Звери у двери. Книга 2. Часть 1

К утру начинается снег. Низкие тучи, уже четвёртые сутки, не пропускающие ни единого лучика солнца, наконец то выпускают на свободу мириады белых точек, которые медленно плывут в ледяном воздухе, постепенно превращаясь в огромные пушистые снежинки, скрывающие под белым великолепием всю омерзительную грязь мира.

Как это всегда и бывает, с началом снегопада, город преображается, заметно светлея, точно серо-чёрные стены зданий наконец-то покрасили, а улицы отмыли от десятилетних наслоений мусора. Снегопад настолько плотный, что даже тучи, породившие его, исчезают из виду, да и сам посвежевший город мало-помалу пропадает, растворяясь в ослепительной белой пелене. Словно это не крошечные капельки замёрзшей влаги опускаются на землю, а какая-то мощная кислота, постепенно разъедает ткань мира, не оставляя ничего, кроме множества, суетливых белоснежных точек.

За пологом снегопада даже звуки кажутся неизмеримо далёкими, доносясь откуда то с противоположной стороны местного плоского мира. Где-то, в другой вселенной, глухо ржут лошади, едва слышно лают собаки и совсем уж беззвучно пищат человеческие голоса. Блаженная тишина, столь редкая для здешних мест, подступает всё ближе, укутывая в плотное одеяло и убаюкивая, словно заботливая мать. Лишь резкие выкрики чёрных падальщиков диссонируют с близящимся безмолвием, но этот контраст лишь ещё больше усиливает общее впечатление покоя.

И даже ветер, постоянный гость здешних переулков и домов, изобилующих щелями, куда-то спрятался, изредка давая знать о себе резкими порывами, взметающими снежные облака и несущими их по земле. А после, устыдившись собственной наглости, ветер вновь прячется в потаённые норы, смущённо виляя длинным хвостом. И снег вновь неспешно опускается вниз, с чувством собственного достоинства, игнорируя дерзкие выходки наглого шалуна.

Открытое окно в каменной стене источает ледяной холод зимы, пропуская внутрь особо любопытствующие снежинки. Некоторое время они беззаботно порхают в воздухе, а потом, утратив интерес, опускаются на пол, уже успев образовать там небольшой сугроб. Камин не работает давным-давно и кажется, никакое тепло уже не сможет растопить крошечный белый бархан. Здесь было так же, как снаружи: холод, покой и снег.

Я поставил старое деревянное кресло около окна и всю ночь читал потрёпанный том любовной лирики, поглядывая то в тёмное, без просвета, небо, то в строчки, наполненные столь же чёрной непроглядной тоской. Почему-то у местных сочинителей, любовные стихи ассоциировались только со смертью, болезнями и прочими негативными вещами. Симптоматика, однако, но мне нравилось. Разве не прелесть, сидя в тёмном помещении, наполненном свежим морозным воздухом, читать балладу о несчастных сердцах, обречённых на вечное скитание в беспросветных водах загробного океана.

Когда тучи озаряются первыми лучиками света, а с неба прилетают разведчики грядущего снегопада, я откладываю пахнущий мышами том на высокий столик о единственной резной ножке и начинаю просто смотреть за окно. Мыслей нет. Никаких. Хочется просто смотреть на пушистые снежинки, медленно порхающие в прозрачном воздухе, сравнивая узоры, размер и прочие мелочи, не интересные никому, кроме меня.

Ольга появляется в тот момент, когда одинокие снежинки сменяются сплошным потоком белого, скрывающего от взгляда башни замка и приземистые строения, льнущие к закопчённой ограде. Сначала возникает ощущение чьего-то присутствия, но проём двери остаётся тёмен и пуст. А потом, как смутное видение, в нём проступает зыбкий силуэт, неподвижно застывший во мраке. Девушка безмолвно наблюдает за мной, но глаз я не вижу: только тьму под низко опущенным капюшоном плаща. Прямые, ослепительно белые волосы, истекают наружу двумя потоками и это — единственное светлое пятно в предутренних сумерках комнаты.

— Снег, — едва слышно шепчет Оля, не двигаясь с места.

— Да, — соглашаюсь я, откидываясь на спинку кресла, — красиво. Иди ко мне.

— Почему ты не растопил камин? — спрашивает она, оставаясь в дверях, — здесь так холодно. На улице тоже холодно и нигде нет спасения от льда и мороза.

Я не отвечаю. К чему отвечать? Холод не снаружи. Холод притаился внутри неё. В том самом месте, которое люди обожают называть душой. Думаю, у нас её нет, но это вовсе не повод считать, будто мы напрочь лишены способности чувствовать и сопереживать. Кто-то больше, кто-то — меньше. Иногда у меня возникает ощущение, будто Оля пытается впитать всю боль этого мира и пережить её. Этот холод не способен согреть не один камин.

Тем не менее, я встаю и начинаю разжигать пламя. Мёрзлые деревяшки, со стуком, падали в тёмную глубину каминного жерла, навевая сонм недобрых воспоминаний. С таким же звуком, падали тела мертвецов, застигнутых непогодой на улицах славной столицы. Ночью никто не решался открывать двери на стук, справедливо опасаясь бандитов, рыскающих в темноте переулков и несчастные просто замерзали, обращаясь в большие мёрзлые колоды, уже ничем не похожие на живых существ. Утром их собирали и везли в загодя отрытые карьеры, которые зароют лишь с наступлением весны. Как-то, поддавшись уговорам Наташи, принимавшей активное участие во всём, что ей казалось интересным, я отправился на утренний сброс. Та ночь выдалась особо холодной, и мы очень долго смотрели, как обындевевшие туши стучат о мёрзлую землю, скатываясь вниз. Ната спросила: могу ли я написать поэму, об увиденном. Я просто назвал её психопаткой и ушёл.

Я оборачиваюсь. Ольга переместилась от двери к окну и теперь стоит, прислонившись головой к стене, глядя на падающий снег. Возможно мне кажется, но по белой щеке медленно скользит капля влаги. Скорее всего, одна из снежинок растаяла.

— Такая длинная зима, — шелестит тихий голос, и узкая ладошка отбрасывает капюшон, — такая длинная и холодная зима. Так много одиноких брошенных детей на этих заледеневших улицах.

Да. И так каждую зиму. Когда зима переваливает за середину, голод становится настоящим палачом для простых людей, живущих в Приканалье, Сыром районе и Слободке. Проблема в нежелании думать головой, когда люди хотят трахаться и естественно, каждая семья переполнена ордой малолетних спиногрызов. Половина из них мрёт ещё в младенчестве, от целого вороха непонятных болезней, но и тех, которые выжили, вполне достаточно, чтобы озадачить мамашу, созерцающую пустые мешки и лари. По доброй традиции здешних мест, с наступлением зимних голодов, лишних детей вышвыривают на мороз. Результат вполне очевиден: здешние температуры отправляют в карьер и людей покрепче. Как ни странно, но население Лисичанска продолжает увеличиваться.

Я достаю из промасленного мешочка трут, щёлкаю огнивом и принимаюсь разжигать непослушное пламя. Сухие соломинки, специально припасённые для такого случая, легко вспыхивают, но также быстро сгорают. В конце концов, мне-таки удаётся вызвать дух крошечного огонька, и он нехотя штурмует мёрзлую деревяшку.

Дрова разгораются медленно и неохотно. Хорошо хоть дворцовый печник знал своё дело, иначе вся комната оказалась бы заполнена удушливым дымом. Но всё имеет свой конец. В том числе и попытки добыть огонь Жёлтые язычки пламени торжествующе седлают сдавшиеся поленья, и каминная решётка отбрасывает чёрную тень на пол комнаты.

Я поднимаюсь на ноги и обнаруживаю Олю, стоящую рядом. Она тянется ко мне и обнимает, прижимаясь щекой к моей спине. Так мы и стоим, неизвестно сколько. Долго. Дерево в очаге успевает основательно прогореть и требуется добавить поленья, не дав пламени угаснуть.

— Хорошо, — говорит Оля и трётся носом о меня, — так спокойно и не хочется, чтобы всё это заканчивалось.

— Подожди, — я осторожно освобождаюсь из её объятий и кормлю ненасытное пламя. Потом беру кресло и ставлю его рядом с камином. Похоже, температура хоть и немного, но поднялась: маленький сугроб у окна превратился в крошечную лужицу.

Мы садимся в кресло и прижимаемся друг к другу. Я знаю: Оля любит так делать, и мы можем часами сидеть рядом, глядя на что угодно. Важно лишь ощущение тёплого тела и умиротворение, вызванное этой близостью.

Дрова в камине жизнерадостно потрескивают, пожираемые хищными язычками и весёлые тени пляшут на стенах, напоминая театр теней, в котором мы как-то побывали. Кажется, нас туда затащила Галька, которую всегда тянет сунуть нос в каждую неизвестную щель. Вывеска: «Театр теней, с ужасающими монстрами и соблазнительными картинками непристойного характера» просто не могла оставить её равнодушной.

Означенный театр оказался жалкой комнатушкой, половина которой скрывалась за полупрозрачной ширмой. Зрителей-людей почти не было: трое подростков, длинноволосый дедуган, да парочка, скрывающая под тёмными плащами добротную одежду: невесть откуда взявшиеся в этом районе дворяне. Мы не стали снимать капюшоны, демонстрируя обличье, ибо наша внешность уже успела стать притчей во языцех.

Я бросил пару монет полуслепой старухе, сидящей у входа, и мы отошли в угол, пытаясь не привлекать внимание. Представление, то ли уже началось, то ли вообще не прекращалось. На сером экране ширмы скользили странные картинки, то — чёткие и мелкие, то — крупные и расплывчатые. Иногда они вообще ни на что не походили; иногда начинали напоминать настоящих людей, идущих, дерущихся, занимающихся любовью.

Девчонки увлеклись, а мне очень быстро стало скучно от всего этого однообразия. Я начал было рассматривать парочку дворян, вспоминая, не видел ли их в королевском дворце, но тут Галя ткнула меня локтём под рёбра.

— Смотри! — прошипела она, с каким-то истинно первобытным восторгом.

