Спешал фор Тёма. О том, как постигается дзэн в понимании, что они таки живые

Немного о персонажах, и как они мешают авторам жить, когда приходят… а ты еще не дописал историю предыдущего, и вообще, давно очередь образовалась. А новенький — такой наглый…

Он пришел вечером. Наверное, привычка у них общая. У скитальцев. Приходить по вечерам, когда дела все сделаны, когда в стакане хмель со льдом, или безо льда, но все равно хмель. Как же, не станешь тут пить, когда приходят всякие и требуют. И этот вот потребовал.

— Ты же летописец? Ты должен рассказать всем, записать то, что я поведаю.

— И тебе вечер добрый. Летописец. А тебя как зовут, скиталец?

— Нейма Ски. А как ты узнал, что я скиталец?

— А ко мне только скитальцы приходят. И требуют записать их историю.

— Я особенный.

— Они все особенные.

— Нет, ты не понял. Я – альтаитянин.

— Я должен умилиться или трепетать?

— Ты должен слушать. Я стану тобой и расскажу все сам.

— А-а-а-пчхи! Ой, кажется, я простудился… нет, простудилась.

Смотрю на него… неё, и понимаю – точно простудилась. Чих сопровождался яркой вспышкой, и теперь на месте скитальца сидит очаровательное создание женского пола. Но тоже оттуда же, откуда и некий Нейма Ски. И улыбается, демонстрируя ряд заострённых белоснежных зубов.

— Доброго вечера, сударыня. А вас как зовут? – интересуюсь, продолжая разглядывать незнакомку: тоненькая, гибкая как виноградная лоза; волосы перламутровые, затянуты в тугой пучок на макушке, волнистыми прядями ниже плеч; глаза – два черных дула пистолета в опушке словно заснеженных ресниц; черты лица тонкие, детские, на наш земной, взгляд; кожа теплая даже визуально, смуглая, абрикосового цвета, и вроде бархатистая. Одета незнакомка в тёмные тонкие замшевые штаны, заправленные в высокие ботфорты, тёмно-бордовые, явно буйволовой кожи, такой же и широкий пояс с множеством серебряных бляшек. Ансамбль дополняет белая шелковая рубашка времен войны с Наполеоном, если не более ранних. Ей бы кривую саблю, и точно – пиратка.

— За последние несколько минут моё имя не изменилось. Зовут все так же, Нейма Ски.

— Ой… а парень? – сказать, что я сильно удивлен, так неправда, и не такие приходили. Но хочется понять, в чем подвох.

— У меня нестабильное состояние. Впрочем, мало кому удается добиться стабильности, так что пол изменяется по множеству факторов.

— Из-за чиха?

— И из-за него тоже.

— И чем у вас простуда лечится? – интересуюсь, чтобы избавить гостью от хвори, а себя – от частых неожиданных перевоплощений. Свихнусь же!

— Чаем с ежевикой! Да-да, я давно у вас, так что немного изучила флору, да и фауну тоже. Ой, и еще, там у тебя в холодном шкафу прелесть такая – помидоры в собственном соку. Очищенные, консервированные.

— Ты что, на этикетке прочла? – все же удивляюсь и из-за этого незаметно для себя перехожу на «ты».

— Ага, у вас языки простые, легко поддаются изучению, — отвечает Нейма, и я невольно верю: девушка говорит даже без намека на акцент.

Включаю чайник, достаю из шкафчика ягодный чай. С радостью обнаруживаю в составе ежевику. Помидоры выгружены в деревенскую плошку и поставлены на стол перед гостьей, в глазах которой загорается нешуточный азарт. Начинаю волноваться за плошку.

— Руки! – мой вопль останавливает руку Неймы на полпути к помидорам.

— Не люблю вилки.

— Мыла?

— Что?!

— Руки!

— Пф, я даже ванную принять успела. У тебя соль хорошая для ванной. Мертвое море, да?

— А ты откуда знаешь?

— На этикетке прочитала, — ехидно отвечает Нейма.

Помидоры съедены, чай выпит. Молча наблюдаю за тем, как гостья в духе прежнего поведения тянется за пачкой сигарет, достает одну, мастерски закуривает.

— Парламент. Куріння призводить до серцево-судинних захворювань та раку легенів. Бред какой-то, — отмахивается от прочитанного, с наслаждением затягиваясь табачным дымом.

— Когда успела?

— Чего?

— Пристраститься к курению…

— Да и не помню уже, лет сто пятьдесят назад, примерно.

Понимающе хмыкаю, зарываясь в бумаги. Гости гостями, а работать надо. А то совсем погрязну в незаписанных историях. Они же потом обижаются, скитальцы, если отодвигаю их на потом. И все равно отодвигаю. Обстоятельства… кому я вру? Только засядешь за историю, и вроде дело к финалу, как приходит очередной такой вот как эта… этот… это… Нейма, в общем, и все старания насмарку, ибо создание я любопытное, и хочется послушать, с чем пришли. Так и копятся недосказанные истории, заваливая стол грудой рукописей.

— Чего пишешь?

— Историю одного эльфа. Вот закончу, тогда и за твою возьмусь, если будешь хорошо себя вести.

— Пф, — презрительно фырчит пиратка. – Эльфы, магия. Блажь.

— Ты не веришь в магию?

— Отчего же, верю. Но… несерьезно это. И вообще. Мы, альтаитяне, презираем магию.

— Это еще почему?

— В моем мире жили два народа, две расы. Альтаитяне или альтаиты, к коим имею честь принадлежать, и латаитяне, латаиты. Вот они — маги…