ГЛАВА 20

Джек и Патрик смогли навестить Кэрол только утром, потому что ночью их к ней так и не пустили, сказав, что она обессилена и крепко спит. Они вынуждены были уехать домой. Патрик спокойно отправился спать, казалось, он больше не переживал, уверенный, что с мамой теперь все будет хорошо. Джек проводил его изумленным взглядом, но на этот раз поверил сыну, когда тот пытался его успокоить и заверил, что маме ничего не грозит. Он не мог сам себе объяснить, откуда его сын может это знать, но он понял, что мальчик на самом деле знал.

На все вопросы Хока, Норы и Шона он смог только тихо ответить, что все хорошо, и спрятался от всех в своем кабинете. Там, взяв бутылку с виски и стакан, опустился на кушетку. Устало откинувшись на подушки, он вытянул ноги и задумчиво уставился в книжные полки невидящим взглядом. Долго он сидел неподвижно, потом встряхнул головой, потер уставшие глаза, пытаясь отогнать стоявшую перед его мысленным взором картину — мертвая Кэрол. Его до сих пор не оставили те чувства, которые он испытал, увидев это. Тот охвативший его страх. По телу до сих пор пробегала нервная дрожь. О том, каким образом она вдруг вернулась к жизни, он вообще старался сейчас не думать. Не сейчас. Потом. Слишком много сегодня довелось пережить потрясений. Ему нужно прийти в себя, собраться с силами и мыслями.

Допив спиртное, он тяжело поднялся и отправился в спальню.

Там, раздевшись, забрал с кресла подушку Кэрол и положил рядом со своей на кровать. Лег и долго смотрел на пустое место рядом с собой. Потом взял ее подушку и, обняв, прижал к груди и зарылся в нее лицом, вдыхая ее запах. И только тогда смог уснуть.

Утром он еле заставил себя встать, уставший и разбитый.

Порадовавшись тому, что сегодня выходной и нет никаких дел, кроме как съездить в больницу к Кэрол, он поплелся в душ. Он больше не работал с такой страстью и фанатизмом, как раньше. Политика его не захватывала так, как прежняя работа. Он скучал по ней, ему ее не хватало. Лично он больше не вел никаких дел, но не было дня, чтобы он не появился в своей юридической компании. Он был в курсе всех дел и по прежнему всем руководил. Он просматривал дела, помогая своим коллегам, подсказывал, а слишком сложные дела неофициально брал на себя, проводя расследования, выстаивая защиту, подключая свои связи. Он не мог быть официальным представителем, как защитник, но часто присутствовал в судах на тех делах, которые вел лично, или которые ему были просто интересны. Он подсказывал официальному защитнику, даже руководил, если было нужно. Его коллеги никогда не отказывались от его помощи, наоборот. Никто и никогда не считал зазорным принимать его советы или наставления. Даже такой зубастый и матерый юрист, как Зак, у которого опыта и таланта было не меньше, чем у самого Джека. Они по прежнему дружили. Он теперь заправлял в компании Джека в его отсутствие, пока тот занимался своей новой карьерой. Зак остался недоволен тем, что Джек сменил направление, так сказать, оставил юриспруденцию и подался в политику. Он не понимал, зачем. И он оказался прав, когда пытался отговорить Джека. Джек теперь и сам не понимал — зачем? Зачем он едет в свой новый офис и занимается скучными рутинными делами, которые были ему совсем не интересны, думая при этом о каком-нибудь новом интересном деле его юристов, сидел в своем офисе и копался в папках с делами своей юридической фирмы, которые таскал с собой, которыми был набит его новый офис, занимаясь совсем не тем, чем теперь должен был. Бросал все, отменял встречи ради того, чтобы поприсутствовать на судебных заседаниях, или сбегал из своего роскошного нового офиса и мчался с свою компанию. Когда однажды утром он вдруг очутился у здания своей компании вместо нового места работы, он долго в замешательстве сидел за рулем, не понимая, что произошло. Он всю ночь работал над каким-то очередным делом, а утром спросонья, не задумываясь, просто по привычке приехал на старое место работы. Разворачивая машину и отправившись в нужное место, там, где теперь он должен быть, он вдруг так остро почувствовал, как ему не хочется этого делать, что с тяжелым сердцем понял, что сделал ошибку, свернув со своей дороги в другом направлении. Никогда раньше он не совершал таких оплошностей. Ему захотелось покорять новые вершины, на новом поприще, потому что на своем он уже был на самом верху. Он думал, что перемены и что-то новое помогут ему снова начать жить после того, как потерял семью, вернут ему вкус к жизни. А на деле оказалось, что он сделал только хуже, лишившись еще одного смысла в своей жизни — любимого дела. У него было две вещи, которые он любил, которыми жил — его семья и его работа. А теперь он потерял сразу и то, и другое. В какой момент вся его жизнь пошла крахом, как это не предотвратил, допустил, не смог с этим справиться?

На первый взгляд, поверхностный, было, вроде, все идеально, должно было быть. Он занимает высокий пост, у него знаменитая и преуспевающая юридическая фирма, он богат, у него есть дом на берегу океана, дом, который он так любил и который ему нравился. Его семья снова с ним. Его сын. Его Кэрол. Что не так? Почему чувство потери его не покидает? Почему он ощущает, что его жизнь лежит в руинах, и сам он на ее обломках истекает кровью, поверженный и разбитый, словно упал с большой высоты, на которую так упрямо взбирался всю свою жизнь? Когда он сорвался и почему, он же всегда так твердо стоял на ногах, даже покачнуть его было невозможно! И кто в этом виноват? Сам он упал или его кто-то столкнул? Кто все разрушил, поломал? Он сам? Но это невозможно. Он столько лет строил свою жизнь, не допуская никаких ошибок, разве он мог вдруг взять и все ненароком развалить, как какой-то последний идиот? Когда вдруг зашаталась его жизнь и начала сыпаться, как карточный домик, из основания которого выдернули какую-то важную карту? Что было той самой картой, началом этого краха? Что сломало его жизнь? Маленькая серебряная ручка с бриллиантом? С нее все началось. Всего лишь ручка. Всего лишь одна оплошность с его стороны, которая обернулась катастрофой, смерчем обрушившейся на его жизнь, разнося все в клочья, несмотря на все его попытки этому помешать, все исправить, наладить. Почему это оказалось ему не под силу, почему он не смог справиться с таким пустяком, он, который славился умением творить невозможное, которому все было по плечу? Почему он не мог справиться теперь? Почему опять все идет не так? Когда он перестал замечать то, что делает ошибку? Он поступал так же, как всегда, как привык, он ничего не менял ни в себе, ни в своем поведении, тогда почему все его действия стали приводить совсем не к тем последствиям, которых он добивался? Почему все вдруг вышло из-под контроля, под которым он держал все и всегда, всю свою жизнь, и почему он никак не мог снова этот контроль обрести? Словно все вдруг взбунтовалось в его жизни и отказывалось ему теперь подчиняться.

Он брился, задаваясь всеми этими вопросами, когда прибежал Патрик.

— Пап, ты еще не готов? Поехали скорее к маме!

— Хорошо, Рик. Только дай мне закончить… И выпить чашку кофе. И сразу поедем. Мама никуда не сбежит, думаю, — отозвался Джек раздраженно, соскребая бритвой пену с лица.

Патрик пристально наблюдал за ним.

— А ты чего опять злой? Может, лучше тебе пока к маме не ездить? Я могу съездить с Рэем и Дженни...

— Ты что, уже успел сообщить Рэю?

— Конечно. Только что позвонил. А что? Нельзя было? Почему?

Джек поджал губы.

— Только его мне не хватало! — процедил сквозь зубы он.

— Но он развеселит ее… у него всегда это получается. Она перестанет грустить. Не тебе же ее веселить, чтобы ей не было плохо. Ты не умеешь.

— Твоей маме жопу надо набить за то, что она сделала, а не веселить!

— Нет, не надо! Я так и знал, что ты будешь злиться на нее. Опять. Почему ты все время сердишься на нее?

— Потому что она меня злит!

— Ты не будешь ее ругать. Ты вообще ни слова ей не скажешь об этом… плохого.

— Рик, ты мне указывать будешь? Ты много на себя берешь. Давай-ка поговорим о другом, — отложив бритву, Джек повернулся к нему, строго сдвинув брови. — Почему это ты носишь с собой нож? Мама знает об этом? Ты понимаешь, что за то, что ты вчера устроил в больнице, тебе… и мне придется ответить? Ты порезал доктора.