Это действительно впечатляло: по грязной поверхности ширмы бежала тень льва, точнее — львицы. Она замирала, поднимая голову, потом опускала морду к земле, словно выслеживала добычу, а потом вновь начинала стремительный бег. Само зрелище завораживало, но окончание и вовсе сбило меня с ног. Зверь бежал и вдруг, на бегу, внезапно превратился в силуэт длинноногой девушки с распущенными волосами.

Галя так бешено зааплодировала, что остальные зрители тотчас удивлённо уставились на неё. Один из дворян прищурился, видимо узнал и тут же принялся шептать на ухо другому.

— Это меня показали! — пояснила Галька, — точно, меня.

— Достойная замена телевизору, — проворчал я, пытаясь скрыть замешательство.

— Чему? — девушка изумлённо уставилась на меня, — ты это сейчас о чём?

Мы, с Ольгой, переглянулись. Она явно не шутила. Похоже, пока мы продолжали тащить за собой багаж ненужных воспоминаний, сомневаясь, оставить его или нет, Галя решительно распорядилась старой рухлядью, отправив на помойку.

Галя…

— Мне здесь до смерти надоело! — заявила девушка, яростно пиная ни в чём не повинное кресло, вынудив его жалобно скрипеть, — этот чёртов тёмный пыльный дом! Мне здесь тесно. Хочется чего-то большого просторного шикарного.

— Королевский дворец, например, — подсказала Наташа, даже не улыбнувшись.

Галя, нахмурившись, посмотрела на неё и задумалась. О боги! Она восприняла шутку вполне серьёзно.

— Вообще-то, — заметил я, решив вмешаться, — это — очень даже удобная постройка. Район всё ещё остаётся незаселённым, поэтому мы не слишком привлекаем внимание, кроме того есть возможность незаметно избавляться от мусора. От трупов, например.

— Трупов? Фи! — поморщилась Наташа, рассматривая выпущенный коготь, — тела, мон шер…

— И я бы не называл дом тесным. По сравнению с остальными, это — настоящий стадион.

Галина, обиженно надув губки, смотрела в стену за моей спиной. По всему было видно, все мои слова она старательно игнорирует. Если девушке пришла в голову какая-то фигня — пиши пропало. Остановить её безумства был способен лишь я, но применять ГОЛОС ещё и в таких ситуациях…

Мы располагались в гостиной. Обстановка здесь немного изменилась за те несколько месяцев, которые мы провели в Лисичанске, причём, в лучшую сторону. В основном постарались девочки. Именно они отыскали мебель, больше имеющую право называться таковой, по сравнению с тем уродством, которое присутствовало в доме прежде.

Пять, почти одинаковых, глубоких кресла, три небольших столика, шлифованного дерева, на резных ножках, яркие гобелены, с изображениями фантастических птиц и драконов, и множество кованых канделябров со свечами. Теперь здесь, как бы не возмущалась Галя, было постоянно светло. На досках пола обосновались пушистые ковры, приятно щекотавшие пятки длинным ворсом. В общем, домик стал очень даже уютным, и я никак не мог понять, какого дьявола нужно нашей скандалистке.

— Это она комплексует не из-за дома, — вполголоса пояснила Оля, расположившаяся в кресле рядом со мной, сопроводив фразу лёгким смешком, — сегодня, когда мы прогуливались по центру, какая-то дрянь едва не наехала на нас каретой, а потом ещё осмелилась помянуть быдло, шляющееся где попало.

— Это была карета барона Орляты, — Галя запрыгнула в кресло и охватила ладонями колени, прижав их к груди, — на ней обычно катается его очередная пассия. Тупые шлюхи!

— Иди в любовницы к барону, — хмыкнул Илья, стоявший у камина, спиной ко всем нам, — покатает и тебя.

Галя даже не поняла в чём суть насмешки.

— Я хочу собственную карету! — сверкнула она глазами, — большой дом и кучу слуг. Понятно?

— Ух ты, — Наташа изобразила на себе пышное великолепие в стиле обычного летнего променада у дворца Медведки и медленно прошлась по гостиной, — а теперь выступает пресветлая баронесса Галина и её компаньонки. Слуги — вон! Быдло простолюдное!

— Ну, как-то так, — нет, Галя определённо не воспринимала сарказм, — даже если бы мы решили забрать себе королевский дворец, кто бы смог нас остановить?

— Забавный будет прецедент, — пробормотал Илья и поворошил затухающие угли, — революционная бригада, имени Влада Цепеша экспроприирует дворцы аристократов в свою пользу.

Я уставился на него. Потом медленно перевёл взгляд на приумолкших девушек. А ведь действительно: чего нам бояться? Почему мы продолжаем вести себя так, словно, как прежде, остаёмся людьми, с их огромными слабостями и ничтожными потребностями?

Это — как наш первый выход по наводке Ножика. Мелкий гангстер попросил нас устранить банду Подкидыша — здоровенного головореза, который умудрился переждать Напасть в пригороде Лисичанска. Бандит, одним из первых, вернулся в столицу и тут же потребовал от Ножика убираться прочь, вместе с его молокососами. Силы были явно неравны: полсотни закоренелых убийц, против полутора десятка подростков.

Мы, с Ножиком, сидели полночи, пытаясь определить, как лучше проникнуть в трактир «Под звездой», чтобы нас никто не заметил и не поднял на ноги всю банду. Наташа некоторое время внимательно слушала нас и рассматривала карты, которые мы чертили на стене: я — когтем, а мой подопечный — угольком. Потом девушка снисходительно назвала нас болванами и провела одну жирную линию, прямо в главные двери.

Так мы и поступили.

Я выломал толстенные ворота одним ударом ноги, и мы вошли внутрь, все четверо. Было забавно! Огромные полуобнажённые мужики носились в дымном сумраке, натыкались друг на друга, поднимались, хватались за оружие, некоторые даже пытались сопротивляться.

И сдыхали, один за другим.

Подкидыш забаррикадировался на втором этаже и потребовалось несколько хороших ударов, чтобы переломать все брёвна и доски, закрывающие путь к цели. Галя и Натка слегка повздорили, выясняя, кому именно достанется истошно вопящий великан, с двумя длинными саблями в татуированных руках. Мы, с Ольгой, не вмешивались: мне хватило развлечений и без того, а Оля не очень жаловала подобные аттракционы.

В конце концов, девушки пришли к общему мнению и сообща исполосовали когтями мощного бандита, а потом, истекающего кровью, но ещё живого, выбросили в окно, постаравшись непременно насадить тело на колья ограды.

Галя радовалась, как ребёнок, а Наташа возбуждённо облизывала губы и требовала немедленного секса именно здесь, среди огня, крови и смерти. Это действительно было возбуждающе.

Потом, когда мы вернулись домой и Галя начала, смеясь, рассказывать Илье о наших подвигах, он ужаснулся и назвал нас кровожадными тварями. Наташа, в ответ, спокойно заметила, дескать крови никто не жаждал и вообще, ей не нравится, как это звучит. Дав словесный отпор, она отвесила парню оплеуху, от которой он отлетел к стене.

Это бесполезное морализаторство утомляло не меньше, чем постоянное Пашино нытьё. Тот вечно скулил, что рано или поздно ловчие Церкви доберутся до нас и сожгут. Особенно проникновенно эта песня звучала, когда его заставляли транспортировать опустошённые тела к каналу.

Кажется, я отвлёкся.

— Ты знаешь, — медленно сказал я и переглянулся с Олей, — хоть этот дом и нравится мне, но стоит попробовать нечто большее. Тем более, я просто не могу позволить шлюхам какого-то Орляты безнаказанно обижать моих девочек.

Илья отбросил кочергу и обернулся, уставившись на меня. В его жёлтых глазах, как обычно, горел огонёк голодного возбуждения.

— Ты спятил, — едва ли не испуганно пробормотал он, — однозначно. Как ты себе это представляешь? Одно дело громить бандитские малины и вырезать ночлежки, а совсем другое — потрошить местную знать.

— На вкус все одинаковы, — демонстративно зевнула Наташа и выпустив когти, полюбовалась их блеском, — это они думают, будто у дворян кровь белого цвета, а на самом деле, нет никакой разницы.

— Ловчие, — начал было Илья, сделав пару шагов в нашу сторону, но я лишь махнул рукой.

— Остынь, это на тебя так голод действует. Будешь упорствовать — покормим раньше времени.

Парня просто передёрнуло, а вот Галина сразу же оживилась: она обожала эти процедуры. Обессилевший от голода Илья не мог сопротивляться и девушки легко прижимали его пальцы к жертве, бьющейся в моих объятиях. Кричали оба — и пища, и едок. Сначала. Потом оба умолкали. Великое дело — инстинкты! Именно они вынуждали Илюху питаться, хоть он и пытался, изо всех сил, сопротивляться этому. После каждого сеанса он долго рыдал и просил прощения у человека, которого сам же и отправил в страну вечной охоты.

— Хорошо, молчу, — Илью даже передёрнуло, — но принимать участие в этом не буду.

— Да и на кой нам такой груз? — презрительно фыркнула Наташа, — опять станет рыдать над дохлятиной и просить прощения. Ха! Паша, пусик, иди ко мне. Иди к мамочке, мой бутузик.

Тут она немного преувеличила: за последние месяцы Паша здорово похудел. И дело тут не в питании: Наташа доставала парню всё самое лучшее, из имеющегося. Видимо нервное это дело, жить в доме с пятёркой вампиров, убирать трупы после их трапезы и знать, что твоя бывшая девушка чаще спит с кем-то другим. Трахалась Ната, кстати, чаще всего со мной, очень редко — с Ильёй и уж совсем по большим праздникам, с обросшим рыжей бородой, Пашей. Как ни странно, но чаще всего с ним спала Галя, то ли из жалости, то ли по какой другой причине.

Паша угрюмо приблизился к своей повелительнице, и она позволила ему присесть на подлокотник кресла. Старая одежда на парне успела износиться и теперь он щеголял добротной кожей хорошей выделки, напоминая тщательный косплей Робин Гуда. На шипастом поясе висел широкий нож, вообще то запрещённый простолюдинам, не находящимся на королевской службе. Однако, первый же стражник, попытавшийся арестовать нарушителя, мучительно умер на глазах испуганных товарищей. Ната, похохатывая, открутила придурку голову, пока Галя удерживала дрожащие руки. Паша, после этого, недели полторы опасался даже коснуться своей подружки, пока я не приказал ему перестать валять дурака. Меня он, почему-то, боялся больше, чем всех остальных, вместе взятых.

