Последний бой

ПОСЛЕДНИЙ БОЙ

или

ХРОНИКА ПИКИРУЮЩЕГО СЪЕЗДА

*****

Улица быстрым потоком шагов,

Плеч, и рук, и голов

Катится, в яростном шуме,

К мигу безумий,

Но вместе —

К свершеньям, к надеждам и к мести!

Нет, это не Маяковский, хотя, правда, очень похоже.

Это — бельгиец Эмиль Верхарн!

***

Тысячи и тысячи

простоволосых голов,

Разных

по стрижке

и содержанию,

Стекались к стеклянному зданию

С дачных

переулков и тупиков.

В огромном зале

на тысячи мест,

Пройдя на благонадежность тест,

Словно дыни

в пожухлой ботве,

Торчали головы —

голова к голове,

И, распахнув

удивленные рты,

Вглядывались

в знакомые

по портретам

черты.

Безликое

многоглазое

чудо-юдо,

Не знавшее межпартийного блуда,

Недоумевало:

с чего

Президиум поредел,

Хоть антисоветский беспредел

Не перешел

Ещё в дележ и передел.

Оглушенная

торжественностью ритуала

Не каждая голова понимала,

Зачем

в эту залу

после санобработки

С дачных переулков и тупиков

Собрали

столько никчемных

голов

Драть

в партийном экстазе

луженые глотки.

**********************

***

Колокольчик прикусил язык.

Он помалкивать привык,

Если говорил глава Союза,

Чтобы не было конфуза.

И в эфире растворился звон...

И пот вытирая

с распаренных лиц,

Ошарашенные важностью момента,

Падали

головы

ниц

У расшатанного постамента

Со светлым будущим без границ...

Телекамеры со всех сторон

Зенки вылупили на генсека,

На второго в этом мире

После дяди Сэма человека...

***

В каждой маленькой квартире

Образ телевизионный

Заменял жильцам иконы.

Каждая советская кухарка

От него ждала подарка

В виде льготы на талоны

И молилась на него,

Как на телебожество.

Но все больше с каждам днем

Мы разочаровывались в нем.

Квас и тот уже у нас

Недоступен стал для масс.

На носу развал страны,

А ему — все хоть бы хны!

И затырканные прачки,

Отбирая у мужей заначки,

Объясняли эту акцию

Всей серьезностью момента

И желанием без мента

Сохранить здоровой нацию.

"Вон генсека развезло! —

Говорили прачки зло. —

Черно-белый тивисэт

Нам дает в который раз

Отвратительный для глаз

С красной рожею портрет.

И смотреть немного дико,

Как не вяжет царь наш лыко.

И по-пьянке непременно

Назревает в нем измена.

Если он не бросит пьянку,

То подсунет ЦРУ

Ему завтра поутру,

А точнее — спозаранку,

Шехрезадую гражданку

Для его дискредитации —

На погибель нашей нации.

***

И кухарки, вторя прачкам,

Объявили бой заначкам.

И мужьям шептали жарко:

— Это что ж за ремесло!

Каждая у нас кухарка

Всем завистникам назло

Может выйти в президенты,

Ну а вы, за ради бога,

Вместо подоходного налога

Нам платите алименты.

И меняли быстро тон,

Если муж был раздражен:

— Мы могли б, конечно, сами

Стать великими вождями,

Но за вами нужен глаз —

Пропадете вы без нас!

Как простого дуралея,

Сгубит каждого из вас

Вирусная диарея.

И последний наш генсек —

Не железный человек,

Не какая-то там леди,

И он даже — не из меди.

Кроме всяких шуток,

Портит он себе желудок

Огородной нашей пищей,

Как последний русский нищий.

И представить даже жутко,

Как без крепкого желудка,

Пить он будет без закуски

За кордоном, «за бугром»,

Где занюхивают рукавом...

Но не знал электорат

Про сенсорный царский зад,

И поэтому хулу

Относил к столу,

И увлекся так, что стул

Даже не упомянул.

***

Царь, в отличие от масс,

Отгороженных у нас

Металлической завесой

От демократического блуда,

Слыл среди простого люда

Перестроечным повесой.

Зная эту свою славу,

Он надеялся по праву,

На добротные пинки,

На которые охочи

Только наши мужики.

