II

(иллюстрация выполнена нейросетью)

Вспоминая, где находится кухня, я неспешно вышагивала по дому, стараясь в полумраке не наткнуться на что-нибудь. Непонятно, почему владелец особняка пренебрегает освещением? Экономия или что? Наконец, нужные помещения, откуда шел приятный аромат, были найдены. Теплый желтоватый свет окутывал столовую и примыкавший к ней буфет, отгороженный одной лишь стойкой. Под высоким потолком, прямо над длинным обеденным столом, висела массивная хрустальная люстра, прозрачные «сережки» которой так и поблескивали на свету. В углу горел камин из крупного серого камня, напротив него стояла пара кресел, обращенных «лицом» к очагу, а между ними — столик с шахматной доской. Видимо, после трапезы здесь часто заседают, раз даже так обустроили уголок, а может это для поваров, отдыхающих от проделанной работы. В любом случае, это еще больше добавляло уюта помещению, обставленному на манер старинных именитых домов из романов какого-нибудь восемнадцатого-девятнадцатого века: грузная мебель из черного дерева со всевозможными вензелями и рельефами на дверцах и уголках шкафчиков, комоды и стулья, имевшие изогнутые пухлые ножки. На окнах же красовались тяжелые портьеры благородного вишневого цвета. Атмосфера старины, но не изношенности царила в зале.

Потоптавшись в дверях, я все же прошла к буфету, где хозяйничала кухарка — ее спина то и дело выглядывала из-за угла. Аккуратная черная форма, похожее на платье с белоснежным кружевным воротничком, поварской чепчик, из-под которого выглядывали собранные в тугой пучок волосы, талию обхватывал пояс передника. Теперь не было никаких сомнений в том, что господин Йохан Швальц приверженец традиций и взглядов давно минувших лет, ведь такую форму на поварах нынче не встретишь, даже у персонала в частных домах. Как бы мне не хотелось отвлекать от работы кухарку, но мой желудок своим настойчивым урчанием заставил это сделать.

— Извините, — я облокотилась о стойку и чуть подалась вперед.

Видимо, не ожидая, что кто-то вот так подкрадется сзади, женщина вздрогнула и выронила до блеска начищенный поднос из рук.

— Как же вы напугали, — кухарка приложила руку к груди, выдохнула и тут же с любопытством посмотрела на меня.

— Прошу прощения...

— Надо же! Свежее лицо появилось в особняке, давненько тут новых людей не было — всегда одни и те же, даже тоскливо от этого стало как-то, — затараторила с улыбкой стряпуха, да так радостно, будто встретила давнюю подругу. — Ох, что же это! Меня зовут Сюзанна Альбертовна, я здешняя повариха, но думаю, вы не удивитесь, если скажу, что и живу тоже в этом доме.

— Я Мария. Думаю, что это не выглядит странно. Уже, — вынужденная подыграть, мне пришлось кивнуть. — Вообще-то, я зашла сюда, чтобы спросить, не найдется ли перекусить чего-нибудь до ужина, или угоститься чаем. В дороге, знаете ли, уничтожила все свои запасы, а это было давненько.

— Ой, что вы, Машенька, в этом доме распорядок нарушать нельзя, господин Швальц очень строг по части правил, но… постойте-ка, — Сюзанна юркнула куда-то за стенку и через минуту появилась с бумажным сверточком в руках, — вот, возьмите, это хлебная соломка, осталась от обеда. Знаете, мы тут все, бывает, что-то себе позволяем, только молчок.

— Что, Сюзи, уже во все сплетни и секреты посвящаешь нового жильца? — за спиной послышался мужской голос и я обернулась.

На пороге, прислонившись к косяку, стоял высокий худощавый мужчина лет тридцати, облаченный в свободную черную одежду, похожую на пижаму, и со снисходительной улыбкой наблюдал за Сюзанной. Ну неужели! А то мне начало казаться, что я попала в женский пансион или монастырь. Незнакомец улыбнулся еще шире и вальяжно, будто являлся владельцем всего, что нас окружало, прошел к обеденному столу и уселся за него. Глядя на него, возникло ощущение, что еще немного и он положит ноги на столешницу — настолько раскованны и вольны были его движения и манера держаться. Мужчина достал из кармана сигару и закурил, попутно осматривая меня.

— Помилуй, Павлуша, разве можно так?! — то ли с укором, то ли оправдываясь воскликнула женщина. Бледная кожа на ее лице тут же пошла красноватыми пятнами, выдавая волнение, и кухарка поспешила отвернуться. — Неужто правила приличия больше не приняты? Вот, знакомимся, тебе бы тоже надо представиться.

