По-моему в этом определенно что-то есть

«Решительно, под видом Ильи-богатыря выступает в былинах некая языческая сущность более древних времен.

Причем сущность хтоническая...»

Иггельд, «Трикстер»

Русские люди не очень внимательны к своему эпосу. Уж не знаю почему, но это так. Поэтому полагаю, что заголовок статьи многих удивит и весьма сильно. Ибо именно главный герой русского эпоса ассоциируется обычно с чем угодно — у одних с «православием, самодержавием, народностью» и «святой простотой», у других с выражениями порядка «сила есть — ума не надо!» и «Илюшенька, какой же ты добрый, когда трезвый» — но только не с понятиями порядка «хтонический» и пр. Нас долго убеждали, и, судя по всему, убедили, что в русском эпосе нет и не может быть глубин, тайн, трагизма. «Былины? Да это для детишек, и не слишком умных к тому же».

Как ни странно, латыш Райнис в пьесе «Илья Муромец» гораздо лучше понял нашего героя, чем авторы множества отечественных поделок «под Палех» и закономерно нагноившихся вокруг них пародий и анекдотов.

Так, говорите, сила… Хорошо, давайте рассмотрим силу повинмательней. Откуда наш герой берет силу, помните?

Тут две версии, вообще-то. По одной — он набирается силы от поднесенной

странниками колодезной водицы. Колодезная — сиречь подземная. Источник силы главного русского богатыря — под землей. Впоследствии мы увидим немало подтверждений этому.

Во втором варианте (он, кстати, считается древнейшим) «Илья» (терпение, в свое время я объясню и кавычки, и непривычное написание прозвища) встречает великана Святогора, которого «не носит мать сыра земля», и братается с ним. Отец великана — старик или «темный» (т.е. слепой, верный признак хтонических существ), либо с отросшими до земли ресницами, которые слуги-«мужики» поднимают вилами, чтоб он мог на что-то взглянуть. Последнее — тоже черта хтонических существ вроде Вия или Касьяна.

Старый великан протягивает побратиму сына руку. Тот, предчувствуя, что рукопожатие предстоит не из легких, подсовывает старцу… раскаленное железо.

«Простая душа», ага. «Илья» на самом-то деле хитер и недоверчив, чему мы увидим много примеров.

«Крепка у тебя рука, богатырек» — доброжелательно заключает слепой великан.

Затем побратимы находят гроб с надписью — «кому сужено, тот и ляжет». Примеряет гроб «Илья» — велик, а Святогору оказывается в самый раз, после чего «Илья» по просьбе побратима накрывает его крышкой, но снять ее уже не может.

После этого Святогор завещает «Илье» свой меч и передает силу, иногда в виде «духа», иногда в виде… кровавой пены, которой причащается богатырь.

Вот такой вот источник силы у главного героя русских былин(впоследствии ставшего еще и «православным святым») — кровь, текущая из гробницы хтонического чудовища-титана.

В дальнейшем наш герой практикует такие методы обновления силы: после битвы с Соловьем-разбойником

«Поехал… да во темны леса,

Во темны леса да дремуция,

За болота же за дыбуция,

Повалился Илья да во сыру землю,

»Во сырой земли да двадцать лет лежу,

Двадцать лет лежу, да не выглену".

Не всегда подновление сил требовало столько времени.

В битве с «нахвальщиком»-Жидовином (!) поверженный было противником «Илья» прижимается к все той же «сырой земле» и «от земли ему силы втрое прибыло», после чего и побеждает.

Раз за разом герой получает силу от/из-под земли. Между прочим, в греческом эпосе так получает силу Антей — хтонический великан. Но если Антей — хтоническое чудовище, то кто же Муровленин, получающий силу точно тем же путем?

После этого понятно, что «Илья» легко переносит заключение его князем Владимиром «во погреба во глубокие», за учиненный в Киеве разгром с альтернативным княжьему пиром для маргиналов-«голей», расстрелом из лука церквей и угрозами в адрес князя. Наивный Красное Солнышко вздумал утопить щуку! Понятное дело, это ему не удалось — выйдя из «погреба», богатырь ведет себя совсем не как изможденный узник — он «рычит по-звериному, свистит по-соловьиному» (еще один признак хтонического персонажа) и в одиночку наносит подступившей к Киеву орде немалый урон.

