Глава 4

Съёмки очередного ролика подошли к концу. Режиссёр, оператор и прочая группа курили посреди скотобойни, кутаясь в свитера от пронизывающего холода. Свиные туши раскачивались на своих крюках. Гнилая кровь капала на пол. Невыносимый смрадный запах стоял в воздухе.

Эрель смахивал с себя ошмётки сырого мяса. Его завораживал запах смерти. Но вот Аэль поклялась стать вегетарианкой. Она с ужасом смотрела, как брат прогуливается между освежёванных туш, нежно касаясь их руками. Он был так красив: голый, перемазанный свиной кровью, которая давно начала сворачиваться. Его волосы слиплись, повисли плетьми до середины спины.

Пространство было огромно. Аэль ощущала давление каменных стен, впитавших в себя столько крови и боли.

— Ты знаешь, а тут не только свиней перемалывали в фарш, — оскалившись, произнёс Эрель, пережёвывая кусок сырого мяса. На его губах пузырилась розовая пена крови и слюны.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Аэль, кутаясь в плед, ей было неприятно, мокро и липко от стынущей крови животных на своём теле.

Она прекрасно догадывалась, что ответит брат дальше.

— Здесь так же много людских смертей. Я чувствую их.

— Но откуда? — сестра подняла глаза к потолку.

— Я не знаю, может быть, мафия, сектанты или свои тайны рабочих скотобойни. Нам не стоит в это вмешиваться.

Эрель поймал слегка испуганный взгляд Аэли. Он знал, что сестра всегда оставалась несколько восприимчивой ко всем этим странным мистическим историям, которые он порой придумывал.

— Пошли, — сказал он. — Отмоемся от этой скверны.

Потоки воды дарили очищение. Близнецы думали о новом видео, отражающем в себе их любовь в окружении свиных туш и кусках мясо, где были литры бутафорской крови и потоки спермы. Дирк обещал так выстроить фильтры, чтобы сыграть на контрасте красного и белого. Зрелище обещало кровавый психоделик. Он говорил, что если собрать все фильмы воедино, то может получиться отличное выражение сексуального бед-трипа.

Наверное, что-то подобное видят те, кто умирают от передоза, будучи молодыми и красивыми. Их манит к себе сексуальный ад, заглатывая своим жарким ртом, пропуская сквозь сфинктр. И где-то там, в бездне ада, и прячется та самая точка наслаждения. Это и есть небытие. Главный трип. Одна секунда кайфа — и ты перестаёшь существовать навсегда. Кто-то читал это раем. Но это лишь машинка по перемолке душ.

***

Они сидели в кафе, попивая ароматный кофе. Съёмка была изматывающей, но это ещё не значит, что стоит отказываться от привычной ночной жизни. Закинувшись допингом из кофе и кокаина, они снов готовы к приключениям.

Близнецы встали и пошли в ночь чёрными извилистыми улицами, туда, где в одном из подвалов горел красный свет. Бледные подростки на входе, больше похожие на тени, провожали братьев своими рыбьими глазами. Не каждый день здесь можно встретить двух белых ворон посреди чёрной толпы.

Дети обмениваются лезвиями, выводя на своей коже узоры боли. Со сцены доносится тихая мелодичная музыка, несущая в себе всю тяжесть смерти. Они прекрасны — эти звуки виолончели, клавесина и тонкого голоса певицы. Райский голос повествует о муках ада внешнего мира, он зовёт за собой в царство теней, туда, где уже не больно. Возле сцены сидят отрешенные люди. Многие из них сжимают в руках бутылки с крепким алкоголем и опасные бритвы. Истинные самоубийцы не блейфуют. Они истекают кровью, слушаю голос своего ангела.

Её звали Вивьен. Это бледное, почти лишённое тела, создание. На её голове неизменный венок из кладбищенский роз. Её тёмные волосы волной струятся по плечам. Белое платье кажется почти прозрачным, а под ним тонкий скелет бабочки. Близнецы наблюдают за представлением, забившись в самый тёмный угол клуба. Им не хочется быть замеченными. Они знают, всё, что делает эта девушка — незаконно. Её песни склоняют подростков к суициду. Но она не виновата, это всего лишь разрушительная сила её творчества. Это её демон. Она лишь воплощает смерть в бренном мире людей.