— Ладно, ладно, только без нотаций, — новоиспеченный собеседник выпустил пару сизых колец изо рта и откинулся на спинку стула. — Павел Григорьевич Царёв, здешний временный жилец, впрочем, как и все остальные.

— А я...

— Мария, верно? Да, знаю уже. Я всегда раньше других узнаю обо всех новостях тут, не считая господина Швальца, разумеется. Так что, можете не трудиться рассказывать мне, кто вы и зачем сюда приехали, а вот перед прочими соседями придется постараться.

Тут меня посетило ясное чувство, что с этим надменным типом не полажу, хотя мои покладистый нрав и дружелюбная натура позволяли уживаться и находить общий язык со всеми. В приятном, даже красивом на первый взгляд лице молодого мужчины при внимательном рассмотрении можно было разглядеть нечто отталкивающее и даже хищное. Высокие скулы и волевой подбородок, бросавшиеся в глаза и, несомненно, служившие украшением лица любого мужчины, значительно подчеркивали это.

— Прекрати пугать Машеньку. Не слушайте его, он просто хочет произвести на вас хорошее впечатление, только, как обычно, выходит все наоборот, — всплеснула руками Сюзанна и раздраженно вздохнула.

На прозвучавшие слова Павел лишь блеснул завораживающей улыбкой; продолжая наслаждаться сигарой, он поднялся с места и подошел к кухне, остановившись около меня. Густой терпкий дым смешавшийся с теплым древесным ароматом, что окутывал мужчину, мгновенно защекотал мой нос, и я слегка отстранилась.

— Не выносите сигарный дым? — Царёв резко повернул голову и уставился на меня так, будто я его самый заклятый враг, но тут же смягчился. — Ничего, я тоже многого не терплю, и если уж говорить об ароматах и запахах, то то, что сейчас готовит наша милая Сюзи — верх моей неприязни.

Только сейчас я обратила внимание на витавший в воздухе запах тушеной квашеной капусты, который не вызывал у меня никакого отвращения. Сюзанна Альбертовна махнула рукой на Павла, раздраженно заметив, что тот ничего не понимает в немецкой кухне, и тут же добавила, что мне непременно понравится это блюдо. Вскоре я поняла, что очень хочу вернуться в свою комнату — общество малознакомых людей с напускным дружелюбием, их разговоры, не касающиеся меня, начали угнетать. Улучив момент, когда эти двое были увлечены каким-то спором, я бесшумно покинула столовую, надеясь, что не столкнусь еще с кем-нибудь по дороге.

Вновь оказалась в холодном и мрачном коридоре, уходящем дальше в совсем кромешную темноту, куда желания пройтись и осмотреться не возникало совсем. Единственное, что привлекало внимание — высокое, до самого потолка окно почти напротив трапезной. Через него просачивался тусклый свет, наталкиваясь на черный тюль и слабо разбавляя темень. Прижимая к себе, словно сокровище, кулек с хлебной соломкой, я подошла к окну: снаружи открывался вид на просторный внутренний двор, объятый стенами первого этажа. Строение особняка оказалось не таким простым, чем мне представлялось сначала. Протерев слегка запотевшее стекло, я увидела во дворике подобие уже увядшего сада с редкими нагими деревцами, высаженными вдоль стен, несколькими пустыми клумбами и скамейками возле них. Между безликих и мертвых цветничков сквозь мутную дождевую пелену я разглядела вкопанные в землю небольшие плиты, и за всем этим виднелась скромная, но угрюмая каменная постройка. Склеп и надгробья? Нет, не может быть. Соседство с домашним кладбищем меня не то что пугало, больше насторожило — едва ли кому-то захочется, выглянув в окно, любоваться могилами. Хотя, может там никто и не похоронен, и это какая-то причуда хозяина дома. В любом случае, не мое дело, и там я точно не намерена совершать прогулки, даже если это просто памятное местечко с именными плитами. Едва я собралась поскорее покинуть коридор, как резкий порыв ветра что было силы ударился о стекло, а вместе с ним — что-то черное и похожее на огромную птицу, и тут же пропало. Буквально подпрыгнув от неожиданности на месте, я отпрянула от окна. По ту сторону завыло и засвистело, корявые ветви уродливых деревьев стали изгибаться в разные стороны, будто живые. Ну и ну! И дня еще здесь не провела, а уже дергаюсь от всего на свете, даже самой смешно. Покачав головой и улыбнувшись собственной внезапно родившейся пугливости, я поторопилась в свою комнату, откуда решила не выходить до самого ужина.

