"Бесполезное предисловие"

Именно этими словами начал свою книгу «Тайна Запада: Атлантида — Европа» Дмитрий Мережковский. А ещё он в ней написал: «…Страшно думать, о чём никто никогда не думал; страшно видеть, чего никто никогда не видел; страшно быть, где никто никогда не был...».

***

Итак, написаны первые детские стихи. Юному гимназисту Мережковскому с каждым днём всё больше и больше нравится складывать из множества слов новые и новые поэтические строки. Это действо затягивает, таит в себе пока ещё непостижимую для детского ума тайну, а его неопытное сердце уже примеряет на себя груз, который будет суждено нести Дмитрию Сергеевичу всю свою жизнь.

Уже взрослым мужчиной он вдруг напишет небольшое стихотворение и назовёт его «Детское сердце».

В последней обиде, в предсмертной пустыне,

Когда и в тебе изменяет мне все,

Не ту же ли сладость находит и ныне

Покорное, детское сердце мое?

Вот этими строками можно было бы и закончить рассказ о детстве и отрочестве поэта, но не получится, так как впереди у нас ещё три встречи, одна из которых странным сакральным образом отразится на всём творчестве Мережковского.

О первой встрече Мережковский написал: «Я продолжал писать стихи. Отец гордился ими, отдавал их переписывать и показывал знакомым. Кажется, в 1879 году, когда мне было лет 14, он повез меня в Алупку, к 70-летней старухе гр. Елисавете Ксаверьевне Воронцовой. Я не знал, что имею счастье целовать ту руку, которую полвека назад целовал Пушкин…».

А вторая встреча случилась так.

Однажды, воспользовавшись мимолётным знакомством с Фёдором Достоевским, бывший тайный советник Сергей Иванович Мережковский, взял за руку сына, остановил пролетку и… они покатили в гости к этому знаменитому писателю в Кузнечный переулок, где тот снимал квартиру в доходном доме Р.Клинкострёма.

В тесной квартирке Достоевского царил тот жуткий беспорядок, который, наверное, свойственен иным творческим натурам. На столе громоздились кипы бумаг, лежали редакционные гранки его новой книги «Братья Карамазовы», какие-то черновики, на полу валялись связки газет и журналов.

— Фёдор Михайлович, дорогой, найдите минутку послушать моего сынишку, — почтительно, даже с какой-то робостью, попросил знаменитого писателя отец нашего героя.

— Конечно, конечно, Сергей Иванович, — немного с досадой, что его побеспокоили по пустякам, ответил Достоевский.

Краснея и бледнея, поминутно запинаясь (наверное, именно так говорят в таких случаях) маленький Дима прочёл свои стихи.

Достоевский долго молчал и хмурился, наконец, сказал: «Никуда не годится, слабые стихи. Чтобы хорошо писать, нужно страдать, молодой человек! Страдать!».

Огорченный и уязвлённый такой оценкой, мальчик едва сдержался, чтобы не расплакаться прямо в квартире знаменитого писателя. Это случится позже, когда он выйдет на улицу.

— Не плачь, сынок, — как мог, пытался утешить его отец, и добавил: — Лучше уж писать, чем страдать! Да, так будет лучше…».

Здесь я немного приврал, так как Сергей Иванович, не мальчику, а Достоевскому сказал: — Нет, пусть уж лучше не пишет, только не страдает!

Правда, «не писать» — не получилось! Да и "не страдать" тоже...

***

Литературный дебют Мережковского состоялся через два года после памятной встречи с Достоевским, в 1882 году, в журнале «Живописное обозрение». В нём были опубликованы две вещи — «Тучка» и «Осенняя мелодия».

«В то же время познакомился я с С.Я. Надсоном, юнкером Павловского военного училища, и полюбил его, как брата. Он был уже болен наследственной чахоткой. Постоянно говорил о смерти. Мы много спорили с ним о религии. Он отрицал, я утверждал.

Надсон познакомил меня с А. Н. Плещеевым, секретарем «Отечественных записок». Помню мелькающие в дверях соседней комнаты худые, острые плечи, зябко укутанные пледом, похожим на старушечий платок, хриплый, надорванный кашель и неистово рычащий голос М.Е. Салтыкова…» — вспоминал Мережковский.

…Внизу, воздвигнуты толпою,

Тельцы минутные стоят

И золотою мишурою

Людей обманчиво манят;

За этот призрак идеалов

Немало сгибнуло борцов,

И льется кровь у пьедесталов

Борьбы не стоящих тельцов.

Проходит время, — люди сами

Их свергнуть с высоты спешат

И, тешась новыми мечтами,

Других тельцов боготворят…

Эти строки из стихотворения «Жизнь — не игрушка» С. Надсона были особенно дороги Дмитрию Сергеевичу, потому что он впервые услышал их на литературных выступлениях Надсона и был очарован их простой житейской правдой.

Такой была третья встреча.

Мережковского и Надсона связывала не только крепкая дружба, но и некая тайна. Они часто и подолгу размышляли о жизни и смерти. Что лежало в основе этих почти мистических раздумий?

Думается, что они одинаково боялись смерти и пытались найти средство, способное заглушить и преодолеть этот страх. И вместе пришли к одному и тому же выводу — только настоящая действенная вера даёт человеку счастье жить и умереть достойно.

Через пять лет Семён Яковлевич Надсон первым узнал истинность их размышлений. Это случилось в 1887 году. Он умер...

А у Дмитрия Мережковского впереди была целая жизнь…

***

И ещё несколько строк.

«Бесполезное предисловие» нам пока так и не пригодилось. Но оно ещё обязательно пригодится…

Обещаю.

(продолжение следует)