Мой первый роман

Ёнодцзи-сан.

  Пролог.

— Ками Онасу-сан, Ками Онасу-сан! Едзы Ёкай покинул пределы поати! – нарушил плавную беседу двух почтенных оменадзи крик Сани-тян. Несмышленый мальчишка ещё не понимал, что подобная дерзость может повлечь за собой суровое наказание. Взмах тиуги – и несколько красных капель окрасили струящийся багрянец сакии.

Глава 1.

Вечер неторопливо затягивал в свои сети дымные следы двух трубок, которые тихо раскачивал пожилой оменадзи.

— Таш.

— Гюль.

— Тенц.

Где-то хлопнула дверь, повинуясь желанию шаловливого сквозняка, и опять наступила тягучая тишина, нарушаемая шелестом лепестков таа.

— Оза.

— Тенц.

— Таш.

— Ксар! – вдруг прорезал тишину звонкий крик. – Ксар! Господин желает видеть старейшину!

Оменадзи зябко поёжился. Давно прошли те времена, когда ёкаи боялись даже уаанас поднять, не говоря уже о подобной дерзости. А сейчас, несмотря на закон о каёби, любой мог нарушить уединение оменадзи.

Тот, кого назвали Ксаром, тяжко вздохнул и расправил затёкшие плечи. В его возрасте уже тяжело было предаваться каждодневным выматывающим медитациям, принимая неизменную позу цзы, как предписывал канон, но старик не делал поблажек ни для кого: ни для послушников, ни для себя.

— Ганцу-тян, разве ты не знаешь, что закон предписывает не нарушать тишину поати?

— Простите, Ксар-сенсей-сан, но повелитель не желает ждать, — без тени раскаяния склонил голову вбежавший юноша. Старый оменадзи недовольно поморщился, разглядывая нахального мальчишку. А ведь красив, паршивец! Даже несмотря на бесформенную чаху, закутывающую юношу с узких стройных бёдер до струящихся по спине волос с голубыми глазами. И как похож на того, другого…

Оменадзи устало опустил веки и под назойливое жужжание цикураши погрузился в воспоминания…

…Взмах веера, взлёт руки – и фигура, замершая в неподвижности. Лишь тяжёлое дыхание свидетельствует, что в этом теле, закутанном струящимся шёлком багряной ктаа, бьётся пламя жизни. Взмах веера, резкий изгиб спины – и снова оцепенение. И где-то далеко, за гранью слышимости:

— Таш.

— Гюль.

— Тенц.

— Ошо.

— Арас.

И опять взмах, и руки раскинуты в стремительном движении, разрывающем рёбра. Нет, он не сдастся. Пока Звезда Сунь ляй не пересекла невидимую черту, и-го не может позволить себе остановиться. Пусть от напряжения уже сводит мышцы, и пот струится по вискам, но снова – взмах веера, багряное облако ктаа и безмолвная неподвижность…

— Ксар-сенсей, — звонкий голос заставил оменадзи вынырнуть из марева воспоминаний. – Ксар-сенсей, до повелителя дошло, что в поати возвращается едзы Ёкай!

— Наконец-то до повелителя, да продлят сингами его дни, дошло. – Устало вздохнул старый Ксар. – Недаром мудрецы клана пророчили, что покинувшему поати рано или поздно суждено вернуться. Но наказание дерзновенному не избежать. — Взмах тиуги – и несколько красных капель окрасили струящийся багрянец сакии.

Оменадзи покачал головой. Всё, как и тогда. Тот, другой, так же мчался неотвратимым вихрем в серебристом мареве лучей Данцзи, блики Луны играли на воде, как детёныши рацки, впервые вылетевшие из улья, а над головой клубились ярким роем искры иимнникидалы. И этот танец вееров, плавное покачивание кистей рук и водопад ктаа цвета крови. Если бы не едзы Ёкай, всё в древнем поати могло бы сложиться по-другому. А теперь лишь воспоминания о голубых глазах в обрамлении чёрного шёлка струящихся по спине волос не даёт старому оменадзи уйти за грань Сунь ляй. Но едзы Ёкай вернулся и принёс с собой перемены и дыхание жарких лучей Сунь го. И оменадзи может отдохнуть.

Взмах тиуги – и несколько красных капель окрасили струящийся багрянец сакии. И наступила долгожданная тишина.

— Таш.

— Гюль.

— Тенц. – Снова застыл в позе цзы Ксар. Повелитель подождёт. Если Ёкай вернулся – повелителю только и остаётся, что ждать…