Глава 4. Новая жизнь

По адресу, который мне дал Виталий, располагалась обычный пятиэтажный дом. Старый фонд города изобиловал такими зданиями — с узкими высокими окнами, со старинной лепниной и с подворотнями, ведущими в гулкие дворы-колодцы. Потолки там, наверное, метров пять… И даже зимой не слишком холодно, потому что дом зажат между другими такими же.

Оглядев крашеный в грязно-розовый цвет фасад, я решительно направилась к двери. На домофоне были номера, а снизу — надпись: «Ресепшн». Туда я надавила — на кнопку с облезшей эмалью. Зуммер прожужжал почти сразу, и я потянула дверь на себя. Ожидала, что в нос ударит затхлый запах или кошачья моча, чего доброго, но в парадной пахло такими ароматными палочками, которые жгут в СПА-салонах. И даже ковровая дорожка лежала в коридоре. Стрелка с настойчивой надписью про ресепшн вела вниз, в полуподвальчик, и я, бесстрашная, двинулась туда.

Меня встретила женщина неопределённого возраста в спортивном костюме прямиком из прошлого века, и причёска у неё была соответствующая — блёкло-каштановые кудряшки, перехваченные непонятной лентой. Только приглядевшись, я поняла, что это старый бежевый чулок. Женщина окинула меня оценивающим взглядом и предупредила, передвинув жвачку за щёку:

— Комнат свободных нет.

— Как нет? Мне сказали, у вас всегда есть комнаты.

— Кто сказал, тот пусть и даёт комнату, — хмыкнула она. — А кто сказал?

— Виталий.

— Сечка, что ли?

Я наморщила лоб. Фамилия у Виталия… Сечинский. Значит, он.

— Ну да.

— Сечка жгёт, — женщина шумно выдохнула и озадаченно почесала в затылке, потом поправила чулок и махнула рукой: — Ладно, раз Сечка сказал… Пошли!

Мы вышли на лестницу, и женщина принялась тяжело подниматься по ступенькам, охая через шаг, а ещё через шаг рассказывая:

— Комнатка последняя… ох! Не очень удобная, конечно, но… ох ты! Чердачная… Но мы её обустроили, не волнуйся. Места там, конечно… ох! Немного, но кровать хорошая. Там сына ночует иногда…

— Да мне только было бы где спать, — неизвестно почему стала оправдываться я. — В свободное время хочу город посмотреть.

— Эт дело хорошее! Город у нас красивый, скоро белые ночи начнутся… Так, вот комната, смотри — подойдёт или нет? Сдам за восемьсот, потому как ты Сечкина подруга. Берёшь?

— Беру, конечно.

Я вытащила кошелёк и отсчитала несколько купюр:

— Вот. Три двести — за четыре дня, правильно?

— Правильно, — хозяйка выхватила купюры и молниеносно спрятала в самом лучше портмоне женщины — в лифчике. — Ну, ты располагайся, устраивайся, сейчас принесу бельё и полотенца. Душ на третьем этаже, туалет свой — вон там. Маленький, а не надо бегать! Что ещё… Ага, к себе никого не водить, на ночёвку не оставлять. Узнаю — выгоню.

— Да, я понимаю… — пробормотала, оглядывая своё временное жилище.

Узкая комнатка, зато длинная. И высокая, как и все на этажах. Что в длину, что в высоту — можно два дивана ставить бок о бок. Скромный ремонт, но хоть провода не торчат. Окно — что твоя бойница в замковой стене, зато вид из окна впечатляет. Чердак будто парит над двором-колодцем, и взгляд так и норовит ухнуть туда, в неизвестную глубину. И крыши… Крыши, крыши везде…

— По поводу завтраков — так я не делаю. Но тут есть кафешка неподалёку — от парадной направо. Как раз на углу! Там недорого можно позавтракать. Прачешная через две улицы, на Можайской. А! Готовить в комнате строго запрещено, ясно? Пообедать тоже можно в округе, но никаких готовок здесь.

— Я поняла, вы не волнуйтесь, — ответила я устало. — Комната запирается?

— А как же.

Тётка протянула мне два ключа на колечке. Парадная и комната. Сейчас лягу, вытянусь во весь рост и закрою глаза. Просто полежу. Что-то меня колотить начинает…

Когда хозяйка спустилась за бельём, я подошла к кровати, села на матрас, пробуя на мягкость. Он оказался хорошим, пружинистым и почти твёрдым. Подняла голову — надо мной был потолок с потёком в углу. Уголок обоев отклеился и теперь уныло поник. Над ним сидел паук — из тех, что обитают в каждом доме. Странно, обычно они не поднимаются выше второго этажа, а этот, видимо, заблудился… О чём я думаю?

— Так, постоялица, держи бельё. И паспорт гони, я перепишу данные.

