Стёртая реальность (Вербовая Ольга)

Эта история случилась лет пять назад, когда я работала в Музее истории стран Латинской Америки. Собственно, музей-то был: два больших зала с экспонатами, библиотека, хранилище, сторожка, где суровый Николай Андреевич работал, питался и ночевал. Для бухгалтера, которым, собственно, была одна я, отдельной комнаты не предусматривалось, поэтому всё рабочее время я проводила в библиотеке рядом с Миррой Вячеславовной — она же директор, она же библиотекарь, она же, в отсутствии Светы, и экскурсовод. Собственно, посетители к нам приходили не так уж и часто. А уж такие важные как сеньор Гильермо Хосе Луис Монтана — это и вовсе было событием века. Чем среди всех достопримечательностей Москвы наш музей привлёк известного перуанского политика — сказать трудно, но дон Гильермо — так мы его называли между собой — все две недели, что был в Москве, заглядывал к нам чуть ли не каждый день. Мне он работать не мешал, но когда он говорил с Миррой Вячеславовной на хорошем английском, я слушала затаив дыхание. Практически с первого же дня я поняла, что астрономия — его страсть. Уж об этом дон Гильермо, наверное, готов был говорить двадцать пять часов в сутки. Прежде я не знала, что ядро Меркурия занимает больше половины всей планеты, на Венере Солнце движется с запада на восток, на Марсе есть лёд и водяной пар, но нет самой воды; что на Уране солнце сорок лет освещает северный полюс, а другие сорок лет — южный, склоняясь низко над горизонтом на экваторе, на Нептуне ветры дуют со скоростью около двух тысяч километров в час, а спутник Плутона Харон по размерам не сильно отличается от «хозяина» и вращается не строго вокруг него, а около точки за его пределами. Эмоционально, как, собственно, и все латиносы, рассказывал дон Гильермо о меркурианских «двойных рассветах», о марсианских пустынях из красного песка, о нептунианских «бриллиантовых дождях» — так, словно своими глазами видел эту красоту, да ещё и подкреплял свои слова богатой жестикуляцией. Мирра Вячеславовна слушала его скорее из вежливости, я же — с живым интересом. Конечно, вопросов я ему не задавала — не принято было мне, бухгалтеру, вмешиваться в разговоры начальницы с посетителями, но лишь с его уходом находила в себе силы заняться, наконец, своими прямыми обязанностями.

Пару раз нам даже удалось немного поговорить на его родном языке. Когда вместо обычного: «Good morning» я поприветствовала его словами: «Buenos dias».

— О, Дарья, Вы говорите по-испански? — удивлённо воскликнул дон Гильермо.

— Немного, — ответила я на том же его родном.

Конечно, качественно изучить этот язык без преподавателя я не смогла. В десятом классе, когда мама обрадовала меня новостью: поедем в Испанию, я, понимая, что мне придётся быть в роли переводчика с английского и обратно, предложила ей хоть немного выучить испанский, раз английский не хочет. Специально купила ей учебник, думая, что теперь она уж точно не отвертится. Но она всё равно не захотела. Тогда я из любопытства заглянула сама, стала читать — понравилось. Конечно, когда мы, наконец, поехали, я с местным населением общалась в основном на языке Шекспира, но немного могла сказать и на языке Сервантеса.

Конечно, если бы вдруг дон Гильермо задумал рассказывать о планетах и звёздах на своём родном, я бы едва ли что поняла (разве что чуть больше, нежели Мирра Вячеславовна), но объяснить ему, как я выучила испанский, я всё-таки сумела.

— Вы хорошо говорите по-испански! — заметил он с восхищением.

— Спасибо, сеньор Монтана!

Потом он занялся чтением книг и разговорами с моей начальницей, а я — платёжками.

Во второй раз дон Гильермо спросил, была ли я в Московском планетарии. Я честно ответила, что нет.

— Очень советую, — сказал он. — Это достойно того, чтобы увидеть.

Сам же он, разумеется, не упустил такой шанс, о чём рассказывал Мирре Вячеславовне. И конечно же, в таких красках, что я тут же дала себя клятву непременно сходить туда в выходные. До них оставалось ещё три рабочих дня.

