Цена победы

Сквозь тьму веков

Лежит наш путь.

Теперь с него

Нам не свернуть.

Пройдут столетья,

Пройдут года,

Уж станут пылью

Древние града.

А мы идём,

Сквозь тьму веков.

Такова плата,

Наш долг таков.

В пылу сражений

Горит клинок.

Мятежный лорд

Королю шлёт упрёк.

Но враг другой

Есть у людей,

И их он ждёт

Во тьме ночей.

А мы идём,

Идём вперёд.

Нас за собой,

Наш свет ведёт...

(Отрывок из сказания о магах.)

Сонные деревья тихо перешёптывались, осторожно гладя лёгкий утренний ветерок своими ветвями. Маленькие росинки бриллиантами рассыпались по мягкому изумрудно-зелёному мху.

Где-то в глубине леса бойко застучал дятел. Красногрудая сойка, деловито усевшись на мохнатую еловую ветку, разлила свою бархатную трель. Голодный лис тихо прошуршал по траве своим пушистым рыжим хвостом.

Начинался новый день...

По пыльной ленте старого тракта медленно брёл усталый путник. Его видавший виды, посеревший от грязи балахон тихо шелестел своими полами по камням мостовой. Потёртая дубовая палка, служившая путнику посохом, мерно постукивала в такт неторопливым шаркающим шагам.

Внезапно резкий свист тугой плетью хлестнул по сгустившейся тишине...

***

'Ну что на этот раз… — устало думал я, наблюдая за тем, как несколько человек неспешно вылезают из придорожных кустов. — Неужто опять на разбойников нарваться угораздило?'

Их было четверо. Грязные, сутулые, одетые в какие-то обноски — они смотрелись скорее жалко, нежели грозно.

Двое держали в руках какие-то палки, очевидно считающиеся дубинами, ещё один опёрся на вилы, а четвёртый, по всей видимости — главарь этой шайки, поигрывал небольшим кинжалом.

Молчание затягивалось. Бандиты стояли, переминались с ноги на ногу, косились на своего вожака, а тот всё мерил меня презрительно-оценивающим взглядом.

— Приветствую вас, почтенные, — сказал я, глядя прямо в глаза предводителю, — Чем обязан столь высокой чести?

— Не ёрничай, старик! — небрежно бросил главарь. — Это платная дорога, так что раскошеливайся, а не то… — тут он недвусмысленно покосился на свой кинжал, — прирежем, как шелудивую дворнягу, а труп зверям на съедение оставим.

— Сколько же ты хочешь, добрый человек? — спросил я, ехидно ухмыльнувшись в бороду.

— Пять серебряных и ни эльдингом меньше! — рявкнул предводитель. — А если ты сейчас же не заткнёшься, я ещё и твой поганый язык себе заберу!

— Да перестань ты, Освальд, — обратился к нему один из оборванцев. — Видишь, старик одет не лучше нашего. Где уж ему серебро-то взять?

— Что скажешь? — обратился ко мне вожак, презрительно сплюнув. — Есть у тебя нужная сумма?

Я покачал головой, внимательно следя за реакцией Освальда.

— Нет, говоришь, — продолжил главарь. — Ну хорошо, тогда, в качестве платы мне вполне хватит твоего меча! — тут он указал на старые потёртые ножны, висевшие у меня на поясе.

— Этот клинок дорог мне, как память о давнем друге, и не тебе решать, кому им владеть! — сварливо возразил я.

Даже если Освальд и был удивлён ответом, то виду не подал. Он лишь метнул в меня полный презрения взгляд, а затем кивнул своим парням: мол, кончайте с ним.

Трое оборванцев взяли своё импровизированное оружие наизготовку и двинулись в мою сторону...

Удар, удар, ещё удар, и один из бандитов шлёпнулся на пыльные камни мостовой. Другой замахнулся дубинкой, однако получил навершием посоха в грудь и упал следом за первым.

Последний из оборванцев, видимо не поняв, что вообще сейчас произошло, взмахнул своей дубиной, в надежде достать меня, однако сделал это столь неловко, что умудрился схлопотать промеж ног носком моего сапога.

Главарь стоял неподвижно, удивлённо уставившись на своих, валяющихся в грязи, собратьев. Он явно не ожидал подобного исхода драки.

