Глава третья

Следующие пять дней Варя полностью посвятила себя помощи на кухне, поэтому и обращала внимания на периодические холодные взгляды юного барчука, который в свою очередь стремился найти изъяны во всех ее действиях, словах или поведении. Наряду с ним выделялась молодая супруга, которой искренно пришлась по сердцу добродушная девушка; частенько спокойными вечерами, свободными от работы, Варя украдкой приходила в покои Анны, и они поводили время в различных беседах, делились впечатлениями из беззаботного детства, шептались о самых потаенных секретах и заливисто смеялись как дети, не боявшиеся прогневить строгих родителей поздний час.

Красивая, необычайно умная, воспитанная и начитанная девушка оказалась на редкость скромна, что уж никак не соответствовало ее социальному статусу княжны. За маленький, но изрядно богатый жизненный опыт Ливнева навидалась множество представителей всевозможных слоев общества, начиная от хозяев соседних поместий, до самых высокопоставленных чинов при дворе самого императора. И тех, и других старый помещик Черняховский еще с детства девушки приглашал на званые вечера, хвастаясь ее умению игры на пианино и гитаре, а также прелестному голосу, по словам особливо льстивых людей конкурирующим с пением оперных див. Молодая Черняховская определенно не причислялась к числу гордливых девушек, спесиво морщивших носики при малейшем недовольстве или несогласии с чужими словами или мнением и обидчиво поджимавших губы. Белокурая княжна следила за своими речами, ей знакомо было чувство такта и уважения к собеседнику, в уместных случаях умела и пошутить, и посмеяться, а когда надо — смолчать. Глядя на нее, с трудом верилось, что такая завидная невеста досталась такому далеко не идеальному и, положа руку на сердце, неоднозначному по своей сути человеку как Григорий Алексеевич Черняховский. Наверно, и оттого-то и брак их выглядел каким-то сплошным недоразумением, а не серьезным решением связать две любящие друг друга души узами семейной жизни. Как буквально на днях сказала Акулина: «Такая девушка в пору всякому достойному человеку, но уж точно не нашенскому барчуку! Больно уж нос задирать пред всеми стал, когда барышню в дом привел; ишь ты, как индюк в курятнике нахохлился! Как бы дурного ничего не приключилось…от ентой свадьбы.»

На вечер субботы был назначен грандиозный прием гостей из соседних имений в честь возвращения с войны Григория и самого старшего сына из семейства Корсачей — Сергея. Юноши за годы службы отличились в солдатской среде, прославившись своими успехами в сражениях, чем безусловно сыскали уважение и известность в кругах дворянского сообщества. Многие родители, имевшие в семьях дочерей, уже заранее подумывали о том, как бы породниться с кем-нибудь из представителей знатных родов, определенно в тайне отдавая предпочтение мягкому и покладистому характером Сереже, нежели своенравному Грише, от которого боялись повидать сюрпризов.

Иное отношение к Григорию было среди членов семьи Сергея: с шести лет молодой Черняховский стал завсегдатаем в доме миролюбивых соседней из ближайшего поместья и через короткий промежуток времени стал почти что родным для господских ребятишек, вместе с которыми рос. Сестры фронтового товарища юного барчука еще с малолетства заглядывались на черноволосого кудрявого мальчонку, бывшего в компании подрастающих мальчишек сорвиголовой и знатным задирой в детских проделках. Когда же Черняховский вошел в такой притягательный и интригующий молодых девушек возраст, в редкие визиты Григория они украдкой бросали лукавые взгляды на молодого помещика, а их сердобольная матушка уже тогда подумывала о том, как бы через лет пять-шесть выгодно выдать замуж за единственного сына пожилого помещика и устроить жизнь хотя бы одной их дочерей. Важен тот факт, что об этой затее думала только супруга Владимира Романовича Корсача, в то время как сам глава семейства не спешил отдавать ни одну из своих дочерей в семью Черняховских, однозначно не являющуюся такой, какой себя позиционировала на светских вечерах. Что-то дурное происходило за стенами великолепного творения итальянских мастеров из желтого камня, скрытого под сенью сосен и лиственниц. И это самое «что-то» никак не давало покоя пожилому князю, на глазах которого день за днем формировалась такая многогранная личность, как Григорий Алексеевич. Молодой человек словно бы стал противоречием самому себе, из-за чего предположить что же на самом деле творилось в его голове было невозможно, равно как и приблизиться к нему настоящему хоть на йоту. Да и была ли они вообще, эта истинная личина барчурка? Кто-то скажет да, кто-то начнет усердно разубеждать в обратном, уповая на то, что он такой, какой есть и на публике, а кто-то потупит взгляд в пол и после всеми силами постарается избежать ответа на этот каверзный вопрос.

***

Приглашение прибыло в дом Корсачей поутру пятницы, когда почти вся чета возвращалась с базара в приподнятом настроении. Пока сын помогал крепостным разбирать обоз, Владимир Романович с супругой и дочерьми возвратился домой отдыхать от долгой и утомительной для его преклонного возраста дороги. Елизавета Ивановна оказалась женщиной уже в годах; полненькая, розовощекая, заядлая добродушная хохотушка пользовалась успехом у женщин, а дети и вовсе души в ней не чаяли, всегда радуясь приходу «тетушки-сватьи Лизаветты» в гости. Поредевшие с годами темные каштановые волосы всегда были убраны в греческую прическу, из которой игриво выбивались завитые локоны, ну а голубо-серые глаза всегда с хитрецой поглядывали на окружающих, будто бы имея в своем взгляде какую-то подоплеку. Женщина послушно проследовала за Владимиром Романовичем в гостиную и, на ходу распорядившись о том, чтобы им скорее подали чая, подобрав полы пышного платья, уселась в мягкое кресло. Мужчина уже находился здесь же, стоя прислонясь спиной к стене камина и держа в руках конверт с приглашением.

— Что это у вас, дрожайший мой?

— Старый князь Черняховский зовет на вечернее празднование возвращения Гриши и Сергея.

— Как кстати! — женщина радостно всплеснула руками и приложила ладони к груди. — Давненько у нас не было веселья да и повод выдался какой! Не отказывай, батюшка, порадуй дочек!

— А они-то тут к чему? — Владимир Романович недовольно сморщил лоб и, пробежав глазами по содержимому письма, обернулся к жене. — Григорий женат сделался давече; к чему ворошить прошлые дела? Мешаться только станут.

— Во-первых, — Елизавета Корсач возмущенно поджала губки и с укором глянула на мужа, — там-то что с того, что женатый? Грешно так говорить, но такого родственничка и черту не пожелаешь, не то что мужа несчастной девушке! Во-вторых, не велика беда; на вечере будут и другие глубоко уважаемые люди, так что нашим дочерям так там и самое место, авось партию подберем старшенькой.

— Думай, что говоришь языком своим, Лиза!

Пожилой князь побагровел от злости из-за невежественности жены и отсутствия у ней чувства такта.

— Гриша герой войны, известный и завидный жених! Единицы за всю свою жизнь не добиваются того, чего достиг он, а ты тут попрекаешь юношу!

— Да бросьте, милый мой, — барыня махнула рукой, будто бы отогнала назойливую муху и вздернула носик, — речь не об том. Норовом Григорий Алексеич весь пошел в папеньку: такой же своенравный и острый на язык юноша, не желающий считаться с чужим мнением. В браке важно уважение, а молодой Черняховский не даст бедняжке даже этого.

— Не говорите о том, чего не ведайте, Елизавета Ивановна. Как знать, быть может у них все и сложится. — мужчина сложил письмо по линии сгиба как оно и покоилось, покуда не было извлечено на белый свет, и присел на кресло рядом с помещицей, запустив пальцы в густую поседевшую шевелюру.

Владимир Романович тяжело вздохнул, положил бумагу небольших размеров на лакированный стол и скрестил пальцы на выпирающем из-под сюртука животе.

— Дай-то Бог.

Елизавета Ивановна покладисто кивнула и, завидев показавшуюся в дверном проеме голову комнатной крепостной, велела ей войти. Только что заваренный крепкий черный чай ударил в ноздри пожилым хозяевам усадьбы. Пышные куличи и ватрушки, все еще пылающие печным жаром, — все это возбуждало уставший с дороги организм и побуждало приступить к живительному перекусу. Поправив юбки платья, женщина по-хозяйски выставила с подноса фарфоровые синие чашки с золотистым орнаментом, доставшиеся семейству Корсачей в качестве ее приданного, такой же чайник с узким носиком, белую хрустальную тарелку, на коей и покоилась выпечка. Отточенными с годами мастерскими движениями полненьких рук разлила им чаю и, по старому обыкновению кинув в чашку мужа два кусочка сахара, а себе — три, поставила перед Владимиром Романовичем тарелку.

— Извольте, батюшка.

— Благодарствую, дружочек мой. — пожилой князь благодарно улыбнулся жене, выдавив нелепую улыбку. Все размышления его были заняты тем, стоит ли принимать приглашение соседа али лучше вежливо отказаться от беды подальше. Поднеся чашку с чаем ко рту, он задумчиво вперился взглядом в окно, где с небес огромными невесомыми хлопьями повалил снег.

Безусловно, возвращение сыновей с войны — это веский повод для того, чтобы собраться, но уместна ли сейчас эта встреча? Старик Черняховский не упустит возможности подшутить над соседом по поводу того, что тот не успел сосватать за его сына одну из дочерей, как хотела Елизавета Ивановна да и лишний раз укажет на не особую обеспеченность в материальном плане семьи Корсачей, умышленно принизит среди других дворянских семейств и поднимет на смех. Идти туда было бы сравни публичному унижению. Через пару мгновений двери гостиной вновь отворились, но на этот раз туда вошла не прислуга. Среднего роста молодой человек, облаченный в темно-зеленый парадный мундир вошел в помещение и, лучезарно улыбнувшись сначала мужчине, а после женщине, приблизился к ним и поклонился в пояс. С виду ему было едва ли двадцать полных лет; подтянутый, жилистый подобно старшему брату, темноволосый молодой человек принял поданную матерью руку и коснулся ее тыльной стороны прохладным с улицы лбом. Непослушные темно-коричневые волосы были зачесаны назад, но из-за влаги растрепались и торчали в разные стороны, словно мокрое воронье оперение, а глаза цвета чистого неба, так похожие на материнские, отражали великую радость от встречи с родителями.

— Пашенька, милый мой. — Елизавета Ивановна ласково, но крепко обняла среднего сына за узкие плечи и прижала к себе, вдыхая смесь морозного запаха и туалетной воды Павла. — Вернулся-таки.

— Как же могло быть иначе, матушка?

Владимир Романович встал с места и заметно оживился.

— Поди сюда, сорванец! — с этими словами мужчина широко расставил руки и заключил в объятия отпрыска, глубоко в старческом сердце ликуя, что оба его сына удачно вернулись с войны.

Павел, в отличие от Сергея побывал на линии фронта чуть более полугода, потому как вскоре получил тяжелое ранение и в срочности был отправлен в госпиталь по месту расположения гарнизона, там уже и в Петербург, где с того света вытаскивали молодого солдата не меньше трех недель. Увы, но рана оказалась слишком опасная и серьезная, дабы он мог опять вернуться в строй боевых товарищей, а по сему был перенаправлен в отряд снабженцев провизией и оружием, где и пробыл до конца ноября месяца. Из-за своего состояния юноша обязан был переезжать из города в город следом за отрядом, отчего сильнее тосковал по родному дому; однако судьба предоставила ему прекрасный шанс по весне пятьдесят четвертого года, когда снабженцы остались на длительный постой совсем рядом с поместьем Корсачей в одной из деревушек. Именно тогда, холодным мартовским вечером он и повстречал Варвару, выбравшуюся из усадьбы за лекарственными травами и ранними съестными ягодами. Молодые люди быстро запали в душу друг другу; под покровом ночи Павел тихонько выбирался в подлесок, где его ждала темноволосая черноглазая девчушка. Ближе к лету отряд покинул окраины Великого Новгорода, и Корсач, дабы отвлечься от дурных мыслей о возможной смерти хотя бы от шальной пули в лесах, полных разбойников, беспрестанно писал в надежде, что хоть малая часть этих писем дойдет до нее, и он поймет, что она жива-здорова и ждет его. Милая Варенька, та самая неказистая и немного неуклюжая скромная, робкая, словно дикая лесная лань, темноволосая крепостная, принадлежащая семейству Черняховских, незаметно для самого Павла очаровала и полностью пленила юношеское сердце. Ближе и желаннее материнского лика там, где порох и копоть от взрывов застилают небосвод и кажется, мир захлебывается кровью, стала для него Варвара Сергеевна Ливнева; круглая сирота, привнесшая свет в тусклую и обыденную жизнь юного помещика.

— А где же сестры? Катя, да Софья? Разве им не должно с вами быть?

Корсач недоуменно окинул взглядом гостиную и отошел от отца. Сестры всегда проводили свободное от учебы и занятий с учителями время вместе с родителями; старшая, Катерина, усаживалась близ матушки и, деловито насупив носик, заводила разговоры с нею на серьезные темы, а потом, переключая внимание на беспечную болтовню сестер и умело изменяя вектор обсуждения, вклинивалась в общество девушек. Будучи самой старшей из сестер, она несла ответственность за них обеих в полной мере, пускай временами и могла по неопытности показаться грубой и жестокой в речах, но никогда не лукавила и говорила все начистоту. Младшая дочь, София Владимировна Корсач, отличалась от прочих небывалой скромностью; она редко посещала званые вечера, была не особливо разговорчива и всегда робела перед молодыми людьми, желающими завязать с нею приятное знакомство. Рядом со сестрой она заметно выделялась своим необычным внешним видом, по первости имеющим тенденцию отталкивать от себя людей; возможно, отчасти от этого она стала закрытой в себе и неуверенной. Аккуратная головка, посаженная на длинную изящную лебединую шею, длинные густые платиновые волосы, цвета свежего парного молока, тонкая талия и разные глаза: левый — темно-серый с черным ободком вокруг радужки, а правый — светло-карий с таким же смольным характерным знаком отличия, идущим по окружности цветной части глаза. Многих изумляло и вводило в некий ступор различие в цвете глаз восемнадцатилетней девушки, потому как суеверность народа никуда не девалась и большая часть тех, кто имел честь повидать Софию Корсач за глаза утверждали, что откровенно побаивались ее и того, что она может накликать беду какую, ведь не зря же «помечена то ли Богом, то ли Дьяволом».

— Сейчас прибудут, видать прихорашиваются с дороги. — Елизавета Ивановна опустилась в кресло и быстрым движением поправила прическу, стремящуюся вот-вот окончательно отжить свой век под тяжестью темных каштановых волос помещицы.

Долго ждать девушек не пришлось; заслышав голос брата, они в миг оставили свои дела и, подобрав юбки платьев, бросились со всех ног вниз по лестнице. Стук каблуков частых мелких шагов об пол и другой, более размеренный и гулкий, оборвался нетерпеливым ударом в двери.

— Ну вот, вишь, как будто сами услыхали, что об них спрашивают!

Пожилой князь громко рассмеялся и пригласил дочерей и старшего сына к ним, а сам обошел кресло супруги и встал позади него, положив теплую ладонь на плечо женщины, продолжая улыбаться. Картина семейной идилии растопило чувственное сердце мужчины, наполоняя его бесконечной любовью; оба сына воротились с войны, все живы и вместе. Надобно ли старику еще чего-то, кроме как видеть членов семьи в счастье и здравии?