В среду я пришла на работу минут на двадцать позже обычного. Мало того, что извечные московские пробки отнимают много времени, так ещё автобус умудрился сломаться прямо по дороге. Другой пока подъехал. В общем, оставшийся путь от остановки до музея я проделала бегом и, наспех поздоровавшись с Андреевичем, влетела в здание, поднялась по лестнице, открыла дверь библиотеки.

Окно было распахнуто настежь. Мирра Вячеславовна стояла на подоконнике, глядя куда-то вверх. Неужели вздумала покончить с собой? Но зачем? У неё замечательный муж, двое детей, все, тьфу-тьфу-тьфу, живы и здоровы. Да и особых жалоб на жизнь вроде бы никогда не было.

— Мирра Вячеславовна, может, не надо?

Она не ответила и даже не обернулась в мою сторону. Я же не знала, что делать. Попытаться оттащить её от окна? Позвать Андреевича? Или Свету? Вдвоём с ней, надеюсь, справимся, а там уж поговорим по-женски…

Но не успела я ничего сообразить, как внезапно появился дон Гильермо. Отодвинув меня рукой в сторону, он опрометью кинулся к окну и схватил мою начальницу за руку.

— Мирра!

Никакого ответа. Тогда он силой развернул её к себе. И тут я увидела её взгляд. Клянусь: никогда прежде я не видела ничего подобного! Совершенно бессмысленный и стеклянный, как у мертвеца.

Но дон Гильермо, похоже, не растерялся — ухватил за талию и живо стащил с подоконника. Тут только я заметила, как высоко в небе зависло что-то круглое, похожее на ёжика со светящимися иголками. Все они указывали на окно библиотеки.

— Я. Хочу. Туда, — произнесла Мирра Вячеславовна бесцветным голосом, начисто лишённым всяких эмоций.

— Дарья, закройте окно, — попросил дон Гильермо по-английски.

Я живо кинулась выполнять просьбу, стараясь не слушать приказов начальницы:

— Откройте. Я. Должна. Идти.

— Мирра, да придите же в себя! — вскричал гость с отчаянием.

Он буквально швырнул её в кресло и одну за другой влепил две пощёчины.

— Сеньор Монтана, это Вы? — по мере того, как Мирра Вячеславовна говорила, взгляд её становился всё более осмысленным. Теперь в её глазах отражалось некоторое удивление. — Добрый день! Здравствуй, Даша! Что-то случилось?

«Иголки» за окном стали постепенно втягиваться в тело «ёжика», который поспешно ушёл за горизонт.

— Случилось, — ответил дон Гильермо. — Вас только что чуть не похитили. Как меня в молодости.

— Я Вас не понимаю, — моя начальница ошарашенно смотрела по сторонам, словно сомневаясь, не сошёл ли весь мир с ума.

— Неудивительно, — отозвался гость. — Я и сам тогда ничего не понял. Дарья, сделайте, пожалуйста, чаю, будем приводить в чувство жертву инопланетян.

— Каких инопланетян? — я, честно признаться, пребывала в полном офигении: может, он уже от своей астрономии умом тронулся, да и я вместе с ним?

Но воду, конечно же, поставила.

Вскоре мы втроём пили чай, и дон Гильермо рассказывал, что с ним произошло много лет тому назад.

— Я был дома, смотрел телевизор. А потом вдруг отвлёкся, взглянул в окно. Там в небе светилось что-то круглое и белое, как мяч. Я удивился, подошёл поближе, чтобы получше разглядеть. Вдруг изнутри стали высовываться длинные лучи. Я не понимал в тот момент, что со мной происходило — всё кроме них для меня перестало существовать. Они манили к себе, и противиться им не было никаких сил. Оставалось только выйти на балкон, перелезть через перилла и шагнуть. Так я и сделал. Тут же меня подхватили воздушные струи и понесли вверх — туда, где было что-то вроде корабля.

Потом я пролетел через люк и оказался внутри. Пытался вдохнуть, но не смог. Воздух неумолимо выплывал из моих лёгких, и наполнить их было нечем. Я стал терять сознание. Последнее, что помнил, это как меня подхватили двое каких-то серых существ и куда-то потащили.