— Зачем?

— Затем, что так положено. Давай, давай.

Пожав плечами, протянула ей паспорт. Хозяйка старательно переписала данные, полистала странички и вернула документ:

— Всё. Если что понадобится, меня можно беспокоить до десяти вечера. Кроме как в случаях форс-мажора. Ушла!

И она действительно ушла. Ещё пару секунд я слышала её охи на лестнице, а потом закрыла дверь. Повернула ключ в замке. Надо застелить постель, переодеться… Шесть вечера. Может быть, сходить погулять? Побродить бесцельно по улочкам, разглядывая дома, ограды парков, дойти до Обводного канала и подышать ветром с Невы и запахом разогретого за день чугуна перил… Или лечь спать?

Когда постель была готова, я всё-таки легла. Закрыв глаза, чтобы не видеть паука, обняла одеяло. Да, действительно начало знобить, хотя в комнате не было холодно…

Что я делаю?

Развод… Поиски мифического ребёнка… Может, полицейский был прав, и я брежу? Только на основании того, что чья-то девочка похожа на мою маму и родилась в тот же день, когда я потеряла малыша, готовлюсь перевернуть мир. Свой мир, мир одной маленькой девочки и её родителей… Разве можно так делать? Сашу потеряла навсегда, хотя могла бы бороться за него и за свою семью! Но нет, у меня же миссия — найти свою дочь, которая, скорее всего, умерла после рождения. В документах путаница? Так бывает. Не ту бумажку подклеили в историю родов, вот и всё…

Внезапно комната стала совсем маленькой, стены надвинулись на меня, и стало ужасно страшно. Я даже не смогла сразу сказать, чего именно боюсь. Просто беспричинный страх набросился, навалился, душа и мерзко обволакивая, и я вскочила. Нет, так нельзя! Нельзя поддаваться унынию и расковыривать жалость к самой себе. Я решила начать новую жизнь, избавившись от старых вещей и старых токсичных отношений, значит, надо продолжать. Следовать за тем, что действительно дорого.

А для этого мне нужно взбодриться.

Вот пойду в город и съем что-нибудь очень калорийное, очень вкусное и очень вредное!

— — -----

В закутке с унитазом обнаружилась крохотная раковина, где я с наслаждением умылась. Потом достала из сумки запасной свитер, переоделась, встала перед маленьким зеркалом. Вид, как у восторженной провинциалки…

Поправив волосы, завязанные в хвост, взяла сумочку и вышла из комнаты. Программа минимум — найти приличное и недорогое заведение, чтобы поесть и выпить чашку чая. Программа максимум — погулять по городу и набраться впечатлений.

Широкие улицы радовали глаз. За что я всегда любила Питер — за то, что рядом с узенькими улочками и тёмными подворотнями есть проспекты. Не всегда настоящие, но гордо носящие это имя. Например, Загородный. Две полосы в одну сторону, две полосы в другую и между ними трамвайные пути! На полноценный проспект не тянет, но вполне себе простор! А куда он упирается? Правильно, в Московский проспект, а там шестиполосная дорога! И небо — прекрасное серо-голубое небо, которого нет ни в одном другом городе мира — видно только с проспектов.

Гуляла я почти бездумно. Чтобы успокоиться и привести в порядок нервы, наверное… Чтобы мысли в голове упорядоченно легли на свои места, и я смогла бы вычленить те, которые действительно были важны для меня. Временами мне казалось, что я что-то забыла — что-то очень важное. Ускользающее ощущение начинало бесить, и прогулка рисковала не взбодрить, а ввести в уныние. Не хочу унывать! Хочу лёгкости и надежды! Сейчас они мне нужны больше, чем когда бы то ни было…

Когда в голове немного прояснилось, я заметила, что догугляла до Сенной площади. Далеко забрела! Возвращаться потом… А ноги сами несли меня дальше, по переходу, через пустое пространство с клумбами. Как странно больше не видеть здесь киосков! А ведь их было множество, самых разных — от газетных до сувениров, между которыми ютились микрозаймы и хот-доги. Вкусные были сосиски в тесте… А теперь ничего. Даже скамеечек нет.

С улыбкой, обращённой внутрь своих воспоминаний, я прошла между домов и оказалась на набережной. Прямо напротив узенького пешеходного мостика. На табличке прочитала: «Сенной мост». И вдруг вспомнила…

«Надо постоять на каждом мосту, и тогда желание сбудется!»

Постоять на каждом мосту… Мы гуляли вдоль канала и заходили на каждый мост, который встречался на нашем пути. Мы целовались на каждом мосту, и моё желание всегда было неизменным… Но я никогда в жизни не призналась бы, что загадала его.

