– Если бы Фейн был ближе ко мне, я бы так и сделал. Но спасти я мог только тебя. Смотри, – он вложил в руку Микаша чёрного короля. – Самая важная фигура на доске и самая бесполезная. Движения ограничены одной клеткой, а с его потерей заканчивается вся партия. В общем, политик, дрянь, а не фигура. Вот ферзь – фигура знатная, опасная и сильная. Офицер – неплох, конечно, но далеко не ферзь. А есть пешка, с виду самая слабая, но если позволить ей дойти до края доски, то хоп – она уже ферзь, да ещё во вражеском лагере. Кем бы ты пожертвовал, офицером или удачно расположенной пешкой?

Микаш взял обе фигуры и принялся их рассматривать.

– А как же дружба и справедливость?

– Когда в твоих руках судьба мира, личное отступает на второй план. Выживание нашего вида и общее благо – вот в чём смысл. То, что нужно сделать, должно быть сделано невзирая ни на что.

Всё это правильно, только Микаш никогда не смог бы стать таким… Бесстрастным? Отважным? Настоящим командиром Сумеречников. Быть может, стоит отказаться, чтобы никого не подводить?

– Во мне нет лидерских амбиций! Ни командовать, ни получать большее жалованье, ни сидеть в одном шатре с высокородными – я не хочу. Битва с демонами – единственное, ради чего я сюда шёл.

– Ох, не хочет он! – заворчал Гэвин. – Думаешь, я хочу? Думаешь, мне нравится по десять раз объяснять одно и то же тем, кому интересна только жратва в соседской миске? Я мечтал стать охотником-одиночкой, какими были мои предки века назад. Путешествовать по всему миру, созерцать чудеса, сражаться с демонами один на один. Но я не могу. Видишь это? – он вынул из-за пазухи жёлудь на кожаном шнурке. – Это с белого дуба, который посадил Безликий перед строительством цитадели в Ловониде. Мои предки были среди его первых людей. Считается, что этот жёлудь – символ дара, который оставил моей семье наш божественный покровитель, но на самом деле это – оковы долга. Если я не поведу эту армию, если не буду её Утренним всадником, то всех пожрёт чёрная орда. Чем больше тебе дано, тем больше придётся отдать. Смысл существования Сумеречников – служение и защита. Желания мы оставляем за порогом зала клятв.

Микаш закрыл глаза, желая найти успокоение в смерти, но нет. Послышались неумолимые шаги. Ровные, будто линейкой отмеренные, важные. И страшно… страшно услышать, что скажет он, даже больше, чем Микаш уже услышал от нее. Как же страшно!

— Вставай! – его властный голос, которому нельзя не подчиниться.

Микаш открыл глаза и оперся на подставленную руку. Маршал Комри выглядел необычайно молодо, даже моложе, чем когда они впервые встретились. Иссиня-черные волосы в безукоризненной церемониальной прическе, одежда – странная. Цветастый черно-синий халат из дорогого восточного шелка, расшит серебряными птицами, сойками по виду. На голове тонкий серебряный венец с ярко-синим камнем под цвет глаз. Полыхающий голубыми огнями меч в ножнах на поясе.

— Мой маршал, они сказали… — рядом с ним Микаш снова почувствовал себя зеленым мальчишкой.

— Я знаю, что они сказали. Это я им велел, — ответил как и всегда веско, безо всякого страха и даже тени лукавства.

— Но ведь это неправда! Я не зло, я не хочу быть таким, я не поддамся! Вы же меня учили, и…

— Я учил тебя служить людям, чего бы это тебе ни стоило. Иногда для этого нужно умереть, иногда – поступиться всеми своими принципами, иногда даже – предать. Каждый платит свою цену. Я взял тебя, не потому что мне нужен был храбрый воин или полководец, нет. На самом деле мне нужен был Разрушитель – клинок настолько острый, что смог бы сокрушить этот мир, смести все скопившееся в нем зло и пороки, чтобы они наконец-то уступили место чему-то новому, сильному и жизнеспособному. И он должен быть на их стороне – не на нашей. Помнишь, пешка дошедшая до края доски и ставшая ферзем – самой сильной фигурой, да еще и в стане противника. Прими осколок – это твой путь. Твоя жертва, чтобы спасти этот мир. Таков мой последний наказ тебе, мой мальчик.

— Но почему же этого не сделаете вы?! – выкрикнул Микаш в обиде. Уж лучше смерть, чем участь отродья!

— Король фигура дрянная. Ходит всего на одну клетку, с его потерей заканчивается вся партия. И он вот-вот сгорит на огне собственного возмездия.

— Нет, я отказываюсь! Я не хочу! Заберите все свои почести и выберете другого!

— Мой мальчик, ты кажется забыл все, чему я тебя учил. Думаешь, здесь кто-нибудь спрашивает, чего мы хотим? Нет! Верный ответ только один – чего от нас хочет мироздание. Что мы должны сделать, чтобы послужить нашему народу и всему миру, чтобы защитить его и выжить. И я готов, готов стать злейшим злодеем в твоей жизни, ненавистным предателем, источником всех бед. Будь готов и ты.

Такой резкий выпад рукой, что Микаш и заметить не успел. Обернутые голубоватой дымкой телекинеза пальцы впились в грудь и вырвали из нее сердце. Микаш видел, как оно истошно бьется в ладони маршала. Распахнулся рот, вонзились в плоть острые зубы, кровь забрызгала подбородок и белый воротник. Его кровь! И только пронзительно-синие глаза горели бесстыдно ярко. Глаза подлеца, глаза убийцы. Микаш задохнулся, и прежняя боль уже казалась комариным укусом.

— Так скажи же уже, чего желаешь? – как можно повелевать голосом вот так, не обладая даже намеком на дар внушения?

Заклубился вокруг серебристый туман, вырисовался в луче яркого света каменный постамент со спящей на нем фигурой.

— Скажи! Они не знают твоего желания, но я знал всегда. Оно теплилось в твоих глазах каждый раз, когда ты смотрел на меня. Скажи, уже можно! Время пришло.

Ненавижу! Ненавижу вас всех, о проклятое небесное племя!

— Я желаю увидеть лицо под маской! Настоящее лицо Безликого. Это то, что я действительно желаю, чего желал всегда.

Мрак заструился по жилам, заполняя пустоту вырванного сердца, вспухли на руках черные жилы.

Микаш шагнул вперед и развернул к себе фигуру в холщовом балахоне. Пальцы легли по обе стороны круглой маски, потянули с силой. От середины лба поползла трещина, за разветвилась на две, и еще, все больше. Маска, как тонкий дорогой фарфор, разлетелась на мелкие осколки. Микаш стряхнул их, вглядываясь в ненавистное лицо:

— Я знал! Я всегда знал! – ударил в бока злорадный смех сумасшедшего ликования. Он стер последнее человеческое, что в Микаше еще оставалось.

Демон вышел из клетки.