— Они не пускали меня к маме, чтобы я ее спас, — насупился мальчик. — Ничего они не сделают. Обычная истерика у ребенка… мама ведь умерла… К тому же, я еще маленький.

— Отдай мне нож. Ты не можешь носить его с собой.

— Почему это?

— Потому что это оружие, Рик! Холодное оружие! Не игрушка! Размахивая им, ты можешь кого-нибудь поранить!

— Этим ножом я уже убивал, пап, я знаю, что это оружие, именно поэтому я и ношу его с собой. И я тебе его не отдам.

— Убивал? Ты с ума сошел, Рик? Что это за фантазии такие? Это ты у своих приятелей — убийц этого дерьма набрался?

— Нет… это дерьмо было во мне еще до них, — огрызнулся мальчик. — Хватит, пап! Мне не нравится, как ты со мной разговариваешь. Со мной так нельзя.

— Что с тобой, Рик? Ты очень изменился. Раньше ты мне не перечил. Слушался.

— Это было раньше.

— А что изменилось?

— Все. Я все-таки позвоню Рэю и скажу, чтобы он меня захватил с собой. А ты пока остынь. Не надо ехать к маме в таком настроении. Ей сейчас и без того плохо. Если ты собираешься ее ругать...

— Я не собираюсь! Иди завтракай, я сейчас оденусь и спущусь. Выпью кофе и поедем.

Патрик смерил его недоверчивым взглядом.

— Ну, ладно. Только смотри, если ты огорчишь опять маму… Мы уедем и никогда ты нас не найдешь!

— Не надо меня запугивать, Рик. Я не из пугливых, если ты не знал. И я не мама, которой ты можешь командовать. Не забывайся. Я такого поведения не потерплю.

— Хм, я тоже! — дернув плечом, Патрик развернулся и вышел.

Джек проводил его изумленным взглядом. Да, мальчишка совсем от рук отбился. И раньше был непростым, а теперь вообще становится неуправляемым. Попустила его Кэрол. Но ничего, он все исправит, займется не только женой, но и сыном. Тяжело вздохнув, Джек склонился над раковиной и, открыв воду, стал смывать остатки пены для бритья. И жена, и сын вышли из-под контроля, придется заняться их воспитанием.

Позавтракав, Джек взял с собой Хока и поехал в больницу. Патрик всю дорогу молчал, не проявляя желания пообщаться. Джек, угрюмый и молчаливый, тоже не разговаривал.

***

Увидев в дверях Дженни, Кэрол улыбнулась, но улыбка растаяла на ее губах, когда за ее спиной появился Рэй. Девочка подбежала к ней и, наклонившись, обняла.

— Кэрол! Что случилось? — Дженни отстранилась и заглянула ей в глаза.

— Все хорошо, — Кэрол выдавила улыбку. — Я не хотела бы об этом говорить… сейчас. Хорошо?

— Конечно, — Дженни кивнула. — Но… теперь точно все хорошо?

Кэрол кивнула. Она чувствовала на себе взгляд Рэя, но не смотрела на него. Ей не хотелось его видеть. А разговаривать — тем более. Но вряд ли получится. Он остановился рядом и присел на край ее кровати.

— Кэрол… как же так? — подавленно проговорил он. — Почему? Зачем?!

— Рэй, я же попросила… не сейчас, — холодно отозвалась Кэрол, не взглянув на него. — Как мальчики?

— Хорошо… с ними все хорошо.

— Спасибо, что пришли… но я… плохо себя чувствую… мне нужно отдохнуть, — Кэрол взяла Дженни за руку. — Ты можешь прийти ко мне и одна. Или с Патриком, если боишься потеряться в городе. А ты, Рэй, можешь не беспокоиться, у тебя и без меня куча забот… работа, дети...

— Поправляйся, — Дженни пожала ее руку и отошла.

Но Рэй придвинулся еще ближе, стиснув пальцами кисть Кэрол.

— Кэрол… Дженни, подожди меня в коридоре, я выйду через минуту… мне надо поговорить с Кэрол, — он обернулся к девочке.

Та кивнула и вышла за дверь.

— Это что… из-за меня? — простонал Рэй. — Я не хотел обидеть тебя, клянусь! Я люблю тебя!

Выдернув у него свою руку, Кэрол повернулась на бок, отвернувшись от него. Рэй растерянно смотрел на нее.

— Прости меня. Малыш… прости...

— Нет, — тихо отозвалась Кэрол, не поворачиваясь. — Не прощу. Однажды я уже тебя простила. Хватит. Больше не прощу. Никогда. Никого. Ты меня изнасиловал. Пошел ты. Пошли вы все!

Рэй хотел еще что-то сказать, безмерно расстроенный, но в этот момент в палату вбежал Патрик, держа за руку Дженни. Следом появился Джек.

— Мам! — радостно воскликнул мальчик.

Кэрол обернулась. Патрик подскочил к ней и обнял.

— Как ты себя чувствуешь? — он с тревогой заглянул ей в лицо.

— Слабой… и меня мутит. Но в целом все хорошо, — Кэрол улыбнулась ему.

— Ты нас напугала, — Патрик не отстранялся, продолжая прижиматься к ее груди. — Я так тебя люблю, мам! Теперь все будет хорошо. Я защищу тебя. От всех. Если хочешь, мы опять уедем. Ты хочешь?

Кэрол слабо кивнула, когда он пытливо взглянул на нее.

— Мам… ты меня услышала? Когда… была там? Ты умерла. А я тебя вернул. У меня получилось. Все просто охренели! Это было так круто, представляешь? Одна тетка даже в обморок свалилась!

Он звонко рассмеялся. Кэрол погладила его по щеке.

— Да, сынок, я тебя слышала. Спасибо, что вернул меня. Прости меня. Я так больше не буду. Я просто… не знаю… у меня словно вдруг закончились все силы...

— Это не так, мам. В тебе есть силы, их много, очень много. Рэй нас блокирует, но мы уедем, и тогда мы сможем все. А что ты видела… там?

— Сынок, давай не сейчас. Мы поговорим наедине. А то все подумают, что мы сумасшедшие.

— Пусть думают, что хотят. Люди странные, они не хотят верить даже в то, что видят. Я оживил тебя, а они все равно будут думать, что это просто совпадение, что ты сама очнулась. Конечно, легче поверить в то, что человек умер, а потом ожил — это же нормально, все так делают. А вот поверить в мою силу не может никто. Как будто оживающие покойники — это более реально. Даже папа так и не поверил, хотя видел все собственными глазами.

Патрик обернулся на Джека, но Кэрол не посмотрела на него, упрямо не желая смотреть ни на него, ни на Рэя, хотя чувствовала на себе их взгляды, которые ее жгли огнем.

Дженни робко и с любопытством разглядывала отца Патрика. Мальчик был на него похож. Как странно, дети Кэрол так походили на их отцов, а нее — ни капли. Одетый в длинный черный плащ, под которым была видна светлая рубашка, темно-серые брюки, кожаные туфли, он показался девочке очень строгим, даже суровым. Он был видным, солидным, не смотря на молодость, весть такой из себя, представительный и важный. Хорошо сложенный, стройный, с прямой осанкой и самоуверенным высокомерным взглядом. Дженни еще не доводилось встречать таких людей, она видела таких только по телевизору. Людей, как выражалась ее тетя, высокого полета, которые считали себя главными в этой жизни. Этот человек производил такое же впечатление. Все в нем кричало о силе и властности, что он, и только он распоряжается в этой жизни, а все остальные только подчиняются. Это было неприятно. Ей очень понравилось его лицо, несмотря на немного надменное выражение, но не понравились глаза, хоть их и можно было назвать красивыми, одинакового с Патриком цвета — цвета мокрого асфальта. Колючие, пронзительные, с тяжелым невыносимым взглядом. И почему-то Дженни почувствовала, что боится этого человека. С ним она бы ни за что не осталась, как с Рэем. В отличии от Рэя, он не внушал ей никакого доверия, наоборот. По крайней мере, так показалось лично ей. Вот Рэй был совсем другим. Он сразу располагал к себе, сразу начинал нравиться, с первого взгляда. Он был легким. А этот человек — нет. Наоборот, он был очень даже тяжелым, чересчур. Таким тяжелым, что своей тяжестью давил все вокруг и всех. Дженни уже чувствовала это давление. И это ей не нравилось. И вместе с тем, этот мужчина завораживал, чем именно — не понятно. Может быть, своим приятным обликом, хоть и не мягким, но все равно привлекательным. Может, чувствующейся в нем внутренней силой и уверенностью.