Монотонное тиканье часов, казалось, наполняло всю столовую. В камине трещали поленья, подыгрывая настенным часам, разбавляя неловкое и холодное молчание, повисшее в воздухе. На столе, украшенном скатертью в крупный цветок, в разномастной посуде красовалось скромное меню: та самая тушеная кислая капуста с колбасками, ржаной хлеб, маринованные грибы, потерявшие аппетитный вид, масло и слегка помятый кекс. Посуда, как и все остальное в этом особняке, имела поношенный и старый вид, приборы если и блестели, то только тусклостью и мелкими темными пятнами. На своей тарелке я обнаружила тонкую трещину, нитью тянущуюся от края до края. К ужину собрались все, кто обитал в этом мрачном доме, и теперь я разглядывала украдкой совершенно чужих мне людей, желая, чтобы это все поскорее закончилось. Даже в моей семье общая трапеза случалась не часто и не была столь важна, не считая праздников, так что, придется набраться терпения. Помимо уже знакомых мне лиц компанию дополнила пожилая семейная пара с мальчиком, которого я тут же нарекла мысленно их внуком, и мужчина лет сорока на вид. Супруги Верины особо не обращали ни на кого внимания и, похоже, им даже не было дела, как прочим, до того, что новая соседка в виде меня появилась в имении. Я удостоилась с их стороны только мимолетного презрительного взгляда и кивка, когда зашла в трапезную. Зато их внук Слава постоянно ерзал на стуле, тыкал в меня пальцем и тихонько хихикал. К детям всегда испытывала любовь, мечтая когда-нибудь обзавестись наконец семьей и воспитывать несколько собственных непосед, но этот круглолицый и рыжеволосый ребенок вызывал во мне странные противоречивые чувства. И дело было не в его воспитании и поведении, но в чем-то, что нельзя сразу уловить.

— Неужели я такая смешная? — мне пришлось прервать молчание и натянуто улыбнуться.

— Немедленно прекрати, Вячеслав, — скомандовала Лилия Семеновна твердым холодным голосом и схватила мальчика за плечо. — Сколько раз тебе говорить, что не потерплю подобного? Мария, не воспринимайте всерьез эти детские дурачества, — женщина обратила на меня свой колючий взгляд. Она походила на бездушного судью или надзирателя, пытливо и упорно наблюдавшего за любой моей эмоцией и реакцией, при этом сама сохраняя ничего не выражавшее лицо. Деревянность, каменность в людях меня всегда настораживала больше, чем любой проступающий негатив — что там, за их стеклянными глазами? — Больше он вас не побеспокоит своим дурным поведением.

— Уж можете не сомневаться в этом, — муж пожилой дамы, Эдуард Иванович, утвердительно кивнул, откинулся на спинку стула и принялся жадно отпивать из чашки кофе. — Знаете, давненько он так себя прескверно не вел.

— Правда?

В разговор встрял тот самый неприметный мужчина, имени которого я единственного из присутствующих не знала. Широкоплечий, темноволосый и аккуратно причесанный, с чуть прищуренными глазами и острым подбородком; строгая же одежда в виде пепельного цвета костюма и выглядывающего из-под пиджака белого пуловера дополняла его внешность. Мужчина скептически ухмыльнулся, отодвинул тарелку с почти нетронутой едой и невозмутимым голосом стал припоминать о всех доставляющих ему беспокойство шалостях мальчишки. Говорил о не самых приятных вещах так, будто обсуждал погоду или какие-нибудь малозначимые новости, напечатанные в газете — спокойно, без излишней и неуместной эмоциональности. Однако та серьезность, что покоилась на слегка смуглом лице пока неизвестного мне соседа, и прямой взгляд убеждали, что возникшие претензии уже переполнили чашу терпения.

— Молодой человек, смею напомнить, что вы здесь без году неделю, и не можете правильно оценивать поведение Вячеслава. Другие ни разу не пожаловались на него, быть может, дело в вас? — старик сердито нахмурился.

— Советую вам прислушаться к моему мужу, Даниил! И ваша намокшая обувь — не повод для скандала.

Надо же, не успел начаться разговор, как тут же перерос в бытовую перепалку. Это, конечно, не редкость, особенно, когда приходиться уживаться рядом совершенно разным людям — разница во взглядах и манерах держаться между этими людьми была явной, даже для постороннего человека, — но здесь сквозило жуткой неприязнью.

