водой. Я, глупая, восемнадцатилетняя уже девица, давясь слезами, успела выхватить одного из лап смерти.

«Оставь», — умолила пьяного отца.

Спасеныш мой, в противоположность отцовскому любимцу, был самым мелким. Белый, кудрявый. А на лбу, как у индианки, ровно по центру — круглое черное пятно. Я назвала собачонка Раджой.

Отец впустил лайку в дом. И морозы детеныши пережили в тепле, под боком матери.

Раджа открыл глазки вперед братца. Вперед него же научился лакать из блюдца. Еще не твердо стоя на разъезжающихся лапках, клацая коготками по полу, братцы вскоре обследовали весь дом. Забавные, они и кошку принимали за родню, подсовывали мордашки под ее белое пузо в поисках молока. Отметились на каждом половике в доме. А когда принялись пробовать все на зубок — перекочевали в конуру своей матушки. Щенки не были чистокровными, так как лайка, сорвавшаяся с привязи, грешила со всеми кавалерами улицы… Весной, уже окрепшие, тугобокие колобки сновали по двору.

Отца раздражал звонкоголосый колокольчик-Раджа. Он частенько отшвыривал несмышленыша носком сапога, когда щенок доверчиво бежал к Человеку за порцией ласки. Я жалела глупыша, таскала ему самые вкусные кусочки со стола. Хитрец вскоре усвоил, что в моих руках хранятся не только «почесушки-за-ушком», и, едва завидев меня, катился мячиком под ноги, подпрыгивал, смешно перебирая передними лапками в воздухе, старался легонько ухватиться за руку. Я зажимала лакомый кусочек в ладони, а Раджа шершавым языком щекотал кулак, нетерпеливо посапывая. Если я долго не раскрывала ладонь, он возмущенно потявкивал, а потом, вконец измаявшись, начинал покусывать костяшки пальцев. Я сдавалась, подсовывала раскрытую ладонь под нос щенку, которую тот, в благодарность, вылизывал до тех пор, пока я не одергивала руку.

Зазеленели луга за огородом. Майское солнышко игриво целовало лицо… Куча учебников на моем столе напоминала о скорой сессии и экзаменах. Пьяные крики отца, почти каждодневные, не давали прочитанному усвоиться, занять в голове свое место. Я брала под мышку книги, старое покрывало, присвистнув, манила Раджу за собой. В ложбинке за пашнями, на свежей траве мы с Раджой оставались одни: я грызла гранит науки, щенок гонялся за бабочками. Хорошо было!

Однажды, вынюхивая что-то в цветущих одуванчиках, Раджа наткнулся на пчелу. Облаяв незнакомку, лениво перебирающую лапками по желтым тычинкам цветка, Раджа решил попробовать ее на вкус. Поздно я окрикнула щенка: черный нос пронзило жало. С тех пор Раджа обходил одуванчики стороной…

Была у нас крольчиха. Белая, красноглазая. Иногда я выпускала ее из клетки. Боязливо трепеща ушами, неповоротливая, откормленная крольчиха сначала с опаской нюхала коротенькую еще травку, а потом, чуть смелее, начинала жевать. Вскоре, отталкиваясь сильными задними лапами, ошалевшая Длинноухая начинала скакать по двору. Заметив движение, Раджа бросался к ней, начинал облаивать, пока не загонял в угол между забором и стеной дома. И несчастная даже не пыталась больше покинуть своего убежища: при малейшем движении Раджа поднимал лай. Так и паслась Длинноухая, вжавшись носом в деревянный угол, не смея ни травинки щипнуть более…

К отцу частенько стал заглядывать Мишка. Мишке было тогда лет двадцать пять. Наверное, он был даже красив, не знаю: мне, нецелованной еще девчонке, трудно было судить об этом. Но отец вдруг загорелся отчаянной мыслью — выдать меня замуж. За Мишку. Приходился Мишка мне кем-то вроде родственника — был сыном моей крестной. А еще он был тезкой моему отцу. И, как отец же, любил выпить.

Он, видимо, и правда, ходил к нам из-за меня. Бросался жадными взглядами. Молча вырывал из рук ведра, если встречал меня несущей воду из колодца. Пару раз вступался, когда отец придирался по пустякам. Мать поощряла задумку отца. Не знаю, почему им так хотелось спихнуть меня поскорее из дому…

Но незадачливый жених только раздражал меня. И ужасно неловко было в его присутствии, и не знала я, о чем говорить с ним, и боялась его. Здоровый, как медведь, неуклюжий, молчаливый. Может быть, на роль собутыльника для отца он и подходил идеально, но на роль принца никак не тянул.

Раджа, вероятно, чувствовал мое отношение, невзлюбил ухажера. Однажды сгрыз ему новый ботинок. Пришел к нам Мишка, щеголяя новыми ботиночками: черными, с отделкой «под крокодила», снял их на крыльце, белыми носочками по скрипучим половицами протопал в дом. А ушел правой ногой в новом «крокодильчике», а левой — в раскуроченном, сквозь прокусы посверкивающем белым носком, жалком пародии на башмак.

А еще мой ласковый песик никак не давался Мишке в руки, и если тот все же умудрялся схватить собачонка, Раджа злобно кусал его пальцы…

Заканчивался май. Я сдала последний экзамен… Домой бежала счастливая. Наверное, такие легкие крылья хоть раз, да отрастают у каждого закрывшего сессию студента…

Раджа не встретил у ворот.

Я скинула туфли, свистнула щенка — на зов выбежал только отцовский любимчик. Но на поиски Раджи времени не было: не терпелось поделиться радостью с подругой, только переодеться и забежала…

Отец и Мишка сидели за столом. Пили разведенный спирт, захлебывая супом из большой чашки.

— Есть будешь? — спросил отец.

— Спасибо, не хочется, — еще бы при Мишке я за стол не садилась…

— Жаль, супец наваристый вышел, — засмеялся отец.

Мясной аромат, и правда, витал в кухне. Странно это было, отец давно уже не работал, и мясо было в доме роскошью. Неужели забил крольчиху? Она одна осталась у нас, и вроде, ждала приплод.

Я, разозлившись, бросилась в сарай, на ходу подбирая слова для скандала с отцом. Но крольчиха лениво шевелила ушами в клетке…

Помню, как вздох облегчения, наполнив легкие, вдруг тяжелым распирающим комом замер в груди… Алые брызги крови на полу приковали взгляд… А в углу, небрежно скомкавшись, белела шкурка моего Раджи…

Много еще таких щенков и до Раджи, и после перебывало на родительском дворе. Только черненькое пятнышко на белом лбу до сих пор вспоминается с грустью. А еще было детство, почему-то задержавшееся, укравшее целую часть жизни, что принято считать юностью. Из этого детства я сразу перескочила во взрослую жизнь… Через пару недель после этого случая я ушла из дому. И был еще Мишка, безуспешно пытавшийся продолжать ухаживания, был и настоящий принц… Но это уже совсем другая история. Раджа стал последним щенком в моем затянувшемся детстве…