Правда, продолжалось это недолго. Справившись с потрясением, бандит отступил на несколько шагов назад и выхватил из-под своего тёмно-зелёного плаща небольшой арбалет. Тонко взвизгнула тетива...

Короткая черная стрела остановилась буквально в нескольких сантиметрах от моей ладони, немного покачалась в воздухе, как бы раздумывая, что ей делать дальше, а затем тихо звякнула о пыльные камни мостовой.

Лицо бандита исказила гримаса неподдельного ужаса. Он попятился, лихорадочно пытаясь перезарядить своё оружие, споткнулся и упал, подняв в воздух облако серой пыли.

— Колдун… — прохрипел срывающимся голосом Освальд. — Пощади...

— Быть может, ты и останешься жить, — задумчиво протянул я, глядя на барахтающегося в грязи бандита. — Зависит от правдивости твоих ответов.

— Всё вам расскажу, добрый господин, — затараторил главарь, неуклюже пытаясь подняться с земли, — только не убивайте...

— Ну тогда поведай мне, как ты дошёл до жизни такой?

Бандит недоумённо уставился на меня.

— Ч-ч… то, прям вот так… всё? — спросил он, кое-как оправляясь от шока.

— Пожалуй, да… И встань ты наконец с земли!

Освальд вновь вылупился на меня недоумевающим взглядом, однако приказу подчинился.

— Нууу… Раньше я был бароном. Надел мой состоял из небольшой деревушки, в которой проживало восемь дюжин людей, да пшеничного поля. И всё бы ничего, да вот в один прекрасный день заявился ко мне лорд Вольмарка и сказал: мол если принесёшь мне вассальную клятву, то осыплю золотом, а ежели нет — то вернусь с отрядом бойцов и отправлю тебя и всех твоих людей Дагору в пасть...

— А разве не король нынче ведает подобными делами?

— Раньше — быть может, но сейчас лорд объявил ему войну, обвинив в узурпаторстве! Один из его придворных книгочеев нашёл в старых записях упоминания о том, что дома Бортонов и Рендинов имеют общие корни...

— И это стало причиной междоусобицы?

— Скорее поводом. Вольрад уже давным-давно пытался женить своего старшего сына на дочери короля, чтобы тем самым обеспечить своим детям престолонаследие, но получал отказ за отказом. Поняв, что таким образом он не добьётся ничего кроме королевской немилости, лорд решил просто-напросто отравить Эльборна и большую часть его ближайших родственников.

— Ну, судя по тому, что вести о смерти короля ещё не докатились до этих земель — он всё ещё живёт и здравствует...

— Да, попытка оказалось неудачной. Горе-отравителя поймали и под пытками вызнали, кто стоял за этим покушением. Естественно, Эльборн не мог оставить подобное деяние без ответа. За несколько недель он собрал войско числом в десять тысяч солдат и спешно выступил на Вальдор. Уже на подходах к границам владений Рендинов в его войско влился отряд северян, присланный с одной из застав Сноуфолла. Тем временем лорд, узнав, что король поймал и допросил отравителя, собрал свою армию и двинулся навстречу Эльборну. Столкновение произошло на кровавых полях, и, ко всеобщему удивлению, королевское войско оказалось разбито, а сам правитель с небольшим отрядом вынужден был бежать в столицу. Вольрад, окрылённый победой, прилюдно заявил, что даже боги отвернулись от лжекороля, а затем показал всем своим знаменосцам грамоту, найденную его архивариями.

— И о чём же в ней говорилось? — спросил я, тревожно косясь на бандитов, начавших приходить в себя.

— О том, что некогда дома Рендинов и Остонов имели общего предка, который завещал корону роду Вольрада. Эта новость привела правителей всех остальных владений в замешательство и, несомненно, лишний раз пошатнула репутацию нашего, далеко небезупречного правителя...

— А что было дальше? — поинтересовался я, наблюдая за тем, как один за другим разбойники неуклюже поднимаются с земли, потирая ушибленные места.

— Затем потомок Рендинов принялся объезжать все мелкие деревушки, находившиеся неподалёку от его владений, и требовать с их обитателей вассальную клятву. Насколько мне известно, в этом ему никто не осмелился отказать...

— Ну а ты, выходит, сказал ему, что не можешь принести вассальную клятву?