Очнулся я в капсуле. Там было прохладно — градусов десять, не больше. Но главное, там был воздух. Правда, очень разреженный, мне его явно не хватало. Может, поэтому меня всё время клонило в сон. Иногда, просыпаясь, я видел, как эти серые направляют на меня какие-то приборы, светят какими-то лампочками, раскрывают свои рты без губ, как будто бы разговаривают.

Впрочем, я заметил, серыми они были не всегда. Временами они изменяли цвета от зеленоватого до синего.

— А на что они были похожи? — не удержалась я от вопроса.

— Можно сказать, что на людей. Две ноги, две руки, одна голова. Только они были крупнее и какие-то сморщенные. Как скалы, испещрённые маленькими пещерками. Видимо, через эти самые «пещерки» они и дышали, потому что носа я у них не видел. Глаза у них походили на совиные: большие и жёлтые. Только совы не могут двигать ими, не поворачивая головы. А эти могли. Ещё я видел у них на ногах какие-то зелёные наросты. Вроде травы.

Очевидно, исследовали они меня в космосе, потому что я совсем не чувствовал своего тела. Пробовал поднять руку — она не падала, хотя от недостатка воздуха я сильно ослаб. Мне вообще не надо было прикладывать усилий, чтобы её удержать.

Мне принесли стакан с кипящим азотом, но я не смог к нему даже прикоснуться, попросил воды. На следующий день принесли воды — примерно полстаканчика. Я пил её жадно. Страшно хотел ещё хоть чуть-чуть, но больше мне не дали. Так они меня мучили три дня. Потом вернули на Землю.

Я по-прежнему сидел на диване и смотрел телевизор. Только по нему шла совсем другая передача. Утром, как обычно, пошёл на работу (я тогда работал лаборантом в астрофизической обсерватории). По дороге встретил соседа Пабло. Он, как увидел меня, сделал удивлённое лицо, спрашивает: где пропадал целых три дня, что-то тебя видно не было? Я, конечно, был ошарашен — потому что совсем не помнил, как меня похитили. Да и вообще, про НЛО. Пришёл на работу — а коллеги косятся на меня. Им я тоже так и не смог объяснить, где меня носило эти три дня? Проспать вряд ли мог — соседи рассказывали, стучались ко мне так, что дверь чуть не снесли, но я не открывал. А сон у меня тогда был чуткий — если бы так барабанили, обязательно бы проснулся. Мой друг Мануэль говорил, что видел меня три дня назад на балконе (а мы жили по соседству), и вид у меня был ну совершенно никакой. Он окликнул меня — никакой реакции, а взгляд как у зомби. Он испугался, быстренько к себе в квартирку. Потом клялся, что в тот момент мог ожидать от меня чего угодно. Например, что я вонзил бы в него нож и хладнокровно сбросил бы тело вниз — такие у меня были глаза.

— Ничего себе! — в один голос воскликнули мы с Миррой Вячеславовной.

— Да я и сам, честно говоря, когда такое услышал, не знал, что и думать. Была даже мысль: а не сошёл ли я с ума? Потом начались странности. Раньше я относился спокойно, если рядом со мной не было воды. И высоту переносил нормально. А после этого случая сама мысль о том, чтобы потерпеть без воды часок-другой или чтоб лететь куда-нибудь на самолёте, приводила меня в ужас. Конечно, избегать этих ситуаций не всегда получалось, приходилось с собой бороться. Но если бы меня спросили: пожелал бы я врагу вытерпеть подобное, я бы однозначно сказал: нет. Помнил бы я, в чём причина таких страхов, наверное, мне было бы легче с ними справляться.

— А когда Вы это вспомнили? — поинтересовалась Мирра Станиславовна.

— Совсем недавно. После того, как я побывал в вашем планетарии, мне начали сниться странные сны. Тогда я всё и вспомнил. Видимо, когда похитители стирали мне память, что-то сделали не так.

Мы с Миррой Вячеславовной никак не могли прийти в себя от услышанного. Если бы я своими глазами не видела НЛО, то подумала бы, что дон Гильермо либо разыгрывает нас, либо сошёл с ума. Теперь я понимала, что самоубийство вовсе не входило в планы моей начальницы. Да и способ ненадёжный — бросаться со второго этажа. Особенно учитывая, что её квартира в соседнем доме — на пятом.