И пинают… что есть мочи.

И почесывая зад,

Так, чтоб не было конфуза,

Он беспутного француза

По фамилии де Сад

Втихаря крыл грубым матом,

И маркиза виновытым

Он считал, конечно, в том,

Что багаче стал умом.

Если бы не злой маркиз,

Наш любимый нами низ,

Наша мягкая часть тела,

Представленья не имела

0 жестокости садизма.

А битье — не то, что клизма...

И все чаще думал он,

Что до времени, до срока

Перешел он Рубикон,

И пинать должны жестоко...

*****

… Огляделся царь вокруг:

Кто тут враг, а кто тут друг?

Для кого он — божество,

А кому уже давно

Стало тошно от него?..

В зале — партии сыны,

Судя по горящим взглядам,

Ей по-прежнему верны.

А соратников нет рядом!

И, конечно, неспроста

Здесь в президиуме — пустота.

Опирайся лишь на стол —

Вот куда процесс зашел.

«Запах жаренного к нам,

Как дурман, как фемиам,

Тянется из-за кордона.

Мне же, кроме самогона,

Нечем членам потрафить,

Так сказать, их ублажить,

И разъест КПСС…

Меркантильный интерес.»

Царь нахмурил брови:

«Много мне попортят крови

Эти старые ханжи —

Элитарные мужи!

Зал, забитый до отказа,

Не решает ничего,

Но с подмостков и в него

Расползается зараза...

Наши умники правы:

Рыба тухнет с головы.

Не хватает даже зла!

Кто-то хочет из царя,

Сделать втихаря

Отпущения козла.»

И сказал генсек сурово:

— Прежде чем возьму я слово,

Службу безопасности,

Не вникая в частности,

Попрошу дать съезду справку:

Кто из тех, кого здесь нет,

Лапу запустил в бюджет,

И, себе оформив лавку,

На основе дармовой

Ушел в бизнес с головой,

Как обычный сукин сын?!

Нам пора прикрыть те лавочки —

Это знаю я без справочки.

Там товар у всех один —

Достояние народное,

И цена свободная!

***

Зашуршали алые шелка,

И из-за кулис

Вышел важно, как на бис,

Главный генерал ЧеКа.

На его лице повязка

Шла крест-накрест через нос.

И у всех возник вопрос:

Для чего чекисту маска

Из засаленных полос?

Но строитель коммунизма

Знал на опыте своем,

Что такое наша клизма,

И сидел с закрытым ртом...

Так сказать, притихший зал

Настороженно молчал.

Но не зря был генерал

Самым главным генералом.

В тишине, гремя металлом,

Украшавшим его грудь,

Не смущаяся ничуть,

Поклонился молча залу

И, дав погреметь металлу,

Сделал четких два шага

К генсекретарю ЦеКа.

Словно ветром сдуло

Генсекретаря со стула.

— Подождите, генерал! —

В ужасе царь закричал. —

Почему завязан нос?

Отвечайте на вопрос!

Твердолобой головой

Разбивали кирпичи?

Или с девкой дармовой,

Развлекались на печи?

Генерал теперь назад,

Скромно свой потупив взгляд,

Сделал те же два шага.

— Если б так, а было хуже… —

Он откашлялся слегка,

Словно был слегка простужен. —

С картами затеяли мы ужин...

Не успел я скинуть даму,

Вот и натерпелся сраму.

У моёва денщика

Крепкая рука.

Облегченно царь вздохнул

И на свой уселся стул.

— В "дурака" не лупят зря.

И по правде говоря,

Денщиком побитый нос

Не снимает мой вопрос.

— Вас сомнения берут:

Раз побита носопырка,

То и в голове есть дырка?

— Обижаться не пристало

Генералу на царя.

И начнем мы все с начала...

Откровенно говоря,

В этом зале дружно все мы

В поте трудимся лица,

Утверждая без конца

Торжество своей системы.

А в тех лавках продают,

Пребывая в лености,

Наши с вами ценности,

Заодно и нас сдают.

И неплохо бы нам знать,

Кто кого успел продать

И почем кто продает,

Так сказать, родной народ?

Это в оптовой продаже.

А ведь есть и гегемон.