— Да… И очень дорого поплатился за это. Вольрад в тот же миг развернулся и ушёл, не говоря ни слова, а вечером вернулся с большим отрядом воинов и принялся вырезать жителей деревни. Те, конечно, отбивались как могли, да что сделаешь вилами да топорами против мечей, копий и луков.

— И ты не предпринял ничего, чтобы защитить доверенных тебе людей? — с удивлением в голосе спросил я.

— Пытался, да вот не вышло из этого ничего, — ответил Освальд, жестом приказав своим собратьям постоять в сторонке. — Сразу, как только лорд вышел за околицу, я послал гонца на ближайшую королевскую заставу с просьбой о помощи, а крестьянам своим сказал, чтоб бросали всё и уходили в сторону Стоунвальда, да только вот не послушались они меня. Сказали: мол, как мы добро-то своё на разграбление бандиту этому оставим… Я до сих пор помню их крики...

— А воины, что на заставе были, стало быть, на помощь к вам не подоспели?

— По правде говоря, я даже не знаю, добрался ли посыльный до них, — задумчиво протянул бандит. — Быть может, его схватили по дороге или заплутал где. В любом случае мы так и не дождались ни его, ни подкрепления...

Из горящей деревни выбрались немногие. Тех, кто пытался бежать, расстреливали из луков, сопротивляющихся рубили мечами. На площади собрали женщин, детей, стариков и калек, а поутру их головы украсили верхушки многочисленных кольев, вкопанных воинами лорда прямо посреди дымящегося пепелища...

— И что же случилось потом? — спросил я, роясь в своей дорожной сумке.

— После того, как мои владения сожгли, а крестьян убили, мне ничего не оставалось делать, как собрать все те пожитки, которые могли уцелеть во время налёта, да идти на поклон к королю в надежде, что он восстановит справедливость, — продолжал Освальд, — Но, как оказалось, у богов были свои планы на этот счёт. Не успел я ступить на порог приёмной залы, как король, даже не выслушав моей просьбы, сказал, что вассалы, неспособные сами защитить доверенные им владения, ему не нужны. Меня буквально вышвырнули с порога, не дав даже рта раскрыть! Хорошо хоть большую часть людей моих к делу пристроили...

— А с остальными что сталось?

— Так вот они, стоят перед тобой, — Освальд указал на молчаливую троицу, топтавшуюся неподалёку. — Эти парни решили следовать за мной дальше, несмотря на то, что им предлагали кров, еду и работу...

— Нда-а, такая преданность дорогого стоит, — ответил я, нащупывая несколько тяжёлых кругляшков на самом дне моего дорожного мешка.

— Жаль, что их барон, по правде говоря, недостоин подобного отношения, — задумчиво протянул бандит, глядя себе под ноги.

— Ну, а что же случилось дальше?

— После того, как король отказал мне в своей протекции, я попытался наняться в городскую стражу, чтобы хоть как-то себя прокормить. Однако, неудача, в последнее время следовавшая за мной по пятам, настигла меня и тут. Капитан, занимавшийся наймом стражи, был пьян в тот день. Он приказал своим людям вывести меня во двор и там как следует проучить, 'дабы этот оборванец впредь не оскорблял подобными просьбами честь доблестных воинов'.

Так, благодаря всего лишь одной, небрежно брошенной фразе, я лишился фамильного меча, последних остатков чести и надежды на нормальную жизнь...

— А ребята твои где были, когда тебя избивали?

— Я решил их оставить в одной из таверн, находившихся неподалёку от казарм стражи. Думал: уж если меня возьмут в ряды стражи, то их уж точно смогут к делу пристроить, а оно вон как вышло...

— Да уж, потрепала тебя жизнь, — пробормотал я, поправляя свою дорожную сумку. — Ну, а как ты на кривую дорожку-то встал?

— Да вот, после того, как стражники ушли к себе в казармы, меня подобрал какой-то прохожий. Он помог мне доковылять до таверны, подлечил какими-то травами мои ушибы, покормил, а после заявил: дескать за его помощь я ему прилично задолжал. Пришлось отрабатывать.

Поначалу это были простые задания, вроде как пройтись мимо рядов ювелирных лавок да рассказать потом где что плохо лежит. Потом мне стали доверять более ответственные поручения и даже чуть-чуть за них приплачивать. Иногда я прикрывал этого незнакомца, который, к слову говоря, так и не раскрыл своего имени, иногда сам воровал всякую мелочёвку. Но в один прекрасный момент всё изменилось...