— А ещё, — продолжал гость, — они мне, видимо, для того, чтобы компенсировать неудобства, оставили некоторое умение или, вернее сказать, предчувствие. Я стал видеть, с кем в ближайшее время случится беда. В первый раз было — разговариваю с Педро, своим товарищем по партии, и вдруг понимаю, что больше его никогда не увижу. Тогда мне эта мысль показалась бредовой. Парень был здоровый, ему ещё сто лет жить и жить. А я как раз собирался на неделю улететь по делам. Думал: разве что я сам прямо в самолёте отдам Богу душу. И что вы думаете: он на следующий день попал в аварию и разбился. Я даже на похороны не успел. Потом ещё несколько раз было такое.

— А Вы не пытались как-то предупредить, предостеречь? — спросила моя начальница.

— Да если бы я знал, за каким углом человека караулит смерть или беда! Тогда бы я, конечно, сказал. Возможно, меня бы и приняли за сумасшедшего, но совесть моя была бы чиста. Но подробности мне, увы, неведомы.

— Но с нами хотя бы ничего не будет, не знаете? — честно сказать, я начала немного бояться его зловещего дара.

— Ничего плохого не вижу — ни с Вами, ни с Миррой. По крайней мере, в ближайшие две недели.

Я облегчённо вздохнула — хоть какое-то утешение! Впрочем, минут через пять я уже в это не особо верила. Иногда у меня критические дни проходят более-менее терпимо, но иногда как схватит живот — хоть вой от боли и лезь на стенку. Словно вовнутрь залили крутой кипяток, обжигая внутренности.

К тому времени я уже допила свой чай и, сжимая пальцы от боли, побрела на своё место. Цифры, понятное дело, шли плоховато. Даже слушать, о чём говорили начальница и гость, почти не получалось.

Впрочем, поговорить им особо было некогда — вошла Света и привела другого посетителя. Чтобы не мешать Мирре Вячеславовне работать, дон Гильермо взял книгу и углубился в чтение. Но перед этим вдруг встал, приблизился к Свете и пожал ей руку со словами:

— Держитесь, Светлана!

— Спасибо, — ответила та несколько озадаченно.

Я же, памятуя о его даре, не на шутку испугалась за коллегу. Неужели и с ней должно что-то случиться? Жалко! Она такая молодая, одна воспитывает пятилетнего сына. Как же ребёнок без мамы будет? Хотелось надеяться, что дон Гильермо что-то перепутал. Бывает же, в конце концов, такое — все ошибаются.

Боль же с каждой минутой становилась всё невыносимее. Уже не было никаких сил её терпеть. В аптечке не оказалось ничего, кроме «ношпы» — но мне она как мёртвому припарки. А что-нибудь более эффективное я, как назло, не взяла.

В конце концов я попросила Мирру Вячеславовну отпустить меня домой, объяснив, что сильно болит живот.

— Конечно, Даша, идите, — ответила она.

Уходя, я попрощалась с ней, с доном Гильермо и с другим посетителем, имени которого так и не узнала.

— Счастливого пути, сеньор Монтана! — сказала я по-испански, вспомнив, что завтра утром он улетает к себе на родину.

— Спасибо, Дарья! — ответил он с улыбкой. — Вам тоже удачи и счастья! Рад был встрече с вами!

Потом был тесный автобус, где каждый, казалось, так и норовил дать сумкой в живот, путь длиною в вечность от остановки до дома. Конечно, кто-то удивиться, как после такого я не смотрела в испуге на небо, готовая спрятаться, лишь только на нём покажется что-то круглое. Но в таком состоянии мне было не до инопланетян. Одна мечта была — поскорее добраться до дома, выпить обезболивающего и лечь на диван.

Утром я чувствовала себя значительно лучше.

— Как ты, Даша? — поинтересовалась Мирра Вячеславовна, когда я переступила порог библиотеки.

— Нормально. А Вы?

— Всё хорошо.

— А Света как? Надеюсь, она жива?

Лицо начальницы сделалось испуганным:

— Да ну тебя! Что ты каркаешь? Сейчас должна прийти.

— Дай Бог! А то после того, что сказал дон Гильермо, я уже боюсь за неё.