— Но вы же только что.., — видя несправедливость, я решила вступиться за мужчину, однако сразу же была повержена Лилией Семеновной, потребовавшей не влезать.

По долгу своей скромной службы бухгалтером, мне приходилось встречаться с уймой людей, и тот тип, к которому принадлежала эта сухая строгая дама, был таким, которого хотелось избегать. Мысленно возмутившись, я не стала ей возражать, и мельком взглянула на Даниила, постукивавшего по столу сигаретой. На мгновение мне почудилось, что мужчина едва заметно мне улыбнулся. Наблюдавший же за происходящей сценой господин Швальц ни разу не прервал слишком вызывающую и уверенную в собственной непогрешимости пожилую чету, и со стороны могло показаться, будто он наслаждается сим представлением.

— Ребятки, что же вы ни к чему не притрагиваетесь? Налетайте, бигос сегодня получился на редкость вкусным и удачным! — Сюзи аж подскочила со стула в порыве обратить внимание на свою стряпню. Жалкий и напуганный вид кухарки вызывал стойкое желание пожалеть бедняжку, блюда которой не удостоили ни малейшей похвалы. И, должно быть, не в первый раз.

Стало ясно, что приятным ужин уже не будет, атмосфера расстроилась окончательно, и все молча смотрели себе в тарелки, стараясь не поднимать глаз, чтобы не встречаться взглядами. Столовые приборы тихонько постукивали по старенькому фаянсу, но еда оставалась почти не тронутой, часы же по-прежнему убаюкивающе и размеренно тикали, отсчитывая секунды и минуты. В конце концов все стали выходить из-за стола, даже не поблагодарив за ужин Сюзанну. Первыми обеденный зал поторопились покинуть супруги Верины, напоследок одарив нашу оставшуюся компанию презрительным и брезгливым взглядом. В какой-то момент мне показалось, что им не то, что сидеть с нами рядом, а даже просто находиться в одном помещении противно. Особенно это исходило от Лилии Семеновны, всеми своими манерами и поведением показывавшей, что собравшиеся здесь люди их благородной чете явно не ровня. Их мальчишка схватил больше половины кекса с блюда, при этом опрокинув чашку с какао, приготовленного специально для него, и, громко хохоча, выбежал в коридор. Остывший напиток тут же растекся по тоненькой и без того замызганной скатерти и застыл бледно-коричневым пятном.

— Славный мальчуган, такой подвижный и смышленый, — неожиданно для всех произнесла Дарья, расплываясь в неприятной улыбке, при этом чуть ли не вжавшись в спинку стула, будто сама испугалась того, что сказала. — Он так похож на моего племянника, помните, господин Швальц, я как-то рассказывала о нем?

Я слегка подняла брови, удивившись столь грубой и неуместной лести и странным восхищением, ведь было совершенно ясно, что прозвучавшие слова никак не подходили под реальный портрет ребенка.

— Как-то? Да ты нам все уши прожужжала про него, но поверь, это никому неинтересно, — грубо оборвал женщину Павел, раздраженно помахав рукой перед собой. — Знаешь, тебе бы меньше болтать языком, околачиваться в библиотеке в поисках чего-то остренького и под дверью моей комнаты. Да и не только, — с этими словами он покосился на Даниила, уже спокойно шагающего к выходу, лишь на секунду притормозившего — возможно, он понял, о чем идет речь. — Что ты там вообразила себе? Даже если позволят, тебе не...

Сцена эта, надо признать, была не из приятных, а неоконченный монолог Царёва так и сквозил колкими насмешками, какими-то мутными намеками, понятные всем, кроме меня. Ведь Даша почти сразу вспыхнула румянцем и поспешила прочь, не проронив ни словечка, Сюзанна Альбертовна недовольно шикнула на молодого человека, а господин Швальц, в момент помрачневший, аж впился глазами в жильца. Уголки тонких морщинистых губ старика нервно дрогнули и поползли вниз, и на лице появилась такая озлобленность, отчего стало сразу ясно, что сказанное Павлом, и довольно громко, не должно было прозвучать.

— Ладно, замолчал. Кстати, надеюсь, дорогая Сюзи, завтрак будет съедобнее.