— Паш, котик, хочешь жить в большом светлом дворце? — Ната запустила пальцы под его куртку, — огромные кровати, везде ковры, хрусталь, слуги, по первому зову, а? И мы все, словно господа…

— Почему же, словно? — Галя сорвалась с места и прошлась колесом по комнате, — когда пойдём?

— Да хоть сейчас, — меня крайне забавляла мысль о веселящемся Орляте, даже не представляющем, как его судьбу может изменить прихоть взбалмошной девицы, — пойдём все. Все, я сказал! Илья, слышал? Я не стану тебя ни к чему принуждать, но присутствовать ты будешь.

— Я понял, — он угрюмо кивнул, бросив на меня недобрый взгляд, — только, на кой хрен тебе это нужно?

— Боюсь, заскучаешь, в одиночестве. Пошли, — сказал я и поднялся.

Никто не возражал. Девочки, хоть и стали излишне самостоятельны и даже крайне самоуверенны (так мне казалось), почти всегда выполняли мои приказы без лишних споров. Если я и применял ту странную интонацию, которая вынуждала их беспрекословно подчиняться, то происходило подобное нечасто.

— Идём, идём, мой бородатый пусик, — Наташа игриво щекотала бороду угрюмого Паши, который вцепился в свой кинжал, будто тот был способен спасти его от неведомой опасности, — сейчас твоя девочка устроит небольшой бада бум!

— Это обязательно? — негромко поинтересовалась Ольга, — до сих пор мы не очень то афишировали своё присутствие. Может стоит оставить всё, как есть?

— Думаю, твои подруги с тобой не согласятся, — на слове: «Подруги» она презрительно фыркнула, — ладно, ладно. Тем не менее, я с ними согласен: пришло время выйти из тени.

— Не боишься?

Я задумался. Боюсь? Последнее время само это понятие, незаметно покинуло сознание, оставив лишь бесконечную эйфорию от собственной силы и неуязвимости. Ольга просто не знала, как часто мы с Галей и Наташей просто, без всякого повода, нападали на стражников, любуясь их бесполезными попытками насадить нас на свои железяки. Зрелище воистину уморительное, поэтому мы совсем не торопились убивать несчастных придурков. Иногда мы их даже отпускали.

Нет, мы не боялись ничего.

— Кого? — спросил я, — Оль, перестань, мы уже давно возвысились над этим стадом, осталось лишь показать баранам, кто мы есть и чего заслуживаем.

Галя, прислушивавшаяся к нашей беседе, показала мне большой палец, а Оля озадаченно нахмурилась. Похоже, у неё возникли определённые возражения, но девушка решила оставить их при себе. Разумно. Почему-то, последнее время, любое противодействие вызывало у меня дикое бешенство и желание немедленно прикончить оппонента.

Мы покинули дом и смрадный ветер поздней весны хлестнул по лицам, взъерошив волосы. Весна в Лисичанске оказалась немного лучше зимы и значительно хуже лета. Когда толстая корка снега и льда начала медленно сползать в канал мириадами грязных ручейков, помимо чахлой травы и раздолбаной мостовой на белый свет появилось и ещё кое-что.

Трупы. Много трупов. Чертовски много мёрзлых мешков с костями, оставшихся незамеченными зимними сборщиками падали. Тепло сменило холод очень быстро, поэтому вонять начало сразу же. Если к омерзительному запаху людей мы уже успели привыкнуть и приспособиться, то этот смрад преследовал нас повсюду. Вроде бы, прошлым летом, так не воняло. Остаётся надеяться.

Мы остановились у канала. Галя с Наташей тут же устроили пикировку, обсуждая, как лучше добираться до места назначения. Если прислушаться к спору, станет ясно: кто и где чаще гуляет. Галина предпочитала аристократический район с ровными ухоженными улочками, красивыми палисадниками и садами, а главное — с патрулями, отлавливающими голодранцев, осмелившихся проникнуть на глаза элите. Наташу же, обычно носило по каким-то тёмным углам, притонам речных пиратов и прочим злачным местам. То ли слабый аромат риска волновал её, то ли просто нравилось ставить на место зарвавшихся мужланов.

— Думаю, пойдём по Галиному маршруту, — сказал я, поразмыслив (Галчонок тут же показала язык оппонентке), — коль мы собираемся вливаться в местную аристократию, ни к чему красться по всяким помойкам.

Пока девочки препирались, Илья и Паша взошли на каменный мостик, переброшенный через канал и теперь рассматривали тёмную воду неспешно несущую всякий мусор: обломки дерева, нечистоты, гнилые листья и трупы животных. Вода канала была зловонной и грязной, точно местные подворотни и горожане не рисковали купаться в её смрадных волнах. Однако рыбу ловили и ели. Думаю, большая часть болезней была связана именно с этим.

— Такое ощущение, — Илья потёр лоб и с тоской взглянул в низкое хмурое небо, — словно всё было по-другому. Никакой грязи, никаких трупов на каждом шагу и люди другие — чистые, светлые…Словно пытаюсь ухватить, а оно ускользает, просачивается через пальцы…

— Не получается, значит? — с угрюмой иронией осведомился Паша и покосился в нашу сторону.

— Иногда получается, — грустно пробормотал Илья, — как будто я в кинотеатре, а там показывают фильм про меня.

— Угу, кинотеатр, — покивал Паша, криво ухмыляясь, — гляди-ка, ещё чего-то помнишь. Я недавно Наташе попытался пересказать одно кино, так она долго морщила лоб, а потом посоветовала меньше в кабаках всякой сивухи глотать.

Забавная беседа. Фильм, кинотеатр — слова показались мне смутно знакомыми, но смысл их был непонятен, хоть я и видел некую связь между ними.

Канал разделял весь Лисичанск, пересекая, как Мокрый район, так и Район Роз. Другое дело, аристократическая часть была ограждена от остального города высокими воротами, тщательно охраняемыми стражей. Воришки, желавшие попасть в закрытую часть, проникали внутрь по воде. Туда же бросали их изуродованные тела, после того, как палачи завершали свой нелёгкий труд.

Но мы же не какие-то отчаянные ребята из подчинения Ножика или его ближайшего конкурента — Святоши. Нам ни к чему прятаться в тени и нырять в зловонную воду.

В ближайших кварталах нас уже успели хорошо запомнить. Кому-то мы были известны, как компаньоны Ножика и некоторые оборванцы, босяцкого вида, при встрече, подмигивали и закладывали кулак правой руки под мышку левой. Большинство видело группу дворян, скрывающихся от гнева Медведки в здешней глуши и торопилось сорвать шляпы с голов. Гале это чрезвычайно нравилось, а Наташу и Ольгу лишь веселило. И наконец, существовала ещё одна группа жителей, которые всерьёз подозревали нас в связи с нечистой силой. Священник местной общины, напрямую звал нас упырями и слугами дьявола, призывая святого орла изгнать демонов обратно в преисподнюю.

Этот святоша, отец Дубосклон, плотный человечек небольшого роста, обычно ходил в окружении оборванных психопатов, заглядывающих ему в рот, в надежде отыскать истину между редких чёрных зубов.

Вот и сейчас, когда мы проходили мимо покосившегося деревянного домика, с облезлым орлом на верхушке гнилой маковки, Дубосклон стоял у дряхлых ворот и угрюмо следил за нашей группой из-под широкополой плоской шляпы. Ходили слухи, дескать попик когда-то принадлежал к ордену Ловчих — охотников за ересью, до сих пор поддерживая связь с настоятелем. Посему нетрудно было предположить, определённые навыки у человечка сохранились и его регулярные появления около нас — результат слежки опытных шпионов. Ну и пусть.

Дубосклон схватил обеими руками священную звезду и выставил её перед собой. Прихожане, обступившие своего гуру, дружно скрестили руки — попытка отогнать нечистую силу. Наташа улыбнулась и помахала им рукой, а Галя приставила пальцы к голове, изображая рожки.

— Ну и зачем вы дразните этих несчастных? — глухо поинтересовался Илья, — допрыгаетесь.

— И как поступит отец Дубосклон? — легкомысленно осведомилась Галя и старательно высунула язык, — наложит на меня проклятие? От его болтовни у меня даже аппетит не пропадает.

Священник сделал знак пастве оставаться на месте и решительно потопал к нам, продолжая выставлять звезду перед собой. Я прикрыл лицо руками и отступил назад, словно защищался от слепящего света. Поддерживая мою игру, девочки принялись щуриться и заслоняться ладонями. Галя жалобно закричала:

— Я таю! Таю…

— О святой отец, — я посмотрел на него сквозь скрещенные пальцы, — ты победил! Мы уходим в преисподнюю, к нашему повелителю…Нет, ну какого хрена, падре? Неужели нам нельзя пройти мимо вашего балагана без всех этих приколов?

Дубосклон опустил звезду и тяжело вздохнул. Слаб человек: глаза святоши то и дело обращались к великолепным формам моих спутниц, едва прикрытых одеждой. Боюсь, сейчас основной проблемой священника была борьба с обильным слюноотделением.

— Не понимаю, — проворчал он, потупив взор, — почему мои запросы остаются без ответа? Настолько явных слуг нечистого мне ещё встречать не приходилось. Ваши деяния…

— Да брось ты, — перебил я его, — наши деяния в подмётки не годятся обычным развлечениям знати. Тем не менее ты и твоя лживая церковь преспокойно закрываете на это глаза, хоть готовы наложить сложнейшую епитимью на бедняка, укравшего краюху хлеба.

— Вы — не бедняки, ворующие пищу! Ваши злодеяния отягощены многочисленными смертями моих верных прихожан. Думаю…

— Думай, — меня разбирал смех и желание выбить дурь из тупого болвана, — думай, насколько человеческая жизнь дешевле того же куска хлеба, а ещё точнее, она вообще не стоит ни гроша.

— Жизнь человека — священна! — провозгласил Дубосклон и подняв взгляд на Галю, тяжело сглотнул.

В этот раз смеялись все, даже Паша. Уж он то отлично знал эту цену, каждую ночь сбрасывая тела в канал. Смех у него был, правда, несколько нервный.

