Глава 2. Северная Пальмира

Через несколько дней я вышла из электрички на Балтийском вокзале, вооружённая картой города на телефоне и решимостью узнать правду.

Роддом я искала по внешним приметам. Конечно, тогда мне дали выписку, и там был адрес, но за столько лет я успешно её потеряла. Точно помнила я только одну вещь — роддом был в центре. Везли меня туда недолго, а обратно я ехала на такси до вокзала. Приезжала я к подружке в общагу, но саму Вальку не застала, а вот роды меня как раз застали. С автобуса сняли, в Скорую посадили, в больницу привезли, а рассматривать я как-то не догадалась — и так была в красном тумане… Но ориентиры помнила. Две церкви и пиццерия с незамысловатым, но весьма запоминающимся названием. 22 сантиметра.

Побродив по улицам, я быстро сориентировалась и нашла роддом. Небольшое здание, старый фонд. Из приёмного покоя меня послали в архив, который располагался на задворках. Идти надо было через всю территорию больницы, и я порадовалась, что стоял тёплый сентябрь, и дождя не было. А то шлёпать бы мне по лужам…

В архиве было душно, пахло бумагой и затхлостью. Так обычно пахнет в библиотеках. Но вот библиотекари — обычно худые женщины неопределённого возраста в очках, а заведующая архива оказалась толстенькой и кудрявой. Когда я вошла, она обернулась от столика, где пила чай, и спросила:

— Вам чего?

— Мне найти историю родов.

— Фамилия.

— Ларионова.

— Ларионова… Ходят тут…

Она тяжело поднялась и пошла к стеллажам, бурча что-то себе под нос. Я хмыкнула. Наверное, все архивистки такие. И ещё регистраторы в приёмном покое, те, которые старше сорока… Скучно должно быть тут сидеть, а я тётеньку отвлекаю от важных дел. От вязания. От чая. От пасьянса…

Злая ты, Антонина.

Со вздохом я облокотилась о стойку с окошком и проследила взглядом за женщиной. Она копалась в папках, копалась, копалась, потом обернулась и осуждающе посмотрела на меня:

— Нет таких. Что за люди, даже фамилию правильно сказать не могут!

Я даже усомнилась на миг — а Ларионова ли я? А рожала ли вообще в этом роддоме? Вроде да, а вдруг нет?

— Ларионова я, Антонина Андреевна. Родила шестого августа двенадцатого года.

— У-у-у, — тётка закатила глаза. — А чего сразу не сказала? Это ж надо в другом месте искать!

Она покачала головой и ушла куда-то за стеллажи. А я поёжилась, несмотря на духоту. Очень страшно было ждать. Страшно — что написано в истории родов? А вдруг там написано, что моя девочка действительно умерла? Чёрным по белому — умерла в результате… чего там может быть? Асфиксия, родовая травма, проблема с сердцем, с лёгкими… Мало ли что случается с такими маленькими… Я же до сих пор помню, как больно рожать! А ребёночку каково?

— Во, Ларионова, держи! Э нет, стоп! Покажи паспорт сначала!

— Так у меня фамилия мужа теперь там… — я в растерянности подала ей паспорт и потянулась к тоненькой папке с приколотыми внутри бумажками.

— Так откуда я знаю, что ты Ларионова?

— Да я Ларионова! Меня тогда по Скорой привезли, и акушерка была как её… Наталья Оганезовна, вот!

— Точно, есть такая. Была, то есть.

— Как была? А сейчас где? На пенсии?

— Тю-у-у! Померла! В прошлом году. Царствие ей небесное!

Со вздохом я пододвинула к себе папку и осторожно открыла её. Роды первые, срочные, сорок недель, так, всё это хорошо. Я пробежала глазами документ. Дородовый осмотр, ребёнок родился в 20.05… И на следующей строчке я зависла. Мальчик, вес два кило триста сорок граммов, рост сорок восемь сантиметров, Апгар в первую минуту пять, ребёнок передан неонатологу… Скончался от множественных пороков внутриутробного развития в 20.35.

Я отодвинула эту страшную папку подальше и подняла взгляд на архивистку:

— Это не моё. Вы перепутали, поищите, пожалуйста, должна быть ещё одна Ларионова!