Мой 'покровитель' был пойман во время одной из своих вылазок, и я, опасаясь того, что, спасая свою шею, он выдаст меня, бежал из города.

Ну, а несколько месяцев скитаний по лесам никого не делают ни краше, ни благородней...

— Это ещё как посмотреть, — возразил ему я, прикидывая: сколько же зим мне довелось бродить по ледяной пустыне, что простирается за серыми хребтами. — Но ты мне так и не поведал, кто ж это тебя надоумил путников грабить?

— Так это я сам додумался, — ответил Освальд, почёсывая затылок, — мне бабка в детстве историю рассказывала про разбойника. Он тоже вот так стоял на дороге и отбирал деньги богатых купцов...

— Что же с ним сталось? — спросил я, растянув губы в ехидной ухмылке.

— Его… убили… — голос главаря нервно дрогнул. — А это имеет значение?

— В какой-то степени — да, особенно, если ты сумеешь понять мораль той истории...

— То есть вы хотите сказать, что… — начал было Освальд.

— Должно мне спешить, а разговор наш затянулся! — грубо оборвал его я. — Ответь мне на последний вопрос. Подумать будет ещё у тебя время.

— С радостью! — слегка приободрился бандит, окрылённый возможностью избавиться от назойливого и весьма опасного старика.

— Ничего странного в последнее время наблюдать не приходилось? Может, существа какие по округе рыскали?

— Да, было дело, — кивнул Освальд, отряхивая свой плащ. — Вчера вечером шастали по тракту какие-то нелюди. Мы с парнями как только увидели их, так сразу в лесу укрылись, даже толком рассмотреть не успели. Помню только, что глаза у них как будто светились, таким… — тут он слегка запнулся, — бледно-фиолетовым светом...

— Благодарю, — ответил я, — а теперь дай мне свою руку, чтобы я мог оставить тебе кое-что на память о нашем разговоре.

— З-зачем… — неуверенно промямлил Освальд, отступая на шаг назад.

— Да не бойся ты, — 'приободрил' его я, — больно не будет. Только не вздумай убегать, а то ведь догоню и посохом накостыляю.

Бандит стиснул зубы, закрыл глаза и неуверенно достал из-за спины левую руку, вытянув её перед собой.

Эх, бедолага. Поди думает, что я ему сейчас пальцы отрезать начну. Ну да ничего, глядишь, на пользу пойдёт страх этот...

Немного помедлив, я взял за запястье протянутую мне руку и вложил в неё золотой кругляш. В тот момент, когда металл коснулся ладони, бандит дёрнулся, вырвавшись из моей хватки, оступился и вновь шлёпнулся на мостовую. В воздух взметнулось облако серой пыли.

— Ну вот и всё, — сказал я, смерив ошеломлённого Освальда насмешливым взглядом. — Переживать так необязательно было.

— Но… Почему?.. — удивлённо пробормотал Освальд.

— Потому, что каждый человек имеет право на второй шанс, — сказал я. Сказал и медленно побрёл прочь. Предстоял тяжёлый день...

***

Маленький костерок тихо потрескивал, выбрасывая в тёмное ночное небо стайки огненных мошек. Язычки пламени кружились в своём завораживающем хороводе, отпугивая ночную темноту, притаившуюся среди узловатых древесных корней.

Я сидел, привалившись спиной к старому, поросшему мхом камню, и блаженствовал, давая отдых натруженным ногам. Им, бедолагам, как-никак, пришлось сегодня порядка десяти лиг пройти.

Тихо шуршал палой листвой прохладный осенний ветерок, громко ухал толстый филин, примостившийся на толстой сосновой ветке.

Жёлтый краешек луны боязливо выглядывал из-за темных верхушек деревьев. Ночь, осторожно ступая по мягкому лесному мху, неторопливо обходила свои владения...

Что ж, время позднее, пора бы и на боковую. Путь завтра предстоит неблизкий и только старейшему известно, какие трудности мне могут на нём повстречаться.

Костерок уже практически догорел, и теперь лишь редкие язычки пламени изредка появлялись над тлеющими углями. Затем исчезли и они, спрятавшись за тёмным одеялом сна...

