Язь - (Ленская Елена)

Вот оно, утро раннее, прохладное, наполненное удивительным чудом ожидания. За околицей ещё слышен рёв уходящего на выпас стада, а я уже иду по утоптанной тропинке вдоль реденького лесочка, настраиваясь на неё, полную упорства и смекалки тихую охоту. Я иду на рыбалку! Рядом вразвалочку, топая огромными болотными сапогами, идёт дядя Вова. Старая тельняшка, кальсоны и ведро, на плече удочка. Настроение весёлое, анекдоты свежие.

Немного позади нас, погружённый в ритмы музыки, рвущей барабанные перепонки через наушники, тащится Толик. Двадцатилетний паренёк, мой, кстати, ровесник. На рыбалке впервые. И не сам захотел — разбудили, причём случайно — Баба Нюра погремела вёдрами, процеживая молоко. Увидев нас с дядей Вовой, жующих вчерашние плюшки и обсуждающих предстоящую вылазку, сунул наушники в уши и пошёл с нами, попросив себе удочку и: «Чё нить пожрать на природе». Толик бросает курить, поэтому его рот постоянно занят «чупа-чупсами», которыми он охотно делится с местной ребятнёй.

Идём. И вот она, манящая, веющая прохладой, дразнящая бликами восходящего солнца Река!

Как только ступаю на заросший мелкой травкой берег, как только нога попадает в первую лужицу тины, сердце начинает биться в сто раз чаще, глаз выискивает расходящиеся круги на водной глади, а руки сами заряжают удочку, безжалостно насаживая на крючок вертлявого червяка.

Дядя Вова, с горящим взглядом бывалого рыбака, делает всё много быстрее, ловчее, даже красиво. Раз — и его поплавок уже замер на поверхности, готовый в любой момент нырнуть в неведомые глубины.

Отправляю свою удочку, своё бамбуковое оружие на охоту, заворожённо наблюдая, как несчастный червячок взмывает ввысь и с лёгким шлепком скрывается под водой.

Замираем.

Толик долго возится с леской, брезгливо насаживает червя, жалеет червя, теряет червя, съедает «чупс» и снова берётся за наживку.

Ну его, Толика.

Мы с дядей Вовой в засаде. Мы тихие, словно мышки, настороженные, словно кошки. Мы не просто рыбаки, мы охотники!

И тут у меня начинает клевать! Высокий поплавок, заботливо сделанный мной из гусиного пера, в одно мгновение уходит под воду, а сердце сладостно замирает. Руки ловко водят леску, завораживая рыбу, обманом заставляя хватать коварную приманку. Всё остальное перестаёт существовать, весь мир сходится в одной маленькой подвижной штучке из гусиного пёрышка.

Я. Тебя. Поймаю!

Сейчас…

И тут…

— Язь!!!

Взрывая тишину оглушительным ором, пугая всех до степени полнейшего оцепенения, дядя Вова с горящим взором и трепыхающимся на крючке уловом топает ногой и снова орёт:

— Я-а-азь! Глянь, глянь, красавец! Како-ой!!!

Ловко снимает добычу с крючка и тычет в меня смущённым от такой лести огромным язем.

От неожиданности роняю удочку, мой весёлый поплавок одиноко замирает на водной глади. Толик давится «чупсом», а дядя Вова, счастливый до умиления, нежно прижимая к груди улов, тихо, пискляво, но радостно снова выдаёт:

— Я-азь!

Даже не завидно, как это круто! Рыба размером с ведро оживает и начинает остервенело трепыхаться у дяди Вовы в руках. Тот держит крепко, знает, что с таким монстром нужно делать. Толик, бросив удочку, мигом оказывается рядом и с молящими глазами протягивает дяде Вове руки.

— Дайте подержать! — восторженно просит он. — Вот это круть!

Язь, словно командный приз, переходит к Толику. И тут, замершая на мгновение рыба ловко крутит хвостом, шлёпает Толика по счастливой роже и благополучно ныряет в реку.

Даже плавником на прощанье не махнул. Паразит…

На берегу воцаряется минутная тишина, прерываемая лишь редким пением лягушек и тяжёлым сопением дяди Вовы. Толи от страха, толи ещё от чего, Толик начинает икать.

Квак — ик — квак — ик.

А я краем глаза замечаю свой оживший поплавок. Раз — и на моем крючке трепещется обманутая рыбка! Два — и снимаю с крючка свой первый трофей!

Дядя Вова с натянутой улыбкой смотрит на мою рыбёшку размером чуть больше детской ладошки и с грустью произносит:

— Ну что, тоже язь!