Глава 7

— Когда-то в мире жили двое богов, родившихся из небытия. Они были близнецами — братом и сестрой, которые стали родителями всего сущего. Они породили землю, звёзды, животных, людей, всё живое и неживое в мире. Когда сестре надоело жить в этом мире, она ушла за грань… Брат тосковал и каждый день отправлял ей подарки. Создавая новые жизни, она в свою очередь забирала их себе. Так и появилась Смерть… — Рю закончил говорить, когда часы на большой башне пробили полночь.

Комната заполнялась тьмой. Эрель сидел в кресле, наблюдая за гробом в центре комнаты. Украшенный цветами и свечами саркофаг с телом Аэль напоминал праздничный торт. Как подарок на их общий день рожденья. Сегодня им исполнилось по двадцать лет, дата, которую Аэль не пережила.

Эрель старался блюсти похоронный обряд, как было принято у них дома: открыл все окна, чтобы душа могла найти себе путь в небе, завесил чёрными тряпками все зеркала, чтобы она не заблудилась в иных мирах. У изголовья стояла миска с водой, чтобы дать возможность душе отмыться от мирской грязи перед тем, как вознестись на небо. Но он знал, что эта душа никуда не уйдёт, сестра будет вечно преследовать его до самой смерти.

Аэль стала похожа на мёртвого каменного ангела на надгробии, когда тяжесть предсмертных судорог сошла с её лица. Теперь она лежала в гробу, словно спала на перине из цветов, одетая в строгое свадебное платье, закрывающее её по самое горло. В ушах сияли серьги с бриллиантами и на каждом пальце тонкие золотые кольца. Её красоте позавидовала бы любая покойница.

Когда Эрель нашёл её обнажённой посреди окровавленного пола, он понял, что всё идёт своим чередом. Ничего больше не изменилось в его чёрной пустоте, ведь оба они были мертвы уже много лет, с того дня как их разделил скальпель хирурга.

Он лёг на пол в лужу её крови, прижимаясь к мёртвому искромсанному телу, чувствуя, как оно продолжает остывать в его руках. Его мучило отвратительное возбуждение. Он попытался заняться сексом с телом сестры, но оно уже было сковано смертью. Всё, что ему оставалось, это тереться об её израненную плоть, смешивая свою сперму с её кровью. Его необычайно заводил вид её растерзанного влагалища и длинных ран внизу живота, того, где возможно был их ребёнок, существо, которое по размеру меньше фасолины.

Эрель целовал её губы с привкусом крови и смерти. Они были слаще, чем всё вино, что он пробовал в жизни.

Аэль написала свою прощальную записку ещё несколько дней назад, когда обдумывала очередной отход к смерти. Она писала подобные письма и раньше, но все они отправлялись в огонь.

«Каждому своё… Я стала ближе к смерти, чем раньше, когда мы только издалека заигрывали с ней. Она всегда была рядом, но только сейчас она позвала меня за собой по-настоящему. Я чувствую её ледяное дыхание на своих щеках. Я ощущаю её холодные влажные поцелуи.

Я всё чаще вспоминаю наш старый дом: ветхую деревянную мебель, скрип половиц, запах молока и мёда, лоскутные одеяла. Помню наши прогулки за руку по старому погосту, где среди высокой травы чернели покосившие кресты и поросшие мхом надгробия. Мы нашли заброшенную могилу влюблённых, с тех пор носили их имена как проклятое знамя нашей запретной любви.

Мы были детьми, и весь мир казался нам окутанным тёмным волшебством, и мы являлись его частью. Я много тосковала по этим временам нашей невинности. Помнишь, старики в посёлке говорили, что мы похожи на ангелов. Как давно мы разменяли крылья на кокаин и порно, погрязли в этом бренном существовании?

Я шла за тобой в Ад твоей жизни, по этой скользкой от крови лестнице, когда поняла, что мы не единое целое, мы стали чужими. Я не способна жить без тебя, поэтому я сделала свой выбор…»

Первой версией полиции было преднамеренное убийство. Им не терпелось обвинить Эреля в смерти сестры, но у них не было доказательств, и записка была признана подлинной.

Вопреки всем обычаям похороны проходили ночью. Эрелю было тяжело выходить из дома под светом дня. Точно так же это было бы невыносимо для гостей, привыкших жить под покровом ночи. Погребение проходило без отпевания и другого вмешательства церкви. Эрель лишь положил в гроб сестры красивое распятие из чёрного дерева, что так нравилось ей всегда.

На похороны Аэль собрался весь свет тёмного мира андеграунда: музыканты, художники и актёры специфического кино. Это больше походило на шабаш чем на священный обряд. Множество глаз, затуманенных неземным кайфом; множество рук, покрытых татуировками и шрамами, несущих цветы к её гробу; множество голосов, поющих, как раненые птицы. Здесь не было места слезам.

Гроб с телом везла повозка, запряжённая длинногривыми вороными конями. Вся эта процессия в свете газовых фонарей напоминала Дикую Охоту. Над разрытой могилой кружили чёрные тени ночных птиц и летучих мышей. Это было старое заброшенное кладбище. Здесь, среди заросших мхом надгробий, изуродованных временем статуй, белели размытые наводнением кости.

Могилу Аэль вырыли с другой стороны от памятника, где некогда покоилась первая красавица города, там, где стоял красивый мраморный ангел, сжимающий в руках мёртвого младенца. Многие будут говорить, что потом ангел развернётся к ней лицом, но это так и останется легендой. Аэль не достойна даже его тени.

Похороны снимали на видео, словно свадьбу или день рожденья. Томные дамы в чёрном позировали на камеру, вытирая кружевными платочками фальшивые слёзы. Лицо Аэль в кадре выглядело живее, чем во многих её фильмах. Мир, где живые играют в мёртвых, был перевёрнут с ног на голову.

Ближе к полуночи в чьём-то роскошном особняке живые люди с мёртвыми лицами пили игристое вино, нюхали кокаин с серебряного подноса и пускали по венам морфий. Без всякого сговора они скидывали свои сверкающие чёрные одежды. Их тела сплетались в дикой пляске под звуки органа. Они предавались любви как на чёрных мессах, не ведая разницы между полами.

Эрель и Рю сидели в стороне, отрешённо наблюдая за оргией. Секс казался им чем-то вроде балета, только в нём было гораздо больше искренности. Эрель продолжал думать о таинственном хозяине дома, который так и не вышел к гостям. Он знал, что этот человек финансировал их фильмы и являлся большим поклонником творчества близнецов.

На пир пригласили последнюю девственницу в городе. Она была красивым дикорастущим цветком, розой среди отбросов, но даже у Непорочной Девы есть своя цена.

Казалось, что ей даже доставляет удовольствие совокупление с огромным чёрным козлом. Девушка стояла на коленях, уткнувшись лицом в залитый вином пол. Козёл, которому она предварительно вылизала анус, имел её сзади. И в этой сцене не было пошлости, скорее просто апогей декадентского гедонизма, насмешка искусства над самим собой.

Подобные акты зоофилии, даже ритуальной, навевали на Эреля скуку. Камера была включена, не упуская ни единого момента адского фильма. «Мы сделаем даже такую мерзость искусством», — сказал он. Наркотики уносили его разум в царство единения с собой, замещая скорбь по Аэль обыкновенной скукой.

Ему не хотелось думать о том, что будет дальше. Одно он знал точно, с карьерой порно-актёра пора заканчивать. Жизнь и смерть открыли для него новые пути.