10. Обратный отсчёт

— Вставай, соня… Уже восемь. Скоро ехать домой. Пошла я Мишку будить… — меня обдаёт свежестью, Алиса ерошит мне волосы и легонько дергает за ухо. Открываю глаза. Она уже одета, тщательно причёсана, на лице косметика — всё идеально. Королева.

Иду в ванную, выхожу на просторную кухню, везде горит свет — Алиса включает все лампы и светильники разом. Это неистребимо. Все уже к этому привыкли. За столом Мишка, на столе завтрак.

— Тс-с-с-с… Родители спят ещё. А Лера с Женькой уже уехали. Завтракаем, едем к нам, я Альке подарок приготовила, но не думала, что он понадобится раньше марта. Потом отвезём Мишу домой и дальше будем делать что хотим.

— Алис… — пытается возразить Мишка. Он ещё сонный и не понимает, что с Алисой спорить бесполезно.

— Папаша, не перечьте праздничным женщинам. Там целый тюк пеленок, распашонок, одеяльца, конверт для малыша… В общем — всё самое необходимое, пешком не унесёшь.

Во дворе белым-бело. Втроём смахиваем с машины снег, запорошивший всё вокруг за ночь. Навстречу всеми безлюдными улочками катится побледневший от снега город. Алиса останавливается перед пешеходным переходом. Его пересекает старушка с собакой, в руках у неё яркий пакет.

— Алиса, стой.

— Стою.

— Давай заедем к Аглае Петровне.

— Ну что ж ты раньше не сказал, Андрей! Ладно, придётся круг давать теперь, — ворчит она, но глаза в зеркале улыбаются отчего-то.

По дороге тормозим у маленького зоомагазина. Без слов выходим из машины, оставляя Мишку с Артёмом. Покупаем собачьи лакомства, кокетливый ошейник на прочной цепочке.

— Может, что-то ещё посмотрим?

— Не надо. Всё равно наспех ничего хорошего не найти сейчас. Я себе халат купила вчера, в машине лежит. Тёплый, классный. Ей подойдёт. Она худенькая.

Поднимаемся по лестнице, вчетвером. Аглая открывает двери, всплёскивает руками.

— Ой, родные мои! Как я рада! — обнимает Алису, гладит по голове Артёма. — Чем мне вас угостить? Проходите.

На стол ложится свёрток с халатом — тёплым, тёмным, Алиса любит такие. Следом за ним большая жестяная банка с чаем, у батареи — картонная коробка с «Цезарем», для маленьких собак. Питомец Аглаи скребётся где-то в глубине квартиры. Аглая дарит Артёмке конфеты и хрупкую старинную ёлочную игрушку: серебристый шар с блёстками, а на нём нарисован ангел в длинной тунике, с белоснежными крыльями. Мы с Мишкой рассматриваем портреты на стене. Аглая, её покойный муж и смеющийся молодой парень. Я вспоминаю, что Алька говорила: у Аглаи сын погиб. На какой-то войне в девяностых.

Прощаемся у порога, и тут Аглая спохватывается.

— Мишенька, погодите. Я тут Алечке передать хочу, для ребёночка… Берегла всё… — она исчезает в глубине комнаты и появляется вновь, неся в ладонях крошечную икону Богородицы.

— Вы не подумайте, это же Палех, старинная работа! Я её всю жизнь хранила. Некому оставить, а Алечку я люблю. Муж покойный, Анатолий Моисеевич, коллекционером был.

— А это вам… Тебе… — Аглая теряется, говорить Алисе «ты» или «вы».

— Дай-ка руку свою. Вот… На счастье… — и надевает на палец Алисе старинный серебряный перстень с чёрным камнем. — Это чёрный жемчуг. Начало двадцатого века, хороший ювелир делал. Серебряный век...

— Аглая Петровна, это же сокровища! — говорит она, и голос её звенит, как будто она сейчас рассмеётся или расплачется. — Господи, Аглая Петровна, милая, мы совсем не заслужили таких подарков!

— А подарки — они же не за заслуги, они просто так… От чистого сердца!

Возбуждённые, спускаемся вниз, едем дальше, мимо заснеженного парка, через мост. Что за де жа вю...

— Вот тут я смартфон потерял… — говорю я Алисе. Он упал в воду. С моста...

— Давайте прогуляемся, что ли. Миша, тебе же к Альке рано ещё? Я тебя отвезу.

Мы стоим на мосту, вчетвером. Смотрим на тёмную воду, подёрнутую у берегов тонким льдом. Здесь так хорошо дышится. Мимо проходит полицейский. Его лицо кажется знакомым. Я киваю ему, и он кивает, улыбаясь. Кажется, это тот самый, который было принял меня за сумасшедшего, когда меня перемкнуло и я пытался открыть дверцу неизвестно чьей машины… Всё, что происходит этим рождественским утром, напоминает обратный отсчёт. Работу над ошибками, которые невозможно исправить. Или возвращение забытых долгов — хотя бы частичное. Полностью эту жизнь, прожитую будто в кредит, искупить невозможно. Невозможно… Тебе неслыханно повезло, дурачок, говорю я себе, просто повезло и всё.

Алиса подшучивает над нами, мы весело смеёмся. Полицейский улыбается, машет нам рукой, с удовольствием рассматривая улыбающуюся Алису, одобрительно кивает:

— С Рождеством!

— С Рождеством! — кричим хором в ответ.

А вечером мы сидим дома. Алиса шелестит страницами, сидя в кресле. Читает. Я смотрю новости по телевизору. Артёмка возится в детской. Идти никуда не хочется. На журнальном столике у окна стоит картонный кораблик. Его уже покрасили акварелью, поправили размытый рисунок. В нём конфеты и карликовые мандарины.

Во мне бродит приятная усталость. Мы так много сказали друг другу, что хочется помолчать. И молчание наше легко и прозрачно.

— Хочешь наполеон?

— Хочу.

— Возьми в холодильнике. И Тёмке кусочек дай, — говорит Алиса и углубляется в книгу. Идя мимо, трогаю её за руку, приподымаю книжный корешок. Чехов… Странно, что когда-то он мне скучным. Вот оно, моё «небо в алмазах»...

Мне отчего-то радостно, и грустно, и тепло на душе. Так я себя чувствовал только в детстве, когда разбил хрустальную вазу и пытался выковырять осколки из ворсистого паласа. Думал, убьёт меня мама. А она простила, даже испугалась, не порезался ли я, и ничего мне за это не было. Сошло всё с рук. Правда, палас потом долго выбивали во дворе пластмассовой хлопалкой, пылесосили, и еще долго ходили по дому не босиком, а в тапках.

Нарезаю торт ломтиками. Отправляю в рот сладкие крошки. И мир складывается, наконец, как кубики в детстве. Правильно, как ему и положено. Вот верх, вот низ, никакой путаницы. За окном падает снег — с неба на землю, а не наоборот. Мы потом себе всё объясним. И всё друг другу простим. Потому что иначе — никак. Потому что иначе никому из нас не выжить...