— Нет у меня других Ларионовых, девушка, — с открытой неприязнью возразила тётка, подвигая к себе историю родов. — Как не твоё, твоё! Ларионова же. Антонина Андреевна. Родила шестого августа. Место постоянного жительства — Тосно, правильно?

— Да, всё это правильно, это я. Но история родов не моя, тут ошибка. У меня не мальчик родился, а девочка.

— Девочка, мальчик, какая разница?! — начала сердиться архивистка. — То ищи ей, то «не моё»!

— Нет-нет, у вас, наверное, бумажки перепутались… Понимаете, у меня девочка родилась!

— Ну как у тебя могла родиться девочка, если тут написано русским языком: мальчик, два триста сорок, сорок восемь сантиметров! У нас ошибок не бывает. Ну, умер, так случается, соболезную, конечно… Но в истории родов всегда всё записано правильно.

Она захлопнула папку и прижала её к груди, как величайшее сокровище. А мне захотелось заплакать. Как же так? Я же помню! Я помню!

— Но…

— Девушка, шла бы ты отсюда, — посоветовали мне от стеллажей. — Нашла, прочитала, теперь до свидания. От работы только отвлекаешь.

Слёзы душили изнутри, но я не заплакала. Я вспомнила девочку с обложки журнала. Она жива, МОЯ дочка. Жива. Просто кто-то что-то перепутал семь лет назад. Может быть, рожала другая женщина, и это у неё был мальчик со множественными внутриутробными пороками развития… Мне ли не знать, как легко в больнице перепутать бумаги! Поэтому врачи всегда проверяют за сёстрами, а сёстры за врачами. Может быть, в моём случае никто не проверил, так и затесался этот бедный мальчик ко мне… А в роддоме просто ошиблись.

Выйдя из здания, я прошла к воротам, но не выдержала и присела на скамеечку. Ноги подкашивались, в груди горела обида. У меня украли ребёнка, украли мою жизнь, семь лет счастья! Ведь если бы тогда я вернулась домой с дочкой, всё было бы по-другому!

Или нет.

Машинально достала телефон из сумки и набрала Ларку. Та отозвалась через пару звонков:

— Тонь, ты где? Я к тебе зашла, тебя не было.

— Я в Питере.

— Всё-таки поехала? Говорила же я тебе: после чистки полежать дома! Вот что ты за человек такой…

— Лар, я нашла роддом, я видела историю родов!

— Ну? И?

— Там ошибка. Там мальчик, а у меня девочка, — сказала и всё-таки разревелась.

— — — ---

— Ничего не поняла. Где мальчик, где девочка? — недовольно протянула Лара. Пришлось объяснять. Когда подруга врубилась, она меня очень сильно обидела: — Так может, у тебя мальчик и родился? Может, ты под наркозом была, а?

— Нет, под наркозом я не была. Послушай, я всё прекрасно помню. Мне же сразу её показали, ещё и спросили, кто у меня? А я посмотрела — девочка это была!

— Так а почему… Подожди… Значит, ты родила, в историю вписали другого ребёнка, а твоего… просто забрали, что ли?

Ларка помолчала, потом спросила:

— А ты видела акушерку?

— Умерла она.

— А медсестру? Неонатолога?

— Н-нет… Понимаешь… Там не было подписей. Ни медсестры, ни неонатолога, ни педиатра. Ну, педиатр, наверное, не успел осмотреть. Полчаса прошло… когда мне сказали, что она умерла…

— Тоня, — строгим голосом сказала Ларка. — Всё. Езжай домой. Концов ты не найдёшь. Если это не ошибка акушерки, значит, твоего ребёнка продали богатой паре, и тут всё, туши свет.

Я подняла глаза к небу. Конечно, подруга права. Во всём права. Но как мне уехать и потом жить? Ведь забыть я всё равно не смогу. Не смогу! Моя ли это дочь живёт в семье банкира Стасова? Или это совпадение? А если моя — вдруг её там обижают? Вдруг ей плохо? Вдруг эта прелестная, открытая улыбка — просто наигранная для гламурной фотографии?

— Тонька! Ты меня слышишь?

— Слышу, Лар, — ответила рассеянно. — Я приеду, да. Попозже. Мне ещё одно дело надо сделать…

И отключилась. Подняла голову.

Между ветвей сияло той серой голубизной, которая окрашивает только северное небо весной и летом. Солнечные лучи грели, щекотали кожу, заставляли жмуриться. Да, я должна пойти в полицию.