Почувствовав ее взгляд, Джек повернул к ней голову.

— Здравствуйте, — девочка робко улыбнулась ему. — Я Дженни.

— Привет, — Джек окинул ее внимательным взглядом, слегка удивленный тем, насколько красивой оказалась эта девочка. И как она походила на Мэтта. Теперь понятно, почему это Патрик так ею одержим. Влюбился.

Джеку вдруг стало не по себе из-за ее сходства с отцом. Те же большие карие глаза, прекрасные, тронутые печалью. Черные роскошные волосы. Высокая. Из-за роста и уже сформировавшегося телосложения казалась старше своего возраста. Кажется, ей пятнадцать? Ни за что бы не подумал. Застенчивая, робкая, тихая. Не из бойких, сразу видно. И на него смотрела с затаенным страхом, настороженно. Это позабавило Джека. Чего это она его сразу испугалась? Он ничего такого не сказал и не сделал. Несмотря на всю ее красоту и очарование, Джек не почувствовал к ней симпатии. Ему не нравилось то, что Патрик ею так увлекся. Не нравилось, что в их жизнь вклинилось что-то, имеющее отношение к Мэтту. С тех пор, как он погиб, Джек пытался уничтожить все, что могло о нем напоминать, вычеркнуть его из своей жизни, вернее, из жизни Кэрол. Откуда они откопали эту девчонку? Джек знал, что ее пригрел Рэй, конечно, по просьбе Кэрол. А она, не побоялась доверить ему такую соблазнительную девицу, которая совсем уже не походила на ребенка? Рэй будет не Рэй, если не оприходует ее. Если еще этого не сделал. Хотя… вряд ли. Малолетки Рэя никогда не интересовали. Но вот через несколько лет… Сейчас же Дженни его явно не интересовала, как объект для желания. И он по прежнему смотрел влюбленными глазами на Кэрол. А она все так же оставалась к его любви равнодушна. А Джека это так же радовало, как и раньше. Встретившись с горящими ненавистью глазами Рэя, Джек не удержался от насмешливой ухмылки. Он ожидал, что Рэй бросится на него с упреками, обвиняя в том, что произошло, но, к его удивлению, сегодня воинственный пыл в Рэе напрочь отсутствовал. Наоборот, он выглядел каким-то потерянным, сникшим. Ошеломленным. Что же, это не удивительно. Наверное, просто еще не пришел в себя после новости, что его драгоценная Кэрол чуть на тот свет не отправилась. Ведь он только узнал. В отличии от него, у Джека было время прийти в себя. Но Рэй его сейчас интересовал меньше всего. И все остальные тоже. Он смотрел на Кэрол, и тем самым пытался изгнать из своей памяти то, что стояло перед его мысленным взором до сих пор — мертвая Кэрол. Кэрол, сердце которой не билось. Это было реально, по-настоящему. Сейчас, видя ее живой, он вдруг почувствовал, что его раздражение уходит, уступив место облегчению и радости. Ему вдруг захотелось подойти к ней и обнять. Нет, он не готов был к ее смерти. Не хотел этого. То, что он ощутил в те мгновения, было ужасно, нестерпимо. И боль, которую он испытал, увидев ее бездыханной, была невыносимой. Нет, ее смерть бы не освободила его, как он предполагал, она бы заставила его страдать всю оставшуюся жизнь. И ощущение пустоты, одиночества, охватившие его, когда он понял, что ее больше нет, превратили бы его жизнь в ад. Ад, в котором он жил после аварии и в который не хотел возвращаться.

Он понимал, что не сможет до конца жизни удерживать Кэрол силой. Пока она молчала и не просила ни у кого о помощи, но так может быть не всегда. Если об этом пронюхает пресса, будет скандал. Конечно, он всегда может сослаться на то, что она сумасшедшая, но все равно все эти разбирательства, шум, скандалы ни к чему хорошему не приведут. Пресса не упустит случая смешать его с грязью и подпортить репутацию, которой он теперь очень дорожил. И плакала тогда его политическая карьера. К тому же, ему совсем не нравилось то, как складывались отношения с Патриком, что он готов был вот так запросто уехать, уйти от него, «забрав мать». Мальчик был явно настроен против него. Очевидно, что за время, проведенное вдали от него, сын отвык, отдалился, а к матери, наоборот, привязался крепче, сблизился с ней. И теперь считал себя ее защитником, тогда как раньше эта роль всецело принадлежала ему, Джеку. Раньше он был главным. Теперь Патрик так больше не считал. Джек не знал по какой причине, но свой авторитет он перед сыном потерял, это было видно по поведению мальчика. Теперь Патрик считал главным себя. Его сын очень изменился. Он выглядел намного старше своего возраста, и вел себя не по годам, совсем не так, как положено в его возрасте. Джек сильно сомневался в здоровье его психики, и собирался показать его врачам, но не знал, как это сделать так, чтобы сын еще больше на него не обозлился. Даже отправить Кэрол в психиатрическую клинику, как планировал, он теперь не мог. Патрик был уверен в том, что она здорова, и это вызовет бунт, протест, еще больше настроит мальчика против него. А Джек этого не хотел. Настрой сына, его отношение причиняли Джеку боль, еще большую, чем отношение Кэрол. Что он сделал не так, где допустил ошибку, упав в глазах тех, кто раньше смотрел на него с такой преданностью и любовью, с таким уважением и почтением? Где полный восхищения и непоколебимого доверия взгляд его сына? Неужели все это сделала Кэрол, разрушив все то, что мальчик раньше испытывал к своему отцу, настраивая против него ребенка? Конечно, это она, и Джек даже знал, зачем она это делала. Чтобы Патрик не захотел вернуться к нему, не пытался подражать, как делал всегда раньше, чтобы не вырос, похожим на него. Она думала, что будет лучше, если он станет похож на нее и ее прибабахнутую мамашу? Видимо, так и думала, раз внушала ему весь этот бред, которым была одержима сама, переняв от своей матери.

Но, разглядывая ее сейчас, Джек не почувствовал прежней злости и неприязни. Наоборот, сердце его вдруг сжалось от жалости. Она сумасшедшая. Она верит в этот туман, проклятие и дар. Верит, потому и рассказывает о них сыну. Не с целью навредить, наверное, она думает, что помогает ему, защищает, рассказывая обо всем этом. Ведь ей невдомек, что она сумасшедшая, и что тем самым она затягивает в свое сумасшествие и ребенка. Он верит в то, что оживил ее. Конечно, откуда ребенку знать о таких вещах, как клиническая смерть.

После попытки самоубийства, учитывая ее историю болезни, Кэрол наверняка принудительно отправят на лечение в психиатрическую лечебницу и без его, Джека, участия. Патрик не сможет теперь обвинить в этом его, что это он ее туда отправил. Джека предстоящая разлука опечалила, но он не собирался этому противиться. Так будет лучше. Пусть ее подлечат, глядишь, успокоится, образумится. К тому же, он все равно не знал, как теперь себя с ней вести. Ее попытка самоубийства заставила его растеряться. Он никак не ожидал, что она сломается. Неужели, это он ее сломал? Джек не желал признавать свою вину. Но обвинят все равно его. Как Патрик. Ну, может, он слегка и перегнул… Но кто знал, что она побежит глотать таблетки, она же всегда была сильной, даже Кейт не удалось ее сломать. И вдруг она решила умереть. Почему?

Кэрол избегала его взгляда, даже не смотрела в его сторону, из чего он сделал вывод, что все-таки имел отношение, и непосредственное, к тому, что она сделала. Он расслышал, как она прошептала Патрику, чтобы он всех увел, что ей плохо и хочется побыть одной.

— Пусть никто ко мне не приходит, только ты и Дженни. Больше никто. Никто. Пожалуйста.

— Хорошо, мам, — мальчик кивнул. — Я скажу папе, он оставит Хока, тот никого к тебе не пустит. Отдыхай, набирайся сил. Как только тебя выпишут, мы уедем.

— Нет, сынок… Доктор сказал, что, скорее всего, мне нужно будет лечь в клинику… Я согласилась.

— Согласилась? Зачем? В какую клинику? Психушку? Но ты не сумасшедшая! Я не позволю! Мы же должны ехать к Луи!

