Крик души

Право на жизнь

КРИК ДУШИ

О сотрудничестве и ресурсах.

„Социальная работа — это когда человек обращается к нам за помощью, потому что ему нечего есть, а мы ему говорим: „Не волнуйся, сейчас тебя отведут к психиатру — и ты больше не захочешь этого делать”. Вот это и есть социальная работа”.

(Коллега из „детского” отдела).

Я хочу говорить об этом. Более того — я хочу кричать, делиться с каждым заинтересованным человеком — доказывать, спорить, дискутировать, и приходить к согласию.

Неэтично? Бессмысленно? Глупо?

Глупо не говорить. Осмысление и обсуждение должно касаться любого момента нашей деятельности, будь то постыдной дискриминации по национальному признаку или завораживающей своей стремительностью кризисной интервенции*. Боже, это же настолько важно. Важно проанализировать и восполнить любые пробелы, приводящие к алогичным, просто-таки нелепым поступкам супер-образованного специалиста; важно вовремя заметить и удалить искусственно созданные „наросты” на теле развивающейся (как стране — „развивающейся”) латвийской социальной системы в виде излишнего бюрократизма и ложной терпимости к недостаткам взятых под контроль подопечных. Важно не потерять вдохновение, помогая отчаявшимся, „выкинутым” жизнью так называемым „pabērniem**”… а иногда — наоборот, возвысившимся до безобразия, „богатеньким” людям, и при этом не забыть разрешить собственные проблемы.

Я буду циничной, но циничной только по той причине, что это необходимо для дальнейшего разъяснения неприятной действительности. Я хочу напомнить — на каждого клиента социальной службы уходит очень много ресурсов. Под ресурсами я подразумеваю затрачиваемое специалистом время, силы (совершенно невообразимые для постороннего человека!), выделяемые государственными структурами деньги (в том числе на рекламу для неимущих, учебные и рабочие материалы, аренду помещений и пр.), продолжительные реабилитационные программы, трудовые кампании или общественно полезную деятельность, технологии (компьютеры, транспортное сообщение, связь), институции. Порой разница между затраченными ресурсами и полученным [положительным] результатом настолько велика, что у социального работника возникает резонный вопрос — а для чего же все это вообще нужно?

Очень часто точкой преткновения между подопечным и специалистом является вопрос о том, кто виноват в существующем положении вещей. Клиент утверждает, что его бросило государство, общество, семья, коллеги. Работник с пеной у рта пытается доказать, что все возникшие проблемы являются делом рук самого непутевого визитера. И оба ни на дюйм не отступают от собственного (такого субъективного) мнения. Это — тупик, порочный круг, разочарование или фрустрация, — что угодно, но только не сотрудничество ради достижения совместно обозначенной цели. Это признание в непрофессионализме, несостоятельности, зацикленности, упертости, — в общем, совершенной неспособности создать крепкий рабочий альянс. Я понимаю, что посетителей, этих „заторможенных, ни к чему не годных, пассивных и тупых” людишек (или что мы там обычно говорим в сердцах в конце рабочего дня) слишком много на оставшихся среднестатистических (по уму), или адекватных (мотивированных) клиентов. Но это — ошибка. Конечно, ошибка от усталости, ежедневных чрезмерных переживаний, даже травм. И в какой-то степени эти факторы являются оправданием допускаемых „косяков”, неверных решений и агрессии. Но все равно это ошибка.

Подумайте вот о чем. Смысл создания социальной службы — в оказании помощи попавшим в кризисную ситуацию подопечным. В том, чтобы защищать подверженных разнообразным рискам лиц, информировать их о возможности улучшить свой уровень жизни и вносить изменения в общий экономический фон страны. И осуществляют эти функции специально обученные, дипломированные люди. То есть мы. Мы знаем особенности социальной сферы, прекрасно разбираемся в предоставляемых услугах и имеем доступ к физическим данным любого [обращающегося за помощью] жителя Латвии — и потому можем оценивать его материальное положение, и делать соответствующие выводы — как для работы, так и для самообразования в принципе.

Но этого всего не знает клиент. Он замкнут в своем „мирке”, вовлеченный в круг подчас неразрешимых проблем, и сравнивает размер присужденного ему пособия (или назначенные по договору обязательства) с соседом, другом или родственником. Он замечает, что пьяница из шестой квартиры, получив на свой банковский счет определенную сумму денег, „шикует” уже третий день, а ему, трезвому, никогда не нарушающим общественные нормы человеку, надо отчитаться службе за приобретенные товары посредством предоставления чеков строгой отчетности. Где справедливость? Начинается конфликт, перерастающий в откровенный антагонизм и ненависть и в лучшем случае оканчивающийся жалобой и угрозами, а в худшем — судом и/или полицией. О каком же сотрудничестве здесь может идти речь? Сейчас расскажу.

