Часть первая

Охотник, напряжённо хмурясь, смотрел на небо. Небо было мрачное, покрытое тяжёлыми тучами, словно Духи за что-то прогневались на него и собираются сейчас обрушить на голову нечестивца гром и молнии. «Подумаешь, зашёл на Запретную Землю», — фыркнул он и, обругав про себя всех духов скопом, снова полез на крутую тропу. Несмотря на принадлежность к одному из племён Духов, он был ужасным богохульником и всё время подвергал существование высших сил сомнению.

Тропинка вилась причудливыми кружевами, и охотник не одному Духу успел подпортить родословную, пока добрался до плоскогорья. Оглядевшись по сторонам, он приметил впереди небольшой холм и заинтересованно подошёл поближе. Холм был высокий, заросший диковинными вьющимися растениями, а обойдя его по кругу, охотник обнаружил вход — узкий, пройти лишь боком можно, но высотой в полтора человеческих роста. Он задумчиво почесал висок и решительно шагнул внутрь.

В кромешной тьме ему пришлось идти не больше семисот ударов сердца. Постепенно глаз человека стал различать стены прохода, а затем охотник вышел в большую просторную, идеально круглую пещеру. Все своды её усеивали толстые мясистые грибы, источающие неяркое зелёное свечение, которого, однако, вполне хватало, чтобы разглядеть всю обстановку пещеры.

Пещера была практически пустой, только с потолка свисали длинные каменные сосульки. Пол был совершенно плоский, и его, к тому же, словно вычистили: охотник не заметил на полу ни одной трещины, даже ни одного камня, которых обычно-то — не счесть. Кроме одного, исполинского валуна, покрытого ковром мха — и это в пещере-то! — лежащего в самом центре. Подняв взгляд повыше, охотник потерял дар речи от изумления.

На валуне, свернув ноги каким-то хитрым кренделем — так, что пятки лежали на бёдрах, — и положив руки на колени, сидел ужасно худой, чистый — будто полдня в речке полоскался, — лысый, как коленка, старик, с длинной белой, будто снег, бородой, спускающейся аж до основания камня. Брови у него тоже были великолепны: они свисали на лицо, почти полностью закрывая глаза. Из одежды — только потрёпанная набедренная повязка. Старик с грустной улыбкой смотрел куда-то в сторону охотника и молчал.

Так, продолжалось долго. Молчали оба, только старик как будто и не дышал. Наконец, охотник не выдержал и, подавшись вперёд, спросил:

— Эй, дед, ты кто такой? Ты вообще там живой?!

Долгая-долгая пауза, во время которой охотник почти уверился, что старик давно помер, но потом голова деда неожиданно шевельнулась, сверкнув на него глазами сквозь жутковатые брови:

— Я-то живой… А вот кто я… Что даст тебе моё имя? Имя — всего лишь колебание воздуха, всего лишь крохотная струйка, вливающаяся в Великое Течение Жизни… Ты можешь называть меня мудрецом. А можешь — глупцом. Это тоже не имеет значения.

— Мудрец так мудрец, — покладисто согласился охотник. — А чего ты здесь делаешь?

— Живу, — пожал плечами мудрец. — Рождаюсь, живу, страдаю и радуюсь, болею и умираю.

— Но ты же живой? И старый к тому же… — не понял охотник. — Как ты рождаешься и умираешь, если ты тут, передо мной?

— Я живу вместе с Великим Течением Жизни, — снова раздвинул губы в улыбке мудрец. — А значит, рождаюсь и умираю вместе с ним…

Охотник, ничего не поняв, наклонил голову, ожидая что старик чего-нибудь спросит и у него. Но мудрец молчал, похоже, вполне удовлетворившись собственными словами. Наконец, охотник опять не выдержал.

— А почему ты не спрашиваешь, кто я?

— А зачем? Ты — всего лишь одна маленькая частичка Течения Жизни. Ты пришёл сюда задавать вопросы, я здесь, чтобы отвечать на них. Спрашивай.

— О-о… — охотник озадаченно наклонил голову, пытаясь понять сложную речь мудреца. Ему это не слишком удалось — охотник понял лишь, что этот человек отвечает на заданные вопросы. «Ладно, спрошу…»

— А ты веришь в Духов? — он подался вперёд, сверкая глазами. — Ты думаешь, Духи существуют? А?

— Вера — свойство живого, — мудрец поднял руку, до этого казавшуюся мёртвой, и поковырялся в ухе. — Ты можешь верить — и тогда твои боги снизойдут к тебе. Ты можешь отрицать — и тогда ты никогда никого не встретишь, ибо нет для тебя богов.