— Мы поедем, обязательно поедем, только чуть позже. Сейчас бы все равно не получилось. Папа бы нас не отпустил...

— К черту папу! — вскричал Патрик, не обращая внимания на отца, стоявшего за его спиной. — Он ни хрена ничего не знает и не понимает, он не может принимать никаких решений относительно нас. Если он нас не отпустит, я всем это расскажу! Журналистам, полиции — всем! Мы не его рабы, он не может нами командовать и силой удерживать! Расскажу, что он тебя бил и обижал! Что я сам видел, как он избивал тебя ремнем, что если бы не помешал, он бы тебя убил! Все расскажу! Что довел до попытки самоубийства! — подскочив, Патрик обернулся к отцу, вперив в него вызывающий взгляд. — Слышал?

Все изумленно уставились на Джека в ожидании его реакции. Он не отрывал он Патрика тяжелого неподвижного взгляда и молчал.

— Если мама захочет уйти, она уйдет, и ты мешать ей не будешь. Если хочешь, чтобы она была с тобой, чтобы мы были, сделай так, чтобы она сама этого захотела. Захотела быть с тобой снова, по своей воле, а не по принуждению. Ты не имеешь права нас заставлять. Ее заставлять. Я тебе не позволю. Не хочешь нам верить — не надо! Но тогда и не мешай! Мама не поедет ни в какую психушку! Когда ее выпишут, мы поедем в Париж, у нас там важное дело, а потом решим, что делать дальше. Если мы решим свою проблему и она захочет, мы вернемся домой, к тебе.

— А если нет? — тихо спросил Джек.

— Нет, значит нет! — отрезал Патрик. — Разведетесь. Найдешь себе какую-нибудь Даяну и женишься, она родит тебе еще сына. Многие так делают. Ничего страшного.

— Вот как? Ничего страшного? Но я так не хочу. У меня уже есть и жена, и сын. Другие мне не нужны. Других никогда не будет.

— Раз так, тогда нас надо было беречь и ценить. Не обижать.

— Разве я тебя обижал? Чем? Когда?

— У тебя была любовница. Ты обижал маму. А значит, подвергал опасности ваш брак, нашу семью. Ты нам врал! Врал, когда мы тебе так верили! А теперь, когда мы к тебе вернулись… вместо того, чтобы радоваться, ты все время злишься. Значит, ты этому совсем не рад?

— Нет, я рад. Очень рад.

— Что-то я этого не заметил. Ты злишься из-за Нола? Ну и что? У тебя же была любовница. Наверное, даже не одна, судя по тому, как ты об этом рассуждаешь. А у мамы был Нол. Вы квиты. Хочется на кого-то злиться, найти виноватого — злись на себя, а не на нее, ты виноват, один только ты, я уже тебе об этом говорил. А на маме свою злобу нечего срывать, найди себе другую грушу для битья. Я вырос, и теперь она под моей защитой. Никто не будет ее обижать! Я знаю, она выпила эти таблетки, потому что отчаялась, думала, что ее некому защитить от тебя. Только есть кому! Я! Я могу ее защитить! Даже от тебя!

— От меня ее не нужно защищать, Рик, я люблю ее. И тебя я люблю. Я просто хочу, чтобы вы были со мной. А ты? Разве я тебе стал не нужен? Ты меня больше не любишь?

— Это глупые вопросы, — обиженно буркнул Патрик. — Ты мой папа. Конечно, я люблю тебя, и ты мне нужен. Но ты не хочешь мне верить. И маму обижаешь. Мне это не нравится. Я так не хочу. Даже если ты не можешь нам поверить, ты должен нам доверять.

— Доверять? Это трудно, сынок, после того, как вы сбежали, обманув меня, заставив все это время думать, что вы умерли.

— Я знаю. Но ты все равно должен нам доверять. Все равно.

— Хорошо. Но мне нужно время.

— У тебя его сколько угодно. Нам с мамой некуда спешить. Нам все равно надо еще самим во всем разобраться. Пока не разберемся, ты все равно не сможешь быть рядом с нами. Если мы сможем решить свои проблемы, сможем сделать так, чтобы не навредить тебе, мы вернемся, и тогда вы с мамой можете начать все сначала. Она захочет, я знаю. Она любит тебя. Вы забудете все свои обиды и начнете с чистого листа. И Дженни будет жить с нами.

Девочка вздрогнула, услышав свое имя, и устремила на Джека испуганный взгляд. Ей совсем не понравился этот ультиматум, который Патрик выдвинул своему отцу. Но последний даже не взглянул в ее сторону, словно его это вообще никак не волновало.

— Мы все обсудим, Рик… только не здесь и не при посторонних.

— А кто здесь посторонний?

В этот момент в палату вошел доктор, прервав разговор. И Джек, и Патрик сразу замолчали.

Кэрол, забыв на мгновение о своих обидах, переглянулась с Рэем, пораженная этим разговором. Тот тоже был в шоке. Ай да Патрик! Вот это характер, похлеще отца и деда вместе взятых будет! Даже Джек был шокирован, не зная, как на это реагировать.

Доктор окинул всех неприветливым взглядом и остановил его на Джеке.

— Больной нужен покой. Она все еще слаба. А с вами мне нужно поговорить.

Джек кивнул и бросил взгляд на Рэя.

— Уже все уходят.

Шагнув к Кэрол, Рэй сжал пальцами ее кисть и, наклонившись, нежно поцеловал в лоб.

— Я люблю тебя, малыш, — шепнул он.

Кэрол молча кивнула в ответ, слегка улыбнувшись ему, чтобы Джек не заметил неладное между ними. Но, заглянув в ее глаза, Рэй не увидел в них этой улыбки, там был лед, под которым она пыталась спрятать свою обиду и боль, о которых все равно кричали ее глаза. И она опустила веки, спрятав взгляд под длинными густыми ресницами. Рэй выпрямился и отступил.

— Дженни, пойдем, — позвал он и прошел мимо Джека, даже не взглянув на него и так и не сказав ему ни слова, даже не поинтересовавшись, что произошло. Джеку это показалось странным. Он был уверен, что Рэй кинется на него, чтобы призвать к ответу, почему это Кэрол вдруг решила покончить с собой. Он проводил Рэя недоуменным взглядом. Потом перевел его на Кэрол, но доктор его отвлек.

— Пойдёмте. Поговорим наедине.

Джек пошел за ним. Тон и вид доктора ему не понравился. И он догадывался о чем пойдет речь.

Зайдя в ординаторскую, доктор подождал, когда Джек зайдет следом, потом плотно прикрыл дверь. Остановившись напротив Джека, он устремил на него прямой открытый взгляд.

— Я изучил историю болезни вашей жены… узнал о том, что она уже дважды проходила лечение в психиатрической клинике. Что это вторая попытка суицида. Первая была еще в детстве.

Джек кивнул.

— Что послужило причиной на этот раз, вам известно?

Джек вздохнул.

— Она долгое время находилась в плену у одной ненормальной...

— Да, я об этом слышал из новостей.

— Видите ли, с ней сейчас не совсем все в порядке. Я имею ввиду… у нее странные фантазии, такие же, как были у ее матери. Про какой-то черный туман...

— Возможно. Так бывает. Шизофрения передается по наследству. Тогда почему вы не положили ее в больницу на лечение?

— Я собирался. Но… она только что вернулась, я… соскучился… понимаете… хотел еще хоть немного побыть с ней...

— А ваш сын? Он наблюдается у психиатра?

— Сейчас нет. Я не вижу в этом необходимости.

— Мне так не кажется. Там, в реанимационной, он вел себя странно. И у него был нож. Он порезал реаниматолога.

— Это просто был шок. Он увидел мертвую маму… Я готов принести свои извинения и возместить ущерб… и больнице, и ему лично.

Доктор внимательно изучал его взглядом, и Джеку совсем не понравился этот взгляд.

— Откуда у вашей жены такие многочисленные гематомы и ссадины на теле? А следы на запястьях?

— Она была в плену...

— Нет, это свежие следы.

Мгновение они смотрели друг другу в глаза.

— Вам лучше не лезть не в свое дело, доктор… — Джек опустил взгляд на его бейдж. — Фрейзер.

— И не собираюсь. Я обязан сообщить об этом в полицию. Пусть они и разбираются, — холодно отозвался тот, не сумев скрыть своей неприязни.

— Доктор Фрейзер, это лишнее. Моя жена сумасшедшая, я вынужден принимать некоторые меры… Я бы не хотел, чтобы об этом стало известно...

