Белочки бывают разные - (Ленская Елена)

Степан сегодня был в особом ударе — пить начал с девяти утра. Изначально желание было простое — бутылочка пивка — и всё. К двум часам дня пиво (стратегический запас) из холодильника исчезло, а душа требовала и просила ещё чуток для подзарядки. А подзаряжаться было нужно. Туалет на даче сам себя строить не собирался.

Степан с гордостью достал лопату и с невообразимой для себя силой воткнул ржавое лезвие в землю, выделенную для постройки нужника. Планы были масштабные — яма глубокая, навес деревянный, стенки из шифера, сидушка от старого унитаза.

Начало, положенное слегка неуверенной рукой застопорилось почему-то, и Степан решил слегка увеличить дозу допинга очередным возлиянием. Удовлетворённо хмыкнув на торчащую из земли лопату, гордо выпятив грудь, пошёл в местный магазин.

Изначально план был такой: одна бутылочка прохладительного, и работа. Но магазинчик типа «ларёк всё в себя вмещающий» порадовал Степана обилием разносортного алкоголя. В итоге, для пущей уверенности в завершении столь важного дела, как установка сортира, Степан мелочиться не стал — ящик пива и три бутылки водки очень удачно влезли в два огромных пакета.

Красота!

Погода на улице стояла отменная — прямо для работы с холодненьким пенным. Степан усердно копал ямку, прерываясь на глоток-другой для подзарядки. Но внезапно день резко кончился, света на участке стало мало, а непослушная лопата замоталась из стороны в сторону как бельё при урагане.

Но, Степан на то и мужик, что слово дал — значит, сделал, а потому прерываться был не намерен. Огорчало лишь одно — пиво предательски закончилось.

Восторгаясь своей заранее припасённой заначкой, Степан достал из морозилки бутылочку водочки. Ледяная, покрытая инеем, она царственно водрузилась на стол, томно истекая прозрачными каплями от горячего ночного ветерка. Степан залюбовался нежным отсветом лампочки на гранях совершенного сосуда, взял кусок ржаного хлеба, отрезал тонкий слой копченого сала, добавил чуток горчички и налил первую рюмку.

Яма копалась, можно сказать, сама по себе. Лопата летала, раскидывая куски земли по всему участку. Степану казалось, что он всесилен и подобен могучему трактору, роющему невообразимых глубин выгребную яму. Отлучился по нужде, вернулся и вдруг…

Из ямы показались маленькие рожки, затем голубая, словно выкрашенная акварельной краской шёрстка, большие сиреневые глаза. Степан обомлел.

— Не понял…

Глаза несколько раз моргнули, Степан схватился за лопату. А вдруг, чупакабра?

— Привет, Стёпка! — послышался весёлый взвизг из ямы. — Я тут!

— Ты хто? — обомлел Степан.

— А ты хто?

Предположительная чупакабра выскочила из ямы, и Семен остолбенел, прижавшись к лопате, как спасительному оберегу — на него смотрел маленький, голубого цвета чёрт!

— Бляха-муха…

— Приятно познакомится! Кабзда!

Семен не растерялся, замахнулся на пришельца лопатой. Черт испуганно взвизгнул и куда-то ломанулся. Догонять его Степан не стал. Чувствуя полную растерянность и неимоверное офигивание от увиденного, решил привести мысли в порядок и направился к крыльцу, где был сооружен импровизированный стол с утонченной бутылочкой и неимоверно вкусными закусками.

Стопарик, бутербродик, стопарик. Покурить.

— Ий-я ужас на крыльях похмелья!!! — проорало что-то рядом.

Степан вскочил, целясь окурком на неведомый голос. Чёрт, разодевшись клоуном, скакал по крыльцу, тряся над головой сгустком непонятной жижи. Судя по запаху, это были чьи-то какашки. Жижа брызгала по всему крыльцу, стекала по мохнатым лапкам чёрта, но, счастье, светившееся в его глазах, уверенно говорило — сие действо паразиту очень нравится.

— Айда обниматься! — чертёнок бросился к Степану, Степан, в испуге, смешанным с истерикой, помчался от него. Бежать почему-то резко стало некуда. В глазах предательски двоилось, тропинок сразу стало две. Степан рванул по наименее верной, но вскоре запутался ногами в сорняках. Недавняя сила трактора мгновенно испарилась, зато рядом объявился чёрт. В этот раз он был наряжен в костюм из павлиньих перьев и куриных лапок, а на голове странным образом держалось громко рыгающее кашпо с увядшими цветами.

— Бойся миня! — громогласно проорал чёрт. — Я — ипатека!!! С тыщей тыщ процентов ежедневно!!!

— Изыди, хоспаде, — проплакал Степан, пытаясь встать на непослушные ноги. — Чур меня! Чур меня!

— Сам ты чур, — обиделся ипотечный монстр. — Кукишь хош?

Перепуганный вусмерть Стёпка решил всё-таки не сдаваться и продолжить бежать. Но тут против него взбунтовалась сама земля — начала вертеться и крутиться во все стороны, кидая бедного Степана как бочонка в лототроне. Страх придал ему сил, что-то где-то в организме щёлкнуло, и полностью протрезвевший Степан Семёныч бодренько, ни на минуту не останавливаясь, трусцой побежал в город — благо рядышком. По пути загуглил ближайший центр помощи от алкоголизма, пару раз чуть не умер от страха, когда чёрт пытался сгрызть его телефон и улучшить причесон зажигалкой, но всё-таки дошел.

Присел на ступеньку, упрямо приготовился ждать открытия.

— Скушный ты, Степансий, — пьяно пропел черт. — И прям бесишь меня, Степанасий, Стрептоцид! Ст-трихнин, етит заразу всё и сразу!

И, недолго думая, наблевал бедолаге на ботинки.

— Чу-ур меня, — повторял то и дело Степан, нервно теребя волосы и пытаясь сбросить чёртову блевотину с обуви. — Чу-ур меня, чуррр…

До открытия оставалось ещё полчаса. Профессор Иванов всегда приходил пораньше, чтобы спокойно выпить утренний кофе, разобрать истории болезней пациентов, выделить более важные моменты в работе. Но в это утро он нашел на ступенях родного центра перепачканного в земле взъерошенного мужичка. Тот методично дергал себя за волосы, пинал что-то невидимое ногами и упрямо бормотал: «Чур меня».

Картина маслом, как говориться. Не впервой. Да, жаль, кофе откладывалось.

— Идёмте, голубчик, — профессор помог бедолаге поняться. — Идёмте, мой хороший. Я вам помогу.

— К… к… кабзда…

— Да, понимаю, всё бывает. Вы, главное, не волнуйтесь. Вы в надежных руках.

По ступенькам поднимались нарочито медленно. Профессор ждал. На перилах показался бесёнок, обернулся в хрупкого ангела.

— Хранитель сдал, — слегка поклонившись, отрапортовал серафим.

— Хранитель принял, — улыбнулся профессор.