Зрители сидели на стульях в первых рядах. Их стекленеющие глаза всё ещё смотрели на сцену, кровь струилась из разрезанных вен и артерий. Мир сжимался в одну точку, и не хватало сил, чтобы моргнуть.

Концерт, окончен, Вивьен ушла со сцены, не глядя в залитый кровью зал. Всё, что происходит с этими самоубийцами не её дело.

Она появилась неожиданно со стороны чёрного хода, где стояли близнецы.

— Я знала, что вы снова придёте на моё шоу, — сказала она, выходя из темноты.

Здесь она ещё больше напоминала призрак, нежели в свете софитов.

— Мы не могли это пропустить, — сказал Эрель, расплываясь в улыбке.

Аэль, как всегда, молчала, став ещё бледнее. Эта музыка вводила её в некий потусторонний транс. Энергии десятков человек, мечтающих о смерти, терзала её душу. Брат, казалось бы, не обращал внимания на её состояние. Хотя обычно он был таким заботливым.

— Пойдём, — сказала Вивьен, накидывая манто из белого песца.

Они вышли на улицу, где шёл мокрый снег с дождём. Снежинки оседали на ресницах, проливаясь вниз слезами, размазывая макияж. Вскоре подъехало такси. Все трое курили в машине ароматные сигареты, погружаясь в дорожный транс, незаметно заправлялись кокаином.

Она жила в мансарде под небом с видом на заросшее кладбище. Домовладельцы считают, что это отпугивает жильцов, поэтому сбавляют цену до минимума. Но они не знают, что для таких как Вивьен, соседство с кладбищем — это высшая из благ.

В квартире темно, она зажигает лишь несколько свечей, чтобы найти бутылку вина. Они пьют молча. Вивьен отходит за ширму и наряжается в любимое платье. Близнецы внимательно следят за ней взглядом. Теперь она похожа на призрак викторианской эпохи. Платье былое с оттенком тлена и плесени, словно снятое с покойника, пролежавшего в земле пару лет. Но даже в этом платье, она прекрасна.

Она берёт букет цветов и направляется в ванную. Там раздаётся шум воды. Она сидит на холодном полу, похожем на шахматную доску, медленно отрывая лепестки роз. Они падают в воду. Девушка достаёт из шкафчика пузырёк со снотворным. Ей стоит больших усилий, чтобы проглотить сразу все таблетки. Она запивает их вином, надеясь, что её не стошнит.

Вивьен опускается в тёплую ванную усыпанную лепестками роз. Аэль и Эрель держал её за руки в этом последнем путешествии.

— Я передам вам привет оттуда, — шепчет она, закрывая густо накрашенные веки.

По её щекам стекает чёрная тушь, рисуя на бледной коже таинственный узор, так похожий на трещины.

— Массовые самоубийства — вершина моей карьеры, — продолжает говорить она, пока снотворное не начало действовать.

— Ты была на высоте, никому тебя не затмить, дорогая, — говорит Эрель, гладя её всё ещё теплую руку.

Фоном играет её песня о мёртвых цветах, где слышится соло траурного органа и стоны скрипки. Со стен смотрят её фотографии, где мрачная Вивьен в одеянии вдовы целуется с холодными статуями на могилах или лежит среди цветов на траурном ложе. Всю жизнь она была очарована смертью.

Близнецы сидят с ней всю ночь. И даже после того, как её лицо исчезло под гладью воды. Они ещё долго любуются мёртвой девой, воспевшей смерть.

Когда всё стало, ясно Эрель принёс с кухни настольную лампу и, поднеся её ближе к лицу покойной, сделал несколько снимков на палароид. На фото осталась Вивьен в лёгкой белой дымке. Её волосы извивались под водой подобно змеям, а траурный венок изображал нимб.

Близнецы ушли, избавившись от всех следов своего пребывания в квартире. Так и брели они в рассветном тумане — сияющий от счастья Эрель и мрачная опустошённая Аэль.