Согласно яндекс-карте, ближайшее отделение полиции было в получасе ходьбы. То и дело сверяясь с картой, я двинулась в путь, обдумывая, что скажу. Надо подать заявление о похищении ребёнка. Украденного ребёнка обязательно будут искать. Не имеют права не взять заявление! Не имеют права…

Принял меня в сером, просто обставленном кабинете мужчина лет тридцати пяти в форме сотрудника. У него были уставшие глаза с красными прожилками в белках и синяками от недосыпа. Или алкоголя. Он пригласил меня сесть на стул и сказал:

— Я вас слушаю.

Волнуясь, я начала:

— Мне нужно подать заявление о пропаже… нет, о похищении ребёнка!

— Та-ак, — протянул он и подвинул мне лист чистой бумаги: — Пишите. Когда пропал ребёнок? Какой возраст? Обстоятельства предполагаемого похищения?

— Э-э-э… Возраст… Ей должно быть семь лет. А похитили её… Украли, забрали, то есть, в 2012 году. А что писать? Начальнику семьдесят шестого отделения?

— Да, так и пишите «семьдесят шестого отделения УМВД Центрального района…» Стоп! Когда? А чего вы ждали столько лет?

Он смотрел на меня чуть ли не осуждающе, и я стушевалась. Надо объяснить все обстоятельства, тогда этот понимающий человек мне поможет всё правильно написать.

— Значит так, шестого августа две тысячи двенадцатого года я родила дочь. Но у меня её сразу забрали и унесли, а потом сказали, что она умерла. Понимаете? Сказали, что умерла, а сами украли!

— Та-ак, — снова сказал полицейский и потянул бумагу к себе. — А кто сказал, что умерла?

— Акушерка. Её фамилия Минасян, Наталья Оганезовна. Но она тоже умерла.

— Ага, все умерли, — пробормотал полицейский. — Доказательства у вас есть?

— Я видела историю родов! — путаясь в словах, сообщила я. — Там фальсифицированные данные! Написали, что мальчик с уродствами, а у меня же девочка…

Заглянула ему в глаза, которые он усиленно отводил, и с нажимом повторила:

— Понимаете?

— Да-да, я понимаю…

Он положил лист сверху пачки таких же и всё же глянул на меня:

— Только это не доказательство, гражданка. Нужны доказательства фальсификации истории болезни, письменные свидетельства, которые подтвердят, что рождённый вами ребёнок был женского пола и в хорошем здоровье… У вас ничего этого нет. Вот вы соберите все документы, а потом приходите, мы напишем заявление, заведём уголовное дело по факту преступления, начнём разрабатывать версии и подозреваемых.

— Да, но…

— Никаких «но», гражданочка! — он строго помахал пальцем у меня перед носом. — Доказательства нужны, иначе это всё пустая болтовня.

Я наморщила лоб. Как же его убедить-то? Нет, я всё понимаю, доказательства… Но у меня нет свидетелей! Акушерка умерла, а ни фамилий, ни лиц остальных медработников я не помню. К истории родов тоже не подкопаешься. Ребёнка ведь только в ней фиксируют… Но у меня есть фото девочки! Есть фото мамы… Я сейчас ему покажу, и он всё поймёт, этот полицейский!

Вытащив из сумки журнал, взятый у Ларки, я подсунула его оперативнику:

— Вот! Вот эта девочка! А вот моя мама в детстве, смотрите! Одно лицо! Я уверена, что мою дочь продали этой семье! Вы должны разобраться, должны взять у неё тест ДНК…

— Та-а-ак!

Полицейский откинулся на спинку стула, и лицо его просветлело, будто он всё понял и уже во всём разобрался. Я с надеждой смотрела на него, сцепив побелевшие пальцы. А он вздохнул:

— Только весеннего обострения мне и не хватало сегодня… Гражданочка, давайте я вам вызову врача, вы так взволновались! Врач вам обязательно поможет, он вас отвезёт в больницу, уколет лекарство…

Что? Он меня за сумасшедшую принял? Но я же не сумасшедшая! Я даже на учёте никогда не состояла, потому что не было причин! Я вижу сходство, я помню свои роды, я знаю, что моя девочка жива… А меня сейчас быстренько определят в психушку и будут лечить!

Нет, спасибо.