Был ноябрь, временами шёл снег с дождём, а точнее, ледяная изморось, но его руки были тёплыми — всегда! А мои мёрзли, и он брал их в свои ладони, дышал, согревая. И улыбался. Боже, какая у него была улыбка! Я таяла от неё, как Снегурочка… Я была готова отдать всё на свете, даже то, чего у меня не было, только бы видеть эту улыбку снова и снова.

Второй мост был проезжим. Помню, мы долго выжидали, чтобы перейти дорогу. Смотрели на дом с красным куполом, и Дима выдумывал всякую ерунду, типа городской легенды про европейского купца, который хотел на своём доме купол, как в Ватикане. А я делала вид, что верила.

Третий, четвёртый мост… Пятый — львиный. Два льва сидели спинами ко мне, словно обиделись. Тогда я его спросила об этом — почему львы на нас не смотрят? А он ответил: потому что они сторожат мост, не отвлекаясь на прохожих. И велел погладить одного по спине. Зачем? Чтобы подлизаться к духу мостов, чтобы желание точно исполнилось. Но я, наверное, плохо верила, потому что моё желание не исполнилось…

Сегодня я буду верить. Буду верить так сильно, что от моей веры звёзды перевернутся в небе! Приблизившись ко льву, я осторожно провела ладонью по гладкой белой спине, изящно изогнутой, как у домашней кошки, и прошептала ему доверительно:

— Я хочу найти мою девочку. Помоги мне! Пожалуйста!

Нет, конечно, я знаю, что этого мало. Надо постоять на каждом мосту…

Когда я дошла до Семимостья, было уже поздно. Невесомые сумерки белой ночи обняли город, как заботливая мать, а у меня отнялись ноги. Прислонившись к перилам моста и любуясь на тускло-золотые купола церкви, я достала телефон, чтобы посмотреть время, и он зазвонил прямо в руке. Оказалось, что мои нервы ещё недостаточно успокоились, потому что от неожиданности я чуть не выронила гаджет прямо в канал. Покрепче ухватив телефон, ответила:

— Лар, привет!

— Виделись уже, — буркнула подруга. — Ты где? Я проснулась — тебя нет!

— Ой. А я это…

— Только не говори, что ты вернулась к Сашке! Я тебя просто прибью.

— Я в Питере.

— Где?!

— Город такой есть, — слегка виноватым тоном пошутила я. — Санкт-Петербург называется.

— Ты что там делаешь? — строго спросила Ларка. — Мы с тобой договорились, что ты разводишься с мужем и начинаешь жить нормальной жизнью…

— Я нашла частного детектива, он проследит за девочкой, а там… Я найду способ доказать, что она моя дочь.

Ларка помолчала несколько секунд, потом протянула:

— Поня-атно. Я так понимаю, уговаривать тебя бесполезно? Бесполезно. Ладно, зай, пусть бог тебе поможет.

— Спасибо, Ларочка, — умилилась я.

— А я пошла ужинать. Всё, если что — звони.

Когда она отключилась, я ясно услышала, как бурчит в животе. Где-то здесь была кофейня… Когда-то была. Надеюсь, ещё есть. Там я ела самые вкусные эклеры в моей жизни, возможно, потому что ела их в компании Димы.

— ------

Кофейни я не нашла. Видимо, разорилась, закрылась, а на её месте появилась риэлторская контора. Квартира мне пока не светила, поэтому я пошла дальше и совершенно неожиданно наткнулась на парикмахерскую.

Самый обычный салон, я помнила его. Я тогда любовалась постером девушки с потрясающей укладкой, и мне хотелось иметь такую же, чтобы Диме нравилось. Теперь в тренде были локоны, и на витрине красовалась блондинка с закрученными в спиральки волосами. А может, завиться? Или перекраситься?

Пропустив свой длинный конский хвост через кулак, я решительно толкнула дверь парикмахерской. В ней было пусто, только две девушки скучали, сидя в креслах для мойки волос. При виде меня одна встрепенулась, а другая откликнулась:

— Мы уже закрываемся.

— Мне только… — я запнулась. — Стрижку.

— С мытьём?

— Я утром мыла.

— Садитесь, — первая девушка указала на место у окна, приготовив пеньюар. — Подстрижём, не волнуйтесь. Вы уже знаете, что хотите?

Я вдела руки в рукава, села, расправляя складки пеньюара, и пожала плечами:

— Просто захотелось отстричь вот это всё. Я не привыкла к укладкам, наверное, что-то, что не требует часами стоять с феном и расчёской?

Она встала за моей спиной, глядя на меня через зеркало, и авторитетно ответила:

— Каре. Несложно и всегда стильно.

— Тогда поехали каре.

Девушка с бейджиком, на котором значилось имя Нина, смочила мне волосы из пульверизатора и нацелилась ножницами, спросив весело:

— Не жалко такую длину отрезать?

