Глава 14. Серые будни. Чердак

Дэниэл, подложив руки под подушку, лежал на своей кровати и попеременно переводил взгляд с потолка то на плакат с жутковатым отелем и надписью: «Познай то, чего не знаешь, почувствуй то, чего не чувствовал и тогда узришь суть», (прочитывая надпись раз, наверное в двухсотый, он думал, что эта суть каким-то прекрасным образом упорхнула от него, даже не помахав на прощанье), то на книжный шкаф с пустующей верхней полкой. И он ещё раз томно выдохнул.

Перед тем как отдать книги (Дэнни почувствовал себя провинившимся школьником, который во время не сдал книги в библиотеку), он сфотографировал на смартфон все страницы тетради с записями и только потом отнёс их матери.

Прошла уже целая неделя. Дни на учёбе проходили «обычно». Разумеется, это слово возьмём в кавычки, поскольку «обычность» эта была обыденная отчасти только для Дэниэла, а для другого предстала бы нескончаемым ночным кошмаром. Поэтому, появившаяся какая-то пелена серости и безжизненности будничных дней, сильно омрачала его настроение.

С утра Дэнни выходил один, по дороге никого не встречал — чему был очень рад, и благополучно, как и раньше, приходил в добром одиночестве в университет. В коридоре пару раз пересекался с Марком, который слегка прихрамывал на правую ногу. Но и здесь Дэнни вздохнул с облегчением — Марк даже не взглянул на него, делая вид, что не замечает. В свою очередь занятия напоминали кадры старых кинофильмов, где каждая сцена усыпляла своей нескончаемостью, а чёрно-белый формат сгущал и без того серое уныние.

Несмотря на все прелести «обыденности» в виде маячивших искажённых гримас — на переменах то и дело кто-то раскуривал травку, или были те, кто отходил от вчерашней дармовой попойки, и соблюдаемую технику безопасности — Дэнни старался не задерживаться ни где и ни с кем более двух минут; сегодня произошло нечто новое. Пробираясь через идущий поток студентов к очередной аудитории, Дэнни заметил мелькавшие страшно изуродованные лица. Причём такую форму «эффекта искажения» он раньше не наблюдал. Лица напоминали умерших (проведя в беспечности свои последние семь дней) в страшных мучениях: вытаращенные в предсмертные секунды глаза и растянутый до пугающих размеров рот. Они были похожи на тех, кто повстречался в своём доме с маленькой девочкой, лицо которой закрывали длинные чёрные волосы. С девочкой медленно и осторожно вылезавшей из глубокого колодца, находящегося по ту сторону телевизионного экрана. Дэнни видел похожие изуродованные лица мертвенно-бледного цвета. Это было более чем странно, и порождало череду новых вопросов: почему, вопреки технике безопасности он видел «эффект искажения», и что это был за образ?

После учёбы Дэнни чувствовал себя выжатым лимоном, из которого высосали все соки, а затем ещё и подавили ногами, чтобы убедиться в том, что не осталось ни единой капли. Приходя домой, он падал на кровать и лежал так полтора, два часа, приходя в себя и попутно прокручивая последние события. Кроме мыслей ни на что другое сил просто не было. Даже чтобы поднять руку, нужно было приложить титанические усилия, словно тело отключили от источника питания.

И в самом деле, зачем ему вообще нужно было ехать? В итоге всё развалилось, не успев начаться. Ехать не понятно куда, втягиваться в эти неясные, нечистые дела, которые неизвестно чем могли закончиться. Тёмный силуэт в магазине Эла, нечисть, причём довольно таки высшего порядка, явившаяся в дом Джима, шорохи на чердаке: возможно, всё это было предостережением с той стороны — не соваться в опасные игры. Бросить эти тёмные делишки. Разумеется, Джим истолковывал всё наоборот. «Эта же явный знак», сказал он: «Мы должны как можно скорее отправиться в эту экспедицию». В первую и последнюю экспедицию, которая могла закончиться не в их пользу. Поставить жирный крест на их жизнях, на его по крайней-мере точно. Как с его отцом. В сознание прополз чёрный змей страха, оставляя после себя глубокую бороздку пугающих образов. Дэниэла передёрнуло. Достаточно было и того, что каждый день созерцаешь какой-нибудь кошмар, который, возможно, продлиться всю жизнь.

В последнее время Дэнни часто думал, что после окончания университета нужно поработать где-нибудь годик — скопить деньжат, а потом уехать в какую-нибудь глушь, купить одинокий домик в лесу в самой дальней окраине глуши и работать там, на удалёнке, чтобы никаких людей с их геморройными проблемами и близко не было.