В ответ Мирра Вячеславовна удивлённо выпучила глаза:

— Какой дон Гильермо?

Чего-чего, но такого я никак не ожидала. Я как стояла, так и застыла на месте, не зная, что вообще сказать на такое заявленьице.

— Ну, этот же… сеньор Монтана. Ну, с которым вы про астрономию говорили. Он ещё вчера Вас от инопланетян спас.

Начальница как-то странно на меня посмотрела — с сомнением, в здравом ли я рассудке.

— Даш, по-моему, ты чересчур увлеклась фантастикой. Я астрономией никогда не интересовалась, и сказать мне на эту тему совершенно нечего. А с инопланетянами тем более не общалась. Не приходилось.

И как прикажете это понимать?

— А посетителя из Перу хотя бы помните? Политика, который к нам заходил?

— Перуанские политики? Я тебя умоляю! Тут и наших не дождёшься, а ты хочешь, чтобы с западного полушария кто-то к нам притащился!

«Ну всё! — подумала я. — Это труба!»

Ничего не понимая, я прошла на своё рабочее место, бросила сумку и пошла к Свете. В воздухе витал запах груш и фиалок. Интересно, откуда? Фиалок в цветочных горшках не было. А груши… Может, Мирра Вячеславовна принесла?

Света пришла на работу через две секунды. Слава Богу, живая и здоровая.

— Ну что, попьём чайку?

Я охотно согласилась.

За чаем я рассказывала коллеге, что стряслось с Миррой Вячеславовной.

— Представляешь, после вчерашнего сама не своя. Совершенно не помнит дона Гильермо…

— А кто это такой? — спросила Света.

— Свет, ты чего? Он же только вчера уехал, а ты его сразу и забыла?

— Вообще такого не знаю.

Дурдом! Понятно, Мирра Вячеславовна могла от потрясения умом тронуться, но Света… На неё-то инопланетяне вроде не покушались. Может, они снова похитили дона Гильермо, а им как свидетельницам стёрли память? От этой мысли становилось жутковато. Эдак в один прекрасный день они могут утащить и меня. И никто из землян не вспомнит, что была такая Даша Козлова. Жесть!

Когда мы попили чай, и я помыла за собой кружку, спустилась немедленно на первый этаж.

— Николай Андреевич, можно вопрос?

— Да, что ты хотела?

— Да вот, посетитель из Перу, кажется, оставил карандаш.

— Из Перу? Это кто же?

— Ну, который наведывался к нам, как на работу. Целых две недели.

— Этот еврей с палочкой, что ли? С чего ты взяла, что он из Перу?

Еврей с палочкой, который больше недели активно посещал наш музей, точно был не из Перу. Коренной москвич, Моисей Исаакович прожил в столице нашей Родины до самой старости и только на восьмидесятом году уехал к сыну в Израиль. Это случилось ещё в прошлом году.

— Я про дона Гильермо, — сказала я прямо.

Андреевич в ответ недоумённо пожал плечами: мол, вообще такого не знаю. Значит, ему тоже стёрли память.

Оставалась последняя надежда — Марья Михайловна, уборщица. Чтобы прокормить двух оставшихся без родителей внуков, она работает на двух работах. У нас — по совместительству, приходит к нам вечером и убирает здание. Вполне возможно, что инопланетяне её просто не застали и, следовательно, память стереть не успели. Надо будет обязательно с ней поговорить.

Весь день я, как обычно, занималась платёжками. К вечеру пришла Марья Михайловна. Что-то я у неё хотела спросить… Ах да, насчёт отпуска. А то она говорила, вроде хочет взять в июле или в августе, с внуками на дачу поехать.

— Ой, Дашуль, я, наверное, всё-таки в июле. Пока тепло, пусть побегают, в речке покупаются.

Написала заявление, Мирра Вячеславовна не возражала, подписала, сказав при этом странную фразу:

— Надеюсь, инопланетяне не будут отвлекать тебя, когда ты будешь рассчитывать отпускные?

Интересно, почему они должны меня отвлекать? И существуют ли они вообще?