И распродается он —

И весьма успешно даже! —

В розницу и просто так… —

Ну уж не совсем, чтоб даром,

Даром — только за амбаром.

За талоны на табак....

— И на квас, заверю вас!

Без талона даже кваса

Не получит наша масса

И ее рабочий класс!

— Генерал, я — не об этом!

Вы отчет хоть отдаете,

Что сейчас вот здесь несете

Перед целым белым светом?!

Затаив дыханье, мир

Слушает и смотрит нас.

Мы берем ориентир,

Выверяем наш компас

На задуманную мной

Пересортировку масс

И аферу со страной.

Ну а вы тут нам — про квас!

Видите, как рассмешили съезд?!

И, чтоб всем нам стало ясно,

Что смеемся не напрасно,

Проведем давайте тест,

Простенький для генерала.

А и Б сидели на трубе.

А упало, Б пропало...

Кто остался на трубе?

Честное могу дать слово,

Эта шутка Примакова

Позабавила меня —

Хохотал вчера полдня.

Подтянулся генерал

И решительно сказал:

— Был я ранен. Был контужен.

Битым был. И был ненужен.

Только не был суеверен,

А поэтому уверен:

Кто сидел, те и сидят.

И хоть трубы не едят,

С нефтегазовой трубы

Не сойдут уже вовек

Наши баловни судьбы.

Сам шутник — наш человек,

И не может быть такого,

Чтоб шутил он бестолково.

Новый русский паразит,

Если уж на чем сидит,

То сидит он капитально

И на мир глядит нахально.

На таких управы нет, им везде — зеленый свет.

Я конкретизирую ответ.

А и Б остались на трубе.

Не свалились, не упали,

За кордоном не пропали,

Не явились в КГБ,

Чтобы там разоблачиться,

С тунеядством распроститься.

В зале нервный крик возник:

— Вот он истины великой миг!

Передел и воровство

У нас — вроде ностальгии!

Надо кокнуть кой-кого,

И уймутся остальные!

Наш закон предусмотрел

За хищения — расстрел!

Захихикал тут генсек:

— Так устроен человек.

Все на дармовщинку падки,

И воруют без оглядки

На царя и на закон.

Так уж повелось у наших масс

Требуют талон на квас,

Ну, а сами хлещут самогон.

Генерал! Вы с квасом разом

Ум затмили мой и разум!

Объясните вы собранию,

Куда в эту пору раннюю

Разбежались мои члены:

Нет ли признаков измены?

— Поредели наши штаты,

И за всеми нам не уследить.

И не мы тут виноваты,

Что приходится нам жить

От зарплаты до зарплаты.

Вон лихие демократы

Утверждают: будто рады

Увеличить нам оклады.

Через сад и огород,

Так сказать, идти вперед

Поиссяк энтузиазм,

А в финансовых расчетах

У партийных идиотов

До сих пор царит маразм.

— Ну, товарищ генерал

В этот раз меня достал!

Может, мнения другие есть?

Что на это скажет съезд?

В зале ни один дурак

Не хотел попасть впросак,

А тем более — в колхоз.

В последней фразе кроется такой смысл: партийная элита отправляла неугодных аппаратчиков «поднимать» сельское хозяйство… со всеми вытекающими отсюда-оттуда для них последствиями.

Тут генсек приободрился,

К генералу обратился,

Видоизменив вопрос:

— Но вы знаете хотя бы,

Где сейчас мой член ЦеКа,

Правая моя рука?

Говорят, он — у какой-то бабы...

— Поясню без крепких слов:

Жив пропойца и здоров.

По совету докторов,

В оппозицию ушел,

Попросту — в подполье.

Заготавливает колья.

Рубит жерди, частокол,

И на вас чертовски зол.

Утверждает: будто вы,

Так сказать, без головы,

И вас надо-на помойку,

Так сказать, за перестройку.

— Но откуда у Кузьмы

В голове — крамола!?

Он же нашего помола!

Или ошибались мы?

Кто-то нервно взвизгнул в зале:

— Скурвился Кузьма!

Не дале,

как в начале той недели

с девкой мы его застали

и остепенить хотели.

А в него вселился бес,

и он нам в противовес

за корявым частоколом

угрожал расколом.

— С бабой тешился он, с бабой!