Я встала, поспешно забрав журнал и телефон:

— Не надо никакого врача, я пойду.

— Идите, — легко согласился полицейский. — Вот соберёте доказа-ательства, придёте к на-ам, мы напишем заявле-ение…

— Нет уж, благодарю покорно, — мрачно отозвалась я на выходе. — К вам я больше ни ногой.

Уже на улице я обернулась на серое и неприветливое здание полиции и тяжко вздохнула. Говорила мне Ларка оставить эту затею, а я не послушалась. Сейчас бы на учёт поставили, и пипец работе, личной жизни, всему… Сашка бы тогда точно не вернулся. Нет, надо действовать иначе. Полиция не хочет мне помогать, значит, я всё сделаю сама.

Сама найду, где живёт Стасов, как-нибудь незаметно подберусь к девочке и возьму у неё прядку волос на тест ДНК. Даже если я не стану автоматически её законной матерью, то хотя бы узнаю правду.

— — ----

Устроившись в маленьком кафе на Невском, я заказала двойной эспрессо с кусочком Наполеона и, преисполненная решимости, полезла в интернет. Полчаса и два двойных эспрессо спустя поняла, что одной решимости не хватит. Данных на Стасова и его жену нигде не было. Впрочем, оно понятно: на его месте я не стала бы светить адресом. Он же не только банкир, но и занимается всякими инвестициями, насколько я поняла из статей. Значит, денег немерено у человека. Ну, и жена его не просто какая-то там актриса, а самая востребованная из сериальных актрис в прошлом году. Плюс она дочь олигарха Левицкого, который, согласно тому же интернету, владеет вообще половиной Санкт-Петербурга. С такими людьми мне не пободаться…

Однако сдаваться я не собиралась. Нет, в голове промелькнула мысль — а может, и правда, забыть, уехать домой, жить, как раньше, попробовать ещё раз забеременеть… Но я упрямо прогнала эту трусливую мыслишку. Если Властелина Стасова моя дочь, я буду бороться за неё. Бороться за то, чтобы меня признали её настоящей матерью.

Начинать надо с малого. Например, подкрепиться, потому что в этом кафе витают такие запахи… Живот от них бурчит. Оглядевшись, я махнула рукой официантке, и та подошла с улыбкой. Но вид у неё был усталый. На бейджике значилось имя: «Любовь». Я спросила:

— Любовь, что у вас здесь самое сытное и вкусное?

Она оглянулась на кухню и ответила:

— Берите чебурек, не прогадаете. Повар сегодня в хорошем настроении, поэтому чебуреки отменные. Есть с телятиной, бараниной, ветчиной и сыром, с белым сыром…

— Хорошо, давайте чебурек с ветчиной и что-нибудь запить… Сок какой-нибудь на ваш выбор.

— Компот из сухофруктов, вы любите? — спросила она, тыкая стилусом в экран маленького терминала.

— Если вы рекомендуете, то люблю!

Она ушла выполнять заказ, а я уставилась в широкое витринное окно и вздохнула. Первый шаг сделан, но непонятно, что делать дальше. Полиция не хочет разбираться в деле семилетней давности. Она вообще не хочет разбираться в моём деле. Бесплатно, без регистрации и СМС… А платно…

Ну конечно! Ведь есть частные детективы! Я как-то ради прикола смотрела в интернете, так даже в нашем городишке с населением в сто тысяч человек есть Анна Натановна, бывшая участковая, а теперь частный детектив. Уж в Питере их точно на две страницы!

Ещё минут двадцать я читала, читала, читала, искала цены, сравнивала отзывы, а, когда мне принесли мой чебурек, поняла, что всё это не имеет никакого значения. Поэтому, поблагодарив Любовь, отпила глоток вкусного компота, пахнущего детством и столовой детдома, и набрала первый попавшийся номер частного детектива. Ну как первый… Может и десятый, но это был мобильный, а не офисный номер. Значит, человек на связи 24/7.

После двух гудков мне ответил приятный мужской голос — чуть хрипловатый баритон:

— Виталий, слушаю.

— Вы частный детектив? — спросила я с сомнением, на что мне подтвердили:

— Так точно.

— Я бы хотела обратиться к вам за услугой, но не вижу цен на вашем сайте.

— Цены договорные, и я всегда составляю предварительную смету расходов.

— А когда можно с вами встретиться?