— Чего там жалеть? — усмехнулась я, глядя, как она закалывает верхние пряди. — Достало уже, столько шампуня уходит… Да и причёсок сделать — хвост и коса. Хочется разнообразия.

— С каре много разнообразия не будет, — предупредила она меня. — Ну, можно, конечно, уложить по-разному, но это будет всегда каре!

— Ничего страшного, стригите, — улыбнулась я. — Голове легче станет.

— В принципе, это правильно.

Первая прядка скользнула между пальцев девушки, она показала мне в зеркало длину:

— Так пойдёт? Длиннее оставлять, короче?

— Можно короче.

— Так?

— Да, давайте, гулять так гулять.

— Перемены в жизни? — поинтересовалась Нина, отсекая три четверти длины одним щелчком ножниц. Я сглотнула и кивнула:

— Да.

— Ну и правильно! Женщины всегда стригутся покороче, когда меняют жизнь.

— С моими переменами впору налысо побриться, — я закрыла глаза, не в силах видеть, как пряди одна за другой планируют на пол. Нина легкомысленно щёлкала своими ножницами и болтала не переставая. Я услышала её только, когда она спросила:

— Вы, наверное, офисный работник? Менеджер? Нет-нет-нет! Вы продавец! В цветочном магазине… Нет! Вы на кассе сидите, да?

Хмыкнув, я ответила:

— Не угадали, я медсестра.

— Ого! Медсестра-а-а! — протянула Нина, а я сразу не вкурила, почему таким тоном — будто никогда в жизни не видела ни одной живой медсестры. Спросила:

— А что такое?

— А работаете в Питере?

— В Тосно, я оттуда сама.

— Во как!

— Да что такое-то? — даже испугалась я, но Нина меня успокоила жестом:

— Не волнуйтесь так, это личное! Просто брат у меня крутится, как уж на сковородке, чтобы медсестёр найти порядочных, но никто не хочет работать!

— Так от зарплаты зависит, — рассмеялась я. — Я бы хотела работать в Питере, так не возьмёт никто. А у нас зарплаты маленькие, приходится полставки брать, ночные дежурства всякие, да ещё родственники когда просят особо присмотреть…

— О, а идите к моему брату работать! — предложила Нина с воодушевлением, снимая с передних прядей приколки. Волосы упали мне на лицо, закрыв его, поэтому парикмахер не увидела моего изумлённого выражения, когда я уточнила:

— Работать медсестрой? В Питере?

— Ну да. Смотрите… Как вас зовут?

— Тоня.

— Тоня, смотрите. У моего брата фирма по оказанию медицинских услуг на дому. Например, перевязки, уколы, капельницы — всё это лицензировано, легализировано, в общем, полный порядок. Он заключает трудовой договор с медсестрой на месяц, потом продлевает. Хочешь много денег получать — только работай, правда, надо по городу ездить. Но проездной от фирмы. Или деньги на бензин.

— Так это же отлично!

— Ага, а вот никто работать не хочет. Текучка страшная… Из пятнадцати вакансий закрыто всего восемь. Представляете?

— Может, не доверяют? Как-то в больнице надёжнее…

— Да какое там! Просто в больнице можно сидеть и чаи распивать, а тут вертеться, ездить, людям улыбаться! Вот так вот…

— Я бы с удовольствием поработала по такой системе, — сказала со вздохом. — Но у нас в Тосно нету…

Нина махнула рукой с ножницами:

— Вы попробуйте несколько дней, сами увидите — нравится вам или нет. Можно же так?

— Наверное, можно… — неуверенно протянула я.

— Всё, договорились! Я вам дам его визитку, позвоните и сами с ним побеседуете. Как укладывать будем?

— Что? — я не сразу поняла, что она говорит про мою стрижку, потом очнулась: — А, нормально как-нибудь…

Уложила меня Нина очень даже красиво. Когда, рассчитавшись и получив визитку брата, я вышла из парикмахерской, голове было не то что легко — я вообще не чувствовала веса волос! Единственным недостатком стрижки оказалась полная её непостоянность. Даже самый лёгкий ветерок поднимал тонкие прядки в воздух, бросал в лицо, они путались во рту и лезли в глаза. Но! Стрижка!

Новая стрижка и новая жизнь!

Теперь я точно не отступлюсь. Как будто некий ритуал прошла, отрезавший меня от унылого прозябания в обнимку с болью и тоской. Всё будет хорошо, я это точно знала, шагая по набережной Обводного канала к мини-гостинице.

Уже взявшись за ручку двери, услышала, как вибрирует телефон в сумке. Схватила его — вдруг снова Ларка — но это оказался номер Виталия.

— Алло? Виталий? У вас есть новости?