— Да для баб он слишком слабый!

— Депутаты, не орите!

В паспорт бабы загляните!

Незамужняя она —

Девственницей быть должна.

Тут смешались воедино

Крики, вопли, и картина

Съезда на телеэкранах

Была вмиг искажена,

А потом заменена

Сказочкой о двух баранах.

***

Бился, словно в лихорадке,

Колокольчик над столом,

И, не выдержав нагрузки,

Он упал на стол ничком

С высунутым язычком.

Генеральный даже взмок.

А утихомирить зал не смог:

То ли в горле стало сухо,

То ли зал лишился слуха...

И тогда без лишних слов

Он разделся до трусов,

И, схватив графин с водой,

От макушки до ступней

Быстро освежился в ней.

Фыркнул громко раз-другой...

Отряхнулся, что есть сил,

И к трибуне потрусил.

Раздраженный близкой смутой,

Мокрый, влажный и сырой,

Не одетый, не обутый,

Полуголый и босой

На трибуну он принес,

Словно чей-то верный нес,

Старомодную туфлю.

Приутих немного зал.

Каждый в зале понимал

Всю торжественность минуты:

В старомодной той туфле

Делать нечего в Кремле —

Здесь неплохо все обуты.

Она, видно, из музея...

Очень странная затея.

Это, что ж, в который раз

Снова ренессанс у нас?!

Уловив смятенья миг,

Перешел генсек на крик:

— Нам от старого досталась мира,

Так сказать, с ноги кумира —

Эта грозная туфля!

Этой самою туфлей

Наш кумир в стране чужой

Загнивающему миру

Путь указывал к сартиру.

Но не смыта с унитаза

Буржуазная зараза.

И напрасно, видно, он

Им мозги вправлял в ООН...

— Реплику из зала можно?

— Можно, только осторожно.

Из прессцентра доложили,

Нас к эфиру подключили.

Не хватает нашей брани

Только на телеэкране.

И прошу я всех заране

Умерять партийный пыл.

— Перестроечный кумир

Взял не тот ориентир!

И была у мужика,

Так сказать, кишка тонка.

— Вовремя не перестроился,

И процесс расстроился!

— Перестроить думал мир,

А сам угодил в сартир!

Долгосрочной стала клизма

Краснобаю коммунизма!

— Да ротацию придумал он,

Вот за это был смещен —

Пнутым из Кремля,

И не помогла туфля!

— Обижать чиновников нельзя —

Мстительные все они!

А у нас, в кого не ткни —

Все удельные князья!

***

Словно на аукционе,

На всемирной распродаже,

Может, и масштабней даже,

Замерла на красном фоне

Над хозяином Кремля

Облысевшая туфля...

Покрутив над головой

Старомодною туфлей,

Он свободною рукой

Стер испарину на лбу

И возвысил голос свой:

— Резюмирую итог

Всех тех реплик,

что наш съезд

Повыкрикивал мне с мест

И которые расслышать смог.

Откровенно говоря,

Он за перестройку взялся зря.

Не созрела наша масса

Без талонов жить и кваса.

Поспешил и насмешил.

— Но Бориса не было тогда,

И социализм уцелел!

— Если вас запрут на даче,

Обернется все иначе!

Тут генсек опять вспотел...

Выкриками с мест

Досаждал генсеку съезд.

— Алкашей Кузьму и Борю,

Ради нашей с ними дружбы,

Мы должны отправить к морю,

Где спасательной нет службы!

— И на дармовой аперитив

Выдать им аккредитив!

— Пьяным море — по колено!

И могильщики соцстроя

В нем утопнут сразу трое,

Так сказать, одновременно… —

Это брякнул генерал.

Царь в затылке почесал:

— Старых жен менять на новых

Мы еще не все готовы.

Мы не так разбогатели,

Чтобы в собственной постели,

Если можно, так сказать,

Перестройку затевать.

И с Кузьмой вопросов нет!..

— Да с чего мы взяли моду

Чуть чего — так сразу в воду! —

С места крикнул тут поэт. —

Человек намерен жить,

Ну а мы его — топить!

Наш не выдержит бюджет

Непредвиденных расходов

На политуродов!