— Давайте сейчас, если вам удобно. Вы в Питере?

— Я в кафе с чебуреками… Как оно называется? Чебурушка, что ли…

— Чебурум, — рассмеялся он в телефон. — На Литейном или в Мурино?

— На Литейном.

— Отлично, могу быть там через двадцать минут. Как я вас узнаю?

— Я сижу у окна слева от входа, блондинка в сером свитере.

— Выезжаю, — коротко бросил он и отключился.

Будем надеяться, что этот Виталий поможет мне. Пусть дорого, пусть. Продам что-нибудь. Да ёлки, я всё продам, даже душу, чтобы вернуть свою девочку!

Чебурек был почти доеден, когда я, пристально оглядывавшая всех мужчин, входивших в кафе, увидела ещё одного. Лысый, в чёрных джинсах и непритязательной куртке цвета хаки, он выглядел, как провинциальный таксист. Оглядевшись, он направился прямиком к моему столику и спросил:

— Блондинка в сером свитере?

— Да, это я.

— Виталий, — снова представился он и сел напротив. Официантка Любовь тут же принесла ему меню, но мужчина отмахнулся: — Американо и шаверму, пожалуйста.

Когда та ушла выполнять заказ, я сказала:

— Меня зовут Антонина. И, возможно, моё дело покажется вам странным или даже бредовым…

— Сначала изложите суть, а потом будем или не будем давать оценки, — коротко улыбнулся Виталий, но глаза его остались серьёзными и цепкими. Я слегка замялась, вспомнив реакцию полицейского, и полезла в сумку. Выложив журнал перед Виталием, твёрдо сказала:

— Мне нужно собрать всю информацию об этой семье.

Ни один мускул не дрогнул на лице детектива. Он взял журнал, внимательно прочитал анонс, полистал до статьи и пробежал её взглядом. Потом отложил, взял принесённый кофе и сказал перед тем, как сделать первый глоток:

— Это будет стоить немного дороже. Зависит от того, какая информация вам нужна.

— Ну… — я задумалась. — Адрес проживания, телефоны, наверное… Куда и когда ездят, расписание дня. Школа дочки. Кружки какие-нибудь… Ну, вы понимаете?

— Да, я вас понял.

Он вынул из кармана телефон — самый простой, кнопочный — и принялся набирать цифры. Я нервно теребила пальцы в ожидании вердикта. Сейчас как заломит цену, и мне придётся почку продавать…

— Тридцать тысяч, — спокойно ответил Виталий. — Что вы получите за эти деньги: полный распорядок дня каждого члена семьи, все адреса и телефоны, по которым их можно найти, информацию на домашний персонал и охрану. Этого будет достаточно?

Тридцать тысяч! Тридцать! Где я их возьму? Лихорадочно раздумывая, у кого можно будет занять, и стараясь не думать, как буду отдавать, я кивнула. Виталий продолжил:

— Мне необходимо знать цель вашего интереса к этой семье. Должен предупредить, что не берусь за дела, в которых планируется нечто противозаконное.

Я снова кивнула. Займу у Ларки, у Татьяны Семёновны, у Лиды из травматологии…

— У меня есть подозрения, что это мой ребёнок и что её у меня украли в роддоме, — сказала просто.

— Откуда такое подозрение?

На это я ничего не ответила, просто молча нашла мамино фото в телефоне и положила на журнал.

На этот раз Виталий удивился. У него была отменная выдержка, поэтому приподнял брови всего на мгновение, а потом вернул их на место и спросил:

— Это вы в детстве?

— Моя мама.

— Понятно.

Он подвинул ко мне журнал и телефон, освободив кусок стола для шавермы. Плотоядно оглядев её, вкусную даже на вид, поднял взгляд на меня:

— Так как? Будем работать?

— Мне нужно собрать деньги, — ответила я. — Думаю, что за неделю справлюсь.

— Тогда звоните, как только будете готовы.

Передо мной появилась белая визитка с чёрными буквами и цифрами. Виталий Темных, частный детектив, номер телефона. Простенько и со вкусом. Спрятав её в кошелёк, я встала. Оставила деньги за кофе под чашкой и сказала:

— Спасибо, что не сочли сумасшедшей.

— За десять лет службы в полиции я видел некоторое дерьмо, — усмехнулся Виталий. — Меня уже ничего не удивляет.