Старая осина

Старая осина

Сидел я себе как-то на стволе осины, представлял себе, что я великий лесовод и понималец леса, вроде дедушки Морозова, и размышлял в старомодной манере приблизительно так.

Осины, кроме всего прочего, в Подмосковье много растет. Только вот крепкой и здоровой мало попадается. После своих сорока лет, почти вся она гнилая и больная. За это нам надо наших предков благодарить. Из осины в свои времена делалось предками этими много чего: от ложки и до лодки. Брали они для этого самые крепкие и здоровые осинки, а всякую гниль и болячку за ненадобностью оставляли плодиться, множиться и населять землю.

Оттого делового проку у нас от осины мало, но и лесу без нее не прожить. Легким своим пухом, первая она заселяет вырубки, пожарища, опушки и заброшенные поля. Подрастая, под пологом своим дает приют молодым елочкам, прячет их от яркого солнца. Опадом своим умягчает землю. А что гнилая, так и это хорошо: дупла ее многочисленные лесные обитатели уважают.

Лесная пчела, птицы дуплогнездники, белки — все они находят, что осина — важнецкое дерево и жить внутри нее — одно удовольствие. А потому, валить дуплистую осинку надо только зимой, чтобы не обидеть кого ненароком.

Размышления в подобной манере, с каких-то пор доставляли мне какое-то необъяснимое удовольствие. А размышлял я, сидя и покуривая, на только что поваленной мною старой сухой осине. Еще летом глаз я на нее положил, да все тянул до зимы. Теперь она лежит, а я на ней сижу и атмосферные массы двигаются над нами .

Начал кряжевать ее, что на пониженном языке древорубов означает распиливать, на удобоносимые части. Пока запах процесса радовал. Сухая осина, ежели она не болела водянкой, пахнет ладаном и прелью, мускатом и прополисом пахнет она. Ну, а ежели болела, тогда дело другое. Тут уж аромат от нее идет эдакий, я бы сказал, свинохозяйственный, с нотками перепрелого силоса.

Пилю себе потихоньку, ногой каждый кусок откатываю и проверяю, нет ли чего интересного. Смотрю, изучаю, кто в дуплах жил-поживал. Синицы разнообразные, скворцы, мухоловки, трясогузки, дятел — каких только птиц не селилось в моей осине! Хищных только не обнаружил. Даже пчелы были когда-то давно, да видать их шершни разорили. Поверх пчелиного гнезда свое сделали. А уже поверх шершневого гнезда потом еще какая-то птаха поселилась. Словом, крутилась жизнь!

Это значит, стоял себе мирный такой многоэтажный дом, а я его взял и завалил. Даже жалко мне стало, что спилил я осинку. Ну, а по другому как? Над самой прохожей тропой дерево стояло — опасно.

Вдруг смотрю, опилки какие-то странные пошли. Что-то бело-коричневое, маслянистое. Растёр между пальцами, понюхал. Слышу — тортом что ли каким-то пахнет? Что за чудеса? Допилил до конца. Отвалил чурак на сторону, глядь — а дупло битком орехами набито!

Белкина кладовка мне попалась с лещиной. И орех-то в ней не просто навален, а ведь пересыпан еще и осиновой щепой для сохранности. Самые отборные орехи в лесу набрала себе белка на зиму.

Разгрыз один. Свежим, крепким, ядреным был тот орех. Холодными ночами августа и последним теплом сентября пахло от него.

Белка — зверек удивительно запасливый и таких кладовок у нее обычно по всему лесу немало. Только вот часто забывает она, где у неё что спрятано. Зная о том, набил я себе карманы орехами без всякого зазрения совести. Угощу дома своих белкиными гостинцами. Все карманы набил, а еще столько же осталось.

Доделав работу и уходя уже с делянки, оттопыриваясь ореховыми карманами, подумал:

"А ведь долг платежом красен. Принесу-ка я ей завтра хорошего сала! Где-то ведь лежал у меня шмат несоленого. Специально ведь все время прячу по разным полкам и холодильникам, чтоб в готовку не ушло. Вот только бы мне вспомнить, где?"