— Продолжая тему эту,

Так замечу я поэту:

Романтический настрой

Может расшатать соцстрой.

С Борей тоже нам все ясно,

И волнуется напрасно

Стихотворец наш придворный.

Надо быть проворней,

Так сказать, в эпоху гласности

Службе безопасности,

А не чушь молоть про квас!

И тогда, заверю вас,

Без серьезных госзатрат

Он утопнет сам в пруду

Как отпетый демократ,

Демократам на беду.

Ну, а третий-то там кто,

Чтобы с ними заодно,

Так сказать, пойти на дно?

Главный генерал ЧеКа,

Буркнул, глядя в никуда:

— В таком деле никогда

Третий лишним не бывает,

Это каждый дурень знает.

Злая шутка генерала

Вновь развеселила зал,

И довольный генерал

Не сообразил сначала,

Чем он снова всех развлек.

Выглядеть стараясь строгим,

Он смотрел себе под ноги,

На носки сапог.

Помогало это мало,

И сама собой сияла

На его лице улыбка...

Был он истинный вояка,

И не разбирался шибко

В том, что толковать двояко

Публика была вольна.

Смехотворная волна

Покатилась по рядам...

А генсек смекнул, что смех

Означал теперь для всех,

Что для всех он значил сам.

Потрясенный шуткой злой,

Он зажал башмак в ладони

И, как на аукционе,

Той музейною туфлей

Зал к молчанию призвал

И торжественно сказал:

— После этакого резюме,

Я замечу залу,

Заодно и генералу,

Сам себе я на уме!

И бессонными ночами,

Палец приложив ко лбу,

Размышлял, как с богачами

Можно выиграть борьбу,

Что нам надо сделать в тактике,

Чтобы мы могли на практике,

А не только лишь в теории,

Повлиять на ход истории.

Результат тех размышлений

Мог бы сам товарищ Ленин

Дать нам в качестве основы,

Путь указывая новый.

Тут генсек не удержался,

Сам собой полюбовался.

«А не дурно, и толково...

Но, чтоб не было промашки,

Я не должен даже слово

Кукарекнуть без бумажки».

— У меня с собой доклад,

Выверенный мной сто крат,

Он лежит в моем портфеле

С середины той недели.

В нем прилежно я расставил

Точки все над и, над ё,

И в нем м-ы-шленье мое,

Как алмаз блестит в оправе.

Все продумал, вплоть до ударений...

Исключил возможность мнений,

Вроде тех: мели Емеля,

Мол, теперь твоя неделя.

Щелкнул кодовый замок,

И из глубины портфеля

Не спеша генсек извлек

Многокрасочный журнал.

А как глянул, что достал, —

Тут же сpaзy снова взмок...

"Лайф" — журнальчик буржуазный

И, на взгляд наш, — несуразный.

Пресса в нем на нет свела

Суть любви, добра и зла.

На его шикарной вкладке

Две прелестные мулатки

В чем их мама родила

Объясняли пьяной роте,

Сами будучи на взводе,

Как, не глядя на дорогу,

Полагается пехоте

Ползать в ногу.

Было время перестройки,

Мы читали "Лайф" на койке

И от чтения балдели,

Но не только на постели...

— Почему он вдруг — в портфеле? —

Глаз скосив на генерала,

Простонал генсек устало. —

Вы и это просмотрели?

— Видит Бог, я не смотрел!..

Разве что — издалека...

Все-таки я — генерал ЧеКа.

Ну и вмешиваться не посмел

В ваши личные дела —

Скромность подвела...

Но теперь — другое дело.

Только вы теперь уж сами

Гляньте вашими глазами,

Куда смотрит обалдело

Авангард партийный наш.

Это — настоящий эпотаж!

Там, за вашею спиной,

Тот же снимок озорной,

Те же самые мулатки,

Что и на журнальной вкладке..

Строевая подготовка ...

Кем-то снята очень ловко.

Посмотрел генсек назад

И потупил скромно взгляд.

— Надо же, как далеко шагнула

Телетехника в партийный быт!

Только я по горло сыт...

Так издеваться надо мной! —

Он снял штаны со стула. —

Ну что ж, товарищ генерал...

Ещё не вечер, я б сказал.

Бери портфель, пошли домой!

****************************

Продолжение следует