— Ну здравствуй, братец! Добро добрался? — Сергей властно притянул брата за протянутую руку к себе и обнял, пару раз дружески похлопав его по спине. — Отчего не написал мне, когда задумал воротиться? Могли бы вместе домой приехаать.

— Да, с божьей помощью быстрее даже приехал, чем ожидал; спасибо кучеру, не стал останавливаться подле трактиров да напиваться. А что до писем, то я и сам не ожидал, что нас так скоро распустят по семьям, ведь все-таки война еще не окончена, так что…времени не было. — шатен отстранился от брата и, уже более обеспокоенно, осведомился, — Зимой того года в наш полк донесли, что вас близ смоленской деревни разбили, что ранен был серьезно, надеюсь, все ладно теперь?

— Дело давнее…— юноша взъерошил светлые русые волосы и, не желая развивать эту неприятную тему, решил ее тут же закрыть. — Благо, врачи тогда дело свое знали и выходили да на ноги поставили. Правда, бок временами ноет, — заметив возросшую тревогу в глазах младшей сестры, Сережа поспешил успокоить ее, вновь тепло улыбнувшись, — но доктора говорят, что чудо то, что я вообще жив стался, потому и грешно жаловаться.

— Как же ты спасся тогда? — произнесла задумчиво София Владимировна, по привычке своей накручивая на палец конец зеленой лоскутной ленты, которой чуть выше пояса было перевязано платье.

— Жизнью я обязан Григорию, это он меня вовремя приметил, когда наши бежали.

— И как же, — в разговор вмешалась Катерина, заражаясь тревожностью младшей сестры и мысленно окунаясь в ту атмосферу, где довелось побывать братьям, — не уж-то жизнь свою на кон ради тебя поставил?

— Что тебя так удивляет, Китти? — спросил Владимир Романович, поцеловав супругу в поседевшую голову и переведя взгляд на дочь. — Григорий прославился на поле боя, как отменный боец; недаром говорят, что один черный гусар стоит пятерых обычных солдат. Эти молодцы еще нагонят страху на неприятелей, помяните мои слова!

— Помнится, Черняховский не особо-то и склонен проявлять беспокойство о других. — Катерина только фыркнула и, бросив косой взгляд на отца, оборотилась к Сергею. — Так как это было?

— Я мало чего помню из этого, — честно ответил Корсач, резко помрачнев во взгляде, — только то, как рядом со мной упало ядро, того, кто подле меня был, убило сразу, а меня землей засыпало. Потом ничего, кроме нестерпимой боли…в себя приходил редко; мы по лесу бродили около трех дней, покуда не добрались до ближайшего постоя, а там уж Гриша меня и передал в руки врачей.

— Да уж, тяжко вам пришлось. — помолчав минуту, проговорила шатенка, констатируя этот малоприятный факт.

— Война — вообще вещь не простая, милая.

Елизавета Ивановна шумно выдохнула и, отгоняя дурные мысли прочь, натянула улыбку и протянула руку Кате, подзывая к себе. Княжна послушно кивнула и присела подле матери; в воздухе повисла неловкая пауза. Воспоминания о недавних событиях были слишком болезненны да и освещать их ни у кого не имелось желания, поэтому очень скоро с помощью Сергея члены семьи перевели тему для разговора и уже менее, чем через полчаса гостиная огласилась радостным искренним смехом и хлопками в ладоши. Решение по поводу визита к старому Черняховскому пришло самой собою в процессе разговора.

***

Безлунная ночь тяжелым покрывалом опустилась на владения Черниговки, призывая войти в царство Морфея и забыть о земных делах, отложив их до первых лучей утреннего солнца. В то время, как хозяева усадьбы мирно отдыхали и готовились ко сну, крепостные, а в частности комнатные и приставленные на службу на кухне, работали из последних сил для того, чтобы успеть подготовить все к завтрашнему грандиозному вечеру. Акулина крутилась как сущий волчок, раздавая приказания девкам и женщинам по поводу того, что и как надобно готовить, сколько бутылей доставать из погреба, сколько кур и овец забивать на господские кушанья, какую посуду следует ставить, а какую поберечь до поры до времени. Внезапно тарелка из рук молодой крепостной женщины предательски выскользнула и, с громким звоном разбившись об пол, разлетелась осколками в разные стороны.

— Ну шо ты поделаешь!

Седовласая Акулина всплеснула руками и, резким движением сняв с плеча полотенце, от души влепила им по спине провинившейся крепостной.

— Когда ж у вас, криворуких-то, голова на плечах появится!? А? Поди прочь с глаз моих, покуда не отхватила больше полученного! — полненькая кухарка погнала несчастную женщину из кухни и, убедившись, что она ушла, обернулась к остальным притихшим девкам. — А вы чего уставились, как баран на ворота? Тоже получить хотите? Ступайте да делами займитесь, покуда не разозлили меня пуще прежнего! — с этими словами властная крепостная гневно закинула полотенце обратно на плечо и, раздув ноздри словно недовольный конь, развернулась на месте и нависла над тремя девушками, усиленно месившими тесто.

— Ух как Акулина-то разошлась!

Черноволосая девчушка одного возраста с Ливневой тихо хихикнула и дружески пихнула в бок Варвару, но поймав на себе взгляд главной кухарки, снова склонилась над тестом, пряча улыбку.

— Чегой-то ты разболталась, Палашка? — без лишних слов Акулина отвесила крепкого подзатыльника юной болтушке и, не обращая внимания на ее раздосадованное шипение, ухватила ее за ткань платья на плече и потянула наверх. — Я не собираюсь за ваши смешки кнута отхватить, так что не потерплю лодырей; или работу выполняй исправно, или иди отсюда покуда ноги целы! — она отпустила девушку и грубовато подтолкнула к тазику с тестом.

— Как скажешь, тетка Акулина. — брюнетка ворчливо потерла место ушиба и, косо, но боязливо глянув на кухарку, опустила маленькие ладони в густое пышное тесто.

— Завтра вечер званый, вот она и тревожится. — поспешила встать на защиту крепостной Варя, поднимая глаза от теста на широкую спину пожилой женщины. Многие прекрасно знали, что это суровая и грубая на первый взгляд женщина на самом деле была всегда добра и великодушна со всеми, разве что иногда могла дать волю чувствам, когда ей доставалось от старого помещика за промашки ее подчиненных или какую-другую провинность; в такие моменты ее как будто подменяли: от старой доброй пухлой тетки не оставалось и следа, а на смену ей приходил требовательный и вечно недовольный «дьявол в юбке», которого не злить было себе дороже. — Не держи на нее зла ты ведь знаешь, отойдет как все будет готово.

— Скорее бы, — Палашка обидчиво сморщила носик и еще раз растерла затылок, все еще гудевший от удара, — а то боюсь, к завтрашнему вечеру головы не сносим. Всем всыплет по первое число.

Ливнева не сдержалась и прыснула со смеха. Палашка была ее почти единственной подругой в обществе крепостных девушек, не отвернувшись от нее лишь только потому, что Варвару когда-то по непонятным причинам выбрал старый помещик Алексей Васильевич. Сверстницы светловолосой девушки крайне редко общались с крепостной, бывшей на особом счету у семейства Черняховских, то ли не желая вызвать гнев барина, то ли одна только мысль о том, что кто-то может быть выше их по статусу, не являясь таковой по происхождению, претила им до такой степени, что девушки и лишний раз смотреть на нее не хотели.

Работа продолжала идти полным ходом, и к утру следующего дня большая часть запланированного была сделана, оставалось дело за малым — украшением дома. Покончив с помощью на кухне, усталая, но довольная собой Варя прогулочным шагом направилась к дому, окна которого за исключением двух давно как не горели; то были покои молодоженов. Ливнева остановилась на полпути и, обернувшись через плечо на деревенские домишки, замерла не месте, как будто набираясь сил. С прибытием в дом Григория она не могла заставить себя лишний раз там находиться, ведь почти что каждое ее пересечение с юным барчуком развивалось далеко не по лучшему сценарию. После войны сын помещика стал надменнее, холоднее и в разы циничнее, нежели до своего отбытия; складывалось впечатление, что его подменили, предварительно вытряхнув остатки всего святого. Варвара бы покривила душой, не сказав, что откровенно побаивалась двадцатитрехлетнего молодого человека, закрывшегося в шкафу, полном собственных скелетов. Однако больше ее заботило не его отношение к той, с которой он всю свою сознательную жизнь вынужден был делить отцовскую любовь, а то, что когда она перейдет во владение барчуку, то тот совершит самое страшное наказание для любого человека, грезящего о свободе. Лишит ее вольной. О том, что Алексей Васильевич прошлой осенью решился на столь непростой, но достойный шаг, знали только они вдвоем, да управляющий, приставленный для соблюдения всех правил оформления бумаг; наблюдательный помещик сразу отметил изменение в поведении своей воспитанницы и благодаря богатому жизненному опыту ему не составило труда догадаться в чем дело крылось. Отлучки Варвары, девичье смущение и степенность говорили яснее всяких слов о том, кому Алексей Васильевич обязан изменениям, произошедшими с девушкой всего-то за пару недель. Старик сжалился над Варварой Сергеевной и, боясь что она после его кончины перейдет к нечистыми помыслами людям, уже тогда начал подготавливать бумаги к тому, чтобы вручить Ливневой судьбу прямо ей в руки. Сейчас же, с возвращением Григория Черняховского в семью, план по ее освобождению мог провалиться, стоило наследнику прознать про готовую вольную для «подруги детства». Варвара Сергеевна сильнее запахнулась в старый и местами протертый до дыр тулуп и, выпустив облачко пара, двинулась к колодцу, дабы полить цветы в зимнем саду, являвшегося пристройкой к главному зданию.

Анна Ивановна расположилась на краю большой кровати, застеленной белоснежным бельем с золотым орнаментом, и уложив на колени книгу в тонком черном переплете, увлеченно читала одну из новинок немецкой прозы, краем уха вслушиваясь в тихий скрип поодаль от нее. Молодой Черняховский сидел рядом с камином и, накинув на плечи стеганный темно-зеленый халат, также посвятил свое время чтению, ритмично покачиваясь в кресле-качалке. Закинув ногу на ногу, Григорий периодически отрывал глаза от текста и поглядывал на танцующие языки огня, абстрагируясь от внешнего мира; такое обыкновение он приобрел на службе, когда в редкие мгновения спокойствия солдаты собирались вокруг костров, хлебали жидкую похлебку, болтали о своих семьях, которые ждут их дома, обсуждали возлюбленных и любовниц.

Такие посиделки давали воинам повод вернуться из нового боя, не позволяли совсем замкнуться в себе при виде того бесчеловечного ужаса, раскрывающего истинную суть войны; многие юноши жестоко обманывались в представлениях о войне в первый же свой бой, если им удавалось выжить в той кровавой мясорубке, ведь все было совсем иначе, чем им рассказывали. Не было ни фанфар в честь героев и защитников в освобожденных городах, ни цветов, коими должны были осыпать дороги под ногами коней офицеров; остались только сожженные, почерневшие от копоти дома и выжженные поля, когда-то дававшие народу богатый урожай. На поле боя никто не бежал впереди всех с воинственным, поднимающим солдатский дух кличем, держа знамя наперевес, но в окопах, пребывая до последнего в надежде, что им не придется вылезать из сомнительного убежища, сидели те же юноши, буквально выволакиваемые товарищами из окопов на встречу пушечным залпам, свисту пуль и едкому, не исчезающему, до отвращения тошнотворному запаху крови и пороха на губах. Там, по ту сторону сказок о войне, люди понимали, что это такое на самом деле. Там нет никому никакого дела вернешься ли ты домой к близким, ждет ли тебя кто-то, одинок ли ты; есть только суровая реальность, граничащая с безумием, и солдатский долг. Идти вперед всегда, даже когда рядом с тобой замертво падают один за другим сослуживцы, когда очень страшно и больно, когда проклинаешь свою судьбу за свою участь быть втоптанным в кровавое месиво под ногами, некогда бывшее настоящим, живым человеком. Противник, кем бы он не был, тоже когда-то кого-то любил и был любимым, являлся сыном, братом или отцом; в этом и состоит трагедия воин: страшнее смерти там — потеря человечности. Картины прошлого навсегда стали вечными спутниками юноши, каждую ночь заключая в коварные объятия и напоминая о том, чем он отплатил за звание «героя войны».

— Вы не желаете отправиться ко сну? Поздний час уже как, а нынче важный день, сил бы набраться вам и выспаться как следует.

Анна Ивановна громко закрыла книгу и, поднявшись кровати, медленно приблизилась к Черняховскому, протягивая руку к его плечу.

— Не беспокойтесь обо мне, Анна Ивановна, — Григорий отстранился от девушки и поднял на нее взгляд, полный насмешки, — и, прошу вас, не надо играть со мною в дружественные отношения; наедине нам ни к чему притворствовать и лукавить. — с этими словами он встал с кресла и поправил халат, продолжая сверлить ее глазами.

— Мне казалось, что нет особой нужды, чтобы вы часто напоминали об этом. — блондинка обидчиво сморщила нос и, скрывая обиду, вызванную резкими словами помещика, опустила глаза в пол под ногами.

— Просто не хочу давать вам лишний повод думать иначе.

Григорий склонил кудрявую смольную голову на бок и, протянув руку к лику названной супруги, приподнял его пальцами за подбородок и уже несколько мягче, прибавил:

— Поверьте, милая моя, я не тот человек, о семейной жизни с которым надобно грезить; и глубоко в сердце вы сами это понимаете, только не хотите сама себе в том признаться.

— Как вам угодно.

Холодно бросила молодая княжна, отвела руку Григория от себя и повернула голову к растопленному камину, в котором трещали поленья. Анна знала Григория без малого почти пять лет, но так и не смогла привыкнуть к его непростому нраву, совершенно не гармонирующим с внешним приятным видом Черняховского. Несмотря на то, что дом протапливался, в нем все же зимой было зябко, поэтому частые гости поместья, а уж тем более, его хозяева почти никогда не стремились рисковать здоровьем, легко одеваясь. С непривычки Черняховская непроизвольно приобняла себя за плечи и поежилась; сделав еще пару шагов к камину, она сначала согрела руки горячим дыханием, а потом протянула к танцующему пламени. Длинные прямые волосы до пояса струились по узким плечам девушки подобно снежной лавине, сошедшей с горных вершин, а в серых грозовых глазах отражалось завораживающее пламя огня. Анна Ивановна отлично понимала, что осознанно приняла сомнительную на первый взгляд помощь, посчитав ее на тот момент самым лучшим выходом из сложившейся в семье ситуации. Княжна повстречала Черняховского на одном из придворных вечеров; уже тогда молодой и привлекательный юноша пригляделся девушке, но подойти к нему она так и решалась, покуда он сам не сделал первый шаг, завидев интерес к его персоне. В тот вечер Григорий был небывало обходителен, спокоен, в меру шутлив и галантен, вежлив и терпелив, как и полагается человеку его статуса; однако все это словно ветром сдуло, стоило ему заполучить желаемое. Семейство Долгопрудовых не пользовалось большим спросом в высшем свете из-за подмоченной репутации благодаря игровой зависимости главы небольшой семьи и пристрастием к алкоголю, поэтому и свататься к юной дворянке никто из уважающих себя молодых людей не спешил, не горя желанием породниться с теми, кто и приданного-то серьезного отдать за дочь не может. Григорий Алексеевич стал для стариков Долгопрудовых истинным спасением, когда после восьми месяцев тесного общения с княжной предложил сыграть свадьбу перед отправкой на фронт. Венчались они почти что тайно, чтобы избежать лишних глаз и никчемных пересудов о том, что за спонтанной свадьбой однозначно что-то такое да стоит, ведь не напрасно же молодой человек почти что даром взял в жены незавидную невесту, не имевшую за душой ничего. Анна и сама постоянно задавалась этим же вопросом, но как не пыталась, ответа на него не могла найти, ведь связывал их и не только этот странный союз. Что двигало Григорием? Жалость? Стремление показать себя выгодно в высшем свете? Желание насолить отцу, заранее зная, что тот будет против этого порочащего честь семьи брака?

