Люська сегодня ночью была чудо как хороша. И голова у неё не болела, и фантазии еротические, и стоны с причитаниями, сполнил Игнатий свой супружеский долг, да не единожды, угомонилась Люська, притомилась, тихохонько запосапывала. Сполз Игнатий с широкой супружеской кровати и тихо-тихо, чтоб не потревожить благоверную, вышел в сени, хлебнул ковшик квасу на бруснике настоянного, да и присел на лавку. Зелья поганого он уж почитай полгода не курит, как в бахаи подался, так и завязал табакурить, здоровьишко-то и поправилось, вона как Люську-то ухайдокал, а сам как огурец.
Тут призрак в сенях и материлизовался.
— Кыш, неупокоеный, почто маешься сам, да людей добрых пугаешь?
— Не кипишуй, Игнатий, я ж добра те желаю, как при жизни тя уважал, так и теперь уважу. Ваши-то чего удлиняют? Полковник там скаватору мочит, дон хитектора скрадыват, а ваши чего удлиняют?
— Так оно того и удлиняют, чтоб было. Там, слышь Иёти в лесу сповадился, ты его не встречал случаем, не наблюдал?
— Да не Йети это никакой, а вовсе те шустрики бодунские девок запрудных шугануть решили, больно им Юлька рыжая в душу запала, а просватать не решаются, да и куда им, баловство одно на уме. Как козёл-то окочурился, девки сукубские совсем шальные ходят, того и гляди, не те, так Йети до них домогнутся.
— Ну ты, призрак, смотри, чего углядишь, дай знать, мы медитацию устроим, мантры споём. Я вон давеча мудру из трёх пальцев складывать выучился, как Йети появится, я ему такую мудру из трёх пальцев сложу, враз коньки отбросит.
— А чё, Йети на коньках разве?
— Не, на ластах. Коньки отбросит, а ласты склеит. Ладно, призрак, иди уж, пособи дону хитектора скрадывать, мы тут и сами управимся, а то глянь, либидо, либидо, а как до дела, так без хитектора нивкудыть.
— Но ты тут тоже не больно-то со своим либидо, о то ведь враз материализуюсь невовремя.
— Проваливай, а то я те тоже мудру щас сделаю, материализатор ишь нашелся.
— Аааа! Клетчатый! – истошно завопил призрак и рассеялся в предутреннем тумане.
песенка 64 года прошлого века, Ирина её в 17 лет написала, нигде не опубликованная она мгновенно страну облетела вместе с «симпатичнейшими уродцами», «апельсинами цвета беж», взметнувшимися «над злой Каперной» алыми парусами
а по-моему «очередной бред» на тему «трудолюбие, качество, терпенье и трут фсё перетрут» вкупе с разными Демингами, ИСО-9001, потогонными конвейерами мистера Форда
есть такие дурацкие соревнования типа «бег в мешках», где «зачот по последнему», и редактор Астрели в первую очередь озабочен своим «душевным здоровьем» — на фоне присылаемых ему сами знаете чего любое крепенькое УГ уже его релакторскую натуру греет и ублажает
но в науке, литературе и прочих музыках и биатлонах зачот всё-таки по вершинам, а не по УГ, не по массовости а по сами знаете чему, по тому самому, когда запредельно и расширяет горизонт
или тут «физкультурники» собрались, трусцой для здоровья побегать? заставить себя каждое утро натошак яйко выпить и в трусиках в любую погоду…?
вики знаетРинотиллексомания (rhinotillexomania) (син. ковыря́ние в носу́) — человеческая привычка извлекать из ноздрей засохшую носовую слизь пальцем. Умеренное ковыряние не рассматривается отклонением от нормы, но чрезмерное увлечение этим занятием может свидетельствовать о психологическом или психиатрическом расстройстве. Долгое ковыряние может вызвать кровотечение из носа и более серьёзные повреждения.
«Ковыряние в носу» — это также и метафора всякого бессмысленного и бесцельного времяпрепровождения.
О как!Ковыряние в носу с последующим поеданием добытого содержимого — один из лучших способов оставаться здоровым. Во всяком случае, так утверждает один из ведущих австрийских врачей.
Полковник наш рождён был хватом. А постольку поскольку полк отдельный и самокатный, а генерал далеко, то и командовал полковник залихвацки. Перво-наперво он приказал писарю написать приказ о назначении двух замов – замкомпоморде и замполлитра. По морским делам, значит, и по литературной работе. Из «партизанов» — списанного на берег с эскадренного миноносца «Угрюмый» и уволенного в отставку по причине обострения хронической морской болезни капитан-лейтенанта Загогуйко и игумена Храма Всех Святых выноси из Урюпинска, майора запаса Колобородько, призванных на срочные трёхмесячные курсы и приписанных к полку за неимением таковых. Кто-то чего-то в штабе напутал, а генерал подмахнул неглядя, самокатов для этих партизанских майоров не нашлось, потому полковник и назначил их замами, авось никогда его никому заместить не удастся.
Вот они-то и составили святую троицу в мирное время и чрезвычайную тройку в боевой обстановке, триумвират в смысле, который выносил решения и тут же их исполнял. Незамедлительно.