Впечатление такое, что в подземелье богатырь не только ел и пил принесенное сердобольной княгиней, но и набирался Хтоноса — своей родной стихии!

В некоторых вариантах заточение «Ильи» в «погреб» описано очень подробно. Его накрывают «потолками дубовыми», зарывают «черной землей», засыпают «песками рудожелтыми», заваливают «белыми каменьями». Черный-Рудый(Красный)-Белый. Объяснять надо? Священное трехцветье, более древнее, чем Атлантида, обозначающее, помимо прочего (и в данном случае, очевидно) три мира — Нижний, Средний и Верхний, три слоя мироздания. Дуб — у славян мировое древо. Впечатление такое, что перепуганный Владимир Всеславич норовит отгородиться от жуткой и в принципе неубиваемой («во бою Илье смерть не писана!») Хтонической Силы, разгулявшейся в его городе, всей громадой Мироздания/Трехмирья, низвергнув ее ниже корней Древа-Дуба, в Непроявленное, в Хаос.

Однако «Илье» это, к счастью для былинной Руси, ничуть не повредило.

Впрочем, возможно, что все еще интереснее, и весь сюжет о «бунте» и «заточении» богатыря есть отражение обряда инициации воинского вождя — именно после этого он становится главой и безоговорочным авторитетом в богатырской дружине. Эту мысль я развиваю подробно в своих книгах «Время русских богатырей» и «Боги и касты языческой Руси».

Что ж, в любом случае, это именно хтоническая инициация.

Само «крестьянское» происхождение главного богатыря, скорее всего, имеет не социальный, а мифологический смысл — сам «Илья» нигде не «крестьянствует», разве что расшвыривает «пенья и коренья» да «валуны-каменья» с родительского поля. Смысл опять же в близости к Земле, как к стихии, к Хтоносу. Что до социального происхождения, то сын «Ильи» и иногда он сам называются «королевичами» в некоторых былинах, а в верхненемецкой поэме XI века «Гертнит», где могучий «Илья Русский» выступает положительным героем, он величается «королем дикой Руси».

Кроме особой близости с хтоническими стихиями, существует еще несколько черт, роднящих «Илью» с миром хтонических персонажей. Это его хитрость и склонность к оборотничеству-ряженью, это его гиперсексуальность, черты провокатора-трикстера, персонажа также хтонического.

Вопреки распространенному мнению о главном богатыре былин, как воплощении прямолинейности и грубой силы, «Илья» на самом-то деле по части хитростей даст фору тому, кого принято почему-то считать главным ловкачем былин — Алеше Поповичу (персонажу тоже весьма и весьма интересному, пока достаточно только сказать, что никакого отношения к христианским священнослужителям сей богатырь изначально не имел). По крайней мере дважды он появляется неузнанным (переодевшимся) — в Царьграде подбирается к Идолищу (согласно изначальной версии сюжета, кстати, Идолище в Царьграде — желанный гость и «царь Констентин Боголюбович» науськивает его на Русь, что нельзя не признать глубоко историчным), и иногда — в начале былины про него и голей является «инкогнито» в палаты самого Владимира. В первом случае он представляется

«каликой перехожим», с которым поменялся одеждой, во втором — никаких мер маскировки вроде бы не принимает (но его, тем не менее, не узнают) и усугубляет дело, представляясь то «Микитушкой Шалталовичем», то «Заолешаниным».