— Ступайте спать, Аннушка, — черноволосый барчук не слышно зашел за спину девушке и, положив теплую ладонь на предплечье девушке, склонился к ней, — только оденьтесь потеплее, ночи у нас холодные и приезжим людям непривычные, а вам беречь себя надобно. — с этими словами Гриша скинул с плеч халат, пропахший запахом своего обладателя, и поместил на плечи молодой жены, боковым зрением поймав на себе озадаченный взгляд Анны.

— Вы куда-то уходите, Григорий Алексеич?

Вопрос был ожидаемым, но все же необычно оказалось услышать его из уст скромной княжны, лишний раз не желающей тревожить или о чем-то расспрашивать мужа. Брюнет хитровато прищурил глаза, в немом вопросе вскинув правую бровь, и улыбнулся уголками губ с тенью любопытства на лице.

— Вас это так заботит?

— Темная ночь на дворе, а дороги ныне неспокойные; вам так не кажется?

Анна Ивановна развернулась лицом с супругу и подняла на него потеплевший взгляд серых глаз, искренне не понимая, что могло заставить человека покинуть дом поздней ночью, да еще и держать свой путь через темный густой лес. Несмотря на то, война считалась оконченной, в лесах близ оживленных поселков орудовали беглые крепостные и дезертиры, готовые поживиться за счет наполненных кошельков помещиков.

— Прошу вас не забивать светлую головку подобными мыслями, дружочек, я лишь навещу матушку и вернусь так скоро, что вы и не заметите.

Черняховский сделал шаг назад от супруги и, более не глядя на нее, развернулся на каблуках и быстрым шагом вышел из спальни, оставив ее в гордом одиночестве. Стремительно он сбежал вниз по лестнице и готов был уже окликнуть лакея, чтобы тот принес ему дорожный плащ, как вдруг взгляд барчука зацепился за одну из белокаменных колонн, подпиравших второй этаж дома; Гриша оглянулся через плечо на закрытую дверь в покои молодых и, лишний раз убедившись в том, что Черняховская находится там, как ей и наказали, на ватных ногах не спеша подошел к изваянию из холодного камня. Решительно брюнет протянул руку, но внезапно для самого себя замер, как будто в миг растеряв всю свою уверенность; выставленные вперед пальцы медленно спрятались в кулаке, и рука безжизненно упала вниз. Гриша разочарованно на мгновение прикрыл зеленоватые глаза, прогоняя из головы воспоминания о том беззаботном времени, когда жива была Ксения Даниловна и хотя бы одна единственная живая душа искренне любила этого мальчишку, с малолетства отличавшегося строптивостью характера. Когда глава семейства отличался по делам государственным, то они с матушкой часто проводили целые часы напролет, сидя среди величественных великанов: читали книги, рисовали, Григорий рассказывал матери о том, чему его научили воспитатели, как отличился по учебе, что нового вычитал в талмудах, коими его снабжали учителя, а Ксения Даниловна только слушала, смеялась да нежно гладила смышленного сынишку по голове. О том, каким на самом деле был приличный и вежливый на публике Алексей Васильевич знали только члены его семьи: жена да непутевый сын, а для других он был примером для подражания, эталоном офицера, полностью посвятившего свою жизнь службе стране на благо ее процветания.

— Барин?

Дарья, комнатная девушка выигранная Гришей в карты у одного из товарищей в военном училище незадолго до войны, двадцати лет от роду, приземистая и полноватая любопытно смотрела на брюнета. Она держала на руках стопку чистого белья, предназначенного для глажки, притаившись за одной из колонн.

— Чего тебе?

— Да так, — она виновато потупила глаза в пол и уважительно поклонилась помещику, запоздало осознав, что, окликать его было плохой идей, — я в кладовую шла, да вот вас и заприметила, подумала, можо вам надо что-нибудь? Неспроста же господа посередь ночи-то изволили шастать.

— Думать вредно, коли не умеешь, Дарья.

Григорий раздраженно поднял глаза к потолку, мысленно начиная ругать себя, за то что некогда выкупил сующую свой нос куда не попадя девку; здешние крепостные хорошо знали нрав своих хозяев, потому-то и без надобности не тревожили, но эта девушка определенно не входила в их число. Молодой человек заложил руки за спину и смерил ее пригвождающим к земле взглядом.

— Тебе не говорили, что к господам надо относиться с уважением и не лезть, покуда не окликнут?

— Барин, я…-Даша совсем поникла и вся съежилась, боясь встретиться с барчуком глазами, и нервно начала теребить край грязно-белой сорочки, сверху которой надет алый сарафан. — У меня и мысли дурной не было…

— Довольно лепетать, как запуганная овца! — усталость давала о себе знать, и юному барчуку с каждой минутой становилось все сложнее сдерживаться в нелестных высказываниях, а тут еще и эта безропотная крепостная действовала ему на нервы хлеще красной тряпки на быка. — Займись делом, и чтобы я тебя без работы больше не видел! А то, поглядите-ка, — молодой человек вскинул руки кверху и также стремительно снова сцепил их в замок за спиной, — стало ей интересно, что тут хозяева делают! Не много ли на себя взяла!?

Дарья не ответила и, испугавшись, что ей обычными гневными речами не отделаться за провинность, бегом рванулась подальше от барчука и отдышаться смогла только тогда, когда добежала до кухни, где оказалась под прочной защитой Акулины.

— Яков!

Домашний лакей, оказавшийся совсем молодым юношей примерно одного возраста с младшим Черняховским, молнией метнулся к барчуку и, вытянувшись по струнке, замер в ожидании приказаний.

— Вели Матвею мне коня подготовить, да побыстрее.

Яков секунду-другую удивленно смотрел на юношу, размышляя над тем, не шутит ли тот над ним таким образом. Однако, увидав холодную решимость, написанную на лице дворянина, привычно коротко кивнул и направился к выходу из дома, предварительно выдавив вычурное: «Как скажете, Григорий Алексеич.»

Спустя минут десять животное уже было заседлано и привязано к ежевичной изгороди, покрытой слоем пушистого невесомого снега, устилавшего плотным покрывалом землю, голые кусты, кроны деревьев и извечно зеленых елей. Юный Черняховский поднял воротник дорожного плаща и двинулся к животному как раз тогда, когда из оранжереи вышла Варвара, держа в одной руке пустое ведро, а в другой — нежно-розового цвета тюльпаны. Бутоны молодых растений, очевидно, недавно совсем распустились, а по тому как распрямились листья-стрелы, можно было свидетельствовать о том, что они были в самом расцвете сил и готовы одурманивать своим ароматом чувствительных к запахам людей. Волнистые каштановые волосы немного растрепались, и некоторые локоны выбились из прически, придавая девушке вид растрепанного выпавшего из гнезда птенчика, а перепачканный край тулупа о свидетельствовал недавней честной кропотливой работе, проделанной ею в саду. Ливнева подобрала подол волочившейся по земле юбки той же рукой, которой держала ведро, и устало оттерев пот с лица тыльной стороной ладони менее занятой руки, двинулась дальше к колодцу, в упор не замечая смотревшего на нее все это время барчука. Железное ведро с характерным звуком погрузилось на дно колодца и разгнало по спокойной водной глади круги.

— Поздно уже; отчего не спите, Варенька?

От неожиданности Ливнева вздрогнула и непроизвольно сдавленно охнула, стремительно оборачиваясь на звук постороннего голоса. Девушка сделала шаг назад, чтобы разорвать дистанцию меж ней и юношей и создать какую-никакую преграду в качестве каменной кладки колодца.

— Не надоело еще бегать от меня, Варвара Сергеевна? — Григорий лениво и с хрипотцой в голосе осведомился у крепостной, совершив движение навстречу ей. — Полно вам, чай не дети давно как, да и не пристало барышне так себя вести.

Слово «барышня» он специально выделил в обращении к Варе и, заметив то как она начала тревожно озираться по сторонам в поисках хоть какой-нибудь защиты или возможности сбежать от неприятного общества Черняховского, опустил оливково-зеленые глаза на букет свежесобранных тюльпанов в руке шатенки. О пристрастиях старой подруги детства он знал давно, но никогда не обращал на этот факт никакого внимания, считая его абсолютно безынтересным пунктом в ее жизни. Однако теперь же все переменилось, и в последние дни после своего возвращения домой начал приглядываться к отцовской любимице, замечая много того, что ранее решительно игнорировал.

— Я и не думала того делать, Григорий Алексеич, и …— Ливнева набралась отваги и подняла глаза к помещику, но осеклась, встретившись с его смешанным взглядом; странно, но на миг ей показалось, что насмешка исчезла с лица черноволосого барчука, сменившись чем-то иным, предательски ускользающим от чужого понимания. По наитию Варвара посмотрела туда же, где всего пару секунд назад находилось все внимание Черняховского.

— Забавно, мне показалось иначе, — Гриша быстро изменился в лице, — ведь в таком случае это объяснило бы то, что вы все эти дни упорно скрывались от меня. Неужели я настолько страшен и противен вам?

— Не всегда так уж и страшен черт, как его малюют, барин; кто я такая, чтобы судить вас? А что до моего отсутствия в доме, то работы много было да и девушкам помощь понадобилась, оттого-то и не появлялась там особливо.

Варвара продолжала усиленно держать натиск молодого хозяина и глубоко внутри не могла дождаться момента, когда тот наиграется в вежливость и пойдет по своим делам восвояси. Ее настораживал разительно иной тон в общении с нею, а опыт от дел прошлых лет строптивого барчука не мог не навевать дурные мысли.

— Резонно, — брюнет усмехнулся словам крепостной, но отступать вопреки ожиданиям Ливневой не стал, напротив, уверенно сокращая расстояние, — но так все же я не услышал ответа на свой вопрос.

В иступлении девушка начала пятиться назад, понимая, что помощи ей ждать не откуда; страх перед по-своему жестоким молодым человеком, в котором она пребывала все свое детство и часть сознательной жизни, пересилил мимолетную храбрость. Сердце шатенки пустилось в бешеный пляс, отзываясь в ребрах.

— Как я уже ранее говорила, мне нет права злиться или ненавидеть вас, пот…

— Ложь тебе не к лицу, Варвара, — Черняховский резко перебил ее и, остановившись от нее на расстоянии протянутой руки, проговорил в своей привычной манере, — ты словно раскрытая книга; совершенно не умеешь лгать. — ладонь Григория, ранее покоившаяся в складках дорожного плаща, потянулась к букету цветов, отчаянно сжимаемого крепостной, и добравшись до цели, стремительным движением вырвала его из мертвой хватки Вари. — Хотите совет на будущее? — не дождавшись ответа, брюнет продолжил, подняв голову к ночному небу. — Не стремитесь постичь это порочное умение; ложь — вещь опасная, а ее придуманная сладострастность до отвращения желанна и, порой, люди сами не замечают как она становится смыслом всей их жизни. Будьте честны всегда хотя бы с самой собою, тогда и лгать другим причин не останется. Доброй ночи. — прибавил он после секундного молчания.

Барчук бросил последний взгляд на озадаченное забавное выражение лица девушки и, поправив ворот плаща, широким степенным шагом начал удаляться от нее под звук поскрипывания снега под собственным весом. Путь его лежал прямиком через лес, через обширное и почти что бескрайне поле, по весне оживавшее с пробуждением природы ото сна и, наконец, на тот берег местного небольшого, но глубокого озера. Именно там, под сенью раскидистых ив, хранивших бесчисленные тайны целых поколений трех семейств, расположилась неприметная с виду могилка, огороженная от внешнего мира невысокой железной изгородью. Крест из светлого дерева с годами прогнил и покосился, а крыша, приколоченная к столбу рядом, больше не спасала портрет покойницы от непогоды. Дарреготип молодой женщины, как и прежде стоял, прислоненный к тонкой перекладине креста, и возвышался над низким земляным холмиком, лишь отдаленно напоминающим место захоронения. Высокая фигура в черном плаще подобно бойничной крепости возвысилась над могилой в полной тишине, а потом медленно склонилась к промерзлой земле. Юный Черняховский бережно стряхнул с могилы добрую пригоршню снега и опустился на колени, уложив на нее букет из ароматных цветов, тепло и искренне улыбнулся изображению на дарреготипе. Женщина на нем как и в годы раздольной юности светилась от счастья, а в необычайно чистых светло-карие глазах расплескалось море необъятной доброты и нежности, которое она всегда дарила окружающим ее людям, никогда не ожидая получить что-то в ответ на добродушие и отзывчивость. Все, кто знал Ксенью Даниловну, с уверенностью могли говорить о том, что она была женщиной дивной красоты, на редкость терпелива, умела усмирять взрывной нрав супруга и вовремя сказать доброе слово, а когда надо и мягко побранить.

— Здравствуйте, матушка; я вернулся, как и обещал...

***

Ливнева проснулась от громкого стука в дверь и сбивчивого голоса одной из комнатных девушек, о чем-то шептавшейся со своей спутницей. Шатенка не хотя разлепила чайного цвета глаза и, сладко потянувшись, оборотила бледноватое лицо лучам зимнего солнца, приподнявшись на локтях. Наступила суббота, а значит, что сегодня особняк одного из известнейших семейств будет гудеть от количества гостей со всей округи в честь триумфального возвращения защитников отечества с кровопролитной войны, и она, будучи косвенным членом семьи Черняховских, просто обязана будет присутствовать на вечере и развлекать гостей. Крепостная откинула одеяло и уже спустила ноги на старенький, но все еще потрясающий своей красотой персидский ковер. В эту же минуту в комнатку ворвались девушки, видно услышав, что она проснулась, и наперебой принялись щебетать.

— Проснулась-таки, наша Варвара-краса, длинная коса!

Ехидно отметила та, которая было повыше и постарше своей спутницы, облаченная в праздничное платье цвета спелой вишни с белоснежными кружевами.

— Да оставь ты ее в покое, Катька, — черноволосая девчушка с большими выразительными изумрудными глазами дружески подмигнула Ливневой и первой подошла к ее кровати, — барин тебя звал и просил, что б ты к нему прямо с утреца пришла, видать, что-то важное сказать хочет.

— Уж не продать-ли нашу птичку певчую барин надумали? — Катерина встала напротив кровати Вари и смерила ее презрительным взглядом, сморщив носик.

— Катя! — укоризненно прикрикнула на Катерину девушка, а потом, значительно теплее добавила, вновь оборотившись к шатенке. — Не слушай ее, всякие глупости говорит, да и только; барин тебя любит, это каждому известно.

— Ага, любит, как же! Только ее-то и чествует, даже родному сыну столько не дает, сколько ей, а она все больше нос задирает!

— Не говори чепухи; я бы никогда подобного не сделала!

Варвара решительно вскочила с кровати и разочарованно посмотрела на девушку, подле которой росла, постигала мир, бегала в лес по грибы и ягоды, танцевала у костра на Ивана-Купала, водила хороводы на Троицу и Спас, пела песни за работой в поле. Куда делась та заводная бойкая девчушка с волосами цвета колосьев спелой пшеницы? Неужели она так сильно обозлилась на подругу детства потому, что ее неясно почему выделил помещик, с одиннадцати лет приставив к ней учителей для обучения разным наукам, правилам этикета и танцам? Как бы то не было, слова эти были совершенно несправедливы по отношению к Ливневой, и терпеть это откровенное издевательство она не собиралась. Крепостная увернулась от протянутой руки Авдотьи и шагнула к девушке.