Очнулся я от того, что кто-то настойчиво тянул на себя мою дорожную сумку, доверху набитую съестными припасами. Это уже переходило всякие границы.

Одним ловким движением я вскочил с холодной мокрой земли и со всей силы огрел посохом незадачливого воришку. Раздалось тихое поскуливание. Что-то тяжёлое шмякнулось на землю и заскребло по ней, отчаянно пытаясь отползти в сторону.

Ну уж нет, так просто ты от меня не уйдёшь!

Ещё раз ударив ночного гостя посохом, я подхватил с влажной земли горсть мелких веточек и бросил её на остывшие угли старого костровища.

Небольшое усилие мысли, и вот крохотные язычки пламени весело заплясали, слегка разогнав сумрак, сгустившийся над поляной...

Воришкой оказался средних размеров волк. Свалявшаяся комьями серая шерсть почти не прикрывала проступающие под шкурой рёбра. Одна из передних лап была покрыта коркой засохшей крови.

Внезапно мне стало жалко зверя. Кто знает, сколько времени ему пришлось скитаться по этим лесам, выискивая хоть что-нибудь съестное, бегающее медленнее, чем трехлапый волк...

Подбросив веток в начинающий угасать костерок, я подошёл к зверю поближе и попробовал осмотреть его лапу. Волк ощерился, зарычал и попытался отползти в сторону, однако в следующее мгновенье зацепился лапой за корень. Грозное рычание тут же сменилось тихим жалобным поскуливанием.

Ну нет, друг мой, так у нас ничего не выйдет. Давай-ка ты поспишь пару часов, а я тем временем посмотрю, что за беда приключилась с твоей лапой...

***

Алое зарево нехотя разгоралось над мрачными верхушками вековых сосен. Темнота ночи, ёжась под яркими солнечными лучами, боязливо расползалась по мелким овражкам, видневшимся по обе стороны тракта.

Сытый и вполне довольный жизнью зверь, на поверку оказавшийся псом, хоть и необычайно похожим на своего серого собрата, теперь бодро бежал следом за мной, ни капельки не стыдясь содеянного.

Эхх, Дагор задери этого обжору. Стоило на пару мгновений глаза сомкнуть, как он втихую пробрался к заветной сумке, растерзал её и съел все запасы вяленого мяса, оставив мне на завтрак лишь горсть сушёных фруктов да ломоть чёрствого хлеба.

И нет, чтоб после этого убежать в лес подальше от рассерженного мага, так пёс преспокойно улёгся спать прямо на месте своего злодеяния, за что потом и получил посохом по спине. Повторить мне этот опыт, к сожалению, не удалось — разбуженный зверь оказался довольно прыткий и всё время уворачивался от ударов...

'За Вестфолк!' — крик, вырвавшийся из множества людских глоток, прокатился над мохнатыми верхушками деревьев.

Так, это ещё что такое? Неужели королевская армия тоже выслеживает проклятого некроманта? Нет, это исключено. Тёмные твари умеют действовать, не привлекая к себе лишнего внимания, и порой выследить их бывает очень трудно. Но что же тогда там происходит?

Такие мысли обуревали меня, пока я, забыв про усталость и боль в ногах, продирался сквозь плотный подлесок.

Колючие ветки молодых елок больно хлестали по лицу, толстые узловатые корни древних, как сам мир, сосен то и дело норовили вцепиться в мои многострадальные сапоги.

В боку начинало покалывать, а ноги всё чаще и чаше оступались, проваливались в мелкие ямки, умело маскирующиеся под моховым ковром. Глаза заливало потом...

Внезапно подлесок кончился, и моему взору открылось широкое поле. Наверное, когда-то на нём собирали богатые урожаи, однако сейчас оно было практически полностью вытоптано тяжёлыми, окованными сталью ботинками и щедро полито кровью.

Многоголосый лязг то и дело скрещивающихся мечей, хруст дробящихся костей, вопли раненых и стоны умирающих — всё это сплелось в жуткий, невыносимый вой.

Битва кипела вовсю. Силы нежити, превосходившие отряды людей в несколько раз, медленно, но верно теснили их к небольшой деревушке, расположившейся около дальнего края поля...

Но не скелеты беспокоили меня сейчас, а тот, кто руководил ими. Расположился неподалёку он, на небольшом холме, внимательно наблюдая оттуда за ходом сражения.