С улицы послышался мерный звук: «Ш-у-у-у-х. Ш-у-у-у-х». Это был их сосед — мистер Джефферсон, который, несмотря на свой преклонный возраст, вёл очень активный образ жизни: содержал оранжерею и небольшой огород на участке за домом, занимался рыбалкой и всегда ходил пешком. Сейчас мистер Джефферсон очищал газон граблями от опавшей листвы, и не только со своего, но и со всех соседских участков. «Ш-у-у-у-х. Ш-у-у-у-х», размерный звук грабель успокаивал Дэниэла. Мистер Джефферсон не был ни дворником, ни уборщиком, который получал бы за это плату (хотя услужливые соседи в тайне приносили его жене небольшую плату), ему просто нравилось такая работа.

Слабость слегка отступила и Дэнни, поднявшись с кровати, подошёл к окну. «Ш-у-у-у-х. Ш-у-у-у-х», всё также доносилась ровная мелодия до его слуха. Он всегда поражался, с какой деликатностью и в то же самое время с умиротворением пожилой сосед счищал листву. Казалось, он вкладывал в каждое движение не только душу, но и некий смысл, словно от этой работы зависело благополучие и счастье всего человечества. Дэнни с сожалением выдохнул. И как же научиться вот так вот от простой работы получать такое умиротворение? Можно было отдать за такое умение ни одну, а десять своих способностей. Способностей?! Не способность, а ужас.

Как только мистер Джефферсон перешел к участку Лэндвудов, на улицу вышла Анна. Подойдя к доброму соседу, она что-то спросила. Он наклонил голову и с улыбкой тоже что-то ответил. Через несколько минут Анна вышла вновь, неся кувшин с прохладительным напитком и стакан. Дэнни ещё немного понаблюдал эту идеалистическую картину услужливости и снова лёг в кровать.

* * *

В понедельник, около трёх часов по полудню, когда Дэнни совершал свой первый мысленный моцион, собирая себя по частям, в комнате распахнулась настежь дверь (от неожиданности Дэнни чуть не подпрыгнул) и вбежал радостный Бобби, который кинулся с объятьями на брата.

— Дэнни, Дэнни! Мы с тобой не виделись все выходные! Так долго.

— Да, всего-то выходные. — Несмотря на вялый ответ, Дэнни где-то глубоко внутри был рад, что он теперь будет не один в комнате.

— А ты знаешь, Тётя Нэнси разрешила мне установить ту игру «Darkened Tree»

(Анг.: «Потемневшее древо»)

И я прошёл то место.

Дэнни оживился.

— Как?

— Нужно было найти три артефакта: дома, в том особняке и на месте убийства. Помнишь, там убили брата главного героя?

— Ну.

— С этими тремя штуками нужно было зайти в ту комнату, совершить какой-то сложный обряд и сразу же войти в зеркало.

— Прям в зеркало? А как же монстр?

— Нужно быстро пройти внутрь. Он ничего не успел сделать.

— И что дальше?

— Ничего такого. Попадаешь в большущий зал. Ставишь три артефакта в какие-то штуки, а потом бегаешь и мочишь главного монстра из «ремингтона». Бах! — Бах! — Бах! — И Бобби изобразил стрельбу, держа в руках воображаемый помповый дробовик.

— Как ты про это узнал?

— Там везде были спрятаны подсказки. Разве ты их не заметил? И…. Ой! — Бобби обернулся и обнаружил груду карт. — Кто сломал мой замок?

— Извини, — начал неторопливо Дэнни. — Я открыл окно, и сквозняк всё сдул.

— Я всё расскажу маме! — С этими словами он выбежал из комнаты.

— Давай. Хуже мне точно не будет. — Сказал Дэнни и перевернулся на другой бок.

Чуть позже в тот же день, все трое, сев в старый «пикапчик» отправились в местный супермаркет. По дороге Анна сделала выговор Дэниэлу за разрушенный карточный домик, но сказано это было формально и больше для Бобби, который продолжал демонстрировать свой обиженный вид. Она знала, что Дэнни более-менее успокоился и сейчас упрекать его за что-то будет ни то, что бесполезно, а даже вредно. Именно поэтому Анна отвезла на выходные Бобби к своей сестре.

Припарковав «пикап» на бесплатной автостоянке, Анна открыла дверцу и с умилением произнесла:

— Вы только посмотрите, какая прелесть!