— Не надо мерить всех один аршином, Катерина, люди разные бывают, и тебе осуждать их.

— Хм. — Катя фыркнула и вздернула нос, но продолжать спор не стала, а отошла от Вари и покинула комнату быстрым шагом, громко захлопнув за собой дверь.

— Не держи зла на нее, — Авдотья встала рядом с Ливневой и, прикоснувшись грубыми от тяжелой работы подушечками пальцев к ладони семнадцатилетней девушки, подбадривающе накрыла ее своею, — Алексей Васильич хотели еще той осенью продать ее одному зажиточному барину под Тверью, да отчего-то резко передумал и отказал тому в предложении. Ты же знаешь, как Кате было важно выбраться отсюда, где нам всем только одна дорога, — брюнетка замолчала и тоскливо и тяжко вздохнула, сглатывая подступающие к горлу слезы, — либо на продажу, либо под молоток; вот тепериче и ходит, как в воду опущенная да срывается на всех и каждого как собака цепная.

— И ничего сделать с этим нельзя?

— Нет, барин в последний раз и вовсе пригрозили, что если она заикнется о покупке или свободе, то он ее сошлет на каторжные работы, что б там ее уму-разуму научили. — Авдотья, словно припомнив что-то очень важное, хлопнула себя по лбу и мысленно отругала себя за оплошность, — Да что же ты мы стоим? Тебя же барин звал, ступай, покуда не рассерчал!

— Конечно…

Варя все еще смотрела туда, где скрылась Катерина и, прокручивая в голове только что услышанные слова, печально вздохнула. О судьбе крепостных подневольных людей говорить ей не имело смысла, ведь она сама выросла среди социальной несправедливости и постоянного угнетения со стороны помещиков и управляющего. Слишком хорошо знала, что любая смена настроения у господ может с пугающей легкостью отразиться на крестьянах, которые просто не в силах перечить грубому и резкому слову хозяина. Девятнадцатилетняя черноволосая крепостная вышла из комнаты Вари, пожелав той удачи в разговоре с Алексеем Васильевичем, закрыла дверь и, судя по быстро удаляющимся шагам, спустилась вниз. Крепостная подошла к окну, чувствуя босыми ногами тепло от на славу протапливаемого пола, и по дороге сняла со спинки стула шерстяную накидку, которую затем набросила на щуплые плечи. Девушка приблизилась к окошку и отворила оконные ставни, впуская морозный зимний воздух. Она зябко поежилась и, облокотившись на широкий подоконник, где вполне могла уместиться целиком, высунула голову навстречу солнцу. На улице мужики уже расчищали дорожки для карет, девушки и женщины украшали лентами сосны и голые березы, ребятишки играли в снежки и путались под ногами, за что и получали нагоняй от взрослых, а старшие их товарищи помогали чем могли, часто в пример ворчливым женщинам лишний раз побраниваясь на малышню. В воздухе витала приятная суетность, были слышны то тут, то там смешки и подтрунивания друг над дружкой, иногда молодежь шутливо бросались снежками в друг в дружку, а девушки игриво прятались за стволами деревьев от раззадоренных юношей и зазывали последовать за ними. Такое редко можно было увидать на территории Черниговского поместья; возможно всеобщий подъем настроения вызван был новостью о том, что в гости к семейству приедет большое количество таких же знатных господ, и до крепостных никому не будет никакого дела и никто не станет отсчитывать их не за что. А быть может, крепостные просто хотели хоть как-нибудь отвлечься от постоянного гнета и порадоваться совершенно обычным мелочам, скрашивающим их незавидное существование.

Простояв около раскрытого окна с несколько минут, Варя зашла за деревянную ширму и переоделась в более подобающий наряд, потратив добрую долю львиного времени для того, чтобы выглядеть подобающе тому обществу, в котором долгие годы взращивалась. Ливнева ступала быстро и почти неслышно, ловко маневрируя на крутых поворотах длинного петляющего коридора; первый поворот, второй, небольшая арка, под которой надо особенно осторожно проходить, дабы не потревожить старую кладку величественного здания, готовую вот-вот обрушиться на головы проходящих мимо зевак; картинная галерея, ведущая прямиком в кабинет старшего Черняховского. Девушка замерла перед дверью и, поправив юбки нежного голубого платья, осторожно постучала по облагороженному дереву.

— Войдите!

— Доброе утро. — крепостная уважительно поклонилась старому помещику, а потом, повернув голову немного в бок, поочередно и молодой супружеской паре, разместившейся на диване, прислоненном к стене кабинета. — Григорий Алексеич, Анна Ивановна.

— Здравствуй, Варенька, хорошо выспалась прошлой ночью? — офицер в отставке приветливо улыбнулся и отошел от рабочего места, широко раскинув руки в преддверии скорых объятий. — Ничего не помешало? Мне сказали, что ты допоздна работала в саду; скажи мне, к чему такое усердие?

Девушка украдкой бросила взгляд на барчука, что-то тихо шептавшего на ухо княжне; белокурая дворяночка посмеивалась в раскрытый веер, украшенный различными росписями из серебристой, тонкой словно волос нити, часто пристыженно озираясь на отца мужа, которому, до них не было никакого дела. Судя по непринужденному поведению Григория, папеньке он ничего об их вчерашней встрече не рассказал.

— Что вы! Мне было совсем несложно, — Ливнева ответила на доброту старика такой же искренней улыбкой и присела на указанное место супротив молодоженов, подобрав пышные юбки, — сегодня будет званый вечер, вот я и хотела посмотреть какие можно сорвать к столу для украшения да полить молоденькие ростки.

— Ох и хозяйственная ты у нас, Варвара!

Алексей Васильевич посмотрел на крепостную, светясь от счастья и гордости за нее.

— Дай Бог, хорошей хозяйкой в доме мужа станешь со временем!

При словах о потенциальном замужестве Вари, Гриша заметно насторожился и подался вперед, закинув ногу на ногу. Анна тоже отметила несвойственную заинтересованность юноши брошенной вскользь фразой, но виду подавать не стала, сославшись на то, что он вырос вместе с шатенкой, а потому и судьба ее все-таки да может касаться названного брата.

— Как же так можно, дядюшка? — сердце крепостной упало в пятки, когда ее прожег любопытный взгляд молодого Черняховского. Натянув неловкую улыбку и тем самым постаравшись не выдать своего испуга, Варя склонила светлую каштановую шапку густых волос на бок. — Я принадлежу вашей семье, тут навсегда и останусь.

— Семья — это громко сказано, Варвара Сергеевна, скорее уж товарищество по интересам.

На этот раз голос подал Григорий, встав со своего места и, пропустив мимо ушей напряженный шепот, призывающий к сохранению спокойствия, скользнул взглядом по Ливневой, а затем перевел его на главу семейства. Азартный огонек вспыхнул в оливково-зеленых глазах молодого офицера, разжигая костер гнева в темных отцовских; сомнений не осталось — отпрыск специально ищет повода для ссоры с родителем.

— Верно же, папенька?

Алексей Васильевич ударил по столу, вынудив девушек дернуться от неожиданности; от доброго выражения лица пожилого помещика не осталось совершенно ничего.

— Довольно, Григорий, ступай к себе, пока не наговорил того, о чем потом будешь горько сожалеть.

Юноша ядовито ухмыльнулся и сделал шаг к мужчине, из-за значительной разницы в росте нависнув над ним.

— Вы так в этом уверенны? — он резко отвернулся от отца, когда тот открыл было рот чтобы поставить наследника на место, и гораздо мягче обратился теперь уже к Анне Ивановне. — Пойдемте, душа моя, папенька хотел наедине поговорить с Варварой Сергеевной, не пристало нам присутствовать при чужих разговорах.

Княжна коротко кивнула и, почтительно поклонившись старшему Черняховскому, двинулась следом за мужем. Когда молодая супружеская пара скрылась за дверью, помещик устало и шумно выдохнул, сомкнув тяжелые веки.

— Прости его, Григорий никогда не умел следить за языком.

— Григорий Алексеич только что вернулся с войны, его поведение понятно, ведь он переж…

— Не оправдывай его! — грубо оборвал крепостную на полуслове старик, вновь распаляясь как зажженный фитиль. — Подобное поведение совершенно неприемлемо ни для дворянина, ни для офицера и точка! Где это видано, чтобы сын насмехался над отцом!? — барин опустился на кресло и дрожащей рукой откинул с лица локон поседевших кудрявых каштановых волос, — Ладно, не будем об этом; лучше скажи мне, — офицер участливо заглянул в огромные темные глаза своей воспитанницы и протянул к ней старческую, иссохшую от прожитых лет и нелегкой службы теплую руку. — ты готова обрести свободу? Документы вместе с твоей вольной прибудут на следующей неделе и, дай Бог, ты сможешь обрести счастье вне стен этого дома.

От неожиданности на глазах Ливневой навернулись слезы счастья, ведь она никак не ожидала, что желанный и самый бесценный подарок будет приподнесен столь скоро. Шатенка стремительно смахнула с бледного лица горячие слезы, побежавшие по щекам, и быстро закивала аккуратной головкой, словно ребенок, которого вознаграждают за прилежное поведение и послушание. Варя подорвалась с кресла, отбросив правила этикета, крепко-крепко обняла помещика, невольно пропитывая темный сюртук мужчины солеными капельками влаги. Наобнимавшись в волю, она отстранилась от Алексея Васильевича, потому как, когда слепая радость стала постепенно утихать, появилось подозрение.

«Что-то случилось?»

— Словами не выразить всю мою благодарность вам, однако…дядюшка, к чему такая спешка?

— Я уже стар, родная моя, жизнь постепенно идет к закату, и пора бы мне готовиться к тому, чтобы предстать перед божьим судом. По сему, я справедливо рассудил, что с моей стороны было бы очень неправильно заставлять тебя коротать последние дни рядом со стариком, испускающим последний вздох.

— Дядюшка, не говорите так! — Варвара протестующе коснулась ладоней, покрытых морщинами и старческими пятнами, — Рано вам еще уходить; вы ведь сами говорили, что еще слишком молоды и здоровы, чтобы говорить о смерти, укоряли сослуживцев за то, что они сетуют на судьбу и не ценят жизнь, рассказывали, что вам так много всего надо сделать, что у вас все только впереди!

— То было раньше, Варя, теперь многое из того, что я говорил, начинает становиться совсем другим, нежели прежде.

— О чем вы?

Ливнева отступила от помещика и свела редкие темные брови; к подозрению примешалось и смятение.

— Ни о чем, — Алексей Васильевич резко мотнул головой, как будто прогоняя от себя назойливую осу или пчелу, вознамерившуюся его ужалить, — так просто, мысли вслух.

Сказав это, он развернулся к столу, где в одном из ящиков лежала судьбоносная бумага; неровной поступью мужчина подошел к искусной работе мастера и наклонился к верхнему ящику, потом извлек небольшой конверт на свет. Помещик собрался было подозвать к себе девушку, но вдруг вперился затуманенным взглядом на стену, что находилась позади крепостной, и казалось, вовсе не замечал настороженных глаз Варвары и ее осторожных окликов. Там, куда был устремлен его взор, в тот миг он наблюдал до боли знакомый силуэт гостьи из мира, куда всегда лежит только одна дорога. Белый широкий саван словно дым окутал хрупкий стан молодой женщины и невесомой вуалью струился по светлому ковру, пышные смольные волосы разбросаны по плечам, укрытым тканью одеяния, а в глазах цвета меда ясно читалось сожаление и ведомая лишь ей печаль.

— Алексей Васильич!

Видение исчезло также быстро, как и возникло, от таинственного силуэта не осталось и следа; разве что неприятный осадок в душе напоминал о странной встрече. Помещик вздрогнул и как-то потерянно посмотрел на Варвару.

— Да?

— Вас что-то тревожит, дядюшка? — шатенка обернулась на стену, которую пожилой мужчина добрую минуту сверлил взглядом, но так ничего и не обнаружила.

— Нет…нет что ты! — наигранно беспечно отозвался мужчина и спешно отвел глаза в сторону от того места, куда смотрела девушка, не желая вызывать опасений на свой счет и тревожить понапрасну. — Загляделся поди только и всего! Знаешь, нам, старикам, дай волю, и мы можем битый час в потолок глядеть порой даже без толку, а иной раз размышляя о чем-то своем. Помнится, у друга моего была такая привычка, так я много лет назад тогда уже приметил, что чудное что-то с ним творится; дурное дело заразительное, знаешь ли! Ты ступай, подготовься к празднованию, а я пока посижу тут да дела поместья порешаю, какие надобно. Иди-иди.

— Как скажете.

Девушка подобрала юбки платья и, последний раз поглядев на пустующую стену, покинула кабинет старого помещика, пребывая в тяжких раздумьях. Поведение барина не могло не насторожить ее; что такого он мог увидать позади нее, раз так долго рассматривал? И если это и ерунда, как он утверждает, то почему же сразу начал придумывать нелепые отговорки? Ливнева нередко в последнее время стала замечать странности в поведении помещика, но всегда старалась найти объяснение тем или иным его поступкам, потому-то и не освещала этот аспект жизни старшего Черняховского без особливой надобности.

«Следует ли об этом сообщать Григорию Алексеичу? Вдруг он поймет меня неправильно и решит, что я специально подговариваю его на непростой разговор с отцом, чтобы принизить в глазах Алексея Васильича? Ох…почему все так сложно?»

Крепостная схватилась за голову в попытке собрать все мысли в единый поток и взъерошила непослушные волнистые каштановые волосы.

— Как же мне быть?

— Что такое, Варька? Нагоняй получила от барина? Али барчук отпотчевал?

Вездесущая Катерина высунула нос из-за угла коридора и, нахохлившись как главная курица-забияка в курятнике, вздернула курносый маленький носик. Маленькие темные глаза забегали из стороны в сторону и хитро прищурились.

— Вечно тебе нужно нос свой сунуть, куда не надо.

С досадой буркнула Варя и хотела было обойти ее с боку, но старшая девушка оказалась проворнее и, подставив Ливневой ногу, перехватила ее за руку и прижала к стене. Гнев огнем запылал в ее чайных глазах, яснее ясного говоря о том, что она готова заставить Варю расплатиться за обидные слова. Катерина приблизила свое лицо к крепостной и грозно зашипела:

— Думаешь, раз не такая как мы, то тебе все можно? Ошибаешься…— свободной ведущей рукой она перехватила Варю за заплетенные в косу волосы, а пальцы другой руки сомкнулись на длинной шее девушки. — Из-за тебя я лишилась возможности убраться из этого проклятого места и, поверь мне, — крепостная обожгла щеку горячим дыханием бывшую подругу детства и рванула на себя шатенку, — заставлю отплатить тебя за все с лихвой, а ты будешь проклинать тот день, когда появилась на свет.

Давление усиливалось с каждым мгновением все больше, воздуха становилось пугающе мало, и окружающий девушку мир предательски поплыл перед глазами, медленно погружая сознание во тьму. Из последних сил Варвара как могла старалась расцепить хватку противницы, сдавленно кряхтела, брыкалась, но все это было тщетно, ведь Катерина была значительно сильнее нее и без особых пресекала все старания Ливневой. Неизвестно чем все это могло закончиться, если бы неожиданно дверь одной из комнат не отворилась, и в дверном проеме ее не показалась светлая голова княжны Черняховской. Молодая красавица без труда смекнула что к чему и потому, невзирая на то, что господам не пристало разнимать беснующихся крепостных, поспешила вмешаться.