Я наклонился к попятившемуся попу и прошептал ему в ухо:

— Падре, не говорите никому. Это — такая смешная шутка, что я собираюсь сам использовать её.

Видимо, почуяв неладное, паства начала мало-помалу приближаться к нам. Уроды, проклятые уроды! Кожа в оспинах, бельма на глазах, струпья, от незаживающих ран, язвы, отсутствующие куски тела…Люди в Лисичанске и без того не блещут красотой, из-за чего, кстати, у Паши нет отбоя от местных «красоток», но это уж вообще за гранью!

— Пошли, — сказал я, поморщившись, — видеть не могу этот паноптикум.

— Чего? — не поняла Галя и я молча ткнул пальцем в цирк уродцев на марше. Галя и Наташа громко расхохотались, а Ольга укоризненно погрозила мне пальцем. Илья сделал большие глаза и покачал головой.

— Господь покарает вас! — Дубосклон почти кричал, — как только мои слова достигнут его ушей. Или кардинал прислушается к моим посланиям.

Вероятно, звания в церковной иерархии местной церкви звучат по-другому, но встроенный переводчик настаивает на старых значениях. Может оно и к лучшему: хоть какая-то часть прежней рухляди пригодилась в новой жизни.

Все уже ушли, а я задержался, дослушивая возгласы разошедшегося святоши. Потом двумя пальцами приподнял шляпу священника и сочувствующе посмотрел в слезящиеся глаза.

— Никто вас не будет слушать, — сказал я и запустил шляпой в попятившихся людей, — кардинал, как пить дать, считает вас спятившим дурачком. А бог…Ну, нет его! А так, он конечно бы послушал.

Дубосклон оскалился и присел, воздев очи гору. Хм, он действительно ожидает молнии, которая поразит меня? Это же надо, как всё запущено!

— Удачи вам, падре, в вашем нелёгком и бесполезном труде, — пожелал я и похлопал его по небритой щеке, — когда мы будем в королевском дворце, я обязательно замолвлю за вас словечко. Говорят, Медведко обожает смотреть на дурачков.

Посмеиваясь, я пошёл дальше, неторопливо догоняя нашу группу. Очень занятное место этот Лисичанск. Главное, не погружаться в пучину уныния, как мой рефлексирующий товарищ. Если посмотреть по сторонам, можно увидеть массу интересных вещей.

Вот тощая, словно скелет, женщина в коричневом рваном балахоне, яростно лупит нетрезвого муженька, вернувшегося домой. Судя по её истошным воплям, благоверный оставил в кабаке последние деньки. Громко орут дети, цепляясь за одежду матери, вопит избиваемый пьянчуга и весело подбадривает толпа соседей.

Или вот: четыре пьяных стражника, чью профессию можно определить лишь по наличию оружия, пытаются обыскать какого-то оборванца. Один, время от времени, пинает оборвыша в живот, а второй, схватив за волосы, запрокидывает голову. Насколько я знаю этих парней, простым избиением дело не ограничится. Однако, покрытый кровоподтёками и ссадинами, паренёк бормочет магическое словно: «Ножик» и я решаю вмешаться.

— Ты из банды Ножика? — поинтересовался я, игнорируя дышащих омерзительным перегаром здоровяков, — не припомню.

Заплывающий глаз уставился на меня, точно увидел последний проблеск надежды. М-да, по такой физиономии вообще-то сложно кого-то опознать. Стражник, щеголяющий ржавой кирасой, попытался зафиксировать на мне плывущий взгляд. Его соратник тоже заинтересовался новым персонажем. Ещё бы: прежней жертве осталась пара-тройка ударов до полного упокоения, а тут — свеженький, ни разу не бытый!

— Ты идёшь? — окликнула меня Галя, — помочь?

Я махнул рукой: идите, мол. Чего не хватало: просить помощи в такой ерунде!

— Я — новенький, — прошамкал паренёк разбитыми губами, — на прошлой неделе взяли.

А Ножик, гляди, штаты расширяет. Растёт парень, прямо на глазах.

— Чо за образина! — осведомился обладатель кирасы и сделал неуверенный шаг ко мне, — подельник, шоль? А ну, хватай его, робяты!

Я огляделся: свидетелей — пруд пруди. Нехорошо это. А, впрочем, какого хрена.

— Мож он из благородных? — тип, с перебитым носом, проявил зачатки здравомыслия, — зырь, какой чистый, ну прям фон барон какой.

— А хоть из самих герцогьёв! — похоже, шагающий ко мне человек, уже допился до того состояния, когда море можно пересекать вброд, — бей его…

Свидетели начали спешно прятаться в щели. Разумно.

Когда самый активный добрался до меня, я сломал ему ногу и отбросил в сторону. Пусть полежит до лучших времён. Под аккомпанемент хриплого воя, оставшаяся троица набросилась на меня. Тупые олухи даже оружие не удосужились достать! Это оскорбляло. Есть всю эту пьяную нечисть я не стал. Было омерзительно даже касаться вонючих жирных тел, поэтому я очень быстро сломал им шеи. Одному за другим.

Три трупа неподвижно лежали в грязной луже, а я вдруг понял: лучшие времена настали. Склонившись над воющим человеком, я заметил признаки отрезвления на рябой физиономии. Видимо нашёлся весьма эффективный способ срочного выведения алкоголя из человеческого организма. Непременно запатентую. Позже. В широко открытых коровьих глазах плескался страх и ненависть.

— Да кто ты? — прохрипел стражник, но я прижал палец к своим губам, призывая его к молчанию.

— Нехорошо обижать незнакомцев, тем более, таких, как я, — он вытаращил глаза, а я поставил ногу на кирасу, — надеюсь, ты запомнил этот урок?

Он торопливо закивал.

— Молодец. А теперь — забудь, — я нажал ногой, ощущая, как хрустит ржавый металл и грудная клетка.

После этого, вернулся к незадачливому бандиту. Парень не выглядел испуганным, скорее — задумчивым. Глаза на фиолетовой физиономии заплыли, оставив две узкие щелочки.

— Спасибо, — сипло поблагодарил спасённый, — так вы — один из ангелов?

— Кого? — мне хотелось смеяться.

Парень заметно смутился.

— Ангелов-хранителей. Говорят, Ножик заручился подмогой у высших сил, и они прислали ангелов-хранителей. Все такие красивые и чистые, а убить их невозможно. Я и сам сегодня видел, когда меня лупцевали, как вы шли…

— В общем, так, — сказал я, ухмыляясь, — ангелы не всегда могут оказаться рядом, поэтому старайся больше не попадаться. Ножику привет передавай. От Ангела.

Девочек здорово повеселил этот пассаж. Галя тут же изобразила пальцами крылья за спиной Наташи, а та молитвенно сложила руки и склонила голову. В этот момент, платье на ней преобразилось в ослепительно белый балахон. Какая-то старуха, ковылявшая вдоль стены, уставилась на девушку и начла остервенело тереть глаза. Потом скрестила руки и ускорив шаг, нырнула в переулок.

— То — демоны, — проворчал я, — то — ангелы. Пусть уж определятся.

— А тебе то, как больше нравится? — осведомилась Оля.

Я лишь пожал плечами: мне было всё равно.

— Почти пришли, — сообщила Глая, — вон ворота. Там у меня есть один знакомый солдатик…

Определённые вещи не меняются никогда. Галька, как была ветреной девчонкой, с кучей ухажёров, так ей и осталась, даже перестав быть человеком. Однако, прежняя застенчивость (если она вообще была) исчезла и теперь девушка пыталась трахнуть каждого, более или менее симпатичного, самца, в пределах досягаемости. При этом секс, очень часто, совмещался с питанием, и нерадивый любовник рисковал не дожить до завершения акта.

Поначалу, конечно, девчонки осторожничали, опасаясь подхватить какую-нибудь заразу или залететь, ибо с презервативами тут имелась огромная проблема, но позже выяснилось: мы неуязвимы во всех отношениях и тут всё заверте…Единственным ограничивающим фактором оставалась человеческая вонь. Даже самые чистые люди смердели мама не горюй! Однако Галя обнаружила интересный метод, позволяющий временно блокировать обоняние. Этот оказалось очень кстати, ибо я уже успел присмотреть пару-тройку симпатичных самочек, но всякий раз, приблизившись к ним, ощущал приступ дурноты. Теперь же всё изменилось.

Даже Илья несколько раз использовал аборигенок и как мне было известно, парочка молоденьких горожанок буквально сохла за симпатичным упырём.

О Паше мы тоже позаботились, пока его не наградили чем-то экзотическим, те женщины, которые так настойчиво предлагали парню свою близость. Наташа потребовала у Ножика пару девственниц и подарила их Павлу, вызвав у того настоящую оторопь. Тем не менее, ослушаться он побоялся и послушно навещал обоих. Вид у него, при этом, был крайне виноватый. Похоже, его больше расстраивала собственная неверность, чем Наташкин секс на стороне. Человек, одним словом…

Возле невысокой кованой ограды, в тени полуоткрытых деревянных ворот, сидели нищие, в разной степени профессионального разложения и с безнадёжной тоской разглядывали пустые деревянные коробочки. В проёме дверей стоял высокий черноволосый парень, в чистой серой униформе и сосредоточенно бросал камешки в попрошаек. Каждое попадание комментировал его напарник — плотный здоровяк в такой же одежде. Аристократы позаботились, дабы местный гламур коснулся даже охраны, поэтому раскошелились на порядочную форму, чего не позволил себе даже Медведко, из-за чего регулярная армия выглядела намного, намного хуже.

— Привет, Пятачок! — радостно пропищала Галя, приблизившись к воротам, — как делишки, как детишки?

Охранник растерянно выронил неизрасходованные боеприпасы и открыл рот. Нищие заметно оживились и принялись было канючить милостыню, но плотный крепыш строго прикрикнул, пристально наблюдая за нашей группой.

— Пятачок, — Галя обвила парня словно лиана и пощекотала ему подбородок, — мы, с друзьями, немного прогуляемся по вашему розовому цветнику, а ты сделаешь вид, будто никого не видел.

