Начало

Вместо предисловия

Подготовить этот материал меня побудила опечатка, невольно вкравшаяся в один из моих комментариев. Второпях было написано «Мерешковский» и… письмо ушло к адресату.

Сегодня я буду пытаться исправить эту непростительную ошибку...

***

«Мережковский — вопиющее недоумение нашей эпохи. Он — загадка, которая упала к нам из будущего…»

Андрей Белый, 1907 г.

Этим удивительным человеком можно гордиться, можно учиться у него, можно жалеть и можно завидовать. Всю жизнь, мечтая о последователях, Дмитрий Сергеевич их не имел. Мережковский с трудом находил свою аудиторию, а критики не любили его. Зато он, женившись на прекрасной женщине, всю жизнь прожил с ней в любви, не расставаясь ни на один день…

Но предлагаю всё же начать с самого начала.

Летом семья Мережковских любила проводить свой отдых на Елагином острове в Петербурге. Зелёной жемчужиной сиял он в дельте Невы, плавно несущей свои воды в Финский залив. Именно здесь в одном из казённых дворцовых зданий в августе 1865 года родился один из основоположников русского символизма, религиозный философ и общественный деятель, поэт и писатель Дмитрий Сергеевич Мережковский.

О его отце известно совсем немного. Сергей Иванович всю свою жизнь посвятил служению. Служил у Талызина (оренбургский губернатор), и у графа Шувалова, и столоначальником в Дворцовой конторе при императоре Александре II. Отечество отметило его заслуги чином тайного советника и сопроводило на пенсию.

К своим детям он относился с любовью и строгостью. Простая обстановка, немудрёная пища, уважительность в общении, по мнению отца, должны были выработать в детях скромность, доброту и бережливость.

Мать Мережковского — Варвара Васильевна — по словам современников, была женщиной необыкновенной редкой красоты. Заботливая женщина, она вырастила и воспитала троих дочерей и шестерых сыновей. Дмитрий был самым младшим из них. И по праву младшенького получал чуть больше ласки и внимания, нежели остальные дети в семье.

Во время частых отъездов родителей за детьми присматривали ревельская немка-экономка Амалия Христьяновна и очень религиозная няня (имени которой, к сожалению, история не сохранила).

Об экономке Мережковский позже писал: «Она была добрая, неумная, запуганная. Я её не то что любил, а как-то детски жалел».

А няне в своих автобиографических записках он посвятил такие строки: «Была у меня и старая няня, которая рассказывала мне русские сказки и жития святых. Помню темный угол с образом, с тихим светом лампадки и никогда не повторявшееся счастие детской молитвы…».

Но, как это бывает всегда, младенчество закончилось, и началось отрочество.

Одной из жизненных вех Мережковского стала учёба в гимназии. И какая!

3-я классическая гимназия Петербурга, придурковатый директор немец Лемониус, немилосердная зубрёжка, карьеристы — учителя.

«Никого из них добром помянуть не могу, кроме латинского учителя Кесслера, автора известной грамматики; он тоже добра нам не делал, но, по крайней мере, смотрел на нас глазами добрыми…» — писал Мережковский.

Такая обстановка не располагала к детским шалостям, совместным играм, детскому общению. Мальчик всё больше замыкался в себе, и в своём маленьком мирке ему было уютно и хорошо.

«С товарищами я мало сходился: был нелюдим и застенчив. Несколько ближе, и то не очень, сошелся с Евг. Соловьевым, впоследствии публицистом и критиком…но и с ним — не по сходству, а по противоположности: он был скептик, я уже и тогда немного мистик...».

Свободное время Мережковский посвящал чтению. Прочтя пушкинский «Бахчисарайский фонтан», он вывел свои первые стихотворные строчки.

«Сбежали тучи с небосвода,

И засияла в нем лазурь…».

Дмитрию Мережковскому тогда исполнилось 13 лет…

(продолжение следует)