— Что здесь происходит?

Поняв, в какой ситуации сейчас она по собственной же глупости оказалась, Катя оставила свою жертву в покое и испуганно согнула колени в поклоне, опустив голову вниз. Варя же, продолжая хрипеть и жадно глотать ртом воздух, сползла по стенке и суетно начала застирать шею, все еще ощущая на коже прикосновение сильных пальцев светловолосой девушки. Как бы сильно она этого не хотела, выдавить из себя и слова Ливнева не могла, а только что-то невнятно шипеть.

— Я тебя спрашиваю, — Анна рывком заставила крепостную выпрямиться и грозно нахмурила лоб, — отвечай!

— Барышня, я…мы…— Катерина совсем растерялась.

— Мне надо повторить вопрос?

— Это моя вина, Анна Ивановна, — тихо просипела Варвара, на некрепких ногах заняв место рядом с крепостной и почтительно склонившись, — я была резка в высказываниях по отношению к Катерине, вот она и не смогла сдержаться.

— Вы?

Анна вопросительно и удивленно вскинула брови; княжна однозначно не могла поверить, что этот робкий ангел в лице низенькой темноволосой крепостной мог позволить себе грубость, а уж тем более спровоцировать на драку. Черняховская молча перевела взгляд на притихшую плотную и широкоплечую девушку.

«Зачем она ее выгораживает? Неужели не понимает, что только ухудшает свое положение в глазах этой девушки?»

— Хорошо, можешь ступать, — девушка кивнула Катерине и, дождавшись когда она едва ли не бегом поспешила уйти подальше от места происшествия, обернулась к Ливневой, — а теперь я хочу поговорить с вами, Варенька. — сказав это, дворянка развернулась и знаком велела крепостной следовать за нею.

Повторять дважды не пришлось. Варвара поправила растрепанные волосы и, выдавив: «Как вам будет угодно, барышня», проследовала за нею в покои, отведенные молодым супругам. Жар от растопленного камина встретил девушек приятным запахом горящей древесины и нежным ароматом туалетной воды княжны; на окне в высокой хрустальной вазе стояли свежесорванные бутоны роз на изящных стеблях без шипов, а у прикроватного столика разместились стопки книг и альбомы для рисования. Белокурая девушка прошла к креслу в мягкой обивке и опустилась вниз, указав на точно такой же напротив нее.

— Так что на самом деле произошло между вами в коридоре?

— Я сказала правду, барыня, мне больше нечего добавить. — мягко ответила Варвара, унимая предательскую дрожь в голосе, все еще оставшуюся в напоминание о недавней стычке с бывшей подругой.

— Что ж, раз так, — взгляд грозовых глаз Черняховской заметно посветлел, — то расскажи — ка мне что происходит между тобой и Григорием.

Вопрос этот разом выбил дух из крепостной.

— Барыня, у мен…

— Можешь звать меня по имени, я чувствую себя неловко, когда воспитанница дворянского рода обращается ко мне подобным образом. Все-таки мы с тобою равны, так что нет в этом надобности.

Ливнева отвела темные карие глаза от княжны и почувствовала, как стыд прилил к бледноватым щекам. Происхождение всегда было и навсегда останется камнем преткновения, темной стороной ее жизни, скрытой завесой таинств и мрака. Многие выходцы из высшего общества с презрением относились к ней, как к дворовой собачке, которую по какой-то причине хозяева решили приручить и выучить командам, дабы похваляться диковинкой в кругу аристократии, а те редкие гости поместья, которые не имели столь много спеси в себе, глядели на крепостную девчушку с откровенной жалостью.

— Я обычная крепостная, Анна Ивановна, и уж точно не чета вам; а что до Григория Алексеича, — шатенка осеклась и с пару мгновений молчала, подбирая в голове правильные слова, — то у наши взаимоотношения ничем не отличаются от любых других, что есть меж крепостной и помещиком.

— Приятно осознавать, что хотя бы вы это осознаете, Варенька.

— Что вы имеете в виду?

Варя напряглась; в голосе дворянки появилась строгая интонация, не сулящая ничего хорошего.

— Только не обижайтесь, милый дружочек, и извольте выслушать меня до конца, после того уж можете высказать мне все, что будет лежать у вас на сердце. — Анна Ивановна вскочила с кресла и нервозно бросилась к закрытому окну, потом также резко и неожиданно кинулась к камину, словно не находя себе места в обширном пространстве, как птичка в золотой клетке. — Наш брак с Григорием — целиком и полностью построен на лжи и, откровенно говоря, мне ужасно противен, однако я обязана играть отведенную мне роль ради того, понимаете?

— Не совсем…— Ливнева непонимающе качнула головой в сторону.

— Только прошу, не поймите меня неправильно; супружеская жизнь с Черняховским желанна любой уважающей себя девушке из высшего общества, наслышанной о его подвигах на войне и продвижениях по службе, однако для меня — это последний шанс обрести свободу от условностей света. Понимаете, — княжна немного успокоилась и обессиленно опустила руки, которые секунду тому назад в беспокойстве заламывала, — несмотря на то, что с Григом я познакомилась раньше, до него свататься ко мне незадолго до начала войны приходил его товарищ — старший из сыновей семейства Корсачей.

— Сергей Владимирович?

— Верно. Так вот, его родители были категорически против нашего брака, очевидно потому, что моя семья прослыла в дурном свете среди иных представителей зажиточных дворянских родов, и Корсачи просто не захотели связываться с нами под угрозой публичного позора. Тогда-то на горизонте и появился молодой Черняховский. Быть может, в то время им двигало желание поиграться с нашими чувствами, ведь он не мог не замечать влюбленности своего друга детства, а может то было стремление покрасоваться и выставить себя благородным рыцарем перед светом. — дворянка остановилась у окна и задумчиво устремила взгляд темных глаз на происходящие за окном подготовки к вечернему праздненству, и ладони ее легли на холодный камень подоконника. — Так или иначе, но мой папенька дал добро на замужество с Гришей, а мне приказано было и думать забыть о первой любви, ведь теперь на мои плечи легла забота о семье. Разумеется, сделал это Григорий не по доброте душевной: за меня родители отдали все, что у них было, а со вчерашнего вечера он принялся выкупать земли, которые некогда папенька проиграл в карты, пока совсем не разорился. Наш союз — временная необходимость для достижения целей Грига, а для меня — прямая дорога к тому, чтобы взять ответственность за свою судьбу в собственные руки.

— Он хочет с вами развестись? — крепостная приподнялась с кресла и сочувственно посмотрела в спину княжне, ощущая неловкость повисшей тишины. Она уже хотела извиниться за дерзкий и оскорбительный вопрос, но Анна опередила ее.

— Да. После развода часть выкупленных земель отойдет в мое пользование, а также в полном размере возвратится и приданное в которое еще вложился сам Григорий.

— Но это же станет для вас унизительным, и Григорий Алексеич не может об этом не знать.

— Я знаю, но за все в этой жизни надо платить, Варвара Сергеевна, а свобода…— девушка тяжко вздохнула и кончиками пальцев коснулась щеки, где стремительно сбегала вниз одинокая слеза, ловко смахнув ее вниз. — она требует самой большой цены.

Чувствительная крепостная девушка с трудом сдерживала слезы; рассказ родовитой дворянки о том, какой может быть обратная сторона лоска и блеска, всеобщего признания и положения в обществе слабо соответствовал представлениям крепостных о жизни высокопоставленных господ. Лишения, вечные наставления, распоряжения даже судьбою собственного ребенка в угоду амбициям и желаниям, страх быть осмеянным, потерять лицо в обществе — обо всем этом умалчивалось. Дворяне люди чересчур гордые, и как бы тяжко им не было, ни за что в том не признаются, а будут улыбаться и смеяться как ни в чем не бывало. Глядя на Анну Ивановну впервые сложно было представить себе, что эта девушка может быть несчастна, ведь она всегда улыбчива, вежлива и в меру кротка, как подобает барышне, и голову любого человека, будь то мужчина или женщина, на врят ли посетит мысль, что за маской хороших манер может скрываться глубоко одинокий и несчастный человек. Девушка, лишенная права на счастье и буквально проданная во владение другому человеку, подобно любому крепостному, боле не принадлежащая самой себе.

— А ваши матушка и батюшка? — осторожно осведомилась Варя, делая шаг по направлению к княжне. — Они об этом договоре, наверняка, знают и будут очень рады вновь увидеть вас.

— Нет, а если и узнают, то только когда Гриша сам от меня откажется; после свадьбы они забыли о моем существовании. — Черняховская удручающе покачала головой и сглотнула подступившие к горлу слезы. — Ну что мы все о плохом да грустном? — Анна широко улыбнулась и, пряча боль глубоко-глубоко в сердце, приподнято усмехнулась. — Алексей Васильич рассказывал, что вы прекрасно играете на фортепиано, желаете составить мне компанию в гостиной?

Ливнева кивнула в знак согласия, чувствуя, что княжне разговор дался особенно тяжело, и сейчас она хочет как можно скорее скрасить неприятные ощущения, вызванные неожиданным откровением. Гордость свою Черняховская еще не уронила и самое меньшее, что она хотела бы увидеть во взгляде собеседницы — это унижающую жалость. Варвара ответила ей той же милой улыбкою и без лишних слов медленно пошла за ней. Вниз по лестнице, прямиком по петляющим коридорам громадного особняка, через маленькую арку, сквозь лес каменных колонн, которые подобно великанам из старых сказок подпирали собою тяжелый потолок. Крепостная бесчисленное количество раз проходила по этому пути, но всегда сердце ее замирало, как когда-то много лет назад почти сразу же после гибели жены помещик перевел малышку в господский дом под строгий надзор няни и окружил заботой. Наверно, этот его шаг и повлиял на то, что единственный его сын искренне возненавидел девочку, которой отец не скрывая того, отдавал всю свою любовь и внимание.

Ливнева задержалась у одной из картин, висевшей совсем рядом с гостиной; портрет молодой жены Алексея Васильича, как бы припрятанный от чужих глаз, уже покрылся пылью, в некоторых местах холст протерся и на нем остались следы давней грубой уборки недобросовестной комнатной девушки. К сожалению, Варя не успела застать при жизни эту потрясающую женщину, о которой все вспоминали только со слезами на глазах.

По дурным людям не плачут. Эту жестокую правду жизни шатенка познала давно, когда в восемь лет наблюдала похороны одного зажиточного барина из уезда, убитого темною ночью его же собственными крепостными. Народ тогда судачил о том, что старик издевался над крестьянами и обращался хуже, чем с грязью под ногами, оттого-то и получил по заслугам: одной безлунною ночью крепостные жестоко расправились и с хозяином, и с управляющим, посадив их обоих на вилы, а потом и подожгли усадьбу вместе с поместьем. Никто совершенно не проронил ни слезинки, а наоборот, дворяне, пришедшие проводить бывшего товарища в последний путь, тихо жулили про себя покойника и судачили об его грехах на могиле. Маленькая Варя очень удивилась тогда, отчего же в адрес почившего Петра Александровича Облонского слышались лишь слова брани и ни одного хорошего, ведь все присутствующие были завсегдатаями в доме помещика, мило улыбались ему при встрече, приглашали на крестины и святцы.

«Тетушка, почему они ругают Петра Александровича?»

«Дурной он человек был, Варюшка, вот и говорят об нем худо.»

«А отчего же они тогда знавались с ним?»

«Да потому как сами такие же; сердца у них гнилые и черные, аки печная сажа. Хороший человек такого, как Петр Александрович тремя дорогами обойдет да трижды перекрестится, чтобы словно как от черта рогатого ноги унесть поскорее.»

— Варя?

Оклик позади Ливневой грубо вырвал ее из пелены воспоминаний, и девушка сконфуженно обернулась на голос княжны. Белокурая дворянка расположилась на одном из стульев у белоснежного громоздкого инструмента и приветливо улыбалась крепостной, призывая сесть рядом с нею. Варвара бросила последний взгляд на портрет Ксении Даниловны и отчего-то печально и тоскливо вздохнула, прежде чем занять место у фортепиано. Изящные пальцы девушек птицами порхали по белым и черным клавишам, переплетаясь друг с другом, а сами они беззаботно посмеивались с непривычки перебивая аккорды друг друга. Они так увлеклись этой затеей, что и не заметили, как всего-то в паре десятков шагов от них за этой забавой наблюдал молодой Черняховский, прислонившись спиной к дверному проему.

Молодой человек был облачен в легкую не по погоде широкую белоснежную рубаху, смольную жилетку из мягкого бархата, такого же цвета грубоватого покроя штаны, и начищенные до блеска высокие солдатские сапоги. В одной руке юноша сжимал амбарную книгу в толстом переплете, а в другой — увесистую чернильницу; видно, Григорий специально направлялся в залу, где мог спокойно заняться делами поместья и где в обычное время почти никого не было. Сложно сказать, приятно ли был удивлен он, встретив здесь молодую супругу, но вот нахождению в относительной близости от него названной сестрицы решительно стался рад. За два года, проведенных на фронте, не было ни дня, когда он не вспоминал бы он ней, сам того не ведая почему. С первого же дня, как она переступила порог дома, обиженный на судьбу мальчик неистово возненавидел эту большеглазую, болезненную и косолапую девчонку с вечно непослушными каштановыми волосами, пропахшими запахом полевых цветов и трав. Варвара. Какое обычное и ничем не примечательное имя для крепостной, правда ведь? Однако ж как она отличается от иных крестьянских девиц! В этой удивительной девушке с дворянским чувством собственного достоинства и в меру уместной гордости умело сочетались крестьянская простота, добродушие, вежливость и беззащитность. Закономерно, что те, кто имел возможности повидать таинственную воспитанницу рода Черняховских, более уж не мог позабыть ее. Какие чувства возникали в черном сердце барского сына при каждой встрече с выросшей на его глазах крепостной он не мог ответить, но в одном был уверен точно — его давняя ненависть к отцовской любимице начала стремительно перерастать в нечто такое, чего молодой барчук никак не мог себе позволить. Неожиданно взгляд Григория пересекся с теплым взором чайных глаз Ливневой, и почти в тут же секунду музыка стихла, а маленькие руки девушки упали на колени. Анна Ивановна выглянула из-за плеча шатенки и, изменившись в лице, последовала примеру девушки, приподнимаясь со стула и сгибая голову в приветствии.

— Вы что-то хотели, Григорий Алексеич?

— Разве для визита нужен повод, Анна Ивановна? — брюнет отошел от проема и распрямился во весь свой отнюдь не маленький рост, натягивая обыденное лениво-скучающее выражение лица. — Впрочем, вы совершенно правы, я собирался заняться расчетными книгами усадьбы под звук треска поленьев в камине, но вижу, мое общество сейчас не к месту. — юноша проигнорировал книсен Вари и полностью оборотился к супружнице. — Я расположусь на террасе, дабы не стеснять вас.

Черняховская обошла сзади крепостную и пошла навстречу мужу, оглашая гостиную перестуком маленьких каблучков об пол и шуршанием пышной юбки.

— Вас ожидать к завтраку?

— Нет необходимости, дорогая моя, — великан согнулся едва ли не вдвое, чтобы достать до поданной девушкой руки и невесомо коснулся губами тыльной стороны ладони княжны. — коли отец пожелает раньше откушать, велите накрывать на стол. Вам пора уж привыкать управляться с домашними делами, отныне вы здесь полноправная хозяйка, если понадобится помощь, то можете обращаться к Варваре Сергеевне; она поможет и подскажет. А сейчас прошу меня простить, дела сами по себе не разрешатся.