Его охраняли четыре мертвяка, закованные в новые, отливающие синевой, латные доспехи. Издалека могло показаться, что это люди, но светящиеся глаза выдавали в них мерзких порождений мрака, к которым приближаться-то было противно.

Судя по всему, большую часть своих сил колдун сейчас отдавал сражению, иначе бы он давно ощутил моё присутствие. Что ж, мне это только на руку. Быть может, я сумею подобраться к нему незамеченным, и вся схватка ограничится одним-единственным ударом, после чего люди уже сами расправятся с его тёмным наследием.

— Так-так-так, посмотрите-ка кто тут у нас! — шипящий с присвистом голос раскатился тугой волной по моей голове, аккурат в тот момент, когда я добрался до подножия холма. — Неужто кто-то из 'светлых' решил почтить меня своим присутствием? Не верится, что этот мир столь тесен, или, быть может, тебе просто детишек 'прощать' наскучило?

Дагор тебя сожри, почуял всё же! Ну да, ничего, и не таких мне одолевать в открытом бою доводилось...

Не обращая внимания на поганые речи колдуна, я извлёк из ножен клинок, полыхнувший своими серебристыми гранями в лучах солнца, и неторопливо пошёл к вершине холма. Тот, видя мои весьма недобрые намерения, что-то прошипел на западном наречии и указал своей бледной рукой в мою сторону.

Первое время ничего не происходило, но потом четыре воина, охранявшие колдуна, медленно повернулись ко мне лицом и обнажили мечи.

Судя по всему, некромант сам драться не захотел, отправив вместо этого своих мёртвых слуг разобраться с надоедливым магом.

Ну что ж, и на них у меня найдётся управа.

Всего лишь одно усилие мысли, и четыре массивные фигуры слегка приподнялись над землёй, ещё одно — и осколки костей вперемежку с частями доспехов щедро усыпали вершину холма.

Колдун буквально на мгновение замешкался, бросив удивлённый взгляд на остатки своих подчинённых. Этого оказалось достаточно для того, чтобы выбросить из головы всё лишнее и сконцентрироваться на его тощей фигуре...

Мелькнули в воздухе старые, протёртые в нескольких местах ботинки, и чернокнижник, взвизгнув от неожиданности, кубарем покатился к подножию холма.

'Умер он, что ли? Немудрено, конечно, на такой горке и шею свернуть, но уж больно всё ладно получается. Колдун, подчинивший себе чуть ли ни целую армию нежити, не может защититься от пр Нет, определённо тут что-то нечисто...' — так думал я, медленно спускаясь к растянувшемуся на влажной, холодной земле врагу.

Чернокнижник и впрямь лежал, не подавая никаких признаков жизни. На его лице не дрогнул ни один мускул даже когда я прошёл мимо него, небрежно пнув обмякшее тело. Лишь водянисто-серые глаза с выражением боли и недоумения уставились в ясное небо...

Удар был страшным… Пришёлся он вскользь, однако и этого хватило, чтобы меня сбило с ног и протащило несколько метров по земле. Чернокнижник, так искусно притворившийся мёртвым, одним упругим движением вскочил на ноги и достал откуда-то из-под складок своего истрепавшегося балахона небольшой ритуальный кинжал с чёрным, как смоль, лезвием.

Дагор меня сожри, да это же один из тех кинжалов, которые отродья мрака используют для своих мерзких ритуалов! И этот выродок подзаборной дворняги решил заколоть меня им!

Не помня себя от гнева, я одним рывком встал с земли и вскинул руки перед собой. Колдун, явно не ожидавший такого поворота событий, отлетел на десяток шагов назад, тихо зашипев, проскрёб руками по земле, да так и остался стоять на четвереньках. Капюшон, до этого прикрывавший бледное, изуродованное шрамами и нагноениями лицо, слетел с его головы, обнажив белёсый череп, туго обтянутый мёртвой кожей...

Ну что ж, теперь хотя бы понятно, почему он с такой лёгкостью перенёс пинок закованного в сталь башмака, да и шею себе не свернул при падении. Эта тварь уже была дохлой в тот момент, когда я её настиг.

Чернокнижник хищно оскалился, обнажив ряд подгнивших, но не потерявших былой остроты зубов, издал громкий утробный рык, вскочил на ноги и ринулся в мою сторону.