Работая в социальной сфере продолжительное время, человек начинает страдать от различных так называемых “побочных эффектов”. В какой-то степени у него деформируется мышление, и он смотрит на окружающий его мир однобоко — с позиций, общепринятых для его профессии. Это вредный (и, кстати сказать, неизбежный) процесс — если только специалист не осознаёт его, и не борется с ограниченностью собственного разума.

Так, мы упускаем из виду, что клиент и социальный работник — не противники (и никогда ими не были). Они работают вместе над ликвидацией одной — или нескольких — проблем. Об этом сложно помнить, постоянно сталкиваясь с озлобленностью и пассивностью подопечного… когда в сердцах хочется просто сказать: “А зачем ты вообще приходишь-то?” Однако такое вот забытье — опасно, ибо тогда любые действия обеих сторон направлены на самозащиту и взаимные обвинения, а идея помощи [т.е.оказания социальных услуг] отходит на задний план.

Как бы то ни было, ни одно из существующих обстоятельств не исключает взаимодействия, как уже свершившегося факта. Хотя бы потому, что иначе бы клиент не приходил в социальную службу, а мы бы не посещали его на дому. Другое дело — качество этого взаимодействия. Для решения заявленной клиентом проблемы мы можем привлекать всенаивозможнейшие организации, подключать сильнейшие, дорогостоящие ресурсы, выкладываться, так сказать, на “полную катушку”, а отдача будет незначительной или нулевой. Почему так происходит? Не значит ли это, что мы делаем что-то не так, неверно воспринимаем или интерпретируем ситуацию, смещаем акценты с главного на второстепенное? Может, все дело в чрезмерной узости существующих понятий?

Для меня ресурсы — это нечто большее, чем просто потенциальные возможности или условия для выполнения какой-либо деятельности. Для меня ресурсы должны обладать положительным зарядом. Тем, что способно расшевелить и поднять человека на принципиально новый уровень существования (как в материальном, так и в эмоциональном плане) — а также привлечь в жизнь не возникновение новых, но разрешение старых, запущенных и затянувшихся задач. Если клиент воспринимает назначенного ему психолога как наказание за совершенный проступок, то это — никакой не ресурс. Формально, может, он и пройдет курс консультаций, но фактически это не изменит его поведения, а может, даже и навредит — озлобит еще сильнее… Потраченные средства (время и силы работника, оплата труда, аренда помещения) выброшены на ветер. Глупо.

Я расскажу о „бесплатном”, но очень мощном (может быть, даже мощнейшем) ресурсе, который способен создать сам специалист. Который оставлен практически без внимания, ибо он слишком очевиден, и потому — скрыт от уже „замыленного” глаза вовлеченного в ежедневную суматоху социального работника.

Честно сказать, его осознание для меня стало своего рода инсайтом. Я проснулась посреди ночи с идеей — идеей, еще не оформленной в слова, но уже потрясающей воображение силой и возможностью ее реализации. Идеей простой, красивой и эффективной. Как я раньше не догадывалась?! Главный ресурс — сам клиент. Со всеми бедами, изъянами и осложнениями. Не социальная квартира, справка малоимущего или бесплатные лекарства. Нет. Клиент! И только он один. Да, мы жалуемся на его негативизм, наглость (у меня до сих пор периодически возникает ощущение, будто служба некогда одолжила у подопечного сумму денег и теперь обязана возвращать ее — в виде пособия), или кажущуюся инертность — это не имеет никакого значения. Меня всегда удивляло — почему, рисуя [на бумаге] круг возможных “спасателей” (врач, психолог, родители)***, мы забываем упомянуть самого подопечного. Однако же мы вписываем его имя в центр листа — где, по идее, должна быть формулировка заявленных клиентом проблем/вопросов — как будто бы он (клиент, т.е.) и есть одна большая проблема!

Стоп, стоп! Я уже слышу ироничные смешки коллег, что я цепляюсь к словам, что заполняемый бланк — лишь пустая формальность, а замещение проблемы именем подопечного делается ради упрощения ситуации. Любимые мои… Это не так. Вернее, не совсем так. В таких сознательных „описках” проявляется настоящее отношение работника к объекту помощи. Я не сторонница З.Фрейда — просто налицо явное искажение логического вывода****.