Григорий пристукнул каблуками сапог, ударив их друг о друга, и вихрем пошел через гостиную, направляясь к выходу из дома.

— Варенька, будь так добры, навестите Алексея Васильича, спросите желает ли он сесть за стол.

Упавшим голосом отозвалась белокурая княжна, не сводя глаз с того места, где минуту назад находился Григорий Черняховский. Обида за поруганную честь жгла ее изнутри, ведь молодой герой войны даже не пытался сделать вид, что ему приятно ее общество, но относился к ней холодно и с долей презрения. Стало быть, в его глазах бывшая княжна Долгопрудова выглядела не лучше продажной женщины с тем лишь отличием, что она согласилась вступить с ним в лживую и порочную связь в обмен на свободу от чьей-либо воли, а не ради плотских утех. Это и было больнее всего осознавать. Она — пешка в игре расчетливого молодого человека, решившего глубоко пустить корни в пучину уездного дворянского сообщества, и ничего более.

— Как закончите, ступайте на кухню, мне надо посоветоваться с вами по вопросам предпочтений Алексея Васильича и Григория Алексеича.

— Непременно.

Наблюдать разыгравшуюся сцену между молодыми супругами Варе было неприятно, неловко и обидно за несчастную девушку, ничем не заслужившую столь грубого к ней отношения. Хотя, с другой стороны, чего еще можно ожидать от самовлюбленного мальчишки, выросшего в откровенного подлеца? Гриша никогда не мог похвастаться кротостью нрава, поэтому глупо думать, что эгоистичный до мозга костей офицер станет думать о ком-то еще, кроме себя любимого. Ливнева ободряюще кивнула невольной подруге по нелегкой судьбе и поспешила выполнить ее просьбу, чтобы новоиспеченная жена барчука не попала под горячую руку супруга. В тяжелых думах крепостная добиралась до покоев старшего Черняховского, по дороге прокручивая в голове недавний разговор с Анной. Зачем княжна рассказала ей правду о браке с барским сыном? Хотела отыскать понимающую ее родственную душу или намекала, что будет не против мерзкой связи Гриши с его «сестрой», если тот начнет оказывать девушке знаки внимания?

«Нет, это исключено!»

Она тут же одернула себя за такие мысли об Анне Ивановне, почувствовав на языке отвратительный привкус абсурдных предположений.

«Как я только могла подумать о подобном!? Конечно, она хочет найти хотя бы самую малую поддержку в чужом для нее обществе, а учитывая обстоятельства, при которых вообще произошло венчание, это нужно ей более всего.»

На том она и порешила. Вот и заветная дверь оказалась как раз прямо перед глазами крепостной, окончательно заставив девушку выбросить из головы всякие глупости и нелепицы. Варя осторожно постучала в двери, ведущие в покои помещика, но ответа не последовало. Девушка знала, что в последние годы своей жизни старик был слаб на слух, поэтому тишина по ту сторону дверей не показалась ей подозрительной, и Ливнева опять постучалась. Ни звука. Напряжение стремительно нарастало, и Варваре уже начинало становиться не по себе; шатенка прильнула к резному дереву и принялась вслушиваться в происходящее в комнате. Тишина. Раздумывать долго ей не пришлось, ведь молчание могло служить и дурным знамением; отбросив сомнения, крепостная рванула на себя двери и ворвалась в покои старшего Черняховского. Внутри у девушки все перевернулось, когда взгляд ее упал на смятые простыни, стянутые с кровати, и разбросанные по полу бумаги; темные глаза Варвары остановились на балконе, где бывший герой войны любил проводить время за чтением книг, и в сердце затеплился лучик надежды. Наверно, он просто решил подышать свежим воздухом, а она напрасно накрутила себя, придумав бог не весть что? Крепостная девушка перескочила через порог комнаты и, привычно улыбнувшись, одернула тяжелую штору из плотной ткани.

— Дядюшка, не хот…

Она резко замолчала. Помещика не было и здесь. Ветер трепал кроны облетевших деревьев и тоскливо свистел сквозь оконные рамы, поселяя в душе потерянной девушки плохое предчувствие. Старший Черняховский поутру всегда дожидался свою любимицу для того, чтобы спуститься вместе с нею к столу, по дороге рассказывая то, что ему нынче ночью приснилось и тихонько посмеиваясь со своих же повествований. Резкий крик, разрезавший тишину на первом этаже особняка, вынудил Варю сжаться в единый комок нервов.

— Алексей Васильич…

Страшная догадка поразила голову крепостной; шатенка подняла юбки платья и бросилась туда, откуда все еще доносились крики. По истечении пяти минут она уже остановилась в дверном проеме кухни, где столпились кухарки и комнатные девушки, перепуганные суматохой. Ливнева усиленно заработала локтями, пытаясь протолкнуться ближе к месту действия, и вскоре ее едва ли не швырнули под ноги разбушевавшемуся барину. Старший Черняховский стоял напротив печи и, выставив впереди себя рогатину( где он ее отыскал, оставшись незамеченным, — одному только богу известно) как боевое копье, бросался на других крепостных, старавшихся утихомирить мужчину. Взор его сильно помутился с их последней встречи: глаза как у бешеного кабана метались из стороны в сторону, волосы были взъерошены, а руки тряслись так сильно, будто бы он весь прошлый день не разгибая спины таскал мешки.

— Поди-те прочь, изверги! Прочь!

— Барин, батюшка наш родимый, брось-то!

— Нет! Убирайтесь от меня, слышите? Пошли вон! Черти, звери! Лжецы! Обманщики! Предатели!

Акулина как крепость встала на защиту насмерть перепуганных кухарок и, загородив всех их своим могучим телом, отступала прочь от него, но не оставляла попыток успокоить. Многие из девок, совсем еще молоденькие да только-только приобретшие тонкий женский стан, жалостливо жались к крупной женщине и хныкали в рукава длинных платьев, умоляя тетушку быть осторожнее, ибо «иначе барин-с зашиблет». Ливнева невольно отступила назад, когда оказалась в непосредственной близости к мужчине, с новой силою замахнувшегося на нее и грозившего рассечь девичью голову на двое.

— Отец!

К общему гулу голосов внезапно примешался еще один — раскатистый, глубокий и бархатистый, в этот миг сохраняющий завидное спокойствие. Высокий юноша без усилий пробрался к родителю через толпу крепостных и, остановившись от него в нескольких шагах, протянул руку.

— Отдайте-ка мне это, папенька, и пойдемте завтракать. Ну же, не глупите.

Алексей Васильевич непонимающе сощурился, как будто не узнавал бывшего прямо перед ним сына, и немного опустив рогатину, склонил голову на бок, изобразив на лице сильнейшее старание вспомнить кто же этот юноша. Молчание, длившееся от силы с минуту, нарушилось ненормальным, пугающим и хрипящим смехом старшего Черняховского, похожего более на истерический припадок душевно больного человека. Однако как только Григорий сделал шаг к старику, смех оборвался, а грозное орудие опять взмыло в воздух.

— Черта с два! Думаете, сможете меня обдурить!? Не-е-е-е-е-т, я не такой дурак, как вы тут считаете, ясно! — старый барин совершил устрашающий выпад, но не на молодого человека, бывшего ближе к нему, а по какой-то причине на замершую на месте Варю. — Что ты делаешь тут? Зачем ты пришла ко мне? Снова мучать!?

Шатенка со сдавленным писком отшатнулась от старика, а в темных омутах глаз заблестели слезы: девушка искренне не понимала, чем и когда вызвала гнев барина. Непроизвольно крепостная ухватилась за рукав барчука, как всегда делают маленькие дети, когда прячутся от родительской брани за спинами старших товарищей. Григорий в ту же секунду опустил взгляд оливково-зеленых глаз вниз и как-то странно посмотрел на названную сестрицу. От этого на душе у девушки стало еще хуже; она отдернула ладонь и поспешила укрыться от его пронзительного взора, забирающегося под кожу. Как только Ливнева отпустила ткань одежды, молодой Черняховский нежданно грубо и резко проговорил, обратившись к отцу:

— Довольно пугать девок, отец, опустите рогатину и пойдемте за стол, завтрак стынет.

— Да как ты смеешь мне указывать, негодяй!?

На этот раз помещик точно с дурными намерениями с новою силой кинулся на юношу: старик с завидной ловкостью настоящего офицера увернулся от протянутой руки сына и, грозя распороть незащищенный живот, совершил крайне опасный выпад. Для неподготовленного человека он запросто мог стать последним, что он увидел бы перед тем, как душа бедолаги отлетела бы прямиком к Богу. Годы учебы в кадетском корпусе и опыт, полученный на линии фронта, спасли от незавидного положения мертвеца. Младший Черняховский вовремя увернулся от смертоносного металлического наконечника, ушел вбок и, перехватив оружие ближе к его основанию, подсек противника внизу, выбивая опору из-под ног. Рогатина перекочевала в руки черноволосого барчука, а Алексей Васильевич распластался на полу, тяжело дыша и судорожно переводя бегающий взгляд с одного лица на другое, в старании сообразить, что же только что с ним произошло. Варя оказалась тут как тут; девушка заботливо присела у старого мужчины и помогла приподняться да отряхнуть сюртук от крупиц пыли, краем глаза наблюдая за черноволосым великаном.

— Варенька? Что случилось? Мы уже отобедали? А где же …

Град вопросов посыпался из уст старого помещика, так и оставшись без ответа. Присутствующие женщины и девушки зажимали рот руками и приглушенно стенали, причитая над барином и не решаясь и слова вымолвить. Переборов страх, юная девушка успокаивающе погладила старика по седеющей голове, как часто успокаивают ребятишек матери, и прильнула к его плечу.

— Идемте, дядюшка, вам бы лечь, поди утомились за ночь и не выспались.

Алексей Васильич с помощью верной Варвары и бросившейся на подмогу Акулины осторожно поднялся на ноги и, шатаясь из стороны в сторону, грузно рухнул на подставленный крепостной стул. Пустой взор помещика уперся в деревянный стол; казалось, он вовсе не замечал никого вокруг себя, полностью отрешившись от внешнего мира. Тем временем, Гриша уже распоряжался о том, чтобы поскорее накрыли на стол и особо не чесали языками о случившемся, пригрозив жестокой расправой над болтунами. Завершив и с этим, барчук оставил женщин в беспокойных хлопотах об отце и хотел уже вернуться на террасу, где только-только собирался заняться проверкой доходов и расходов усадьбы, как вдруг натолкнулся на взгляд серых глаз жены. Оказывается, что все это время княжна была здесь же, среди встревоженных обитателей дома, и наблюдала сею неудобную картину, представшую перед ее не подготовленным взором. Ни желания, ни времени объяснять только что увиденное у Григория не было от слова совсем, но и оставлять все так просто нельзя было, ведь если крепостных легко заставить замолчать, то дворяночка при случае ненароком может обронить пару слов о сегодняшнем казусе за чашечкой чая, и тогда бед точно не оберешься.

— Алексея Васильича давно как мучает бессонница, а сборы из трав, прописанные лекарями, не всегда действуют как положено. Иногда у него появляются сновидения наяву из-за недостатка отдыха; крепостные почти привыкли к этому, поэтому и вам я советую поступить также. А теперь, — барчук успокаивающе положил горячую ладонь на предплечье княжны и мягко провел по нежной коже барышни, чувствуя сохранившееся со вчерашнего вечера напряжение между ними. — не заставляйте отца ждать, будьте так добры.

С этими словами он выбросил перед руку, до этого момента лежавшую на предплечье девушки, и указал на лестницу на второй этаж, негласно призывая подняться к себе и не вертеться под ногами. АннаИвановна никогда не отличалась пронырливостью и любопытством, и случись такая напасть с любимым крепостным или даже комнатной девушкой, то и необходимости уводить ее прочь с кухни не имелось, однако ж в случае с княжной было все сложнее. Барин опять мог впасть в свое странное состояние и, раз за ним не следят, то выкинуть что-то новое и значительно серьезное ему не составит труда и он вполне способен причинить вред другим. Как бы не относился Гриша к своей фальшивой супруге, ставить под угрозу ее здоровье он не желал.

Дворянка, не говоря ни слова, отвернулась от мужа и пошла к лестнице; словам Черняховского Анна не спешила верить, но подавать виду, что не имеет ему веры не хотела. Возможно, в какой-то степени молодой человек был прав и очень убедителен, объяснив поведение родителя проблемами со сном, и слова эти на другого человека, не сталкивавшегося с такими приступами лично, безусловно бы подействовали, вот только с княжной такой фортель не провернуть. Девушка с малолетства являлась свидетелем припадков безумия у отца, «растерявшего остатки великодушия на дне стакана», и воспоминания о тех днях, полных трепета перед родителем, навсегда закрепились в ее детском неокрепшем разуме. На языке науки таких называли пропащими людьми. Врачи не могли сказать, как лечить этот недуг, и честно говоря, браться не стали бы, ведь дело это с самого начала обречено на поражение. Анна Ивановна поднялась к себе и набросила на плечи шаль из темной и приятной на ощупь ткани; легким движением руки княжна Черняховская отворила тяжелые ставни и впустила в комнату свежий воздух. Зима…как много произошло с ее последней спокойной зимней ночи четыре года назад, когда никто и помыслить о войне не мог, все жили обычной мирной жизнью, а она мечтала о скорой помолвке со старшим сыном Корсачей. Веселый и отзывчивый юноша запал в ее влюбчивую душу почти мгновенно. В то памятное зимнее утро вся чета известного дворянского рода была приглашена в дом Долгопрудовых по старому знакомству глав семейств; молодой и приметный Сергей сразу же расположил к себе семнадцатилетнюю девушку, а позже и ее родителей. На первых порах общения семей все складывалось даже более, чем хорошо, но все это в миг перечеркнулось, когда Сергей выразил желание жениться на Анне. Консервативный Владимир Романович сразу дал понять сыну, что не желает, чтобы тот опозорился на весь белый свет, связав свое имя с дочерью запойного пьяницы, и предпринял все возможное, кабы убедить юношу в том, что Анна ему не годится в жены по причине дурного воспитания( чего нет и в помине) и пагубного влияния игрока-отца. Имели место быть и грязные сплетни о ее невинности, которые распускали о ней матушка избранника княжны и старшая сестрица Катерина Владимировна, лишь бы их обожаемый Сереженька отказался от мальчишеской забавы. Увы, но старший отпрыск Корсачей оказался глух к уговорам родителей и к концу весны того же года просил руки дочери у Ивана Александровича Догопрудова, будучи полностью уверенным в том, что тот не откажет в выгодном родстве. В тот же день произошло то, чего влюбленный юноша никак не мог ожидать: ему пришло известие о помолвке Ани и Григория Черняховского. День этот и он, и она запомнили на всю жизнь.

***

1852-й год

Нижегородский уезд, имение князя Долгопрудова

Дождь хлестал по окнам дома из белого камня, потоками стекал вниз по оконным рамам и срывался по пологому подоконнику на землю, вместе с землей образуя крайне нелицеприятную лужу. Анна сидела в своей комнатушке на первом этаже и вслушивалась в громкий разговор на повышенных тонах в прихожей, не в силах набраться сил и спуститься к теряющему терпение без пяти минут жениху. Она была напугана, унижена, предана самыми близкими людьми в ее жизни; горячо любимые папенька и маменька вручили ее в руки ужасному человеку, до недавнего времени скрывавшемуся под маской приличия, на деле оказавшись последним мерзавцем. Как она могла поверить лживым речам о том, что стремление Гриши к общению с нею продиктовано юношеским любопытством? Да и могла ли Аннушка догадаться, что этот улыбчивый молодой человек предаст лучшего и единственного друга, уведя его невесту из-под венца? Что так грязно надругается над их чувствами и втопчет в грязь гордость Сергея и самоуважение белокурой красавицы? Нет…не могла, иначе бы в первую же их встречу с Григорием отказала ему в танце, с которого все и началось! Ох как много ошибок можно было бы избежать, заранее заглянув в будущее!