— Меры? Заковывать ее в наручники? Избивать? Это не меры. Единственная мера, которую вы должны были принять — это отдать ее на лечение. Или вы считаете, что, истязая ее, вы ее вылечите? Может, потому она и пыталась покончить с собой? Знаете, когда я предложил ей добровольно отправиться на лечение, она сразу согласилась. Я в первый раз вижу, чтобы человек вот сразу и с такой готовностью согласился отправиться в психиатрическую клинику. Вам не кажется это странным?

— Поведение моей жены уже давно не кажется мне странным. Он сумасшедшая. Я привык.

— Речь сейчас не о ней, а о вас. О том, что вы с ней делаете. О том, что она готова умереть или отправиться в психушку, лишь бы не оказаться снова в ваших руках. Разве я не прав?

— Вы не правы. Все совсем не так, как вы себе вообразили.

— Я ничего не воображал. Я просто вижу, что вашу жену чем-то избили… скорее всего, это был ремень, похоже на следы от ремня. Вижу, что ее запястья опухли от многочисленных гематом, что говорит о том, что ее приковывали, скорее всего наручниками, и это было не один раз. Еще у вашей жены был сексуальный контакт перед… перед тем, как ее привезли сюда. Она была с вами?

— Да.

— По своей воле?

— Ну, естественно. Мы же муж и жена, что в этом необычного?

— То есть, хотите сказать, она занималась с вами сексом, а потом пошла и наглоталась после этого таблеток, чтобы покончить с собой?

— Выходит, что так.

— Но почему? У вас все настолько плохо в постели, что после секса с вами женщина захотела покончить с собой?

Издевка в голосе доктора привела Джека в бешенство. Схватив его за халат, Джек встряхнул его.

— Да что ты себе позволяешь?

— Уберите руки, иначе я заявлю о нападении. Хотя я и так намерен сообщить полиции о том, что вы распускали руки и пытались заставить меня скрыть то, что ваша жена подвергалась насилию. Что угрожали.

— Я еще не угрожал. Но сейчас начну. Тебе лучше не связываться со мной.

— Я вас не боюсь… сенатор. И на вас управа найдется.

— Уверен? А если нет? — губы Джека тронула холодная презрительная улыбка. — Что тогда будешь делать, когда я захочу тебя наказать? В полицию побежишь? А если не добежишь? Закрой свой рот и занимайся своими делами. И не лезь в мои. Если попытаешься мне навредить, я тебя с землей сравняю, понял?

— Какие-то бандитские у вас замашки, сенатор. Можно же решать вопросы и по-другому, не считаете?

Джек разжал пальцы, выпуская его.

— Конечно, — примирительно сказал он. — Сколько?

— Думаю, ста тысяч будет достаточно для того, чтобы я не заметил синяки вашей жены.

— А ничего у тебя не треснет? Может, сразу миллион?

— Не откажусь.

— Ладно, будет тебе сто тысяч. Только держи язык за зубами.

— Само собой. Слово даю. Деньги мне нужны сегодня, не позднее конца моей смены. Она заканчивается в восемь.

— Хорошо.

— И без глупостей, сенатор. Я все рассказал своему брату, он работает в полиции. Так что если со мной что-то случится...

— С тобой ничего не случится, пока ты будешь держать язык за зубами, — перебил его Джек.

— Рад, что мы договорились, — Фрейзер пожал ему руку и посмотрел на часы на запястье. — Мне пора. Кстати… ваша жена самая милая и прекрасная из всех моих пациенток, вы бы с ней все-таки помягче как-то. У нее такое сногсшибательное тело… зачем же портить… Вы не похожи на садиста. Наверное, было за что ремня надавать, да? Небось, гульнула на стороне, да?

Джек побагровел. Фрейзер усмехнулся.

— Я так и подумал. М-да, за такой женой только глаз да глаз нужен… Ну что ж, надеюсь, у вас все наладится. До встречи!

Дружески похлопав Джека по плечу, как старого приятеля, доктор удалился. Тот проводил его почерневшими глазами и, стиснув зубы, вышел следом. У стойки дежурной медсестры он попросил телефон и позвонил Шону.

— Пробей-ка мне Стива Фрейзера, доктора из этой больницы. И узнай, если у него кто-то из полиции. Информация мне нужна до вечера. И подготовь мне сто тысяч, наличными. Тоже к вечеру. Дома все расскажу.

Договорившись с главврачом о разрешении оставить охрану у палаты жены, Джек поручил Хоку этим заняться. Когда он пришел в палату к Кэрол, она крепко спала. Патрика не было. Наверняка уехал с Рэем и этой девчонкой.

Джек долго сидел у кровати Кэрол, не тревожа ее сна, разглядывая. Красивые белые волосы ее в беспорядке разметались по подушке. Они стали нравиться ему, несмотря на то, что с ними она еще больше походила на Элен. Они ей шли, как ни странно. И он начинал к ним привыкать. Ему больше не хотелось, чтобы она их перекрасила. С ними она казалась ему еще красивее. Нежнее. Сейчас, когда спала, она снова была похожа на ту Кэрол, которой была раньше — беззащитную, трогательную, нежную девушку. Мягкую, добрую. Девушку, которую ему хотелось защищать и оберегать. Которую так полюбил.

Скользя взглядом по ее телу, красоту которого не могла скрыть даже больничная сорочка, он почувствовал возбуждение. Протянув руку, положил ее на упругую округлую грудь и погладил. Она никак не отреагировала, даже дыхание ее не сбилось. Тогда он встал и, склонившись над ней, поцеловал в приоткрытые губы. Его охватила досада, что они сейчас здесь, а не дома, не в своей спальне. Что он будет делать, если ее отправят в лечебницу? Найти пока себе другую женщину? Но сейчас он этого не хотел, не хотел никакую другую. Только ее.

Когда он вышел, прикрыв за собой дверь, Кэрол открыла глаза, в которых не было и тени сна, и, повернув голову, посмотрела на закрывшуюся дверь. Потом отвернулась и снова закрыла глаза, горестно поджав губы.

Позже к ней заглянул Хок с высоким широкоплечим парнем, сказав, что он будет ее охранять. Кэрол окинула мужчину взглядом и приветливо улыбнулась.

— Пожалуйста, не пускайте ко мне никого, кроме Патрика и Дженни. — попросила она.

— Хорошо, — кивнул тот.

— И моего мужа — тоже.

На лице парня появилась растерянность, он переглянулся с Хоком.

— Но он же мой босс. Я не могу его не пустить.

— Ладно, я пошутила, — Кэрол вздохнула. Парень расслабился.

— Я буду за дверью. Если что, зовите, — он тепло ей улыбнулся и вышел.

Хок, отведя взгляд, вышел следом.

До вечера, кроме медперсонала, ее никто не беспокоил.

Вечером ее снова навестили Патрик и Дженни, на этот раз только вдвоем, как она и просила. Патрик поинтересовался, можно ли приехать Дороти, которая хотела бы навестить ее. Кэрол кивнула.

— А Касевес не вернулся?

— Нет, мам. Он ничего не знает.

— Хорошо. И не надо. Я не хочу его больше вмешивать в свои проблемы, он и так много для нас сделал. Рэй мне сказал, что у него хуже стало с сердцем. Но как приедет, сообщи мне. Я так хочу его увидеть. Так соскучилась, — Кэрол грустно вздохнула. — Только не надо говорить о том, что со мной случилось.

— Долго тебя здесь держать будут?

— Нет, еще пару дней, доктор сказал.

Потом они долго болтали ни о чем. Дженни делилась впечатлениями, рассказывая, что сегодня Патрик устроил ей экскурсию по городу. Рэй тоже планировал вчера поехать, но после визита в больницу отказался. Патрик рассказал, что он очень расстроился из-за того, что случилось, сильно переживает, сам на себя не похож. Как приехал из больницы, закрылся в кабинете и целый день оттуда не выходит. Дороти сказала, что он там пьет. Даже к малышам ни разу за целый день не подошел.

— Почему ты запретила ему приходить? Он тебя обидел?

— Нет, Рик. Дело не в нем, а во мне. Мне просто никого не хочется видеть. Так бывает.

— И папу?

Кэрол кивнула.

— Это… из-за него? Из-за него ты выпила эти таблетки?

— Не из-за него конкретно. Понимаешь… из-за всего.