Бобби сразу же выбежал наружу и принялся восторгаться, а Дэниэл вяло подсел поближе к выходу.

Перед автостоянкой находился парк, окружённый пышными деревьями и кустами. Прямо над кронами деревьев светило заходящее солнце, освещая всю округу ласковыми лучами, а облака окрасились в тёплые тона оранжевого и розового. К ровному гудению проезжающих автомобилей с проспекта и детскому смеху из парка гармонично добавлялось самозабвенное пение птиц.

— Какое чудо, — сказал Анна, и вытащила свой телефон. — Милый, встань вон туда. Пока солнце не село, нужно это запечатлеть. Дэнни, присоединишься?

Он неохотно поднялся и направился к Бобби.

— Дэнни, улыбнись хоть немного!

— А он не умеет. — Иронично сказал Бобби, и Дэнни глядя на брата, натянул страдальческую улыбку.

Сделав несколько фотографий, Анна подошла к детям, и не отрывая взгляда с деревьев произнесла:

— Меня всегда поражало, как чириканье воробушек излучает столько радости. Только посмотри.

Дэниэл снова посмотрел на стоящие рядом раскидистые деревья, на которых перепрыгивали с ветки на ветку воробьи.

— Если бы человек мог так же легко радоваться. Что скажешь, Бобби?

— Я и так радуюсь, почти каждую секунду. — С радостью заявил он.

— Ты у нас самый радостный мальчик на свете.

— А Дэнни?

— И Дэнни тоже, — Анна прямо таки светилась счастьем. — Просто он сам этого не знает. Пойдёмте!

* * *

Теперь, по прошествии шести дней, Дэнни лежал и вспоминал тот приятный момент. Что ж, вот так и проходила обычная жизнь: поездки по супермаркетам, магазинам, ярмаркам, закупка необходимых вещей, встреча с соседями, друзьями, разговоры-разговоры, готовка еды, уборка, снова разговоры — в общем, большая часть дня и состоит из таких рутинных занятий. Вспоминая слова матери про воробьев, которые исполняли свои обычные, каждодневные дела с такой радостью, Дэнни мог только позавидовать. Но разве человек не мог испытывать то же самое? От таких же обычных, каждодневных дел. В принципе мог, человек же не хуже животных. И в этом скорей всего и находилось счастье. Ну, по крайней мере, один из компонентов счастья. А мистер Джефферсон? С каким благодушием он выполняет свою работу. Счастье находится здесь, у всех на глазах. Ни в золоте или руде, спрятанных в горах, ни в нефти в глубоких недрах, а здесь, прямо перед тобой. Само ценное всегда спрятано на видном месте. И неважно богатый человек или бедный, низкий или средний у него уровень достатка, одевает ли он поношенные вещи или брендовые, живёт в Штатах или в далёкой России; ведь каждый день все люди совершают одни и те же поступки, одни и те же необходимые действия. И, как мистер Джефферсон нужно уметь от каждого действия получать радость, делать это от всей души. А иначе, вся жизнь пройдёт только в сравнении того, чего у тебя нет. Что там ещё нужно? Окончить учёбу, устроиться на работу, завести семью, но для начала нужно было найти вторую половинку.

Тут в памяти Дэниэла появилась Кэйт — она осторожно и нежно вытирает кровь с его лица. Он отчётливо помнил её заботливое личико, когда она сказала ему лечь на диван и запрокинуть голову.

Может быть, написать ей? Куда-нибудь пригласить.

Дверь с шумом распахнулась. От громкого стука Дэнни подпрыгнул. Забежал Бобби.

— Тебя мама зовёт!

— Зачем? — Раздражённо спросил Дэнни.

— Нужно помочь. Быстрее!

— Ага. Я тебе сколько раз говорил, не хлопай дверьми.

— Я забыл. — Торопливо выговорил Бобби, и, выйдя из комнаты, снова хлопнул дверью.

— Бобби!

Бобби открыл дверь.

— Извини, Дэнни. Это сквозняк. — Сказал он, и опять хлопнул дверью.

— А-а-а-а! Да что же это??

Дэнни встал, подошёл к окну и за шнурок поднял не до конца закрытые жалюзи. На зелёных лужайках всех ближайших домов, которые были отсюда видны, не было ни одного листика. Мистер Джефферсон потрудился на славу. Что ж, нужно помочь, так поможем.