— А? — не понял охотник. Потом долго чесал затылок, вникая в речь мудреца и всё больше озадачиваясь. Наконец, он негромко спросил: — И это правильно? Не верить? Ведь тогда Духи не придут?..

— Ты сам решаешь, что для тебя лучше, — мудрец снова безмятежно смотрел на него. — Веришь или не веришь, хорошо или плохо — не имеет значения. Это всё — Великое Течение Жизни…

Охотник уходил из пещеры мудреца странно озадаченным, а, вернувшись домой, вдруг первым делом явился в шатёр Духов и долго молился перед своим тотемом. А потом вышел — и предстал перед своими соплеменниками, что, поражённые внезапным изменением самого гордого, самого самовлюблённого и неверующего воина племени, собрались вокруг шатра. И им поведал охотник о таинственном мудреце, что живёт в зелёной пещере на далёкой горе.

Вождь, слушая его, тяжёлым взглядом косил на шамана, и вечером в шатре вождя, откуда были изгнаны все жёны, они долго о чём-то говорили. А потом вождь пропал, никому ничего не сказав, а шаман остался руководить племенем вместо него.

Прошло несколько дней, и в пещеру мудреца почти вломился — вход был для него узковат, — грузный, но всё ещё по-звериному сильный старый воин, и уставился на щуплого мудреца, что грустно улыбался, смотря на него из-под длиннющих бровей.

— Ты — мудрец? — прорычал вождь, озадаченно останавливаясь.

— Если тебе угодно так назвать меня — да будет так, — мудрец качнул бородой. — Я слушаю и отвечаю.

— М-м… — вождь плюхнулся наземь и скрестил ноги. — Мудрец, ты сказал моему воину: «Веришь или не веришь, хорошо или плохо — неважно», так? Что ты имел в виду?

— Что не важно, во что ты веришь, и веришь ли вообще, — пояснил мудрец. Вождь непонимающе набычился, и старец вздохнул. — Ну, смотри. Ты убиваешь быка, чтобы накормить племя. Это хорошо?

— Хорошо, — кивнул вождь, пытаясь понять, куда клонит собеседник.

— А для быка это — хорошо?

«Для быка?» Вождь наморщил лоб, но не понял. Причём здесь вообще бык?

— Ведь бык — тоже чей-то вождь, а не просто мясо, — мудрец улыбнулся. — Ты убиваешь чьего-то вождя или воина, забираешь его и ешь. Для быка это — хорошо?

— Нет, плохо, — озадачился вождь, начиная понимать. — Но я не могу не убить быка, ведь племя должно есть!

— Правильно. А если бык убивает тебя, это хорошо?

— Плохо! — рявкнул вождь так, что пещера затряслась. Мудрец рассмеялся.

— А для быка — хорошо. Ведь если бы он не убил тебя, ты бы непременно убил его.

— А! А? О-о… — вождь окончательно запутался, его не привыкшие к мышлению мозги заклинило, как если бы маленький камешек попал меж жерновов, которыми женщины мололи зёрна. Мудрец же ласково смотрел на него — и улыбался.

— Вот поэтому — неважно, хорошо или плохо. Ты убиваешь или тебя убивают, ты ешь или тебя едят, жизнь или смерть — это всё неизбежные части Великого Течения Жизни. То же самое с верой. Веришь ты или не веришь — это важно только для тебя. А для Великого Течения Жизни всё равно. Абсолютно.

Вождь ушёл от мудреца с тяжёлой головой. А когда он вернулся в племя, то все воины, все жёны, все, кто знал вождя, просто изумились. От непримиримого, свирепого, жёсткого и даже жестокого вождя не осталось ничего. Он больше не лез в драку по малейшему оскорблению, не бил своих жён, не собачился с шаманом, разговаривал со всеми со странной, нездешней улыбкой на лице. А когда племя загнало стадо антилоп и уже готовилось, как обычно, забить всех, чтобы потом нажраться от пуза, а несъеденное мясо бросить падальщикам, вождь вновь удивил всех. Он приказал убить лишь столько животных, сколько нужно племени, а если мясо и останется после пира — завялить и взять с собой.

Когда же молодой претендент, решив, что вождь ослаб и должен уйти на покой, вызвал его на поединок, вождь вышел к нему без оружия, и победил его голыми руками, не получив и царапины — и не покалечив соперника. Когда же шаман удивлённо спросил его, что случилось, вождь ухмыльнулся и тихо шепнул ему на ухо: «Веришь или не веришь, хорошо или плохо — всё это неважно. Всё это — часть Великого Течения Жизни…» И шаман, всё поняв, только улыбнулся.