Очумевший от подобного напора, сторож растерянно оглянулся на своего напарника, но тот решительно покачал головой. Будь моя воля, я бы даже разговаривать не стал, однако кое-кто очень хорошо знал ход моих мыслей, и они ему совсем не нравились. Илья пихнул Пашу локтем и яростно зашептал в подставленное ухо.

Тот согласно кивнул и направился к воротам, снимая с пояса небольшой увесистый кожаный мешочек — местный аналог кошелька. За истекшие месяцы, Паша успел немного выучить язык аборигенов, но старался не демонстрировать кошмарный акцент. Поэтому он просто поманил несговорчивого солдата и показал ему горку разнокалиберных кругляков с оскаленной лисицей.

Охранник окинул взглядом добротную кожаную одежду, крепкие сапоги и берет с пером, особенно задержавшись на оружии. Потом ещё раз посмотрел на нас: Наташа послала ему воздушный поцелуй, а я помахал рукой. Горка монет испарилась, как и не бывало.

— Давай, Пятаков, — пробормотал взяточник и демонстративно повернулся спиной к воротам, — я вообще, считай, отлить отошёл.

— У-ух, Пятачок! — Галя чмокнула парня в щёку и тот, словно в трансе, потянул скрипящие створки, освобождая проход, — загляну, на днях, в твою конурку. Смотри, застукаю с какой-нибудь шлюхой — выброшу обоих в окно.

— Вы там того, этого, — проворчал охранник, когда мы проходили мимо, — потише. У барона сегодня приём.

— Это у Орляты? — поинтересовалась Наташа.

Пятаков потерянно переводил взгляд с неё на Ольгу, потом на Галю и обратно. Это бывает. Многим, с непривычки, девочки кажутся одинаковыми, словно близнецы. Да и все три, в одном месте — просто концентрированный удар красоты и цветочного очарования.

— Д-да, — выдавил парень, в конце концов, — будут даже гости из королевской семьи.

Мы переглянулись: такое совпадение! Грех упускать.

— Ну, это мы удачно выбрались, — пробормотала Наташа и кровожадно ухмыльнулась, — есть шанс близко познакомиться с особами королевской крови.

Я хихикнул, и мы глубоко поцеловались под неодобрительным взглядом Паши и недоумевающим — Пятакова.

— Вы это чегой? — потерянно спросил он.

— Всё хорошо, милый, — Галя весело помахала ему рукой, — расслабься. Держи границу на замке.

— Ты совсем сдурел? — спокойно спросил Илья, как только мы удалились от ворот, — вы собираетесь устроить бойню в дому, полном местных аристократов, причём некоторые из них будут королевской крови? Медведко офигеет, от такого прикола.

— И что? — Наташа презрительно зевнула ему в лицо, — чего ты боишься? Илюша, пойми, прошли те времена, когда мы бежали от мерзких жирных уродов с топорами, — они с Галей многозначительно переглянулись, — наступает наш час и теперь люди будут бояться нас! Бояться нас, преклоняться нам и обслуживать нас!

— Как рабы? — он прищурился.

— Нет, не как рабы. Как животные. Животные, которых мы употребляем в пищу.

— И с которыми совокупляетесь? Зоофилия какая-то получается…

— Дурак! — Галя надулась, а Ната только рассмеялась.

— Илюша, милый, всё это — человеческие понятия и предрассудки. Они — это они, а мы — это мы. Оставь человеческую мораль животным.

— К сожалению, не могу, — Илья покачал головой и посмотрел по сторонам, видимо пытаясь отыскать хоть какую-то поддержку. Я широко ухмыльнулся и показал ему неприличный жест, подсмотренный у Ножика. Оля только плечами пожала: она хоть и считала, будто Галю с Натой периодически заносит, но в целом была с ними согласна. Паша охотно поддержал бы моего товарища, но в его помощи никто не нуждался.

— Меня, временами, от тебя просто тошнит, — топнула ногой Галя, — сколько можно страдать всякой хренью! Возьмись за ум, в конце концов! Или мы будем вечность кормить тебя?

— Пошли, — скомандовал я, — философские диспуты станем вести позже. У горящего камина, в мягких креслах, с бокалом вкусного…Человека.

Все три девчонки расхохотались, и я заработал сразу три поцелуя. Тем временем, мы успели миновать своеобразную буферную зону, где располагались домики обслуги: небольшие аккуратные здания, не чета полуразрушенным халупам Приканалья. Я бывал здесь, но не так часто, как Галя, поэтому девушка решительно шагала впереди, указывая дорогу.

К домам слуг примыкали подворья мелких дворян и их участки казались столь же незначительными, как и статус владельцев: двух и одноэтажные домики, небольших размеров. Некоторые проигрывали даже тому, где проживали мы. Другое дело, здешний район был намного престижнее, чем грязное Приканалье.

По чистым просторным улицам неторопливо шагали люди в пёстрых и пышных, точно декоративные цветы, костюмах. Дамы горделиво носили на головах психоделические конструкции, напоминающие те, которые мы некогда обнаружили в шкафу нашей спальной, а их кавалеры щеголяли коническими беретами, с кисточкой на верхушке. Похоже, чем пышнее и выше был головной убор, тем больший ранг был у его обладателя. Это к тому, что владельцы самых огромных катили в открытых колясках, влекомых гладкошерстными скакунами каурой масти.

Дабы не выделяться на фоне остальных, мы соорудили похожие костюмы. Естественно, без купюр не обошлось. Декольте наших дам обнажало гораздо больше, нежели скрывало, а пышные юбки обнаружили неожиданную тенденцию становиться полупрозрачными. Я выбрал костюм, который местные дворяне одевали на охоту, отлично понимая, какой подтекст вкладываю.

Впрочем, на это мало кто обращал внимание: всё оно, без остатка, принадлежало девочкам. При их ослепительной красоте, столь провоцирующая одежда, вынуждала каждого встреченного самца истекать потоками слюны. Некоторые даже тормозили коляски, едва не выпадая наружу. Дамы тоже жадно пожирали глазами моих спутниц, но явно с другими мыслями.

— Похоже, вы стали законодателями новой моды, — сказал я и послал воздушный поцелуй зардевшейся девице, скучавшей на лавочке рядом с пухлощёким парнем.

— То ли ещё будет, когда мы въедем в королевский дворец, — заметила Галя, игнорируя настойчивое подмигивание бравого усача, — я ещё им всем покажу, что такое мини!

— Для начала, им необходимо показать, как заниматься интимной гигиеной, — фыркнула Наташа и скромно похлопала ресницами в ответ на глубокий поклон рослого офицера, — и носить нижнее бельё. А не то из-под мини такое увидишь…

Мы громко расхохотались. Девушки, при этом, прикрывались пёстрыми веерами (когда только успели соорудить?). А вот уже это сразило дворянок наповал. Многие, забыв про приличия, тыкали пальцами в удивительный девайс и оживлённо шептали в уши своим кавалерам.

— Янки при дворе короля Медведко, — вздохнул Илья, — паровозы строить будем?

— Нет, Илюха, — я похлопал его по плечу и поправил кортик, висящий на поясе, — будем развлекаться: танцевать, трахаться и…

— И охотиться! — хором закончили хихикающие девочки.

Тем временем аристократическая нищета закончилась и бульвар, по которому мы шагали, заметно раздался вширь. Ограды стали намного выше и крашеные металлические прутья теперь перемежались скульптурными группами, напоминающими те, которые мы наблюдали на Проклятом Погосте.

По другую сторону вычурных решёток росли деревья и кусты — непозволительная роскошь для бедных районов. Однако поторопить процесс цветения не способен даже приказ самого короля, поэтому растения нахально щеголяли голыми ветками среди едва проклюнувшейся травы. Чуть дальше просматривались дворцы баронов и князей, покамест ещё не скрытые густой листвой. Денег на постройки потратили, по всей видимости, целую прорву, а вот порядочных архитекторов, похоже, не завезли.

Наташа и Оля презрительно отзывались о колоннах, атлантах и кариатидах, украшавших огромные здания. С их слов, архитектурные излишества, таковыми и являлись. Ко всему прочему, даже я заметил, как недавний кризис коснулся богатейших людей Лисичанска: большинство построек требовали срочного ремонта. Те, кому удалось сберечь деньги во время последней войны и последующей Напасти, сумели подлатать осыпающиеся стены, а вот дворцы не столь удачливых аристократов выглядели воистину устрашающе.

— Вон тот, дворец барона, — сообщила Галя, жизнерадостно тыкая пальцем в белую постройку о трёх этажах, — там ещё целая куча карет у входа.

Ну да, по слухам, барон Орлята приходился каким-то дальним родственником самому императору Орляну. То, что император, за какую-то провинность, вышвырнул нерадивого родственника во владения Медведки, не мешало, время от времени, отсылать денежную помощь проштрафившемуся родичу. К чему это я? Всё очень просто: дворец барона выглядел намного пристойнее остальных построек.

От широких ворот, где я насчитал не менее тридцати шикарных экипажей, шла широкая аллея, усаженная стройными вечнозелёными деревьями. Аккуратно стриженые кусты вокруг изящных ажурных беседок и огромный фонтан перед входом в особняк могли усладить взгляд даже искушённого зрителя. В отличии от большинства, управляющий барона сумел отыскать порядочного архитектора, и постройка вышла на славу: ослепительно белое здание, со множеством широких окон, просторных балконов и небольших мансард. На плоской крыше я разглядел нечто, весьма напоминающее зимний сад.

— Мне здесь нравится, — сообщила Галя и безапелляционно добавила, — пожалуй, я согласна здесь жить.

— Хм, — задумчиво протянул я, разглядывая четырёх привратников в пышных костюмах. Двое стояли снаружи, а двое — внутри, но выглядели все абсолютно одинаково: высокие, широкоплечие, с бочкообразной грудью и короткими русыми волосами, — просто наваждение какое-то…

— Ты это о чём? — нехотя поинтересовался Илья и вдруг оживился, — кого только не увидишь на Бульваре Роз! Это же — Драненький.

— Точно, — согласился я, — в том то всё и дело. Какого чёрта здесь делает правая рука Ножика?

Тот, кого мы обсуждали, подобно другим стражам, выпячивал грудь в малиновом мундире, сжимая в правой руке древко длинного позолоченного копья. То ли он услышал знакомые голоса, то ли сработало воровское чутьё, но Драный скосил глаза, которые тотчас полезли на лоб. Он то нас очень хорошо знал: как выглядим, чем занимаемся и на что способны. На рябом лице отразилось смятение.

