Я этот секрет знаю. Часто пользуюсь. Здесь немного не тот случай — это писалось в переписке с другом, которого здесь давно уже нет. ☹️ Личный здесь, скорее, контекст.

Стихов много — пишу осознанно с 12 лет — замечательных… Скажем так, у меня достаточно строгий внутренний цензор.

Я в этом плане устроен как обычный человек — в основном помню боль.

Если говорим о поэзии, я чаще всего слышу строку или целую строфу или, как это ни странно, образ. Потом ищу созвучия. Перебираю варианты, как бусины на чётках. А потом отдаюсь найденной мелодии (ритмике), словно чёлн без паруса и руля — на волю волн.

Хорошо, если так.

Тогда второй — «Старик и море» Хэма

Не нужно считать этажи,

Падая навзничь в окна трамвая.

Я скучаю —

Ну, хоть строчечку напиши!

Неужели чернила закончились в мире,

Неужели истерзанной временем лире

Никто не подаст руки?

Жги.

_______Все письма мои,

_______Все стихи.

Жги.

_______Дома и мосты,

_______Сухие цветы,

Что дарил тебе я

В скользком свете Луны.

Жги.

Напрасная жалость,

Никто никому,

Ничего никогда,

Самая малость, и та —

Метит в спину.

Трамвай,

Шкандыбая по раненым шпалам,

Утопая

В зловонной грязи,

Превращается в пыль,

Умоляю —

_________Хоть улыбку,

____________________Хоть звук —

Напиши...

За экспромт —

По поводу вдохновения… Я — диктофон. Не более.

Время Армагеддона

В это время Армагеддона не слагаются добрые песни,

Моя лира навеки умолкла, моё Солнце закрылось в клозете,

и никак не желает оставить своё утлое, злое укрытие,

а за окнами мир замерзает, фонари стынут тёмными льдинами.

В геометрию сонную вписаны

две цепочки следов едва видимых,

застилает их снежною патокой,

размывает ветрами незримыми.

А следы те — двух маленьких девочек,

что свернули не в тот переулочек,

и нигде-то их больше не видели,

и никто уже больше не вспомнит их…

Лишь когда снег сойдёт, может, хватятся,

белы костоньки только останутся.

… В это время армагедонное

песни только илистые, донные...

В лица улиц столикой кометой

Вырваться, оскотиниться.

Тише мыши забитой небо

Колокольнями затхлыми высится.

И течёт Леты и Стикса водами

Под колокольнями волглый люд,

Тропами воркующего шёпота

Воссоздаёт мертвенный уют.

Лампы стоваттной солнышко тихое,

Пир безыскусных просфор,

Фосфор Луны фотовспышкой высветит

Шпилей бетонных нестройный хор.

Я же кометой в облаке таю,

Белый черчу след,

Милая Леда, воздуха дай мне

Выблевать снегом гнев.

В белом невзрачные улицы, скверы

Словно невесты под гнётом фаты,

Магии вечного перерождения

Сонные песни слагают коты.

Новая колыбель

Гомоном звуков лечусь

От переизбытка Тишины.

Тишины внутри.

Обрывающей сердце,

Нагнетающей холод,

Иссушающей мысли…

Мысли — всё, что есть у меня.

Не слишком много,

Но и не так мало,

Как может показаться на первый взгляд.

Легкокрылые птицы —

Нет! — тончайшие паутинки

Осенней радуги,

Гонимой ветром

Навстречу Солнцу —

Вот мои мысли…

Тело смертно.

Каждый прожитый час,

Каждая написанная строчка,

Каждое брошенное впопыхах слово

Приближают нас к таинственной грани,

За которой бессмертие для многих

И забвение для каждого…

Мысли неподвластны тлению.

Они вечно живы, как солнечные зайчики на потолке знойным утром

Или вечно мертвы, как холодные звёзды, устало освещающие путь страннику.

А странник ищет дорогу назад,

Упрямо шагая вслед за собственным взглядом.

Путнику невдомёк, что прямых дорог нет —

Всякая дорога,

Всякий путь

Приводит к своему началу.

Так, рождение — в конечном счёте —

Приводит к смерти,

Колыбель — к могиле.

Но что такое могила,

Если не новая колыбель?..

Воспоминанья

Зима. Фонарные столбы

чадят, кося стеклянным оком.

Ушло последнее такси,

а я — по адресам знакомым

пройдусь. Не держит ничего.

Усталость, сплин, гнетущий холод,

и равнодушный взгляду город…

Бумажник пуст. Пойду пешком.

Вот здесь, под траченым грибком,

вот здесь, под этим самым клёном

мы целовались окрылённо,

укрывшись от зевак зонтом.

Тот зонт давно забыт в чулане,

под старых книг полумостами

Клюке — изрядно знатной даме —

он о любви, о нас поёт.

А помнишь тот уютный скверик,

где домино, и тётя Света,

где лето длится до обеда,

а после снов водоворот?

Там лимонад за три копейки,

там шарики на тонкой ленте,

там самолёт выводит в небе

«Люблю». Но где же тот пилот?..

Весна. И первые цветы

я рву дрожащею рукою.

С букетом жду под дверью школы,

когда с уроков выйдешь ты.

Я провожу тебя до дома,

Молчать мы будем всю дорогу,

шепну тебе: «До встречи скорой»,

«До завтра», — скажешь ты в цветы.

Зима. Фонарные столбы.

Зачем распутывать воспоминаний нити,

зачем мне вновь выстраивать мосты

к тем берегам, что льдом сокрыты

уже полвека? Столько не живут.

И ты, и я воспитываем внуков.

Барахтаемся в ледяном соку,

что жизнью кличут или просто скукой.

Воспоминанья. Вот и всё, что есть.

В потрёпанном альбоме пара фото.

И письма в папках в глубине комодов.

У двери табуретка, чтоб присесть.

Воспоминанья — это всё, что есть.