На следующий день Света пришла на работу с опозданием и явно встревоженная. Вечером её маме стало плохо с сердцем. Вызвали скорую. Будет жить или нет — ничего не обещают. Где-то в полдень её телефон зазвонил. Один вопрос: как? что? Увы, ответ не оставлял никакой надежды. Кто бы мог подумать? Такая была цветущая женщина! Активная, ни минуты не могла усидеть без дела: и по огороду, и по дому прыгала, как козочка, и за собой следила — дедушки удивлённо присвистывали, едва завидев её. Наверное, если бы меня спросили, как бы я хотела уйти из жизни, я бы ответила: так же, как и мать Светы — когда ещё вчера была в добром здравии и в ясном уме.

Конечно, время лечит раны. Постепенно Света смирилась с утратой. Марья Михайловна вступила в гражданский брак с вдовцом и уволилась. А через два с половиной года я уже работала в другом месте, с большей зарплатой, чем могли мне платить в Музее истории стран Латинской Америки. Иногда навещаю бывших коллег, болтаю с ними о том о сём.

С личной жизнью пока никак. Встречалась с Андреем из Псковской области, но вскоре поняла, что кроме московской прописки ему от меня ничего не нужно. Послала куда подальше. И ведь даже толком не осознала, как мне такое в голову пришло. Любила, верила ему — и вдруг его корыстность показалась мне настолько очевидной, что все его слова стали для меня не более чем пшик.

Вчера я смотрела телевизор. В новостях передавали, как в Перу в день инаугурации нового президента террористы попытались устроить взрыв. К счастью, у них этого не получилось — вовремя сцапали. Президент — Гильермо Хосе Луис Монтана — что-то говорил, но я его не слушала. Я пыталась вспомнить, где и когда я видела этого человека. В памяти отчётливо проплывали разговоры об астрономии, попытка похищения инопланетянами Мирры Вячеславовны, его откровенное признание, как он сам был ими похищен. То, что я так скоро и так надолго забыла.

Вспомнился мне и тот удивительный запах, что стоял в библиотеке в тот день. Груш, принесённых моей бывшей начальницей, я так и не увидела. Должно быть, память моим коллегам стирали с помощью какой-то гадости. Пустили сразу после ухода дона Гильермо — те и надышались. Я же помнила его чуть подольше потому, что ушла с работы раньше, и газ подействовал только на следующий день — через несколько часов после того, как я его вдохнула.

Остаётся непонятным, почему инопланетяне не попытались вновь похитить Мирру Вячеславовну? Ведь если они за нами следили, если пустили свой непонятный газ, что мешало им завершить начатое? Может, их целью была я? Вполне логично — подоконник, на котором я её застала, располагался прямиком у моего стола. Её стол был по другую сторону — и тоже у окна. Но если так, почему они потом не похитили меня?

А может, они меня всё-таки похищали? Почему я, никогда прежде не боявшаяся ездить на лифте, вдруг стала подниматься на седьмой этаж пешком? И почему я отчётливо помню ту субботу, когда мы с подругой Валей прошлись по магазинам, перемерили кучу одежды (мне, к огорчению, ничего не подошло), потом посидели в кафешке, поели мороженное, а Валя уверяет, что никакого шоппинга тогда и быть не могло, потому как она с мужем и детьми была у свекрови на даче? А дача у неё — не ближний свет.

Зато наш разговор по телефону в воскресенье она отлично помнит. Значит, меня не стали мучить целых три дня — вернули на следующий. И судя по тому, что у меня так и не появилось страхов ни перед недостатком воды, ни перед разреженным воздухом, обращались со мной гуманнее, чем с доном Гильермо. Технический и нравственный прогресс? Или просто цивилизация другая?

Способностью предчувствовать, с кем случиться беда, меня тоже не наградили. Хотя нет, наверное, вру. Вчера мне приснилось, как моя соседка, находясь в аэропорту, оказывается под окном, которое через минуту разбивается, и большой осколок стекла летит ей в грудь. Надо её, наверное, предупредить, чтобы если надумает куда-то лететь, держалась подальше от окон. Хотя она, скорей всего, решит, что я чокнутая, но совесть моя будет чиста.

Интересно, сам ли дон Гильермо добился таких успехов в карьере? Или инопланетяне помогли? Боюсь, этого я никогда не узнаю. И получу ли я ответ на главный вопрос — зачем мы всё-таки им понадобились?