— Со мной тоже так бывало, — тихо сказала Дженни. — Когда находило такое отчаяние… что жить дальше, казалось, не имело смысла. Когда задумываешься… а зачем мне такая жизнь? Но… теперь все изменилось. И я так больше не думаю. Я была обречена… я так думала, все так думали. Но теперь у меня здоровое сердце, и другая жизнь. Новая жизнь. И теперь я верю в чудеса… и в Бога. И в людей. И ты верь, Кэрол. Если сегодня больно и темно, завтра посветлеет и боль уйдет. Вот увидишь. Просто нужно перетерпеть. И дождаться. И тогда обязательно все изменится.

— Да! — подтвердил Патрик, энергично кивнув. — А мы поможем. Ты не одна. У тебя есть мы.

Кэрол улыбнулась.

— Сынок, я тебе хотела сказать… ты бы был поосторожней с папой. С ним так нельзя. Он такого не потерпит.

— А что он мне сделает? Ремнем побьет? Пусть попробует. Я не боюсь его. И ты не бойся.

— Все равно. Угрожать собственному отцу… это неправильно.

— Мам, мне плевать, что правильно, а что нет. По мне — все способы хороши, если они сработают. Надо же как-то его приструнить, угомонить, а то больно разошелся, сам не остановится. Он на бешеного быка похож — получил по носу и давай все крушить, топтать, пока все не разнесет, не угомонится. А потом сам же жалеть будет. Но и на бешеных быков управа есть. Кольцо ему в нос и держать за него, пока не успокоится. Сам же потом спасибо скажет.

— Кому это кольцо в нос? — раздался за его спиной голос Джека.

Патрик обернулся, ничуть не смутившись.

— Тебе, кому еще? — вызывающе бросил он.

Джек рассмеялся, чем удивил всех присутствующих. А Кэрол удивилась еще больше, увидев в его руках цветы. Подойдя к ним, он захватил стул и, поставив его рядом с кроватью, наклонился к Кэрол и отдал ей цветы.

— Привет, любимая.

Под ошеломленным взглядом жены, он наклонился еще ниже и поцеловал ее в губы. Выпрямившись, он сел на стул и приветливо кивнул Дженни. Та улыбнулась в ответ.

— Поставить цветы в воду? — спросила она у Кэрол. Та кивнула, отдав ей букет.

— У меня хорошие новости, — объявил Джек. — Я договорился, что мама сможет проходить лечение дома, амбулаторно, а не в стационаре. Правда, под ежедневным наблюдением врача, который будет ее навещать. И, если она будет себя хорошо вести, обойдемся без больницы.

Патрик радостно подскочил.

— Здорово! Молодец, пап! Спасибо! Мам, слышала? Никакой психушки! Что с тобой? Разве ты не рада?

— Я же говорила, я не против больницы, — тихо ответила она.

— С ума сошла, что ли? Зачем тебе психушка? Выдумала! Нечего тебе там делать!

— Я смогу взять отпуск, — продолжил Джек. — Мы поедем в Париж, по вашему важному делу. Я бы хотел поучаствовать… Познакомиться с этим Луи, послушать его, узнать, что к чему. Хочу быть в курсе всего, что с вами происходит. Узнать, что это за проклятие, что за дар… Хочу увидеть доказательства и поверить...

— О, ты увидишь! И сразу поверишь! Перестанешь считать нас сумасшедшими… и не будешь больше обижаться на маму, когда поймешь, что все, что мы сделали — все только ради тебя.

Обрадованный Патрик обнял его, сразу утратив всю свою враждебность. Джек улыбнулся, прижав его к груди. Встретившись с холодным взглядом Кэрол, он понял, что ей не понравилась ни первая, ни вторая новость, которые привели Патрика в такой восторг. В отличии от ребенка, она не поверила ему, ни на миг. Столь резкая перемена в нем лишь насторожила ее. Но она ничего не сказала, придержав при себе свое мнение. Похоже, она вообще не собиралась с ним разговаривать.

В палату вернулась Дженни, неся вазу с водой, в которую поставила цветы.

— Какие красивые. — с улыбкой заметила она.

— Рад, что хоть тебе они понравились, — Джек посмотрел на нее. Девочка вдруг покраснела под его взглядом. Сейчас он показался ей совершенно другим, не таким, как утром. Приятным и очень даже милым. И было заметно, что он действительно любит и Патрика, и Кэрол. Вот только последняя явно не хотела разделить его чувств. Почему? Не любила больше? Из-за Нола?

— Пап, мы завезем Дженни домой?

— Завезем.

— А может, пригласим ее на ужин? — наглел Патрик, решив воспользоваться хорошим настроением отца, пока есть возможность. — Я хочу показать ей наш дом, свою комнату. Пожалуйста! А потом Хок отвезет ее домой.

Дженни с ужасом в глазах уставилась на Джека, но тот лишь спокойно кивнул.

— Хорошо.

— О, пап, ты самый лучший! — Патрик снова повис у него на шее. — Прости, что я так с тобой разговаривал. Я больше так не буду… если ты будешь хорошо себя вести.

Джек снова рассмеялся и примирительно потрепал мальчишку по макушке.

— Договорились. Только давай обойдемся без кольца в нос. Я все-таки сенатор, люди не поймут.

На этот раз расхохотался Патрик, счастливый от того, что помирился с отцом. И что тот даже не рассердился, услышав про кольцо и про бешеного быка. Он покосился на маму, которая не разделила их радости и веселья, бледная, с застывшим лицом, на котором ни на мгновение не промелькнула даже тень улыбки. Наоборот, она отвернулась, смотря в окно, словно отрешившись от всего, что происходило в комнате. Патрик неодобрительно покосился на нее, но ничего не сказал. Погладив ее по белым волосам, он поцеловал ее в щеку.

— Не грусти, мам. Все будет хорошо. Все наладится, — ласково сказал он. — Отдыхай, мы пойдем.

Джек поднялся, не отрывая от нее глаз.

— Пока, Кэрол.

Она не ответила, даже не повернулась. Дженни подошла к ней и погладила по руке. Только тогда она повернулась и подняла на нее наполненные слезами глаза.

— Мам, ну ты чего? — расстроился Патрик. — Чего плачешь? Что-то ты совсем раскисла. С тобой такого никогда раньше не было. Что с ней?

Он вопросительно посмотрел на Джека. Тот разглядывал Кэрол.

— Я не знаю, Рик.

«Все ты знаешь, козел!» — подумала Кэрол.

— Идите, Рик. Я в порядке. Просто… и вправду раскисла. Настроение такое. Это пройдет.

Когда они ушли, Кэрол позвала своего охранника.

— Выбрось эти цветы, — процедила она сквозь зубы, когда он заглянул в дверь.

Тот вошел в палату и взял вазу в руки.

— Красивые… жалко.

— Выбрось! У меня на них аллергия.

— А, ну тогда ладно, — забрав вазу, охранник вышел.

Она без интереса переключала каналы, когда в палату заглянул доктор Фрейзер.

— Как вы себя чувствуете? — поинтересовался он, заглядывая в ее историю болезни.

— Лучше, — коротко ответила Кэрол.

— Результаты обследования неплохие. Через пару дней, думаю, вас можно будет выписывать. Кстати, слышал, что ваш муж подсуетился, чтобы вас не положили в клинику, а лечили дома. Это не просто, получить такое разрешение. Видимо, у него хорошие связи.

Кэрол промолчала, смотря в экран телевизора и чувствуя, как взгляд доктора скользит по ней.

— Но ведь вы не хотели бы возвращаться… домой, к нему? Ведь так? Я хотел с вами поговорить, миссис Рэндэл. Кэрол. Вы позволите к вам так обращаться? Я бы хотел вам помочь.

Кэрол посмотрела на него. Он вдруг взял ее кисть и зажал ее между своих ладоней.

— Я знаю, почему вы хотели покончить с собой. Знаю, как он с вами обращается. С такой женщиной… — его голос охрип. — Я бы мог дать показания, заявить о ваших телесных повреждениях. Мог бы заставить его ответить. За все.

Кэрол опустила взгляд и покачала головой.

— Спасибо вам, но не надо. Мне это не поможет. Вы не знаете его. Не думайте, что вам удастся вот так запросто припереть его к стенке. Не связывайтесь с ним. Это опасно.

— Вы напуганы… это он вас запугал. Но вы не должны бояться. И не должны терпеть. Позвольте вам помочь. Я не могу закрыть глаза на то, что с такой прекрасной женщиной так обращаются.