Клиент может служить источником проблем, но может и стать их “разрешителем”. Он сам — спасатель и социальный работник. И даже лучший, чем мы с вами. Предубеждение заключается в том, что мы не хотим этого признавать, ведь тогда наше образование — и другие профессиональные достижения — потеряют всякую ценность.

Зачем тогда мы? Чтобы разбудить в нем этого самого спасателя. Чтобы поддержать его в те моменты, когда у него иссякнут силы. Чтобы обучить способам разрешения сложных задач и подготовить к выходу в самостоятельную жизнь. Как детей.

Сразу оговорюсь — для привлечения этого мощного ресурса работник затрачивает еще один — себя (свои силы). Но выгода от его действий превосходит все ожидания. Судите сами — любой тревожащий клиента фактор из проблемы превращается в цель (достижение) — ну или, хотя бы, в способствующее разрешению ситуации обстоятельство.

В современной науке есть такое направление — называется “позитивная психотерапия”. Используемые в нем методы базируются на принципе самопомощи и ориентировки на будущее. Клиенту отводится активная роль, а все возникающие в ходе интервенции проблемы приписываются воображению лечащей стороны. Это весьма любопытно, поскольку позволяет не „погрязнуть” в пучине заявленных (или возникающих в процессе консультирования) тем. О чем это я?

Стандартная консультация подразумевает, что подопечный сидит перед социальным работником на стуле и отвечает на заданные вопросы. Это, естественно пассивная позиция, выгодная тем, что она экономична (во времени) и без особых осложнений позволяет достичь нужного результата. Загвоздка заключается в том, что этот результат нужен специалисту, но никак не клиенту, пришедшего со вполне определенной целью. Конечно, при первом знакомстве (а, вернее, интервью) этого шаблона не избежать. Но в дальнейшем, для эффективного взаимодействия и оказания помощи в кратчайшие сроки, он превращается в помеху и даже фактор, усугубляющий и без того не простые проблемы.

Что мы можем сделать? Ответ — поменяться местами с клиентом. Не в физическом смысле, конечно (хотя и это иногда полезно — осознать, как видит и что слышит в кабинете посетитель). Нам нужно занять пассивную позицию, и, подобно “адвокату дьявола”, отрицать способность помочь (деньгами, моральной поддержкой, непосредственным участием) и говорить, "как все плохо", а иногда даже настаивать на ценности и необходимости возникших у клиента затруднений. Перефразируя знаменитые слова Кевина Ломакса, мы, как социальные работники, советуем держаться от нас подальше. Приведу пример.

Некий индивид с криминальным прошлым делится со специалистом своими переживаниями.

— Ну а как вы думаете?.. Не успел я выйти из подъезда, как этот Косой уже был рядом и набросился на меня. Я орал, что у меня сейчас нет “травы”, и что я отдам должок на следующей неделе, — так он и слушать ничего не хотел! Рассек лицо, вот, до сих пор шрам остался. — Он показывает на свое лицо. — Я и вытащил нож. Любой нормальный человек бы сделал на моем месте то же самое. Скажите, может, мне стоит подать на аппеляцию?

Социальный работник делает “страшное” лицо и энергично отвечает:

— Конечно, Вы правы! Да! [пауза] …Погодите. Нет… С другой стороны… [улыбается, как будто бы нашел решение]. Знаете, я подумаю и скажу Вам… Уже через два года я смогу ответить точно.

Или еще:

Клиент, устав от бесконечных интервенций, отказывается выполнять пункты договора и, таким образом, улучшить свою социальную ситуацию:

— Как я могу сделать то, что вы просите?!.. Вы игнорируете меня и не помогаете совсем!

Консультант, полный раздумий:

— Да? Почему же вы так думаете? Назовите три причины! [Он начинает загибать пальцы].

Это своего рода провокация, ирония. Но кто сказал, что она запрещена? Да, конечно, есть такие ситуации, где ее применение является совершенной бестактностью и глупостью — смерть близкого человека, утрата работоспособности (инвалидность), насилие. И в некоторых случаях нам следует действовать незамедлительно, а не ждать, когда же, наконец, клиент осознает создаваемый его действиями (или бездействием) вред и «исправится» (или попытается как-то компенсировать собственную несостоятельность). В данном случае интересы общества ставятся во главу угла, и это, как бы хотелось или не хотелось клиенту, не обсуждается. Однако даже здесь есть свои плюсы, при правильном подходе которые можно донести до сознания подопечного.

Так, выселение из квартиры — это снижение/погашение долга, свобода (больше не надо “бегать” по судам). Возможность улучшить жилищные условия, сменить местоположение, начать все с начала.

