лед и уголь

Лед и уголь, вы — могильны!

В. Брюсов, "Лед и уголь"

Асин был похож на уголь со льдом: белоснежный с черным, весь такой звонкий, острый, но опасно крошащийся в теплых ладонях. Вампир плавился от поцелуев, прикосновений, взглядов. Асин вжимался ему щекой в плечо, и Ривал осторожно обнимал его в ответ, боясь неосторожным движением сломать.

Когда Ривал в первый раз оказался в стране вампиров, он едва не ослеп сначала от яркого белого снега, солнца, отражавшегося в нем и режущего глаза, а потом — от темноты дворцового замка, обволокшей его вкрадчивой полутьмой. Он помнил, как плавали разноцветные радуги в глазах, и как не менялся мир от движения век: темнота была и под ними, и за ними. Равалла состояла из контрастов: если белое — чтобы жгло, если черное, то как самый глубокий омут. Сами вампиры были живым контрастом, холодные, льдистые, с кожей, выбеленной солнцем, и тьмой глаз и волос.

Раваллу целитель ненавидел всей душой: за эту предельную яркость, за игру на переходах, слишком резких, чтобы не разбиться о них. Ривал ненавидел Асина, который был отражением своей страны.

Весь острый, на сломах, колкий и неправильный, с чернотой, клубящейся в зрачках, длинными тонкими пальцами, которые можно сломать неосторожным движением, сухими искусанными губами. Противоречивый, Асин бросался от эгоизма и невыносимой жестокости к благородным, зачастую непонятным поступкам. Почти лицемер — если бы не чувство, что ему самому это не кажется неправильным. Едва не довести до самоубийства, а потом весело шутить и пить чай с травами, добиваться чувств любыми методами, а потом горько отвечать на поцелуй, царапая ногтями шею и пытаясь шептать о недостойности, — в этом был весь Хэладеса.

Ривал не понимал, за что и любит его, когда мягкие угольно-черные пряди, щекочущие плечо, похожи на змей, а смеющиеся глаза, будто нарисованные черным карандашом на бумаге лица, хотелось стереть одним взмахом ладони. Это не любовь была — смертельная игра, и оттого, насколько сильно ты сожмешь горло, насколько ярко расцветут синяки под пальцами, зависит сила чувств, зависит твое невесомое завтра. Ривал пил горечь чужих губ и разбивался о худые плечи с выступающими ключицами, ломался о чужую плоть. Быть с Асином было равно болезни, но вырвать из груди насмешливого вампира не представлялось возможным.

Асин был тенью на простынях, едва заметным силуэтом, и в лунном свете лишь растекались чернильной темнотой волосы, и смеялись глаза. Ривал склонялся совсем близко к бледной коже, целовал, чувствуя огонь и лед.

Иногда казалось, что если вампира ударить, избить, рвано вскрыть ножом шею, кровь хлынет не алая, а почти черная, густая, она будет медленно потечет из раны, словно чернилами пачкая светлую кожу. На самом деле, Ривал был бы разочарован, окажись она всего лишь красной.