— Спасибо, доктор Фрейзер, но вам не нужно в это вмешиваться, — Кэрол не понравилось, как он уже второй раз восхитился «такой женщиной». В том, как он это произносил, Кэрол послышалось вожделение. Или ей это уже мерещится? Кажется, что все ее домогаются? Скоро она начнет шарахаться от всех мужчин подряд, видя похоть во всем и в каждом, как параноик.

— Но вы не должны терпеть такое обращение. Вы должны написать на него заявление о физическом и сексуальном насилии. Сейчас у нас есть все доказательства. Он не отмажется. Даже если его не посадят, он слетит со своего поста, вы получите развод, отсудите половину его имущества и станете свободной. И если дело получит широкую огласку, он вряд ли сможет выкрутиться или вам навредить. Если с вами что-то случится, он первым окажется под подозрением. Вы же можете сейчас взять его за горло. Наказать за все и избавиться от него раз и навсегда. Разве вы этого не хотите? А я вам помогу.

— Вы? — Кэрол прищурилась, пристально изучая его взглядом. — Но вам это зачем? Ради чего вам так рисковать?

— Ради вас.

Кэрол нахмурилась.

— Что это значит?

Он придвинулся ближе, заставив ее сразу напрячься.

— Вы — самая восхитительная женщина, которую я когда-либо видел! Такая красавица! Такая… роскошная… — он положил ладонь на ее ногу, на внутреннюю сторону бедра, и жадно погладил. Подняв на нее взгляд, он осторожно заскользил выше. — Только скажи… я все ради тебя сделаю...

Он вскрикнул от неожиданности, отдернув руку, когда она резко подскочила и кулаком с размаху ударила его по носу.

— Убери свои руки, гад!

— Эй, ты что? — возмутился он. — Совсем ненормальная, что ли? Зачем же сразу бить… ты мне нос разбила! Я сообщу об этом, скажу, что ты на меня напала!

— А я скажу, что ты мне между ног руку свою совал!

— Тебе никто не поверит! Ты же чокнутая! — он посмотрел на выпачканные кровью пальцы. — Не будешь ты дома лечиться, поняла? Отправишься отсюда прямиком в психушку! Потому что я сейчас пойду и заявлю о нападении.

— Ну и иди!

Он с досадой смотрел на нее.

— Зачем тебе это? Почему отказываешься? Я же предложил реальную помощь. Чего ты недотрогу из себя строишь? Разве муж тебя ремнем избил не за то, что рога ему наставила? А я жизнью рисковать готов ради тебя… И в благодарность так мало прошу… Чего тебе стоит-то...

— Убирайся! Картер! Картер!

Распахнулась дверь и в палату влетел ее телохранитель. Увидев окровавленное лицо доктора, он растерянно замер на месте.

— Доктор Фрейзер уходит, проводи его, — велела Кэрол.

Картер нахмурился, смерив мужчину суровым взглядом.

— Доктор… прошу вас, — он кивнул на выход.

— Я врач, вы не имеете права!

— Думаю, мои права вам лучше обсудить с моим боссом, — отрезал Картер и, схватив его за руку, решительно вывел за дверь.

— Вы пожалеете! — бросил Фрейзер Кэрол напоследок. Отпустив его, Картер вернулся.

— Что случилось? Он вас… обидел? Мне сломать ему ребра?

Кэрол рассмеялась.

— Не надо, Картер, спасибо! Думаю, разбитого носа ему будет достаточно.

Парень сверкнул в полумраке белозубой улыбкой, утратив свой напускной суровый вид.

— Мне кажется, что пара поломанных ребер тоже бы не помешала. Вы не против, если я отойду… на минутку?

— Конечно, нет. Обещаю, я не сбегу.

— Вам принести кофе… из автомата?

— Да, пожалуй, не откажусь. Спасибо.

— Я быстро, — он скрылся за дверью, плотно прикрыв ее за собой.

Кэрол, вздохнув, снова взяла пульт от телевизора. Наверняка побежал докладывать Джеку. Жена-психопатка разбила доктору нос. Как на этот раз отреагирует на ее выходку Джек? Может, все-таки передумает и отправит ее в психушку?

Скрипнула дверь.

— Что-то ты быстро, Картер!

— Что еще за Картер?

Кэрол вздрогнула, выронив пульт, и повернулась к двери, уставившись на огромный мощный силуэт, проскользнувший в палату. Закрыв дверь, мужчина повернулся и, приподняв надвинутый низко на лоб козырек черной бейсболки, под которым прятал лицо, взглянул на девушку черными блестящими глазами.

— О, Боже, Исса! — выдохнула она пораженно, глазам своим не поверив.

— Привет, ясноглазая!

Откинув одеяло, Кэрол подскочила, бросившись к нему с такой радостью, что тот тоже протянул руки, готовый поймать ее в свои объятия. Лицо его осветилось широкой веселой улыбкой, и Кэрол улыбнулась в ответ, почувствовав, что соскучилась по этой его улыбке, которая ей всегда нравилась. Но она не рассчитала свои силы, у нее неожиданно закружилась голова и подкосились ноги.

— Ой! — растерянно воскликнула она, потеряв равновесие и падая. Исса метнулся к ней и успел подхватить. Обхватив одной рукой, он другой погладил ее по волосам и поднял ее лицо вверх. Кэрол морщилась, пытаясь подавить головокружение.

— Исса… ты здесь...

— Конечно, суицидница ты хренова! Пришел надавать тебе по заднице за то, что натворила. Ты чего это?

— А Тимми?

— Я один. Он пока не может прийти.

— Но он жив? Как он? — Кэрол, справившись с головокружением, сосредоточила на нем свой взгляд. На плечи был накинут медицинский халат, дабы не привлекать внимания, в который он явно не поместился, не найдя, видимо, подходящего размера. Но это была плохая маскировка — не обратить на него внимание было невозможно. Под халатом на нем была черная ветровка, черные, военного покроя штаны, высокие тяжелые ботинки. Он походил на взломщика, залезшего ночью в чужой дом. Только маски на голове не хватало. Но Кэрол на это не обратила внимания, привыкшая. Они с Тимом всегда так одевались, не очень заморачиваясь с разнообразием в гардеробе, в котором еще присутствовали только джинсы и кроссовки.

— Жив, — легко подхватив на руки, как ребенка, он поднес ее к кровати и положил на нее. — Не переживай, ему сейчас несладко, но он выкарабкается.

Глаза Кэрол наполнились слезами.

— Все… серьезно?

— Он тяжело ранен, Кэрол. Я еле выдернул его с того света… Пришлось отвезти его в больницу, сам я не смог, раны были серьезными. Его долго оперировали… еле спасли. Правда, потом я его выкрал оттуда и отвез к одному доктору, который теперь о нем заботится. Пришлось постараться и уничтожить все записи и данные о его прибывании к этой больнице, чтобы Рэндэл не узнал, что мы там побывали. Не знаю, прокатило ли...

— Кажется, прокатило. Насколько мне известно, ему так и не удалось напасть на ваш след. Но зачем ты пришел? Это же опасно...

— Потому что услышал по новостям, что жена Джека Рэндэла пыталась свести счеты с жизнью! Я не мог не прийти!

Кэрол потянулась к нему и, положив ладони на широкие плечи, прижалась к ним щекой. Он обнял ее.

— Спасибо, — прошептала она.

— Все будет хорошо, ясноглазая. Я пришел сказать тебе, что мы придем за тобой. Мы тебя не бросим. Потерпи немного. Нол поправится, и тогда мы заберем тебя и детей. Рэндэл нас никогда не найдет. Мы умеем быть невидимками. И ты рядом с нами тоже станешь невидимкой. Я только хотел спросить… Ты пойдешь с нами?

Кэрол кивнула, смотря на него сквозь слезы. Исса радостно улыбнулся.

— Я знал! Даже не сомневался в тебе! Тогда жди нас… и не делай глупости больше!

— Хорошо… я обещаю, — улыбнулась Кэрол. — У меня есть документы на другие имена, и на меня, и на детей. Они хранятся у Рэя. Лисята и Дженни тоже у него.

— Я знаю. С фальшивыми документами можешь не заморачиваться, это не проблема. Я тебе любые достану, хоть сто штук.

— Но эти документы сделал для меня Касевес. Они надежные. К ним не подкопаешься. И не проколешься.