— Мне нет дела до того, занята княжна или нет! Я обязан ее видеть!

Хлипкая дверь распахнулась и громко ударилась о стену, отчего с потолка обильно посыпалась побелка, а весь дом заходил ходуном. В дверях стоял не кто иной, как Сергей Корсач. Молодой человек грубо оттолкнул от себя причитающую комнатную крепостную женщину средних лет и, не говоря ни слова и пожирая черными глазами возлюбленную, застыл на месте. Отвага его улетучилась, когда ее прелестные очи, недавно горевшие любовью и нежностью, покраснели от бессонных ночей и невыплаканных слез. Его хрупкий ангел, самая большая ценность в этой жизни, еще неделю назад радостно щебетавшая о их совместном будущем и заплетавшая в платиновые волосы весенние цветы, угасла на глазах, словно вольная птичка, попавшаяся в силки. Ноги молодого человека налились свинцом, в горле застрял предательский ком. Разве мог он причинить ей новую боль, наброситься на княжну с обвинениями и уличением в двуличии? Сомнений нет в том, что доверчивая Анна Ивановна стала разменной монетой в делах ее родителей и горе-жениха; однако же почему она дала свое согласие!? Одного ее слова было бы достаточно, чтобы развернуть Григория и отправить на все четыре стороны, а Сергей нашел бы способ выцепить свою голубку из хватки авторитарных родителей, готовых втиснуть дочь каждому заезжему молодцу за хорошую плату, дабы покрыть долги главы семейства. Корсач снял дорожное пальто и упавшим голосом проговорил:

— Правда то, что мне рассказала ваша матушка? Мол, вы согласились на брак с Черняховским?

— Совершенная правда.

Долгопрудова сидела без движения подобно каменному изваянию, боясь взглянуть в глаза тому, кому отдала свое сердце и клялась в верности. Обжигающие слезы вновь покатились по ее бледным щекам, оставляя за собой влажные дорожки, темными пятнышками растекались по темной синей ткани строгого платья; словами невозможно было выразить все то, что творилось в душе бедняжки в этот миг. Надежда на то, что весть о скором замужестве Анны потухла в темных озерах юноши и внутри все сжалось в единый комок нестерпимой боли. Он опоздал. На негнущихся ногах юноша прошел несколько шагов и сел на стул, просевший под весом многих людей бывших на нем, закинув пальто на спинку. Мокрый след от ботинок и пальто, промокшего до нитки, протянулся за ним от дверного проема до стула, а под мебелью начала образовываться миниатюрная лужица, постепенно увеличиваясь в размерах. Гробовое молчание повисло в воздухе, нарушаемое только звуком стекающих с пальто капель и барабанной дробью дождя по стеклу маленького окошка. В этом молчании было спасение каждого из влюбленных, попавших в сети чужих амбиций. Боль в груди Сергея Владимировича сменилась бессильной злобою; не будь Гриша его другом детства, то он прямо сейчас послал бы за секундантом с извещением о дуэли. О как он стал зол на товарища! Черняховский же все отлично видел, знал о планах, в которые Корсач его посвящал, даже не подозревая о том, что тот его вероломно предаст. Так как же у него поднялась рука во мгновение ока все разрушить!? Они ведь вместе росли, учились, получали от взрослых за шкодливые проделки, поступали в военное училище, делились друг с другом успехами на любовном фронте, искренне радовались успехам и поддерживали в тяжелые времена…Черт возьми, да черноволосый барчук был молодому князю равно как брат! Только это останавливало его от совершения непоправимой ошибки, обязательно окончившейся бы трагедией.

— Стало быть, мне следует поздравить вас с помолвкой…

— Прошу вас, не говорите так! — обиженно прошептала дворянка, с силой сжимая край платья и зажмуриваясь от безысходности.

— А как, позвольте узнать, мне надобно говорить? — терпение юноши натянулось как крепкие упряжные поводья и грозило вот-вот лопнуть; Сергей подорвался с дряхленького стула и в три широких шага оказался подле девушки, опустившись на колени перед нею. — Одного вашего слова будет довольно, чтобы пока не поздно расторгнуть помолвку с Черняховским, и вы вновь будете свободны. — сухая ладонь легла на ее трясущиеся руки и накрыла их подобно мягкому и желанному в осеннюю слякоть покрывалу.

Этого испытания княжна уже вынести не смогла. Анна резко отдернула руки и вскочила ноги, глядя на молодого человека сверху вниз. Ее судьбою распорядились, как того пожелали другие и бежать сломя голову в неизвестность поздно. Поступок Долгопрудовой в высшем обществе будет расценен в высшей степени отвратительным, если она станет настаивать на отказе от женитьбы, когда все уж обговорено и заверено. Она пропала. От нее отказались собственные родители, отдав единственного ребенка в руки бессовестного человека и разменяв Анну на увесистый конверт денег, и самое ужасное, что всем хорошо известна причина скорого брака молодого наследника Черняховских. В глазах уездного дворянства княжна находилась на унизительном положении приживалки или содержанки, не гожей никому в невесты на которой женились из жалости. Довольно и ее погубленной жизни; сероглазая девушка не понаслышке имела представление о горячем характере юного князя, поэтому ее долгом явилось уберечь того от безрассудных шагов, способных изрядно подмочить его репутацию и запачкать доброе имя Корсачей. Даже если после этого он возненавидит ее.

— Встаньте, князь, не положено в покоях у замужней девушки мужчине быти. Дурно это, Сергей Владимирович, прошу вас, подите прочь.

Казалось, что с момента когда роковая фраза слетела с губ Анны, прошла целая вечность. Корсач медленно поднялся с пола и, отряхнув брюки от пыли и прогнившей стружки, в полном молчании вышел из комнаты, не забыв прихватить с собой пальто, по вине коего в без того затхлом помещении прибавилось сырости. Спустя мгновение комната огласилась новыми всхлипами княжны, окончательно лишившей себя последнего шанса на спасение.

***

— Анна Ивановна?

Княжна обернулась на знакомый голосок Линевой и грустно улыбнулась девушке.

— Вас кто-то расстроил?

Варвара осторожно приблизилась к светловолосой дворянке и, присев в книсене, заглянула в ее потемневшие от печали очи. Крепостная раньше никогда не позволяла себе таких вольностей по отношению к гостям из высшего общества и строго соблюдала почтительную дистанцию в общении с ними, поэтому побаивалась беспокоить их иной раз да заводить разговор. Странно, но рядом с Черняховской опасения за то, что Варвара может прогневить дворянку неосторожным словом или деянием медленно исчезали, придавая Ливневой храбрости, и позволяли ей разговаривать с княжной честно и без утайки. Вот и сейчас, видя что что-то беспокоит девушку, Варя не могла не спросить в чем дело.

— Нет, просто призадумалась. — Анна Ивановна поправила шаль и ответила крепостной непринужденным взмахом руки, оборотившись к окну.

По виду Черняховской было отчетливо видно, что посвящать в свои тайны она никого не собиралась, посему шатенка справедливо промолчала и, приклонив голову, мягко осведомилась:

— Алексей Васильич ожидает вас за столом; мне передать ему, что вы придете?

— Да, я спущусь через пару минут, можешь ступать.

Дверь со скрипом закрылась за спиной крепостной, и вниз по лестнице застучали каблучки обуви девушки. Черняховская забралась на каменный высокий подоконник и подтянула к себе ноги, полностью погружаясь в нелегкие воспоминания. С неба снова повалил пушистый снег и в миг обрамил светлую голову девушки целой пригоршней невесомых красавиц-снежинок, оставаясь на длинных темных ресницах и лице, за менее чем неделю пребывания в окрестностях Черняховки приобретшем здоровый цвет. Видимо, рассказы про чудодейственный эффект местных лесов и свежего воздуха явились правдой, ведь болезненная бледность, мучавшая ее с детства, постепенно начала отступать, и чувствовался прилив сил. Девушка просидела у окна совсем немного; надышавшись свежим воздухом, Анна затворила окно на металлическую тяжелую щеколду и, не желая заставлять хозяина дома ждать, поспешила присоединиться к утренней трапезе.

Вопреки всему, завтрак вышел на славу, а за столом впервые за долгое время слышался заливистый смех. Теплая атмосфера в доме Черняховских покинула стены особняка со дня смерти супруги старого помещика, поэтому приятной перемене, совпавшей с приездом юной княжны, были рады даже многие комнатные крепостные, не слыхавшие и слова доброго от барина, неожиданно расщедрившегося на похвалу. Анна на пару с Варей щебетала о светской жизни, делилась воспоминаниями из детства, впечатлениями от первого в ее жизни бала.

— Кстати, Варенька, — Анна поставила на блюдце чашку с чаем и нежно улыбнулась крепостной, завершавшей трапезничать, — вы бывали в гостях у четы Корсачей?

— До недавнего времени я мало бывала за пределами имения, отчего мне и не довелось познакомиться с семьей князя.

— А хотели бы? — детское любопытство засветилось в серых глазах барышни, прогоняя прочь из головы недавние угнетающие воспоминания и возрождая девушку к жизни. — Сегодня же состоится званый вечер, так почему же вам не познакомиться с ними? Как мне известно, они давно наслышаны о вас и хотят лично повидаться с воспитанницей Черняховских; надеюсь, вы посетите нас сегодня?

Крепостная бросила вопросительный взгляд на Алексей Васильевича и, получив положительный ответ в виде короткого кивка головы, смущенно промолвила:

— Я сомневаюсь, что чем-то могла заинтересовать столь высокопоставленных господ, однако сделаю все возможное, чтобы оправдать надежды гостей сегодняшнего вечера.

— Ой, не умаляйте своих умений, дорогая! — княжна театрально закатила глаза и беззлобно рассмеялась. — О вас наслышан чуть ли не весь Новгород, что тут говорить об уезде? К слову сказать, — она обратилась к разомлевшему от сытости помещику и немного изменилась в лице, — вы наслышаны о возвращении в уезд детей Петра Александровича? Поговаривают, что Андрей Петрович небывало прославился на службе и незадолго до войны поженился на дочери какого-то губернского чиновника, да только бедняжка умерла при родах летом пятьдесят четвертого года.

— Что ж, неплохо было бы повидаться с ним, — помещик с подозрительной усмешкой посмотрел на воспитанницу. — как ты думаешь, Варенька? Следует нам повидаться с соседями?

Огоньки смеха потухли в чайных глазах крепостной, как только смысл сказанных барином слов дошел до девушки, и где-то в животе заворочался противный уж животного страха.

— Было бы невежливо не пригласить господ на ужин, зная что они прибыли как раз к самому торжеству. — Варя выдавила из себя неловкую улыбку и поспешила опустить глаза на дно чашки, чтобы не встречаться с удивленным взглядом княжны.

— Я сказала что-то не так, Алексей Васильич?

— Нет, что вы, Анна Ивановна! — старик отмахнулся от слов княжны и предостерегающе зыркнул на Ливневу. — Варенька очень робка не по годам, вот и волнуется перед всякой встречей.

— Раз уж разговор зашел о Корсачах, — Анна отметила про себя общее угнетение безобидной новостью, и развивать эту тему не стала, а предпочла сменить вектор общения, дабы не вгонять в краску крепостную. — я просто обязана познакомить Варю с Софией Владимировной, ведь она тоже очень творческая личность, поэтому вам точно будет о чем поговорить!

— Благодарствую, Анна Ивановна, — Варвара перевела более или менее успокоившийся взгляд на дворянку и кивнула в знак признательности.

— Вот и чудно, дамы!

Помещик хлопнул в ладоши и на радостях хлебнул добрый глоток горячего чаю, видимо позабыв о его достаточно большом количестве в сосуде, и зажмурился от резкого жжения во рту и горле. Когда его попустило, мужчина встал из-за стола и пошаркивающим шагом направился к лестнице на второй этаж, оставив девушек в недоумении. Анна и Варвара просидели в тишине с несколько минут, допивая крепкий чай, после чего княжна изъявила желание прогуляться в саду, а Ливнева осталась помогать убирать со стола. Шатенка проводила взглядом Анну Ивановну и тихо и опечаленно вздохнула; приступы смены настроения Алексея Васильевича становилось все сложнее скрывать и они вполне оправданно вызывали массу вопросов и опасений касательно сохранности жизней приближенных к старику людей. Сложив все тарелки в единую невысокую пирамидку, Ливнева водрузила ее на руки, прижав шаткую конструкцию к животу, осторожно пошла на кухню. Минуя остальных оживившихся комнатных девушек, крепостная вошла в пышащее жаром печи пустующее помещение и, поставив стопку посуды на низенький побеленный стол, закатала рукава платья для работы. Несмотря на свое унизительное положение «барской канареечки» в обществе крепостных, сама Варя не считала себя таковой и никогда не избегала работы какой бы она не была, ведь как бы то ни было, по рождению девушка была, есть и навсегда останется обычной подневольной крестьянкой, прислуживающей обитателям знатного рода Черняховских. За посудой последовал и пол. Ливнева надела висевший за печкой передник, подкатала подол платья и ловко подвязала его лежавшей тут же на столе бечевкой, чтобы он не волочился по полу, перелила ведро с водою в деревянное корыто и принялась за уборку. Время от времени она разгибала затекающую спину и откидывала с лица локоны вьющихся каштановых волос да капли пота; когда работа уж подходила к концу, на улице послышалось какое-то оживленное движение.

— Варька, Варька!

Спустя минуту-другую на кухню ворвался черномазенький мальчонка лет девяти и еще трое запыхавшихся ребятишек его возраста в компании внучки старого кузнеца Михайлы Федоровича. Златовласая малышка жалась к старшим товарищам и только испуганно таращила большие темные угольные глазки, глядя на старшую крепостную, в то время как самый бойкий из мальчишек выступил перед и выставил грудь колесом.

— Что случилось? Каким ветром вас сюда занесло?

Ливнева положила тряпку на край корыта и, вытерев руки о передник, посмотрела сначала на смельчака, а затем и на его спутников. Что-то подсказывало ей, что визит малышей связан с происходящим на улице, и от этого на душе заскребли кошки тревоги.

— Там барчук того, — маленький сорванец указал рукой на окно и на выдохе выпалил, — Катьку пороть собралси!

Варя бросила мимолетный взгляд на окно, за которым постепенно стекался любопытный народ, и в голове ее все сложилось воедино. Судя по всему кто-то из комнатных женщин стал невольным свидетелем утренней сцены между крепостной и Катериной и, побоявшись вызвать гнев барчука по поводу сохранности любимицы отца, донес этот случай до его ушей.

— А ну-ка, ступайте к матерям и не путайтесь под ногами, давай-те, давай-те! — мягко прикрикнула на ребятню девушка, желая отправить их по домам до начала унизительной процедуры. Детям лишний раз не следовало видеть жестокость помещичью; ладно эти, маленькие еще, но они могут взять пример с более старших товарищей, которым надобно как воздух на таких сценах присутствовать, дабы понимать что можно делать, а что нельзя. А уж те, загоревшиеся дурной мыслью, могут и камнями закидать да в лицо провинившемуся плюнуть для полного антуражу. Да что тут про детей говорить, когда и некоторые взрослые точно также поступают и выставляют соседей на всеобщее посмешище.