Выйдя из комнаты и пройдя пару шагов Дэнни остановился, глядя в дальней конец галереи. Там находилась лестница, ведущая на чердак. Всю прошедшую неделю сверху не доносилось никаких странных звуков и царапанья. Дэнни хотел надеяться, что это к лучшему.

Спускаясь по поскрипывающей лестнице — звук, которой почему-то был приятным, Дэнни уловил запах готовящейся курицы в чесноке. От этого аромата усталость начала проходить, а оставшаяся часть перешла в горячий аппетит.

Зайдя на кухню, Дэнни обнаружил на столе свёртки свежей зелени: укроп, петрушка, зелёный лук, сельдерей. Рядом была горка спелых помидоров, огурцов, болгарского перца, репчатого лука. Аромат овощей и зелени был настолько сильным, что заполнял всё пространство, но при этом какофонию запахов можно уловить по отдельности и вместе.

— Пахнет суперски. — Выговорил с наслаждением Дэнни.

— Дэнни, вот и ты, — сказала Анна, замешивая в большой кастрюле тесто. — Нужно нарезать овощи и всю зелень. Бобби уже их помыл.

Он глянул на брата, который увлечённо складывал салфетки.

— Без проблем. А что за повод?

— Праздничный ужин в честь приезда Тёти Нэнси и Дяди Гэрберта. Давненько они не заезжали в гости. И кстати, одень, пожалуйста, к ужину приличные рубашку и брюки, а не эти затасканные джинсы и кофту.

— Ладно. — Выдохнул он.

Учуяв запах брусники, он подошёл к кухонной плите, и увидев настаивающийся напиток в кастрюле, воскликнул:

— Вау! Это же мой любимый напиток.

— С мёдом и клюквой. — Добавила Анна. — И не суй в еду лицо. Иначе мы будем пить напиток с твоими волосами, которые неплохо было бы подстричь.

— В следующий раз одену бандану. А тесто для пирога?

— Да. Будет вишнёвый пирог.

— Круто! Настоящий праздник. — Продолжал изумляться Дэнни. И негромко добавил — Мам, ты лучшая.

— Спасибо.

Анна была польщена — нечасто услышишь от Дэниэла такие слова, да ещё и сказанные так трепетно, хотя подобные пиршества она устраивала не столь редко.

— Нет, честно. Я ещё никого не встречал, кто готовил бы также суперски как ты. Сейчас мало кто так умеет готовить, особенно молодежь. Жрут всякую херню.

— Дэнни!

— Ой! Пардоньте. В смысле фигню. Я уже хочу есть.

— Будем, надеется, твоя жена будет уметь готовить. В противном случае мне придётся готовить за двоих.

При слове «жена» Дэнни скривил лицо и высунул язык.

— Проще будет научиться готовить самому. — С этими словами он подошёл к кухонному столу, на котором уже лежала разделочная доска и нож, — такой острый, что нарезать продукты было одно удовольствие.

Дэнни принялся нарезать салат, попутно вспоминая умиротворённого мистера Джефферсона и также пытаясь получить удовольствие от самой работы. Но оно не очень-то спешило приходить. Да к тому же, ещё постоянно приходилось откидывать назад волосы, которые всё время падали прямо на глаза. Дэнни посматривал на экран телевизора, где показывали одну из научно-популярных передач «National Geographic» о жизни муравьёв. Диктор рассказывал о сплоченности муравьёв, когда каждый отдельный индивид, объединяясь с другими индивидуумами в одно целое, образуют сверхорганизм, как большое количество клеток в одном теле. И с лёгкостью совершают какое-либо общее для всех дело, добиваясь невероятных результатов. На экране показывали как десятки муравьёв соорудили собственными телами живой мост, для того чтобы другие собратья смогли пройти через непроходимый участок.

— А, чёрт! — Воскликнул Дэниэл.

— Дэнни, сколько раз говорила: помянешь чёрта — он и появится.

— Блин! Я палец порезал! — С досадой выговорил он, рассматривая рану.

Анна взглянула и иронично произнесла:

— Не переживай, до свадьбы заживёт. А так, нужно обработать антисептиком и заклеить пластырем.

— А сказать волосатый пердошлем можно? — Насмешливо, спросил Бобби.

— Бобби, Боже мой! Где ты этому научился?

— Где, где? В своей дурацкой школе. Там и не такому научат. — Заклеивая палец пластырем, злобно выдавил Дэнни, припомнив при этом и другие слова из лексикона брата.

— Бобби, впредь не говори такие слова. Это очень некрасиво.

