Художественный образ

***Нашла тут свою старую статью — вдруг кому-нибудь пригодится. Не обращайте внимания, что я так много ссылаюсь на Литвиновых — это просто отзвуки актуального для меня в момент написания конфликта)))***

  Первое, что хочу сказать, прежде чем начать рассуждать о художественном образе: мне представляется возможным вслед за многими обозревателями разделить существующую ныне литературу на собственно литературу как вид искусства и на шоу-литературу. За основу разделения я беру не столько внешние признаки, сколько задачи, которые ставит перед собой автор.

Художественная литература преследует цели художественные: автор самовыражается, стремится донести до читателя свои мысли и чувства, изобретая для этого все новые и новые приемы и способы. Цели и задачи автор может сформулировать так, как ему заблагорассцдится.

Шоу-литература преследует цель более простую: развлечь и понравиться. Это явление исключительно коммерческое.

Есть, конечно, и пограничные произведения. Как мне представляется, они появляются, когда автор ставит перед собой задачи художественные, однако сюжет и интрига «перетягивают на себя одеяло», и большинство читателей предпочитают такие книги, когда им хочется легкого чтива. И это, как правило, действительно хорошие книги для легкого чтения.

Рассуждать я буду именно вот об этих пограничных произведениях, поскольку шоу-литература никакого интереса для меня лично не представляет, а собственно литература — явление слишком сложное, чтобы можно было давать практические советы по написанию гениальных произведений, и во многом, как мне кажется, определяется масштабом личности автора (а так же его талантом, техникой владения пером, а так же магическим даром угадывать что-то важное, что носится в воздухе).

Итак, мне представляется, что именно художественный образ — то, что делает произведение интересным и читабельным, а так же приближает его к собственно художественности. Художественный образ — как течение стремительной реки. Это то, что не позволит читателю свернуть в сторону, плавать, как ему хочется. Это то, что подхватит его и понесет вперед, и он будет сидеть в лодке, не смея рыпнуться, с ужасом глядя, как его несет на скалы, и глядя с восхищением, как за рекой заходит солнце. Движущая сила этого течения — вы, автор. Каждую струйку, каждую каплю вы должны направить в единый поток — в этом ваше предназначение.

Для этого — если говорить очень и очень упрощенно — мы должны сначала определиться, о чем мы пишем, а уже затем создавать образ описываемого предмета. И при этом каждый элемент, каждое даже слово должно работать на этот образ.

Знаете, у меня был учитель по актерскому мастерству, который говорил мне перед репетицией каждой сцены например так: «Твоя героиня — шлюха, и все туда!» На слове «туда» он складывал руки лодочкой и вел их вперед — вроде и по течению, но тут же и форсируя. И ведь правда: вот он, образ, и все либо идет «туда», либо разваливается к чертовой бабушке!

Образ, конечно, невозможно описать парой слов. Но вот, к примеру: «Вишневый сад» Чехова и «Антоновские яблоки» Бунина — это образы уходящих дворянских гнезд. Какие они? Надо прочитать эти произведения, чтобы понять. Но ни там, ни там автор ни разу не сбивается с выбранного тона. На этот образ работает все, каждая деталь. Нет ни слова ни о чем другом.

Бывают, кстати, образы предельно конкретизированные. Это случается там, где автор прибегает к развернутой метафоре, как к способу построения произведения.

Возьму хрестоматийный пример. А. Кристи, «10 негритят». Детектив. И по многим признакам — чистейшая развлекуха. Однако! Насколько мы помним, там убийства совершались ради восстановления правосудия. И весь роман превращается в суд — перед исполнением приговора. Тема заявлена в середине романа: есть судья в мантии и парике, и он сидит в судейском кресле. И происходит странное: считалочка превращается в приговор. В реальной жизни приговор зачитывают заранее. Любой преступник заранее знает СПОСОБ, которым будет умерщвлен. То же происходит и здесь. И остров превращается в камеру смертников, которые знают, что скоро умрут, но все еще надеются на помилование. Фокус состоит еще и в том, что впрямую образ не заявлен (по крайней мере, сначала), но мы чувствуем его, мы воспринимаем его как что-то смутно знакомое, на уровне архетипов, и начинаем тревожится. И по мере эмоционального узнавания тревога растет.