Пьянство близкого человека — вызов (справиться с ситуацией); яркий пример, что “пить нехорошо”.

Созависимость — то же самое, что и любовь. Это прекрасно, что человек умеет отдавать себя всего без остатка… Главное — научиться сохранять границы между собой и партнером.

Нищета — неприхотливость к жилищным условиям, способность делать многие вещи самостоятельно, умение выживать и бороться.

Безработица — свободное время для самореализации, размышлений, конструктивных решений проблем. Попытка осознать свои слабые стороны, “почему меня не принимают таким, каков я есть”, восполнение пробелов в образовании.

И так далее.

Осознание и разъяснение таких вот “плюсов”, а также отказ принять перекладываемую клиентом на плечи социального работника ответственность приводит-таки к повышению мотивации подопечного, что, в свою очередь, влияет на распутывание запущенной, подчас неразрешимой проблемы.

До сих пор помню, какой восторг я испытала, когда удалось договориться о сотрудничестве с одной психически больной женщиной. Она пришла ко мне, когда я меньше всего этого ожидала, уселась на стул и, не слушая возражений, стала тупо бубнить о том, что ей негде жить. Я знала, что клиентка жила в просторной трехкомнатной квартире со всеми удобствами, и потому никак не могла взять в толк, что ей нужно. С позиций закона, никаких проблем не существовало, поэтому, когда подопечная стала настаивать на заключении договора, я, поразмыслив, решила сформулировать цель интервенции следующим образом: “Научиться самостоятельно справляться с субъективно переживаемыми личными, интерперсональными и социальными проблемами”. Можно сказать, я хотела “отвязаться” от нее посредством оказания психологической поддержки на кратких — не более 25 минут каждая — консультаций.

Трудно описать то возмущение, которое возникло на лице моей посетительницы, когда я протянула ей подготовленный договор о предоставляемых услугах, и детально разъяснила ее обязательства для достижения упомянутой цели.

— Я хочу вашей помощи в поиске квартиры. — заявила она. — А вы мне пихаете какой-то лист, с условиями, подходящими для психов.

И она была права. Чтобы осознать реальную (а не заявленную ею) проблему (и, соответственно, цель), клиентке было необходимо дать время. На обдумывание, борьбу с собой, и, наконец, признание реального положения вещей.

Тогда, на консультации, я вдруг осознала, насколько это важно, — позволить подопечному (если он только не направлен к нам судом или полицией) самому определять проблему, цель и метод интервенции. Мы можем предложить что-то сделать, но не настаивать. И, тем более, не делать этого за него.

Клиент хочет получать пособие, но повышать свои доходы — работать, запрашивать алименты — не намеревается (так как с позиций затрат энергии это невыгодно). “Оставьте меня в покое!” — заявляет он, когда мы даем ему список вакансий или записываем на прием к юристу. Если мы будем достаточно умны и найдем общую точку соприкосновения, то ответим: “Ты хочешь избавиться от нас? Что ж, чтобы это сделать, ты должен посещать наши консультации определенное количество времени…” Как бы это ни было нелепо, в данном случае цель звучит: “Отказаться от услуг социальной службы”.

В продолжение истории — когда я, осознав свою ошибку, попросила клиентку сформулировать желаемый результат собственными словами, странная вспышка раздражения подопечной тотчас же сошла на нет, и в дальнейшем я смогла провести „мягкую” и, по сравнению с другими случаями из практики, краткосрочную интервенцию.

Я часто сравниваю проблемы приходящих к нам людей с некой сетью или паутиной. Наткнувшись на нее, мы будем чертыхаться, что она попала нам на лицо, грудь, руки, и не отпускает нас. Мы также не способны ее распутать — она настолько сложна и тонка, что просто-напросто порвется. Но с этим легко справится даже самый маленький паучок, ибо он обладает всеми необходимыми знаниями и навыками. Он никогда им не обучался — они заложены в него самой природой.

Также способен действовать и клиент. Он сам создал проблемы, и сам же может их разрешить. Все остальное не имеет значения.

Для меня это одно из самых потрясающих открытий. И я очень надеюсь, что оно не последнее.

*Интервенция (в социальной работе) — профессиональные действия, направленные на решение задач по улучшению социальной ситуации клиента.

**Pabērni (лат.) — в соц. работе — „выродки”, находящиеся за гранью существования лица, „асоциалы”.

*** Напр., один из методов оценки ситуации — т.н. "экокарта".

**** Разновидность логической ошибки — "подмена понятий".