— Я слышал это от мистера Дженкинсона.

— Милый, если все люди начнут прыгать с крыши — это не означает, что это правильно и так должны поступать все, понимаешь?

Он кивнул.

— Если взрослые, даже учителя, говорят плохие слова — это не повод для подражания. Господи, бедные наши дети, что их ждёт в будущем? — Проговорила Анна вполголоса, возвращаясь к работе.

«Их ждёт ужас», хотел сказать Дэнни, вдруг вспомнив все изуродованные лица детей, подростков, студентов, взрослых, стариков, которых он видел за всё время, но промолчал.

— Если тебе сложно, я сама сделаю.

— Нет, всё нормально. Я справлюсь.

Было неудобно работать с порезанным пальцем, который всё время ныл, но Дэнни закончил работу и после, к своему удивлению, ощутил легкую волну удовлетворения, нахлынувшую изнутри. Он ещё помог собрать и вынести на улицу мусор, сполоснул и составил в посудомоечную машину посуду. Теперь освободившись от порученных дел, Дэнни подумал, что бы ещё сделать полезного? На ум вдруг пришёл чердак, на котором он обещал убраться ни одну неделю. Чердак, так чердак. Почему бы и нет? Захватив в чулане ведро, пару тряпок, швабру и моющие средства, Дэнни поднялся по лестнице на второй этаж и пройдя в дальний конец площадки, где была узкая лестница ведущая на чердак, поравнялся с ней. Он стоял в нерешительности, не отводя взгляда от тёмной, спрятавшейся в глубоких тенях двери, прислушиваясь к внутренним ощущениям. Кроме голоса диктора, доносившегося откуда-то издалека, из кухни, и звуков позвякивающей посуды, ничего слышно не было. Молчало и нутро. Идти или нет, хотят ли его там видеть? Дэнни не спеша поднялся по ступенькам до двери, прислушиваясь к каждому шагу, и открыл её. Ничего не произошло. Внутри царил полумрак, отчего чердачное помещение напоминало своды каменной пещеры. Нащупав рукой на шершавой стене кнопку, он включил свет. Под крышей, расположенные в разных концах, зажглись две шестидесяти ваттные лампы. И вновь ничего. Обычный чердак, правда, было очень много пыли — целый дюйм, и куча хлама, который сюда поскидывали за последние пять или шесть лет. Дэнни присмотрелся внимательней. Именно здесь это и происходило. Именно сюда приходил его отец и проводил что-то, что-то не ясное, вызывающее жуткую тревогу. Помимо затхлости, пыли и запаха старья, витающих в воздухе, можно было уловить тонкий, еле уловимый запах каких-то химических веществ, напоминающих о древности.

Притащив пылесос (тряпки были тут бессильны) и подключив его к сети, Дэнни принялся счищать слой пыли, попутно разгребая наваленные кучи барахла. Он вспомнил слова Шерлока Холмса: «Человеческий мозг — это пустой чердак, куда можно набить всё, что угодно. Дурак так и делает: тащит туда нужное и ненужное. И наконец, наступает момент, когда самую необходимую вещь туда уже не запихнёшь. Или она запрятана так далеко, что её не достанешь. Я делаю по-другому. В моём чердаке только необходимые мне инструменты. Их много, но они в идеальном порядке и всегда под рукой. А лишнего хлама мне не нужно».

Ну что ж, так и поступим, как говорил рассудительный Мистер Холмс, разгребём этот завал, чтобы можно было понять что нужно, а что нет.

Спустя полчаса уборки пыли практически не осталось. Большинство завалов были разобраны, целые вещи аккуратно сложены, а сломанные и кандидаты на выброс в мусорный контейнер собраны у входа. И тут Дэнни обратил внимание, что в самом углу, куда не проникал свет с улицы через чердачное окно, и даже свет лампы был не знаком с этим далёким участком, лежал сложенный, весь в паутине, старый персидский ковёр, прикрывающий какую-то коробку. Он подошёл, оттащил ковёр и обнаружил внутри коробки потрёпанную книгу. Заинтересовавшись, он подумал, что все возможные спрятанные книги в этом доме были уже давно обнаружены. Зайдя под лампу, он принялся читать, перелистывая пожелтевшие от времени страницы. Неизвестно сколько прошло времени — полчаса, а может быть и два часа. Но от прочитанного лицо Дэниэла Джэй Лэндвуда переменилось. Внутри прочитывались неистовое удивление и древний страх, идущий из глубины песчаных веков.