Кстати, игра на уровне образов дает карт-бланш именно детективщику. Вот я посмотрела, как стараются замаскировать преступника Литвиновы. Получается натужно и неоправданно. А если роман представляет собой один цельный образ, то все решается намного элегантнее. Если все пространство книги представляет собой праведный суд, то вершить правосудие может только судья. При раскрытии образа это становится очевидным. Но пока образ конструируется на уровне эмоций и смутного узнавания — автор в безопасности. Кристи спокойно вводит судью, а дальше, не заморачиваясь, как бы отвлечь от него внимание, как бы накидать к нему ниточек, но не явных и т.п., спокойно рассказывает об этих людях и об их страхах. И судья в конце — не рояль в кустах. Просто потому, что исходя из сути образа никто иной убивать и не может.

Повторюсь: на образ работает все: каждое слово, каждая деталь. И потому безусловно стоит убивать хорошие эпизоды, удачные фразы и т.п., если они разрушают образ.

Как себя проверить? Тут можно обратить внимание на систему образов. Это крайне полезная и очень рабочая штука. Именно система образов персонажей составляет костяк основного, глобального образа.

Приведу опять же очень простой и классический пример. Е. Шварц, «Обыкновенное чудо». О чем пьеса? О любви. И вы посмотрите, как работают персонажи.

— Принцесса и Медведь — любовь пылкая, романтическая

— Хозяин и Хозяйка — любовь глубокая, мудрая, тонкая, с ноткой страдания

— Король — безусловная любовь к дочери, которая меняет его сущность

— Эмиль и Эмилия — платоническая любовь, немного театральная по сути

— Администратор — циничная не-любовь, скорее даже любовь — инструмент для достижения собственных целей

— фрейлины — бытовая, рядовая любовь

— охотник — любовь к самому себе

— Первый министр — любовь к королю, к своему начальнику, к работе

Нет персонажа, который бы просто двигал сюжет. Он двигает сюжет, но при этом рассказывает еще немного о любви, дает краску, включает нас, читателей и зрителей, в одну большую игру.

Но каждому отдельному образу мы должны верить. И потому каждый образ должен быть создан с любовью и вниманием. Вот когда я читала один из детективов Литвиновых, я обнаружила там некую странную конструкцию, собранную из множества противоречивых слов, которая в конечном итоге не дает нам ровно никакого представления о персонаже. Описывался заместитель героини, который был заявлен как ее любовник и приживальщик (замечу, что все слова, относящиеся к нему, были взяты мной из сцены, описывающей один вечер из его жизни и таким образом, не имеют никакого отношения к какой-либо трансформации образа). И вот какими словами он был назван:

— Бледная тень (человек невыразительный, молчаливый, худой, старающийся держаться в тени, почти бесплотный. Коннотация: неприятие, настороженность)

— курчавая бороденка (нечто плотское, конкретное. Коннотация: резко отрицательно, насмешливо)

— пингвин (толстый, неуклюжий, смешной, заметный. Коннотация: насмешливо, но не отрицательно)

— жиголо (живет за счет женщин, красив, привлекателен, заметен. Коннотация: нейтральная или отрицательная в зависимости от контекста) во плоти ( а что, обычно жиголо бесплотны? Но в любом случае это уже опять ирония, попытка снизить нечто возвышенное, поскольку со сниженной интонацией произносятся слова «высокого штиля»)

— ручки (см. бороденку)

— В наполеоновском жесте (глядит свысока, знает себе цену, любит себя. Неприятен. Коннотация: по контексту.)