Он вообще обожает прятаться под ложными именами. То есть богатыри в былинах редко представляются друг другу просто так — разве что князю по приезду, или когда победивший противник буквально приставляет нож к горлу (представление о магической власти имени?). Однако никто не называет себя ложным именем, тем более в таких количествах, как «Илья». Жителям спасенного им от «татар» города он представляется то «Збут-Борис-Королевичем», то «Юриш-Мариш-Шишмаретином» (в последнем прозвище дважды звучит корень «Мар», и один раз — «шиш», характерные для названий хтонических существ, «нечисти» — мар, шишков, шишиг, шишимар). Более того, то самое имя, под которым его знают большинство наших современников, тоже очередное прозвище, новый маскарад. Ильей (Илейкой) Муромцем звался казак-самозванец смутного времени, сподвижник небезызвестного Ивана Болотникова. Он действительно был Ильей из муромской деревни, сыном крестьянина Ивана Тимофеевича Коровина… вот только былины про богатыря «Илью», мягко говря, старше — и в записях XVI-XVII века его именуют отнюдь не Муромцем, а Моровлином или Муровленином. Мор, мур… корень связанный с камнями, с севером, со смертью… с Хтоносом, короче говоря.

Сохранились зарубежные предания о нем, записанные в XIII и даже в XI веке. Возможно, правы те, кто видит в «Илье» отражение варяжского, «МУРманского» князя Олега (Ельга-Елейка-Илья) Вещего — этого князя, который не постеснялся подобраться к своим врагам, переодевшись купцом, который нагнал страху на Царьград, и недоверчиво отказался от царьградского вина, подозревая отраву.

Но столь же возможно, что Олег — лишь очередной тезка нашего героя. Ибо в другой западной поэме, Тидрек-саге, «Илиас Русский», воин «конунга Вальдамара», сражается с… гуннами и готами. Любопытно, что в былинах наш герой постоянно ездит «дорогами латынскими», в которых нетрудно узнать прославленные римские дороги… но тут мы можем отвлечься на малозначительную в данном случае тему географической и исторической привязки первоосновы русских былин — я уже подробно рассмотрел ее в работе по былинам.

В замаскированном виде он «испытывает», как положено трикстеру, и провоцирует Идолище (с летальным для того исходом)

и Владимира (тут дело ограничивается угрозами). В Киеве, недовольный Владимиром, он устраивает настоящий альтернативный княжескому пир, и начинает расстреливать из лука символы господствующего порядка — где-то маковки княжеского терема, где-то — купола церквей (последний мотив представляется все же более поздним, поскольку былины в целом древнее крещения Руси, но немаловажно, что именно с этим персонажем поздние сказители связали расправу над христианскими святынями).

Да, кстати, скажите кто-нибудь грамшистам, что их кумир изобрел велосипед, а копирайт принадлежит русскому богатырю! Потому как «пир голей» и война с символами слишком уж напоминают именно действия какой-нибудь «цветной революции».

Несколько слов о гиперсексуальности «Ильи». Тут это воплощение русского Хтоноса опять-таки оставило далеко за кормой ославленного «бабьим пересмешником» Алешу. Главный герой былин — еще и главный герой-любовник русского эпоса. Он переспал с женой Святогора, в некоторых вариантах — с дочерьми Соловья-разбойника, с поляницей-богатыршей Злотогоркой (или Святогоркой), с «честной вдовой» в Тальянской земле. В отличие от Добрыни или Алеши, его личные отношения никогда не принимают какой-то социальной окраски. «Он ходил по свету и сделал девке брюха».

Иногда его любовницей — и матерью злополучного Подсокольничка — оказывается известная былинная ведьма Маринка Кайдаловна. То есть в большинстве случаев его женщины — это какие-то не вполне человеческие существа, опять-таки прикосновенные к хтоническим стихиям. В одном варианте он, кстати, оказывается незаконым отцом не кому-нибудь, а Добрыне Никитичу. Но тут еще ладно — а вот когда он сталкивается с сыном или дочерью в чистом поле, добром не кончается.

Обычно дело обстоит так — с трудом победив собственное детище, «Илья» узнает его, рассказывает ему об их подлинных отношениях и отпускает. Однако и сын и дочь попытались убить богатыря, и тот расправился с ними с небывалой жестокостью — поставив ногу на одну ногу жертвы, и ухватив руками за другую, разрывает пополам. Я уже писал о том, что таким образом в фольклоре расправляются с порождением союза человека и нечеловеческого существа — русалки, лешего, «волоха», тролля… вот только расправу обычно чинит таким образом именно нечеловеческий партнер. «Илья» опять оказывается в компании хтонических существ.