Шатенка молниеносным движением поправила подол платья, сорвала с себя передник и, бросив его на стол, мягко погнала детишек прочь с кухни. Крепостная аки мама-утка подгоняла их сзади, буквально наступая на пятки и поправляя сбившиеся от бега шапки ребятни, чтобы те не простудились на морозе. На выходе из дома Варвара накинула на плечи свой старенький тулуп и, не сбавляя скорости, прыгнула оголенными ногами в ледяной сугроб; малыши вперед нее сбежали по каменным ступеням особняка и как птенцы спрятались в материнских юбках, краем глаза поглядывая за происходящим на полянке перед домом. Приложив немалые усилия, Варя протиснулась в первые ряды и обомлела: управляющий Дмитрий Иванович от крыльца одного из деревянных домиков до одиноко стоящего столба, именуемого среди крепостных «позорным местом», за шиворот волок по земле сопротивляющуюся Катерину. Крепостная как могла упиралась ногами в землю и взрывала его под собою, но перевес сил не в ее пользу был слишком очевиден, чтобы появился хотя бы мимолетный шанс на побег из мощной хватки пожилого мужчины. Управляющий бросил в снег крепостную перед столбом, не обращая никакого внимания на ее слезные рыдания; черно-красный платок покрывавший светлую голову, полетел на блестящий снег.

— Молчать!

Дмитрий Иванович наотмашь ударил девушку и отправил ее лицом туда же, где покоился и платок. Алые капли крови из разбитой губы закапали на белоснежный пушистый холодный ковер, а рыдания Катерины сменились сдавленным стоном. Исполнитель хозяйской воли рывком поставил ее на ноги и, ухватив на толстую косу, подвел к столбу, вынул из-за пазухи плотную веревку и крепко-накрепко принялся обматывать ей руки, чтобы не смогла удрать. Когда с этим было покончено, мужчина резким движением разорвал платье, оголяя белую поясницу. В этот миг испуганный взгляд Вари встретился с ледяным взором барчука, стоявшего в ближе всех к управляющему; невероятно высокий, он подобно голодному коршуну в ожидании пищи парил над головами остальных и вглядывался в лица крепостных, словно заглядывая прямо в душу. Завидев Ливневу, Григорий знаком остановил занесенный над головой Катерины кнут и расплылся в самодовольной улыбке:

— Надо же, кто соизволил нас посетить? Заскучали на кухне али из праздного любопытства пришли поглядеть на представление?

— Что здесь происходит? — Варвара пропустила мимо ушей колкость брюнета и вперилась глазами в заплаканное лицо крепостной, сползшей вниз по столбу. — С каких это пор прилюдная порка считается представлением?

— С тех самых, как только дворовые вздумали вытворять все, что им угодно, Варвара Сергеевна. — отрезал барчук и сделал шаг к шатенке, по своему обыкновению заложив руки за спину. Барчук склонился в поясе и поместил свое лицо на один уровень с ликом Ливневой. — Думаете, я не прознал бы про ваше утреннее недоразумение с Катериной?

— В этом повинна только я, Григорий Алексеич, — девушка уняла предательскую дрожь в голосе и смело подняла голову, — я была груба к Кате и позволила себе задеть ее за жив…

— Вы? — левая бровь юноши поползла наверх в нескрываемом удивлении. — И чем же вы могли обидеть комнатную девку?

— После того как вы с Анной Ивановной удалились из кабинета Алексея Васильича, я заметила как Катерина крутилась без дела подле дверей, вот и сказала ей заняться делом.

Григорий повернул голову к Кате и смерил ее презрительным взглядом.

— Это правда?

— Врет она, барин, как пить дать врет! Снова хочет хорошенькой себя выставить, поэт…

Последние слова утонули в сдавленном всхлипе: барчук в три шага подскочил к Катерине и, ухватив ее за подбородок, притянул к себе.

— Настоятельно советую хорошенько подумать, прежде чем сказать глупость, потому что иначе, — Черняховский неожиданно замолчал и, выдержав паузу в несколько мгновений, продолжил, — за пустословие очень легко и языка лишиться. — барчук оставил в покое светловолосую крепостную и опять обратился к Ливневой. — Так вы, Варенька, утверждаете, что сами уличили в безделии девку? Раз так, то вы сами и должны проучить ее за отлынивание от работы, а в придачу — за дерзость, ей ведь прекрасно известно, как к вам относится мой отец. — молодой помещик требовательно протянул руку к управляющему и знаком повелел передать кнут ему.

Плетенная кожа заскрипела под пальцами юного Черняховского, а в оливково-зеленых глазах проблеснул огонек азарта. Он решил поиграть с нею в давно забытую игру, смысл которой прост и ясен как день — как можно больнее задеть Варю разницей ее положения в глазах крепостных.

— Раз вы позволили себе сделать замечание, то значит, считаете себя равной хозяевам дома. Тогда идите до конца, не останавливайтесь на начатом.

Барчук протянул кнут к девушке и, не сводя с нее коварных глаз, другой рукою сомкнул пальцы на спрятанной за спиной руке Ливневой. Не обращая внимания на ее сопротивления, Гриша извлек потную ладошку на белый свет и с нажимом втиснул в нее кнут. Сколько смешанных чувств было в этих изумительных глазах цвета горного озера! Если раньше взор юнца горел огнем злорадства, то сейчас в нем было все, кроме этого пагубного чувства. Холодный расчет, основанный на испытании уже зрелой девушки, сформировавшейся у него на глазах как личность — вот что было сокрыто в пучине бесстрастного океана глаз совсем еще молодого героя войны.

Руки несчастной Варвары затряслись мелкой дрожью, на глаза навернулись жемчужные слезы. От обиды все сперло внутри; девушка хотела уберечь подругу детства от унизительного наказания, а сама же угодила в коварно расставленные сети барчука и «подбросила поленьев в огонь», лишь сильнее распалив в нем желание расправиться с неугодной крепостной. Кнут противно пах старой кожей и затхлостью, а от одного только взгляда на него у шатенки бежали мурашки по спине; очень свежо было в ее памяти то, как барчук-самодур не гнушался кровавой расправой над ней за малейшую провинность или неосторожное слово. Сердце добродушной девчушки болезненно сжалось до размеров птенца воробья, когда она поймала на себе убийственный взгляд Катерины. Распущенные волосы цвета спелых колосьев ржи скатались от влаги и спадали на окровавленное лицо толстыми сосульками, и из разбитых губы и щеки ручейком продолжала стекать кровь. В темных маленьких глазах девушки читалась чистейшая, как горная река ненависть, рот исказился в собачьем оскале, и на лице застыла гримаса отвращения, как будто Катерина наступила в нечто липкое, неприятное и зловонное. И этим самым «нечто» являлась Варвара.

— Я не стану этого делать…

Дрожь стала совсем невыносимой, пальцы решительно отказывались даже прикасаться к страшному предмету. Ливнева жалостливо подняла к барчуку глаза:

— Оставьте это, умоляю вас, Григорий Алексеич; сегодня в этом нет нужды.

— Что-что? Говорите нужды нет? — с издевкой переспросил Черняховский и оглядел всех присутствующих смеющимся взглядом. — Тогда что здесь делают все они? — юноша развернулся лицом к толпе крепостных, где женщины и девушки тут же спрятали глаза. Следующая фраза молодого дворянина, сказанная специально громче и с расстановкой, окончательно выбила землю из-под ног Варвары. — Разве не для того, чтобы поглазеть на то, как одну из них нещадно будут сечь на потеху самодуру-барчуку? Что же они по-вашему, Варвара Сергеевна, пекутся об ней? Защитить ее сюда пришли? — уголки губ Григория подернулись саркатической улыбкой, и в зеленоватых глазах заплясали черти. — Нет…они пришли, чтобы стоять, засунув языки куда подальше, и глядеть на порку. Только потом они растрепят о том, какой же «большой и страшный» у них хозяин и как же он жесток к несчастным крепостным. И в следующий раз, когда сечь будут кого-то другого, будет то же самое. Им это нравится — делать себя жертвами.

Григорий забрал из рук девушки кнут и кинул его управляющему. Молодой наследник повернулся спиной к действу и заложил руки за спину, встав таким образом, чтобы Варя все прекрасно могла видеть и слышать.

— Остановите это! — взмолилась шатенка, когда первый удар обрушился на чистую спину Катерины и рассек нежную девичью кожу. — Вы ведь можете! Одного вашего слова будет достаточно, чтобы все это прекратить!

— Верно. — Гриша кивнул в знак согласия и самодовольно ухмыльнулся. — Но я этого не хочу.

Черняховский оторвал глаза от отцовской воспитанницы и, обойдя ее так близко, что им в пору было бы и вовсе столкнуться, широким шагом пошел с полянки по направлению к кузнице. Истошный крик светловолосой крепостной, полный боли и отчаяния, оглашал поляну до тех пор, покуда отмерянные ей двадцать плетей не иссякли; управляющий скрутил кнут и, заткнув его в сапог, подозвал одного из мужиков с целью развязать девушку да увести ее с глаз долой. Варя же, ранее пытавшаяся пробраться через живую преграду из крепких мужиков, первой было бросилась на помощь Катерине, но ее тут же ловко остановила пожилая Акулина. Умудренная опытом кухарка ухватила девушку за рукав платья и притянула к себе, нахмурив морщинистый лоб.

— Ты-то куды, голуба? Поди-ка в дом да на глаза Кате постарайся лишний раз не казать до утра, покуда не отойдет от злобы.

— Но, тетушка…

— Не перечь тетке, глупая! — Акулина повысила голос и грозно дернула крепостную, притянув вниз. — Поди говорят тебе!

Женщина выпустила ткань платья из цепких пальцев и подтолкнула Ливневу в обратную сторону, а сама мелкими шажками пошла к сгрудившимся вокруг Кати девкам.

— А ну-кась, чаго глаза вытаращили, как овцы на заклании? — женщина сняла с себя платок, служивший ей временною шалью, и замахнулась на них как на упрямого осла, которого надо повернуть в нужную пастуху сторону. — Поглазели и довольно! Вот, цветов лучше к столу нарвите, да берите те, шо покраше да молодее!

— Будет тебе, Акулина. — Палашка возмущенно фыркнула и, махнув на кухарку рукой, присела рядом с Катериной, помогая подняться на ноги. — Так-то, — она умело перекинула через плечо обмякшую руку подруги детства и подставила той плечо для опоры. — идем, первое время у нас отлежишься, а там уж поглядим куды тебя уложить.

Избитая крепостная охотно приняла помощь от черноволосой приземистой девчушки и со стоном оторвалась от земли. Босые ноги дрожали от холода, рваные раны жгло огнем, и каждое, пускай даже малейшее движение, колоколом отзывалось во всем теле. Оказавшись на ногах, Катерина бросила уничтожающий взгляд на Варю, так и не нашедшую в себе сил уйти. Девушка была совершенно уверенна в том, что эта смазливая девчонка пожаловалась хозяевам и донесла о случившемся специально, дабы показать свое превосходство над всеми крепостными. Над нею в частности. Что до лепета Ливневой и слов о том, что она не хочет причинять вреда ей, то светловолосая завистница не поверила им ни на миг; красиво претворяться и строить из себя невинность и Катерина умела. Две девушки медленно пошли к мирно стоящим в близи к поместью домикам и вскоре скрылись за дверью почерневшего от старости и просевшего под собственным весом здания из березового сруба. Постепенно с поляны уходили и другие крепостные, возвращаясь к оставленным делам. Варвара потерянно оглянулась на удалявшиеся фигуры крестьян и, сделав глубокий вдох, обожгла легкие морозным воздухом начала января. Крепостные привыкли к подобным сценам за долгие годы жизни под покровительством влиятельного семейства Черняховских и удивить их таким происшествием было невозможно; разве что, если бы на месте девушки оказался один из помещиков, вот тогда бы челюсти у них отвисли до земли, а так пустое это. Равнодушие к чужой боли поселилось в сердцах обитателей усадьбы и укоренилось так прочно, что вырвать его из очерствевших сердец стало нельзя совершенно. Удивляться тут нечему, ведь совершив это, они лишатся единственной возможности сохранить здравый рассудок, необходимый как воздух для того, чтобы вынести барские истязания и испытания, свалившиеся на их сгорбившиеся от работы спины. Правильнее бы и Варе привыкнуть к несправедливости по отношению к своей настоящей большой семье, но как бы девушка не заставляла себя зарыть чувства и перестать сопереживать, это никак не получалось. Об этом хорошо известно было всем от мала до велика, и на слабостях доброй и наивной крепостной играли как молодой барин, так и другие девушки и язвительные юноши, не упускавшие момента высмеять ее за это и обвинявшие в том, что Варя подражает в тайне поведению помещиков.

«Слишком сильно нос свой задирает и глядишь вот-вот как барышня здеся командовать начнет под стать баринам нашим. Тогда уж все увидят, какая она змеюка!»

Такие речи часто ходили среди крепостных, но Ливнева не придавала им значения и старалась и вовсе внимания не обращать как когда-то давно посоветовала ей Акулина. Темными вечерами, когда все дети отправлялись спать и взрослые расходились по домам, кухарка частенько успокаивала заплаканную девочку, получавшую львиную долю тумаков и оскорблений от сверстниц. Варвару дети невзлюбили как только на нее обратил внимание Алексей Васильевич, и причина их злобы во многом вытекала как раз-таки отсюда. С подачи недалеких родителей и взрослых дети принялись поступать с нею также, как и их невольные учителя, порой заходя слишком далеко. Как только порог в одиннадцать лет был успешно преодолен, к унижениям прибавились и знатные поколачивания, раздаваемые девочке подрастающими девчонками и даже некоторыми взрослыми мальчишками, ранее отрывавшим бабочкам крылья, а теперь перешедшими на новую ступень издевательств. Со временем дети выросли, большая часть их помудрела, и об обидах прошлого ни Варя, ни бывшие шкодники предпочитали не вспоминать, дабы не сеять зерно зла в почву их мало-помалу налаживающихся отношений. Во многом сплотила их война, ведь именно перед лицом опасности начинаешь по-настоящему ценить жизнь и учиться работать вместе со вчерашними недругами, от которых по воли судьбы зависит и твоя собственная. Шатенка навсегда запомнила, как под гул кононад в здешних лесах она с парой девушек бегала по болотам и, рискуя утонуть в коварных Новгородских топях, погубивших ни один полк молодцев-защитников, собирала мох и паутину, лекарственные травы да ягоды, годившиеся в пищу. Как зимними ночами ютилась с ними вокруг старушки-печки и они вместе согревались от тепла тел друг дружки, потому как тулупы и одеяла надобно было отдавать солдатам; как помогали отбиваться от похотливых нападок тех же солдат, изголодавшихся по женской ласке и потерявших голову от кровавых картин поля боя, преследовавших защитников родины и во снах. Ливнева никогда не умела держать обиду или злобу на кого-либо и прощала обидчиков тут же, но коли и умела бы, то непременно бы позабыла все дурное, сделанное ими, несмотря на глубину душевных ран. В смирении и прощении выращена была крепостная девушка, а любовь и забота редких добрых женщин и кухарки Акулины привили в ней умение любить и принимать саму себя такой, какова она есть, а также уважать старших, прислушиваться к их советам, проявлять великодушие и не держать на сердце зла на других. Девушка от досады пнула сугроб носком промокшей от влаги туфельки и по протоптанной снежной дорожке побрела к особняку из желтого камня, по своим размерам уступающим разве что дворцу какого-нибудь французского короля.