— приживальщик (заискивает, старается угодить. Коннотация: резко отрицательная)

— юноша (молодой, неопытный. Ему покровительствуют. Коннотация: нейтральная, с оттенком превосходства того, кто говорит над тем, о ком говорят)

— чахлый Володя (тонкий, презираемый. Коннотация: отрицательная, с оттенком насмешки)

Я не могу увидеть такого человека. И никто не сможет. Самое же удивительное, что зачастую такой винегрет получается из желания автора разнообразить текст, избежать повторов. Но по мне так лучше переизбыток местоимений чем даже на первый взгляд нейтральное слово «мужчина». Почему мужчина не подойдет? Да потому, что это слово именно нейтральное, холодное, лишенное авторского отношения. Вот сказано было «бледная тень», и автор этим красочным (пусть и подстертым) словом вовлек меня в некую игру с этим персонажем. Он мне как бы подмигнул, сказал: «ну мы-то с тобой точно знаем, чего он стоит...» и тут же — «мужчина», мол: ничего не знаю, вас тут не стояло. Потом снова — красочное слово, и снова — мужчина. Я вылетаю из текста подсознательно, потому что понимаю: со мной играют не по правилам. И это не какие-то общелитературные правила. Это правила, которые автор устанавливает сам. Если тон — игривый, то — игривый. Автор сам сказал первое слово, нельзя от него открещиваться.

Думаю, о собственных, внутренних законах текста стоит сказать подробнее. При написании книги надо учитывать, что если текст ироничен с самого начала, то внезапный серьез в его середине читатель может и не воспринять серьезно. Точно так же ироничный кусок внутри серьезного текста будет, скорее всего, воспринят как глупость и авторская неудача.

Я вчера смотрела фильм, в котором история была простая, о банальной измене, а реплики все при этом были написаны верлибром. Горничная там поэтически рассуждала о пятнах, любовники — о значении чисел… Можно было бы сказать: «В жизни так не говорят», но автор заранее предвосхитил это замечание: он бросил зрителю в лицо верлибр, он заранее сказал: тут будет не как в жизни, не хотите — не смотрите!

С самого начала книги должны быть заявлены основные приемы, которыми вы станете пользоваться, должен быть очерчен круг лексики, степень насыщенности метафорами. Так вы проложите русло для вашей реки, и уже потом начнете вплетать струи в ее течение.

На образ должны работать не только описания, но и действия, даже внутренние движения персонажей. Вот возьмем к примеру принцессу, которая принимает в торжественной обстановке посла. И возьмем за доминанту несколько различных черт. Конкретная задача, которая стоит перед героиней: расположить посла к себе.

Итак:

1. Шлюха. Входит в зал, осматривая в первую очередь мужчин и замечая, какое производит впечатление. Смотрит на посла: красив ли, понравилась ли она ему. Прикидывает, можно ли для достижения своих целей подкатить к нему, как к мужчине.

Кстати, назовите вы ее в этой сцене «девушкой» или «милым созданием» (я имею в виду авторскую речь, без ухода в фокал другого персонажа) — образ сломается. Никто не поверит, что «милая девушка» может смотреть и думать так.

2. Трусиха. Все в тумане. Главная задача — дойти до трона и сесть. На посла смотрит с надеждой: вдруг он ее не съест. По поводу достижения цели — ни одной мысли вообще.

3. Политик. Главное — интересы государства. Входит быстро, но с достоинством. Смотрит, как выглядит посол ( не устал ли, не болен ли), ищет его слабости. Смотрит, кем посол окружен. Прикидывает, как расставлены силы.

4. Гордячка. Войдя, ищет в каждом свое отражение. Ревниво смотрит, как выполняется этикет. нервничает, если переговоры идут не так, как ей хочется. Отключает голову и просто бесится.

5. Большой ребенок…

Ну, дальше сами. Думаю, принцип ясен. И заметьте, та же доминанта должна звучать и в других сценах — если только, конечно, герой не изменился. Доминанта может звучать сильнее или тише, но она должна быть. Ведь даже если в нашем примере у героини будет болеть голова, то шлюха будет злиться на мужчин, трусиха будет думать, не сказаться ли больной и не удрать, политик — всячески боль превозмогать.

Кстати, из тщательно сконструированных образов и рождаются авторские легенды о Карениной, которая сама прыгнула под поезд, и о Кисе, который вдруг зарезал Остапа. Просто созданное автором течение подхватывает и самого автора. Такое происходит, если внутренняя логика образа безупречна.

И если все образы связаны воедино, если каждый элемент — будь то пейзаж, портрет, интерьер, — работают на единый большой образ, то читатель ваш. Он поверит, он почувствует, он влюбится в вас. И тогда уже будет не важно, что именно вы пишете. Тогда ваша цель будет достигнута.