А вот способ расправы с врагом, состоящий в отделении головы (которую водружают на копье и из которой собираются сделать питьевой сосуд), а так же рассечении и разбрасывании по полю тела, хоть и восходит к языческоим жертвоприношениям, является для былин типовым, и имеет отошение не только к «Илье».

В одной былине описывается все же жена «Ильи», но она, как легко догадаться, оказывается, что называется, неформатной — в отличие от жен других богатырей, даже бывшей поляницы Настасьи Микулишны, жены Добрыни, после свадьбы превратившейся в покорную домашнюю женщину («куда нас ведут, туда мы идем»), «Савишна», супруга главного богатыря, и в браке не утрачивает воинских качеств, и, пока богатырь отсыпается, в его доспехах и на его коне отгоняет от Киева врагов. К сожалению, более про нее нигде не говорится.

О его смерти рассказывают по разному — но с одним итогом. В былине о Камском побоище богатыри, вдохновленные победой над очередной ордой, вызывают на бой небесное воинство(!!!). небеса принимают вызов — но богатыри оказываются бессильны, каждый рассеченный надвое противник поднимается с земли двумя живыми воинами.

Другой рассказ о завершении пути «Ильи» более мирен. Увидев на перепутье знаменитый камень с надписью «направо поедешь — богату быть, налево поедешь — женату быть, прямо поедешь — убиту быть», богатырь трудолюбиво посещает все три дороги, не забывая по возвращении на росстань отметиться на камне «Илья Муромец там ездил, а убит (женат, богат» не был". Разогнав или перебив разбойников, поджидавших на прямой дороге, съездив «налево», где поджидала коварная девица с кроватью-ловушкой над погребом (недоверчивый «Илья» на сей раз в погреб не отправился, а скинул туда саму девицу, и, освободив ее пленных, казнил хозяйку хитрой кровати), и направо, где его ожидал клад, на который он в одних версиях снова кормит и поит «голей», а по другим, строит храм, он оканичвает приключения.

А итог, как и было сказано, в обоих случаях один. Богатырь уходит в пещеру и обращается в камень. Носитель подземной силы заканчивает свой путь под землей. Хтонос возвращается к Хтоносу.

Христиане сделали из богатыря посмертно монаха «Киево-Печерской лавры», но народное предание гласило, что «Илья» спустился в пещеры до Антония Печерского, основавший первый монастырь на русской земле. Кстати, до монастыря пещеры назывались Варяжскими. Е. Аничков считал, что там было святилище…

И скорее всего, в пещере почитали именно хтонических Богов — подведем мы черту.

P.S. Впоследствии вся эта история имела очень любопытное продолжение. Во-первых, в XVII веке «Илью» объявили православным святым, и стали почитать какие-то мощи в недрах Лавры, как его останки. При этом посещавшие Лавру старообрядцы видели руку «святого» богатыря сложенную поверх одеяний в «древлем двуперстном знамении», сторонники реформ Никона рассказывали о длани, «в посрамление раскольничьему суемудрию», сложенные троеперстно, а впоследствии они оказались распрямленными.

В книге я предположил просто мошенничество хитрых печерских иноков, водивших паломников то к одной мумии, то к другой. Но вот сейчас, разобравшись получше в хараткере трикстера-Муравленина, задумался — а не он ли шуткует? Более того, невзирая на прогремевшие в прессе сообщения о перевезении мощей на «родину» — в Муром (к которому, как мы помним, «Илья» не имел никакого касательства), мощи с именем русского богатыря по прежнему выставлены в Лавре.

Может быть, иноки крутят очередной гешефт.

А может быть… у Олега Вещего тоже обнаружилось после смерти несколько могил — в Киеве, в Ладоге и «за морем».

А вообще — «Илья» спит в каждом из нас. Настолько, насколько есть в нас Русский Хтонос.

Читать по теме: Гаврилов Д.А. (Иггельд) Трикстер: Лицедей в евроазиатском фольклоре. М., Социально-политическая МЫСЛЬ, 2006.

Прозоров Л.Р. Времена Русских богатырей. М., Яуза, ЭКСМО, 2006.

Автор: Лев Прозоров, оригинал статьи.