— Привет, Драненький, — поприветствовала его Галя, щёлкнув по носу, — как поживаешь?

Казалось, будто парень язык проглотил. Однако наше появление не осталось без внимания: из какой-то крошечной постройки, чуть крупнее собачьей конуры, вынырнул коротышка в одежде, казалось, состоящей из одних кружев. Даже пирамида на его голове, и та была вся в рюшках. В кукольных ручках недоразумение сжимало лист плотной бумаги, свёрнутый в рулон.

Человечек бегло ощупал нас цепким взглядом, и его физиономия отразила недоумение: похоже, он не мог сообразить, кто пожаловал на вечеринку. Однако ощущался значительный опыт по встрече сомнительных гостей. По крайней мере, главного он выбрал безошибочно, направившись прямиком ко мне.

— Прошу прощения, благородный, э-э, господин, — он развернул лист и в крошечных пальчиках блеснуло золочёное перо, — не сочтите за дерзость, если я попрошу представиться вас и представить ваших спутников. Боюсь, его сиятельство готов принять сегодня лишь заранее приглашённых, а они уже прибыли все. Возможно, в другой…

— Надоел, — Галя взяла его за горло и улыбаясь, выпила до дна, — никакого другого раза!

Со стороны это выглядело следующим образом: благородная дама поправила коротышке воротник, а тот вдруг оступился и выронив перо с бумагой, растянулся у ворот. Видимо перебрал. Дырявый беззвучно выругался и побледнел. Кто-то из слуг, общавшихся у хозяйских карет, ткнул пальцем в лежащего малыша, и все принялись хохотать.

Стражник, стоявший в паре с нашим знакомым, поправил золотистый шлем и выпучив глаза, сделал шаг вперёд, рассматривая неподвижное тело. Потом поднял взгляд на Галю. Та послала ему воздушный поцелуй, но её мордашка в этот момент выражала лишь жажду охоты, а глаза полыхали жёлтым пламенем. Человек побелел, словно мел и попятился, едва не споткнувшись о древко собственного копья. Рука в бархатной перчатке потянулась к изящному костяному свистку.

— Всё можно сделать по-хорошему, — спокойно сказала Наташа и сорвала свисток с шеи охранника, — или по-плохому. Меня устраивают оба варианта. Мы пройдём?

— Колчан, пущай проходят, — глухо бросил Драный, положив руку на плечо напарника, — нам их не стопорнуть, поверь, — он отчаянно оскалился, повернувшись ко мне, — я отворяю, не чепайте его!

— Правильный выбор, — одобрила Галя и потрепала по щеке дёрнувшегося человека, — не дёргайся, киса, я пока не голодна. Ха!

Драный, дрожащими руками, вставил ключ в массивный замок, больше напоминающий скворечник и торопливо потянул створку на себя. Те охранники, которые были внутри, выглядели несколько озадаченными, но не стали препятствовать нашей группе. Никто даже вопросов не задал: правильное воспитание — это сила.

Я остановился, пропуская товарищей вперёд и поманил нашего невольного помощника. Тот был темнее тучи, но послушно приблизился.

— Какого чёрта ты здесь делаешь? — осведомился я, — только не заливай, будто решил выйти из банды, я в это никогда не поверю.

Драный покосился на своих коллег и склонившись к моему уху, торопливо зашептал, обдавая меня волнами зловония:

— Ножик порешал, типа ему нужон кой кто у богатеев. Ну там, мал чо…Ну, нам прошлый недельник получилось заломать дурня одного, с документой. Рекомендаций, типа того. Типа из городской стражи. Дурня мы в расход, а Ножик гля и грит: Ты ж одна морда с ним! Бери, грит, Драный, этот рекомендаций и вали к барону. А тут вы…

— Не боись, Драненький, — я похлопал его по плечу и осклабился, — теперь всё будет по-другому. Забудь про барона, как про дурной сон. Видел этих очаровательных мамзелей? Теперь они — твои хозяева, а Ножику передай: мне очень срочно нужно с ним переговорить. Понял? Да и ещё одно, своим объясни: скоро в доме начнут громко орать и просить помощи. Хотите жить — оставайтесь на местах, несите службу.

Драный посерел и судорожно кивнул. Похлопав секретного агента по плечу, я подмигнул его напарнику и взяв Галю с Наташей за талии, неторопливо пошёл в сторону входа. У дверей два лакея в ярко синих ливреях старательно изображали декор, внимательно изучая параллельные пространства. Однако, стоило нам приблизиться и тяжёлая деревянная дверь, украшенная металлическим щитом, с гербом барона, тут же распахнулась. Слуги, выполнив работу, согнулись в подобострастном поклоне, продолжая делать вид, будто кроме них здесь никого нет. Класс! Обязательно оставлю этих послушных болванчиков.

— Ух ты! — Галя потрогала лакея пальцем и прикусила губку, — а они вообще, живые? Так прикольно, раз, раз…

— Идём, уже, — Наташе явно не терпелось начать веселье, — потом поиграешься.

Ещё парочка безмолвных привратников встретила нас у входа в холл — круглый зальчик, с широкой лестницей на второй этаж. Ковры, высокие стулья у стен и повсюду тяжёлые портьеры с гербом. О, как мы себя любим: огромный портрет над лестницей изображал надутого важностью индюка. Профессиональный художник изо всех сил старался облагородить уродливую физиономию, убрав угри, прыщи и родинки. Не вышло: урод — он урод и есть.

Вдоль малиновой дорожки замерли в молчаливой неподвижности два ряда синих лакеев, изображающих букву г. Интересно, сколько они смогут простоять в такой позе? Проверить? Чёрт с ними, пойдём навстречу усиливающимся звукам тягучей мелодии.

— А это что ещё за хрен? — проворчал Илья.

Хреном оказался высокий стройный парень в пышной одежде, похожей на одеяние покойного коротышки. Лицо человека отражало недоумение, но он пытался его скрыть за приветливой улыбкой.

— Видимо нас забыли предупредить об изменениях в расписании, — он почтительно склонил голову, — приношу глубочайшие извинения. Разрешите приветствовать вас и проводить к месту проведения торжеств. Как прикажете представить?

— Никак, — он оторопело уставился на меня, — мы сами представимся. Думаю, барон просто обезумеет от радости, когда увидит нас. Это именно то, чего он ожидал всю свою жизнь.

Парень обозначил пожатие плечами, но спорить не стал: нос у него не дорос возражать благородным.

Я поманил Пашу, и парень послушно приблизился, старательно скрывая страх. Такое ощущение, будто он постоянно опасался неожиданного удара или чего похуже. Когда его, как-то раз, случайно разбудили ночью, Павел вопил от ужаса, пока ему не надавали оплеух.

— Паша, — очень тихо сказал я, — отправляйся-ка ты наружу и постой там, с дрессированными человечками. Когда остальные полотёры начнут ломиться наружу, подрежь парочку, пусть успокоятся и сидят молча. Не хочешь — не убивай, дело твоё, но если кто-то сумеет выбраться, я буду очень расстроен. Усёк?

Он кивнул и не говоря ни слова, отправился к выходу. Кажется, парень испустил вздох облегчения. Ну да, ему не слишком нравилось лицезреть бывшую девушку, полосующую когтями очередную жертву. Уж лучше пустить кровь барану в синей униформе. Тем более, дело для Паши уже привычное.

Наташа позаботилась о своём подопечном, подготовив его к местным реалиям. Подготовка выглядела следующим образом: девушка вела парня в какой-нибудь кабак и провоцировала ссору, после чего ускользала в сторону. Нрав у местных был весьма простой, посему на белый свет тотчас появлялось нечто, колюще-режущее, категорически запрещённое королевским указом. Первый раз Ната позволила противнику Паши рассечь грудь парня, дабы тот понял, насколько это неприятно. Боль — лучший стимул. В следующей потасовке Пашунтий орудовал ножом намного активнее, от страха отправив оппонента на небеса. Насколько мне было известно, количество жмуриков ещё не перевалило за десяток, но, в случае чего, Павел сумел бы постоять за себя.

— Ваш спутник? — осведомился парень, встретивший нас.

— Слуга, — пояснила Ната, легкомысленно помахивая веером, — но очень близкий. Сами понимаете, как трудно удержаться и не завести себе любимчика.

Она прикрылась веером и стрельнула хитрым глазом в распорядителя.

— Довольно разговоров, — не вечность же стоять около этой лестницы, — дамам не терпится поучаствовать в общем веселье. Внести, так сказать, посильную лепту.

Илья неопределённо хрюкнул, а Галя звонко рассмеялась.

— Да, да, прошу прощения. Я, видимо, настолько очарован великолепием гостей, что совершенно позабыл о своих обязанностях. Надеюсь, его сиятельство, не будет информирован об этом упущении. Постараюсь не допускать впредь подобных ошибок. Готов загладить вину всеми возможными способами.

Наташа, прищурившись, оценила стройную фигуру, гладкое лицо и переглянулась с Галей, плотоядно облизнувшись. Затейницы.

— Загладишь, позже, — промурлыкала Наташа и подтолкнула парня, хлопнув его веером по ягодицам, — обожаю таких должников.

Плотные мягкие ковры скрывали звук шагов и мы, почти беззвучно, всплыли на второй этаж особняка. Просторный проход с массивными колоннами цвета небесной сини, вёл прямиком к огромным дверям, откуда собственно и доносилась музыка. Между колонн прятались мягкие диваны, захваченные воинством пушистых подушек и небольшие изящные столики, охраняемые лакеями. Никого из гостей я не увидел: значит празднество жизни находилось в своей начальной стадии, когда ещё никто не желает отдохнуть и освежиться. Тем лучше.

Наш провожатый, несколько осмелев от напористого внимания девушек, объяснил причину гуляний. Оказывается, Орлята получил очередное вливание от щедрого родственника и закончил ремонт бального зала. Естественно — это требовалось отметить с шиком и блеском. Пригласили всю верхушку местного дворянства и лишь королевское семейство прислало какого-то троюродного брата принца. Всё ещё не могут простить барону нечто, известное лишь им.

