Androgyny

Началось все с наивного желания прославиться. Благо, голос и материальное положение папы позволяют. Я загрузила Алину, и мы начали искать подходящий моему возрасту вокальный колледж. Нашли мы его в Лондоне. Папа сначала сопротивлялся, однако я показала ему на пачку стодолларовых купюр, которые копила с детства непонятно на что и сказала:

Я поеду, хочешь ты этого или нет. Для начала деньги у меня есть, а потом буду подрабатывать проституцией. Папа накричал на меня, назвал шлюхой и безголосой дурой с манией величия. Я усмехнулась, зевнула, и заварила себе чай. На следующее утро Алина сказала, что папа согласен только на два курса обучения. Потом мне придется возвращаться в Казань и заканчивать тут одиннадцатый класс. Я поморщилась — свою школу я ненавидела. Мажоры, которые ни на что не способны.

Хотя я тоже дочка богатенького папочки. Как-то так… На первый курс я поступила летом. Меня поселили в общежитие в одной комнате с румынкой Лией, которая никогда не говорила и только слушала музыку. Она даже спала в наушниках. За учебу папа заплатил сразу за два курса, а на жизнь высылал по 500 фунтов в три месяца. Не скажу, что я голодала, но поначалу привычки дочки богатого папы мне мешали. Я пыталась ходить по магазинам, но все же мозг одумался. Вещей, привезенных из Казани, мне пока вполне хватало, а по моей просьбе Алина сотрясала с папы каждые полгода по 1500 фунтов на шмотки. Так что жилось мне хорошо и спокойно. Личной жизни у меня практически не было. Первый курс я целиком отдала учебе, и только в конце второго что-то появилось. Шла я по коридору и навстречу мне парень. Офигенно красивый. Я просто встала и смотрела на него, не в силах отвести взгляд. Он мельком взглянул на меня и улыбнулся, заставив мое сердце чуть ли не выпрыгнуть. Марк помог мне разузнать о загадочном красавце. Звали его… Марат. Студент четвертого курса, тоже из России, правда жил он в Самаре. Я решила по-братски пригласить его в кафе, поговорить, вспомнить Русь-матушку. Я рассказала Марку о своем плане. Он отнесся к этому равнодушно — готовился к свиданию с Томом. Я чмокнула его в щеку, пожелала удачи и пошла покорять Марата. Марк сказал, что сейчас у группы Марата музыкальная литература. Решительной походкой я направилась к его аудитории. У окна стояла стайка первокурсниц и восторженно щебетала о новом учителе вокала.

— Мари, Мари… Он такой милашка. И так на меня посмотрел! — восхищалась рыженькая.

— Сара! А что же Майкл? — укоризненно спросила маленькая девушка с черным каре и голубыми глазами.

— Что Майкл? Я же так, мечтаю...

Я закатила глаза. Ну что за дуры? Тут двери открылись и вышел он. Марат. Было такое ощущение, что это ангел, который спустился с неба в земной мир… Я стряхнула наваждение и подошла к нему, спросив на русском:

— Привет! Я Алекс. Ты ведь Марат?

Он похоже слегка удивился и ответил:

— Да… Ты из России?

— Ага, из Казани. А ты?

— Из Самары.

Его голос ласкал слух, как гитарная музыка.

— Ммм… Может, сходим куда-нибудь? — робко спросила я.

— Например?

— Наприм¬ер на Трафальгарскую площадь? Там вроде кафешки есть.

— Ну… Можно.

Сходили. Прогуляли до трех ночи. Я предложила остаться у меня, так как Лия уехала к родителям на выходные. Марат лег на раскладушке у стены, на которой обычно спал Марк, а я лежала с закрытыми глазами и не верила, что сплю в одной комнате с Маратом… Следующий месяц был замечательным. Мы гуляли, целовались, ели мороженое и дурачились перед камерой. Я сходила по нему с ума, писала всякие глупости и тут же стирала. Плакала по ночам от счастья, посвящала ему статусы в фэйсбуке. Он пел обо мне песни, рисовал на тротуаре и называл "моей маленькой". Я сохла по нему, в его присутствии забывала дышать и думала, что эта сказка будет всегда. Однажды, когда мы лежали вместе на моей узкой кровати, он вдруг сказал:

— Я хочу тебя. Я хочу тебя, Алекс.

Он начал целовать меня, расстегивать блузку, но внезапно остановился.

— Что случилось?

— Я хочу, чтобы твой первый раз был необычным. Пойдем… В старый Грин-сквер.

Я отстранилась.

— В Грин-сквер? На улице?

Он улыбнулся своей коварной улыбкой, от который я схожу с ума.

— Алекс, ты боишься? Ты же знаешь, со мной все будет хорошо.

Послав осторожность нафиг, я пошла вместе с ним. Стояло лето — было тепло. Марат повел меня к самой дальней скамейке у тупика. Прижался, и я ощутила, что он уже готов. Он начал целовать меня, одновременно расстегивая блузку и нашаривая застежку лифчика. Я спустила руки ниже и стала бороться с его ремнем. Марат снял с меня лифчик и, уложив на скамейку начал сначала нежно, потом страстно целовать мою шею, грудь. Он поднял мою юбку и снял трусики.

Я потеряла способность соображать, перед глазами крутились цветные точки. Он очень страстно целовал меня в шею — я опасалась, что на ней останутся засосы. Он целовал меня ниже, ниже, слегка укусил за грудь. Я дёрнулась, но он тут же зализал укус, и я решила не обращать внимания. Запустила руки ему под футболку, гладила спину, спустила руки в джинсы и начала спускать их вниз, он активно мне помогал. Он вошёл резко, я вскрикнула, но он зажал мне рот ладонью, и начал грубо двигаться во мне. Было больно, он был очень большой, я была ещё не готова к такому напору. Я попыталась вырваться, но он крепко держал меня, в то же время, продолжая целовать в ключицу. Я чувствовала дикую боль, но не давала себе сосредоточиться на ней. Вдруг Марат отпустил меня и резко отодвинулся.

— А теперь, милая, посмотрим, как ты владеешь своим сладким ротиком.

Я ничего не успела понять, как перед моим лицом оказался его член, напряжённый, с капелькой выступившей спермы на головке. Я моргнула, и попыталась отстраниться, но он не позволил и стал плотно прижимать его к моим губам. В конце концов я открыла рот и он вставил мне — очень глубоко. Резко вытащил и вставил снова, по самую глотку. Я почувствовала тошноту — сработал рвотный рефлекс, и челюсть рефлекторно сжалась на его члене.

— ****! ***дь, ты что вытворяешь?

Он наотмашь ударил меня по лицу, так, что я чуть не потеряла сознание. Я глухо застонала.

— Что нравится? Так с тобой надо, шлюха?!

Он ещё несколько раз ударил меня, застегнул штаны, развернулся и ушёл. Я осталась лежать на асфальте — с разбитой губой, задранной юбкой, теряя от боли и обиды сознание.