Их так в полку и называли: полковник и ЗэКа, понятно почему, а вовсе не по фене. Феня, впрочем, тоже была, лейтенант медицинской службы Офигения Мартыновна Притомилина, А У Фени всегда в наличии имелась канистра чистого медицинского, и полковник неустанно следил, чтобы канистра неиссякала.
— Слышь, командир, а почему в полку отсутствует в наличии Неупиваемая Чаша? – обратился не по уставу начитанный Колобородько, у него вообще вид был всегда неуставной.
Загогуйко, наоборот, вразвалочку, покачиваясь от очередного приступа морской болезни, его вчера сильно штормило, сказал нечленораздельно:
— Я те щас по фене пошлю.
И послал бы, да не понадобилось, Феня оказалась легка на помине, и неиссякаемая канистра при ней. Свою медицинскую службу Феня знала туго и оприходовала болезных и по науке и народными средствами.
Пока первый батальон изучал диспозицию, второй батальон заходил хреновине во фланг, а третий батальонобходил неприятеля с тыла, полковник держал совет со своим триумвиратом на биваке. Совет держался плохо, бивак разбила рота связи, а взвод огневой поддержки опробовал огненную воду, нашлась работа и Фене. Феня разбила лазарет, стетоскоп и одну из чашек Петри.
Вторую чашку неугомонный замполлитра возвеличил в Неупиваемую Чашу, которая и на самом деле оказалась Неупиваемая. Полковник ещё никогда непивал из чашек Петри, он вообще понятия не имел, что такие существуют и зачем. Он по простому провозгласил:
— У кого, как в атаку, так понос, считать празднующими труса и прекратить празднования по причине военного времени.
А тем временем железная хреновина неумолимо приближалась прямо к биваку…
и когда кто-то очень близкий (хотя и жутко может быть далёкий, вообще с другого континента) тебе тихонько скажет: «как здорово, что все мы здесь зачем-то собрались»
и хочется выпрыгнуть из штанов и сделать что такое, ну такое…
в этом и есть смысл флэшев, конкурсов, кругов, других форм разных тоже
Прознали на районе про разные непотребства, творящиеся в Нижних Сероглюках и снарядили комиссию. Комиссия, как водится, из трёх персон состоит, замзава Агафьи Спиридоновны, терапевта районной поликлиники, выполняющего по четвергам приём в кабинете психиатрии Николенко и облдусмена по правам Евтихия Коловратовича. Напутствие комиссии давал лично сам, сам же и наделил комиссию правами чрезвычайными и полномочными. Но ни мандатов, ни маузеров не выдал ввиду их отсутствия на районе, выдал только талоны на бензин для видавшего виды ГАЗика-69. Знатоки спорили, то ли это год выпуска раритета отечественного автопрома, то ли число наездов, совершенных раритетом. Шофер Колька на работе не появлялся с прошлого четверга по причине очередного запоя, поэтому терапевт-психиатр Николенко обосновался за рулём раритета и ударил по газам.
На полдороге раритет догнало отделение боевых самокатов, но бойцы оказали уважение колымаге, отчаянно штурмующей колдобины и водозаполненные колеи, выстроились журавлиным клином, в Нижние Сероглюки комиссия въехала в середине почётного эскорта, так что ни мандаты, ни маузеры не понадобились. Лихо затормозив у почты, которая в одном деревянном домишке с сельпо ютилась, Николенко открыл дверь, поскольку окно у раритета спокон веку не открывалось, высунул ногу в резиновом болотном сапоге и обратился к простушке, мирно пасущей козу на месте бывшего памятника вождю мировой революции:
— А скажи мне, селянка, где тут самый главный?
— А в Мексику махнул, — селянка думала, что дона Лебидо надо заезжему убогому, которого без сопровождения охраны самокатчиков в лес не выпускают.
Николенко опечалился и призадумался. Облдусмен, не долго думая, воспользовался паузой, выскочил весь из себя тоже в резиновых болотных сапогах, но не по самое немогу, а завёрнутых на манер мушкетёрских ботфорт, от чего вид у него был лихой, но придурковатый. Высоко задирая ноги, Евтихий Коловратович поднялся по скрипучим ступеням сельпо на предмет поправления здоровья, но в сельпо отродясь не было ничего, кроме текилы и макаронов. Зато текилы и макаронов было столько… текила облдусмену была не по карману, а макароны ни нафиг не нужны. Это он сперва так подумал. Выглянув в подслеповатое окошко сельпо, Евтихий Коловратович понял, как он заблуждался. С заднего двора сельпо в воздух поднималось ничто иное, как Летающий Макаронный Монстр.
Это дон Лебидо наконец удумал, чем пронять Бахаев и батюшек. Он выпросил у своих Нью-Ййокских друзей подержанный стратостат и заставил продавщицу Дуську наклеить на него все просроченные макароны. Макарон оказалось вполне достаточно, и к к моменту въезда чрезвычайной комиссии всё как раз оказалось готово.
— Святые Макароны!!! Раминь!!! – запричитал набожный Евтихий Коловратович и сразу уверовал в самую истинную из всех истинных религий во Вселенной.
«Ковыряние в носу» — это также и метафора всякого бессмысленного и бесцельного времяпрепровождения.