— Ладно, тогда пусть будут эти. Все остальное — наше дело, ты не о чем не думай. Мы все сами сделаем. Ты только жди, — взгляд его скользнул в вырез больничной сорочки на груди, потом по обнаженным рукам. И он замолчал, меняясь в лице, с которого сошло веселое радостное выражение. Кэрол вдруг увидела перед собой другого Иссу — Иссу, которого она увидела впервые, сурового и мрачного, которого поначалу так боялась. Оторвал взгляд от синяков и ссадин, она поднял его на ее лицо.

— Почему ты пыталась покончить с собой? Что с тобой делает эта скотина? То, что бьет, я уже увидел. Всю свою злобу теперь на тебе вымещает, да? Аж до самоубийства довел?

— Нет, это не из-за него. Из-за всего, понимаешь? Я просто отчаялась. Не знала, что мне делать. Мои дети у Рэя, и я не представляю, как их вернуть. Не знала, что с Тимми… Ну, в общем… — она помялась, разглядывая синяки на руках. — А это… это только один раз случилось. Он сорвался.

— Сорвался? Я был уверен, что он тебя убьет… из-за Нола. Но я не мог тебя спасти. Прости. Мне нужно было спасать Нола.

— Да, я знаю. В общем, на самом деле, все не так уж плохо. Убивать меня он не собирается. Грозился в психушку отправить, но вдруг почему-то передумал. Думаю из-за Патрика. Он меня защищает, даже угрожал, что всем расскажет, что он меня побил, что я его пленница. Что это он меня довел до самоубийства. Не знаю, как на все это отреагирует Джек и что будет делать, но сегодня он корчил из себя идеального мужа и отца. Меня чуть не стошнило. Но Патрик ему поверил. Он ребенок. Ребенка легко обмануть, — печально добавила она.

— Ладно, ясноглазая, ты давай держись и постарайся в психушку все-таки не попасть, оттуда тяжелее будет тебя вытащить. Ты сильная, вытерпишь. И с муженьком своим справишься, тебе не в первой.

— Тим знает о том… что я попала в больницу?

— Нет. Я не говорил. Меньше знает, крепче спит. Он и без того всякими переживаниями себя изводит.

Кэрол подавленно помолчала. Она могла себе представить, что это были за переживания.

— Не рассказывай ему об этом, — она коснулась своих синяков. — Скажи, что со мной все в порядке.

— Даже это будет ему слабым утешением. Уже одно только то, что ты в руках Рэндэла, сводит его с ума. Да это и понятно, — Исса отвел взгляд и пожал широкими плечами. — А еще он боится, что вы с ним помиритесь. Что ты все еще его любишь.

— О, об этом путь даже не думает! — Кэрол горько усмехнулась. — Мой муж меня ненавидит и презирает. Я его чувства разделяю. Никакой любви больше нет. Есть только ненависть.

— Ну, наверное, эта ненависть не мешает ему требовать от тебя исполнения супружеского долга?

— Вовсе нет, — Кэрол невозмутимо пожала плечами, смотря на него чистыми искренними глазами. — Он меня больше не хочет. Мы столько лет были женаты, потом, видимо, вообще отвык. У него куча любовниц, ему нет до меня никакого дела. Особенно после того, как узнал, что у меня был другой. Джек не прощает такие вещи.

Она спокойно встретила недоверчивый взгляд Иссы. Он не стал спорить или возражать, но было заметно, что он в это не поверил. Взгляд его скользнул по ее телу. Кэрол как можно незаметнее натянула повыше одеяло, но движение от Иссы не ускользнуло. Он тяжело вздохнул.

— Ладно, так ему и скажу. Пусть не мучается. Хотя в это даже последний дурак не поверит. А он не такой уж и дурак. Только потом лучше скажи, как есть. Лучше не врать, тем более, если все равно не поверят. Нол не поверит. Скажи лучше, что ты не хотела… что только против твоей воли. Это больше будет похоже на правду. В это хоть можно поверить, если захочется.

Кэрол опустила взгляд и промолчала. Потом подняла руки и показала ему свои запястья. Исса кивнул.

— Я заметил. Наручники. Слабое, конечно утешение, но все же это лучше того, если бы ты спала с ним по своей воле.

— Думаешь, Тим все еще захочет быть со мной после… всего? Простит меня?

— А за что ему тебя прощать? Он сам виноват, что как последний лох позволил этому ублюдку тебя забрать. Лучше сама подумай, прощать ли его, что он это допустил. Я вообще не понимаю, как такое могло произойти. Я от него такого не ожидал. Да он должен был прихлопнуть Рэндэла, как муху! А это Рэндэл его прихлопнул и забрал тебя… А он теперь валяется беспомощный, с тремя дырками в теле, пока его женщину бьют и насилуют, и ни хрена не может сделать, только беситься.

— Не надо так, Исса. Там был Хок. Тим с ним схватился, а Джек исподтишка в него выстрелил. Тим не виноват.

— Что? Проигравший всегда виноват! Он был на войне, обучен, в два раза больше Рэндэла и в десять раз сильнее! Почему же из того подвала вышел Рэндэл, живой и невредимый, забрав его женщину, а Нол остался лежать там и умирать?

— Потому что это был Джек, Исса. Потому что он всегда побеждает. Любых противников. И в любых ситуациях. Я не знаю, как у него так получается. Но получается.

— Да уж, с этим трудно не согласиться. Твой муж заслуживает уважения, он умеет настоять на своем, хоть и не всегда красиво… Выстрелив человеку в спину, например. Но факт остается фактом — он победил. Как — не важно. Лично для меня не важно. В спину, в голову, исподтишка или напрямую — какая разница? На войне все способы хороши, главное — убить самому и не дать убить себя. А мы на войне. Но война еще не окончена. Нол выжил. Еще поглядим, чья возьмет. А твоей вины нет. Ты женщина. Виноват Нол. И сам это знает. Это он у тебя прощения вымаливать должен, что не сумел защитить. Не будь он таким раззявой, были бы сейчас где-нибудь далеко, трахал бы тебя дальше и радовался, а Рэндэл бы локти кусал. А вышло все наоборот.

Кэрол покраснела, но промолчала, давно уже привыкнув к манерам Иссы. Вернее, к их отсутствию.

— Ладно, чего мусолить, уже случилось. Ничего страшного. Утрем мы еще Рэндэлу нос, вот увидишь. Не расстраивайся, ясноглазая, выше носик. Подниму я на ноги твоего Тимми, и свалим мы отсюда все вместе к чертовой матери, — он широко улыбнулся, пытаясь приободрить, и легонько ударил ее кончиком указательного пальца по носу. — Кстати, пока Нол не видит… не сердись, ясноглазая, так давно об этом мечтал, — рассмеявшись, он вдруг прижался к ее губам в горячем поцелуе. — Ох, какая же ты сладкая! И чего ты его выбрала? Я бы тебя так не прошляпил! Если вдруг надоест, не забудь, есть еще я! Ладно, шучу, а то еще подумаешь всякое… А ты чего это такая белая стала? Прям не узнать!

— Конечно, ты же меня только с темными волосами видел. Это Джеку назло. Так я еще больше на маму похожа, а ему это страшно не нравится.

Исса расхохотался.

— Тише… услышат тебя… — испугалась Кэрол. — Тебе лучше уйти. У меня охрана… он отошел, сейчас придет. И он вооружен.

— Подумаешь, я тоже!

— Кто бы сомневался...

— Ладно, пойду. Лучше не светиться перед твоим муженьком. Не говори ему о том, что я тебя навещал, ладно?

— Исса… я понимаю, что после всего вам наверняка захочется отомстить… но, пожалуйста… я очень прошу… умоляю… не надо! Передай Тиму, что я очень жду его… что уйду с ним, но пусть вспомнит о своем обещании. Патрик никогда не простит смерти отца. Ни мне, ни ему. Мы не сможем тогда быть вместе. Я выберу сына.

Исса угрюмо промолчал. Потом пожал плечами.

— Я понимаю.

И вдруг подскочил, выхватив из-за пояса пистолет. Метнувшись к двери, он прижался спиной к стене.

— Не убивай… пожалуйста! — простонала Кэрол.

Исса приложил палец к губам, приказывая замолчать.

Дверь открылась, и в палату с улыбкой вошел Картер, держа в руках два стаканчика с кофе. За его спиной Исса взмахнул пистолетом и рукояткой ударил его по затылку. Подхватив потерявшего сознание охранника, он бережно положил его на пол.

— Мне пора, ясноглазая, — он, выпрямившись, на мгновение замер, не отрывая от нее глаз. — Скоро увидимся! Жди!