Растекаясь по древу, парень пару раз попытался осторожно выяснить, какое собственно семейство представляем мы. Естественно, у него ни черта не получилось. Ольга шепнула на ухо, дескать кое кого, из персонала, можно бы и оставить, после чего выразительно стрельнула глазами в проводника. Ничего против не имею: парень умный, такой может пригодиться не только для девичьих утех.

Один Илья не принимал участия в общей беседе, изучая огромные полотна, висящие на стенах. Скукотища. Портреты, портреты, портреты…Ни одного батального или хотя бы пейзажа. Какой интерес разглядывать нарисованную женщину, если есть возможность прикоснуться к ней вживую? Обязательно прикажу выбросить эту дрянь.

Двери, почти беззвучно, поползли в стороны и музыка, выпрыгнув наружу, тотчас окутала нас плотной пеленой. Музыкальные инструменты здесь не очень отличались он наших, поэтому переводчик, не мудрствуя лукаво, окрестил их скрипками, флейтами, клавесинами и так далее. Как ни странно, но я открыл у себя способность к игре практически на всём, что представлял местный музыкальный паноптикум. Девчонкам очень нравилось, когда вечером, после еды, я играл им на восьмиструнной гитаре, напевая какую-нибудь вещь, собственного сочинения.

На Ольгу, в такие моменты, нападал романтический настрой, и она прижималась ко мне, мурлыча нечто мило-неразборчивое. Галя, выслушав пяток баллад, возбуждалась и начинала искать партнёра для сексуальных утех. Наташа же, терпеливо вымолчав всю программу, обязательно изрекала нечто мудрое и не до конца понятное.

Итак, огромный зал, высокий купол которого украшен искусной лепкой, изображающей рай в местном его понимании: пушистые облачка, диск светила и множество разнокалиберных птичек. И повсюду — летящие, пикирующие и сидящие на тучках, ангелочки. От их приторных физиономий начинало воротить почти мгновенно, а пухлые тела вызывали патологическое отвращение.

Мебели здесь почти не было, только кресло самого барона, на возвышении в дальнем конце бального зала. Поговаривали, будто дизайн помещения вообще и тронного кресла, в частности, архитектор скопировал, взяв за основу апартаменты императора Орляна. Не был — не знаю.

За небольшой решетчатой оградой, испускал звуки оркестр о паре десятков голов — вполне достойное количество неплохих профессионалов. Плюс десяток монахинь, слаженно воющих неразборчивую лабуду — так здесь принято. Кстати, оркестром и хором управлял тоже монах. Все вещи, связанные с искусством, здесь подмяла под себя церковь, дабы не.

Остальное пространство занимали кружащиеся пары: мужчины в обтягивающих камзолах и пышных, гм, шароварах? Дамы напоминали бокалы, ножкой вверх, но тенденция к увеличению декольте мне понравилась. Ну и головные уборы, куда же без этих изделий безумного шляпника, изображающих всё на свете: от карет, до кораблей, под всеми парусами.

Однако мой взгляд задержался не на этом аристократическом паноптикуме, а на человеке, скучающем в стороне от общего веселья. Тёмный костюм напоминал френч, застёгнутый на два ряда золотых пуговиц, а головной убор отсутствовал вовсе. Бледное, гладко выбритое лицо носило следы царственной усталости, а два мордоворота, за спиной, как бы намекали на высокий статус охраняемого. Похоже, именно тот троюродный брат. Хм, а мне нравится его стиль.

— Ольга, Илья, — тихо сказал я, — останьтесь у двери. Когда начнётся заварушка никого не выпускайте.

— Ха! — Илья криво ухмыльнулся, но послушно привалился к стене у входа, — убивать никого не буду.

— Олечка, — я поцеловал её в щёчку, — будь хорошей девочкой.

— Конечно, милый, — она чмокнула меня в губы, — всё сделаю, можешь не волноваться.

Наш провожатый уже успел отыскать кавалеров для Гали с Наташей и теперь вопросительно смотрел на нас.

— Пошли, пошли, — я кивнул ему, — оставим эту парочку. У них есть важная тема, для обсуждения. Видишь ли — это долгая и печальная история о разбитом сердце. Когда-то они были весьма близки, но один мерзавец сумел разрушить сей достойный союз.

Оля беззвучно смеялась, а Илья, отвернувшись, издал то ли всхлип, то ли смешок. Парень, выкатив глаза, посмотрел на странную парочку, потом на меня, но приняв сказанное за шутку, покачал головой.

Возникла небольшая проблемка: когда меня представили рыжеволосой пухлощёкой виконтессе, желание танцевать нового гостя настойчиво высказали ещё две дворянки. Ничего удивительного: помимо того, что я красив и приятно пахну, имеется один крошечный секрет. Совсем недавно я обнаружил странную штуку: если в присутствии человеческой самки, особым образом пустить рассеянный заряд энергии, как бы в никуда, то женщина тотчас возжелает близости. Чем мощнее импульс — тем сильнее желание. Впрочем, сейчас я не особо напрягался.

Выбрав высокую блондинку с огромным бюстом, я оставил прочих соискательниц выяснять отношения между собой. Кажется, они собирались драть волосы друг другу.

— Моё имя — Милята, — любезно сообщила новая знакомая, прижимаясь ко мне своими достоинствами, — баронесса Шумейска. Должна признать, я совершенно не понимаю, каким образом столь эффектный мужчина сумел избежать моего внимания. Это весьма досадный промах, ибо мне казалось, что я знаю всех красавцев Света. Можно ли узнать имя прекрасного незнакомца?

— Прекрасный незнакомец желал бы сохранить инкогнито, — сообщил я и осторожно укусил женщину за мочку уха, — некоторое время. Баронесса свободна сегодняшним вечером? Думаю, мы могли познакомиться поближе, устранив досадные пробелы в ваших познаниях.

Как для человека, она была ничего себе, а запах исходящий от тела, я блокировал. Милята запрокинула голову, игриво стрельнув в меня зелёным глазом и лукаво усмехнулась:

— К сожалению, барон сегодняшним вечером никуда не собирался, но завтрашним утром я потребую свежей дичи, и он уедет на охоту. Это — сутки, не меньше и времени, для знакомства будет хоть отбавляй. В нашем особняке имеется потайная дверь, через которую служанка проведёт прекрасного инкогнито внутрь. Сейчас я объясню…

— Вот эта сучка!

Оглушительный Галин взвизг перекрыл все остальные звуки и даже оркестр умолк, потрясённый этим акустическим ударом. Пары остановили движение и центр зала начал быстро пустеть, когда танцующие подались к стенам. Немудрено.

Галя выволокла за волосы блондинку в пышном бело-розовом платье и швырнула на пол. Моя девочка отбросила все местные условности, оставшись в мини-юбке, короткой куртке и полусапожках на высоком каблуке. Кажется, большинство присутствующих оказалось шокировано не самим инцидентом, а внешним видом Галины.

— Никто не смеет называть меня быдлом! — каждое слово сопровождалось ударом курчавой головы о паркет, — никто не смеет давить меня каретой! Поняла, стерва?

— Что тут происходит? — взбешённый барон попытался ухватить разгорячённую Галю за плечо. Лучше бы он оставался простым зрителем.

— Сюрприз! — Наташа взяла голову нахала и развернула её на сто восемьдесят градусов, — ку-ку!

Рослый усатый мужчина, в чём-то, напоминающем мундир, протянул огромную ладонь, словно намеревался ухватить девушку за грудь и Ната, с мелодичным смехом, ткнула его пальцем в лоб. Едва заметный сполох и наглец распростёрся рядом с хозяином особняка.

Люди — интересные существа. Только — глупые. Потребовалось убить второго, для начала паники, словно гибели Орляты недоставало, для полного хаоса.

Моя партнёрша, у которой глаза увеличились ровно вдвое, начала вопить. Пришлось дать ей оплеуху.

— Заткнись, дура! — рявкнул я, — хочешь жить — стань к стене и жди, пока всё закончится. Я всё ещё хочу с тобой переспать, только это тебя и спасает.

Остальным повезло гораздо меньше.

Как-то Ната открыла забавный приём поглощения энергии: в одно касание. Подпитки почти не было, но человек во мгновение ока опустошался и умирал. Куда исчезало остальное, мы так и не разобрались. Для полноценного питания такая методика не годилась, а вот для развлечения в орущей толпе — самое то.

Пока Галя продолжала теребить обидчицу, а я прятал баронессу в небольшой нише, Наташа спокойно бродила между вопящими аристократами, время от времени касаясь кого-нибудь. Падающее тело и новый взрыв истерических воплей. Кажется, у некоторых оказались стилеты, но герои издохли самыми первыми.

Настоящее безумие происходило у дверей. Потребовалось больше десятка трупов, прежде чем дворяне сообразили: здесь выхода нет. Как обычно, испуганное стадо рвануло обратно, окружив осиротевшее кресло. Кто-то попытался вскарабкаться по портьерам и выбраться в окно, но Галя, завершив развлекаться с обидчицей, неспешно сбросила озорников вниз.

Итак, что мы имели? Огромную толпу визжащих дворян, обоего пола, оркестрантов, прячущихся под лавками, три десятка неподвижных тел на блестящем паркете и…Вот это любопытно. Троюродный брат принца продолжал оставаться на месте и лишь выражение царственной усталости сменилось глубокой задумчивостью. Ах да, мордовороты пытались закрыть хозяина телами, выставив перед собой длинные кинжалы. Как дети, честное слово!

Кто-то осторожно коснулся моего плеча. А, баронесса, чуть не забыл.

— Вы меня не убьёте? — жалобно спросила она и шлёпнулась на колени, сминая роскошную юбку, — умоляю…

— Наташа! — крикнул я, заставив вопли поутихнуть, — эту — не трогать. Моё!

Галя расхохоталась, сбрасывая очередного беглеца, а Натка только плечами пожала. Девушка оказалась занята очень важным делом: отбирала парней посимпатичнее и отделяла их от остального стада. Стоило одному возмутиться, дескать он представитель какого-то там древнего рода Волкунских и его тело тотчас упокоилось на полу. Больше возражений не возникало. Подумать только: сценарий один к одному повторял произошедшее в ночлежке, даром что декорации и костюмы значительно улучшились. А ещё кичатся какой-то белой кровью! Тьфу! Все люди — одинаковы.