Вот тут мне стало по-настоящему страшно. Сражаться с мёртвым, выжившим из ума зверем, который бежит к тебе, намереваясь полакомиться свежей, ещё тёплой плотью...

Внезапно, из травы позади него выскочила большая серая тень. Она в два прыжка настигла колдуна и повалила на землю, с явным намерением перегрызть ему горло.

Поперхнуться шестерым единовременно, это же был тот самый пёс, которого я вчера спас от голодной смерти!

Дела у зверя шли неважно. Колдун пнул его в пах, схватил уцелевшей рукой за горло и, со сладким причмокиванием, впился зубами в мохнатое брюхо...

Это оказалось уже выше моих сил. Слишком много крови пролилось сегодня, и остановить это можно было лишь одним способом...

'АСТО' — слово, которое я прошептал лишь губами, громом кузнечного молота прокатилось по полю, — 'ФЭС' — всё моё тело наполнилось приятным теплом, которое нарастало с каждым мгновением, сжимая душу словно пружину, — 'ТАРЕ' — волна освобождения, захлестнувшая разум, лёгкой судорогой дотронулась до измученных долгим странствием ног, заставив меня слегка пошатнуться.

В следующее мгновение мир заполнился ровным белым сиянием. Все окружавшие меня звуки стихли, и лишь только тихий тоскливый вой корчащегося в смертельной агонии колдуна проникал сквозь мягкую пелену безмолвия.

Такого спокойствия и единения с миром мне ещё не доводилось испытывать. Я был светом: мягким, ласкающим, и в то же время твёрдым, словно закаленная в гномьем горне сталь. Моё тело на краткий миг стало самим мирозданием, живым и тёплым, словно кровь, пульсирующая в жилах каждого существа.

Единственным моим врагом в этот момент был он… Комочек тьмы, страха и смерти, съёжившийся у моих ног, молящий о пощаде, но в тоже время озлобленный на всю живительную силу, которая пропитала весь мир до самого его основания. В окутанном туманом разуме появилось нестерпимое желание убрать эту грязь с такой прекрасной, чистой земли.

Мгновением позже на чернокнижника обрушились водопады света...

Пелена, наведённая заклинанием, медленно спадала с моих глаз. Сила, пришедшая вместе с заклинанием, теперь медленно покидала моё тело, оставляя после себя лишь пустоту в душе, дымящуюся одежду, кое-где обуглившуюся кожу, и боль, которая, казалось, вот-вот разорвёт мне голову на куски.

Сквозь мутную кровавую дымку я увидел, что на том месте, где стоял колдун, был теперь лишь ровный круг выжженной, ещё дымящейся земли, рядом с которым лежал, поджав под себя лапы, раненый, истекающий кровью пёс.

Ноги мои подкосились, и тело медленно осело на мягкий зелёный ковёр, бережно принявший его в свои ласкающие объятья. Последнее, что я помню, это как чей-то тёплый мокрый язык аккуратно коснулся моей щеки. Потом тёмное мягкое одеяло спокойствия окутало разум, унося меня туда, где нет ни боли, ни страданий, ни даже смерти...

***

АСТО-ФЕС-ТАРЕ — слова, вымолвленные кем-то на колдовском наречии, тугим ветром раскатились над полем. На несколько мгновений установилась незыблемая тишина, постепенно сменяющаяся глухим нарастающим гулом.

Яркие лучи чистого белого света вырвались из-за холма, на краткий миг ослепив оборонявшихся из последних сил людей. Раздался злобный тоскливый вой, постепенно переходящий в хриплое, гортанное бульканье, но вскоре стих и он...

Когда измотанные долгим боем воины открыли глаза, их изумлению не было предела. Мертвяки стояли неподвижно, а огонь в их пустых глазницах медленно угасал, оставляя после себя лишь струйки серовато-белого дымка, который уже облаком витал над застывшим строем нежити. Спустя мгновение рёв нескольких сотен глоток ударом молота разбил сгустившуюся тишину. 'Победа, победа, победа' — орали обезумевшие от счастья люди, которым смерть дала ещё одну, кратковременную отсрочку. Кто-то рыдал, кто-то просто кричал чушь, приходившую ему в голову, но ни один из них так и не услышал тоскливого воя, прощающегося с жизнью зверя...