Никто ему не стал ни возражать, ни просто отвечать, и он преспокойно удалился из трапезной. Не отметить его болтливость и желчность, которым могла позавидовать любая прожженная торговка с рынка, было просто невозможно, и я про себя поразилась, как вообще этого наглеца не угомонили. И хоть мое пребывание в имении длилось меньше суток, странность в обстановке и общении все же не прошла мимо внимания. Судя по всему, еще только предстоит по-настоящему познакомиться с местным укладом и людьми.

Сон совсем не шел, несмотря на навалившуюся усталость после ужина. Я лежала в постели, чуть ли не натягивая на голову одеяло — в комнате стало ощутимо холоднее и откуда-то появился сквозняк, — и всматривалась в темноту. Неприятная стылость, какая встречается в давно нежилых домах, и даже в ясный день на кладбищах, витала в странно потяжелевшем воздухе. Бывает, окажешься где-то в новом месте, и оно тебе сразу становится как дом родной — никаких неудобств, стеснений, словно тот же уют ощущаешь, а есть такие, которые пронизаны отчужденностью и совершенной холодностью к незнакомцам. И этот особняк как раз дышал этим. Налет не то, что таинственности, а больше скрытности лежал на каждой вещи, стенах, мебели в этом странном доме. Осторожно, будто боясь увидеть то, что обычно мерещится детишкам в темноте, я, желая нагнать дремоту, обводила комнату взглядом — туда-сюда, от угла до угла. Снаружи все так же бесновалась непогода, продолжая щедро поливать округу дождевой водой, спрятавшись под пологом ночи. Из-под двери через щель пробивался свет из коридора, пронзая тонкой нитью темноту, и ложился на раму. Нет, надо попытаться уснуть, иначе завтра буду клевать носом, а у меня работы по горло. Едва я прикрыла глаза, в надежде наконец отдохнуть, как на улице неожиданно громыхнуло что было сил, заставили меня вздрогнуть и испуганно вытаращиться на окно. Следом за гулкими и жуткими раскатами грома сверкнула настолько ослепительная молния, что ее пугающий бледно-красный цвет осветил полкомнаты. Но то, что мои глаза увидели в быстро растаявшем свете вспышки, бросило меня в дрожь и сковало настоящим смятением. В кресле сидел старик. Тот самый старик, портрет которого накануне был обнаружен мной в шкафу! Могу поклясться, что еще минуту назад кресло было пусто, несмотря на густую обволакивающую темень, я ясно это видела. Фигура словно появилась вместе с молнией. Вспышка погасла, я зажмурила глаза, желая прогнать странное наваждение, и спустя мгновение открыла их, но неожиданный ночной гость никуда не делся, а продолжал неподвижно сидеть на месте. Силуэт, размытый мраком, держался неестественно прямо, руки покоились на подлокотниках так, будто старик восседал на троне. Внезапно голова, украшенная роскошной шевелюрой, резко повернулась в мою сторону, и тут уже я вышла из ступора и изо рта вырвался короткий крик. Буквально вскочив с постели, тотчас же включила торшер, который, как выяснилось при обустройстве, был неисправен и не всегда зажигался при первой попытке — но в этот раз повезло, — и круто развернулась. В комнате уже никого не было, кроме меня — пугающий морок пропал, чего и следовало ожидать. В этот момент я почувствовала себя в нелепом ужастике, где призраки бродят где хотят и посещают героев по ночам. До того, пока не включится свет.

— Что за чертовщина? — мое сердце колотилось, как после пробежки, но вскоре унялось.

Окинув беглым взглядом комнатушку, я наткнулась на портрет из шкафа — еще днем не стала убирать его обратно. Сухощавый старик, казалось, сверлил меня прищуренными глазами. Упрекнув себя в собственной глупой боязливости, я все же подошла к картине и повернула ее лицом к стене. Похоже, даже поверхностное знакомство с сим обиталищем и тем, что прилагалось к нему, таки сумело произвести на мое сознание впечатление, раз померещилось бог знает что. Оставив торшер зажженным, вновь улеглась под одеяло, уже смеясь и поражаясь тому, что испугалась предсонного видения. Но могу поклясться, что сквозь внезапно навалившуюся дремоту, когда почти провалилась в глубокий сон, я отчетливо расслышала тихие шаги, прозвучавшие у моей комнаты. Кто-то не спал и бродил по дому в столь поздний час? Но кто, и почему именно возле дверей этой комнатки? И могу поспорить, что на сей раз не почудилось. Однако до того, как пришла мысль выглянуть в коридор и проверить, что там за ночной гуляка, ласковый Морфей успел погрузить меня в свой мир.