Ольга послала мне воздушный поцелуй, после чего игриво потрепала Илюху за мочку уха. Тот никак не отреагировал, тупо разглядывая холмик из тел у своих ног. Оля действовала без энтузиазма, присущего остальным девицам, но мои просьбы выполняла в точности.

Тела, распростёртые на полу, в самых живописных позах, казались спящими. Впрочем, имелось одно исключение: девица, насолившая Гале. На ту, без слёз, смотреть оказалось невозможно. Не стоило ей распускать язык. В общем — поделом.

Давно я уже так не вдохновлялся охотничьим проделками девушек, но сейчас, ступая между неподвижных тел, ощутил желание выпустить наружу нечто, притаившееся внутри. По ощущениям, словно снежинки падали в непроглядный мрак.

Земля приходит навсегда, в наш одинокий дом.

А я задумаюсь тогда: зачем мы все умрём?

Зачем умрём и ляжем в снег, смотреть чудные сны?

А может, это — лишь побег, от золотой весны…

Побег, сквозь лёд; побег сквозь тьму, тоску и тишину.

Там нет пути, бездонен мрак и нет конца ему.

Ну что ж, приветствуйте зиму, и тьму, и смерть, и снег!

И я так, так рад тому, что кончен этот бег.

— Впечатляет, — сказал родственник принца, когда я остановился перед его телохранителями, — это, я так понимаю, обозначает презрение к бойне, которую устроили ваши две дьяволицы?

— Тс — с, — я прижал палец к губам и опасливо обернулся, — если девочки услышат, как вы их назвали, то даже я уже ничем не смогу помочь. И — нет. Просто у меня очень хорошее настроение.

Один из амбалов: звероподобное существо, истекающее зловонным потом, тяжело сглотнул и дёрнул рукой, словно собирался ткнуть в меня кинжалом.

— Чамп, — одёрнул его хозяин, — не занимайся глупостями. Я так понимаю, оружие применять бесполезно?

— И даже — вредно, — я поднял палец вверх и оба громилы послушно уставились в потолок, — ведь это может меня рассердить. А в вашем положении крайне не рекомендуется злить того, от кого зависит жизнь.

— Я так понимаю, — парень прищурился, — вы не планируете истреблять всех присутствующих, до единого?

— В общем то, нет, — я указал пальцем, — это — Наташа; она отбирает себе любовников и, естественно, оставит всех живыми. Пока…Это — Галя; её больше интересует особняк покойного, в качестве жилища, удовлетворяющего её амбициям. А вот это — Илья и Оля, они тут, вообще, за компанию. Не демоны же мы, в самом деле, которые отправляют всех людишек в преисподнюю. Так, поразвлечься…

Мой собеседник задумался, почёсывая подбородок. Телохранители нервно переминались с ноги на ногу, обливались потом и не знали, куда им деть оружие. Пока продолжалась эта немая сцена, кто-то положил подбородок на моё плечо. Я неплохо различал девушек по запаху, а этот так не перепутал бы ни с каким другим: сандал и ландыш.

— Что дальше? — поинтересовалась Оля и обняла меня, — я не склонна к такому необузданному насилию, как Ната, но должна признать: в чем-то она права. Не желаешь поискать свободную кровать? Думаю, у барона обязательно сыщется отличная спальная. Или ты собираешься трахнуть ту самку?

— Не сейчас, — я поцеловал гладкую холодную щёку, — пойди, поразведай. Можешь прихватить с собой Илью — разомнёшься, в ожидании.

— Да ты шутишь? — она чмокнула меня в затылок и отошла, тихо смеясь, — он, сейчас, в полном ступоре. Не заставляй меня ждать — исцарапаю.

Брат принца проводил девушку соловым взглядом и вернулся в реальную жизнь.

— Я так понимаю, на телах не остаётся видимых следов насилия? — пробормотал он, постукивая пальцами по подбородку, — такое ощущение, будто они скончались естественным образом. И если человек будет спать, когда вы его…Хм.

— Нужна помощь? — осведомился я, — легко. Небольшой обмен, бартер, так сказать. Этот дом, с настоящего времени, принадлежит нам, однако хотелось бы, чтобы произошло вселение на законных основаниях. В общем, весь пакет документов, плюс дворянские титулы, они тоже не помешают. Не затруднит?

Он покосился на меня и едва слышно хмыкнул.

— Руководителя Тайной Канцелярии? Нисколько. Кстати, думаю, пришло время представиться и решить, как будем поступать дальше. Моё имя: Симон, граф Кларентийский.

Я рассеянно улыбнулся, в ответ, и мой новый знакомый понятливо кивнул головой.

— Всё ясно, — он деловито щёлкнул пальцами, — итак, как мне кажется, имело место дерзкое нападение банды из Приканалья. Скажем, — он задумался и прищурил правый глаз, — группировка Щербатого Базила проникла на приём и устроила ужасную бойню.

— Но законопослушный горожанин Ножик известил графа, — подхватил я, — и лишь благодаря этому люди Тайной Канцелярии успели спасти хотя бы часть гостей.

— Ножик? — Симон непонимающе сморщил нос и вдруг просиял, — Подкидыш…Теперь всё ясно. Хорошо, законопослушный горожанин Ножик будет отмечен и представлен к награде. Остаётся определить, кто именно из гостей барона уцелел в этой кошмарной резне. Вы позволите моему помощнику привести специалистов, необходимых для решения этой непростой задачи?

— Галя, — позвал я и девушка немедленно явилась, демонстрируя обнажённые ноги и огромный бюст в треугольном вырезе короткой куртки. Графа, кажется, слегка закоротило, — милая, проведи вот этого зверюгу к воротам и прикажи Драненькому пустить всех, кто вернётся с бугаем. Угу?

— Угу, — она прищурилась и приблизилась к остолбеневшему Симону, — а кто это у нас такой напряжённый? Такой пусик…

— Галя, — терпеливо сказал я, — развлечения потом. У нас есть дела, не терпящие проволочек.

— Уже лечу, — она чмокнула меня в щёку и взъерошив графу волосы, ускользнула к дверям, подталкивая неуклюжего голема.

— Граф, — окликнул я, — с вами всё в порядке?

— А? — он словно вынырнул из-под воды и ошарашенно хлопал веками, — она — настоящий ангел! Такая...

— Ну вот, — укоризненно сказал я, — а вы её дьяволицей обозвали. Очаровательная девушка, с небольшими странностями, а у кого их нет? Не каждый же день она чудит, как сегодня. Да и то: любовница барона сама была виновата, а ему и вовсе не стоило участвовать в перепалке двух женщин. Вы согласны?

— Да, да, вы абсолютно правы, — Симон, не отрываясь, смотрел вслед Гале, и девушка не обманула его ожиданий, послав воздушный поцелуй, — а, как бы я мог поближе познакомиться с…Галя, так ведь зовут вашу, э-э…

— Да, мою. А свести близкое знакомство очень легко, если только вы ей понравитесь. Только рекомендую, ничем её не раздражать. Потом она, может быть, пожалеет о вашей загубленной жизни, но вам это уже не поможет. Кстати, о загубленных жизнях: не пора ли нам отделить зёрна от плевел? — видя, как собеседник начал теряться в догадках, я пояснил, — вы говорили: необходимо решить, кто именно уцелел, из присутствующих гостей, во время налёта.

— Да, думаю вы абсолютно правы, — Симон поднял вверх пальцы, сложив их особым образом и его подопечный, дёрнувшийся было следом, остался на месте, — к тому времени, как мы завершим отбор, вернутся мои люди и торжество можно будет завершать.

Мы переглянулись, весело улыбнувшись друг другу. Похоже, мой собеседник не видел ничего дурного в происходящем и даже обнаружил некую выгоду для себя. Здоровый цинизм — что может быть лучше?

Наташа, неторопливо фланировавшая вдоль толпы поскуливающих дворян, прищурившись осмотрела моего спутника. Пухлые губки раздвинула плотоядная ухмылка.

— Но, но! — одёрнул я её, — Галя уже успела застолбить этот участок. Граф, это — Наташа, ещё одна моя…Моя!

— Симон, — граф поклонился, пожирая сияющими глазами девушку. Похоже у него сегодня есть риск захлебнуться слюной, — рад знакомству со столь очаровательной…

— Граф, — тихо посоветовал я, — Галя чрезвычайно не любит, когда у неё уводят добычу. Девушки то между собой разберутся. Потом. После вашей смерти. Если до вас ещё не дошло, объясню предельно ясно: это — не те девицы, с которыми вы привыкли иметь дело. Все обиды, полученные от людей, они решают единственным способом — устраняя причину.

— От людей? — граф прищурился, — то есть…

— Ну да, — я развёл руками, — называя их ангелами или дьяволами вы были правы. В какой-то степени.

— Церкви это не понравится.

— А мы им не расскажем.

Отсмеявшись, мы подошли к нашей добыче. Кто-то громко молился, опустившись на колени; кто-то испуганно держал перед собой многолучевую звезду; кто-то пытался угрожать, поминая каких-то высокопоставленных родственников, а кто-то, узнав графа, молил о помощи. Помалкивали только парни, отобранные Натой в свой временный гарем. Девушка уже успела распустить перед ними хвост и все девять восхищённо следили за ней, приоткрыв рты в пароксизме преклонения. Начни она их убивать, никто бы и возражать не стал.

— Нат, — сказал я, ухмыляясь, — убери-ка своих баранов к моей баронессе и возвращайся. Поиграем в чёт— нечет.

— Мальчики, — Наташа поцеловала одного, взъерошила волосы другому, запустила пальцы под камзол третьему, — Видите ту курицу? Ваша задача — оберегать её, пока ваша повелительница не найдёт немного времени для вас. Кыш, кыш, кыш! — она обняла меня за талию, — итак, милый. В чём суть игры?

— Это — очень жизненная игра, — граф приподнял одну бровь, — одни — живут, другие — умирают. Только у нас всё будет по справедливости, без участия слепого рока. В этот раз выбирать проигравших станет вот этот милый человек.

Подошёл чёрный, словно туча, Илья и остановился, угрюмо уставившись на меня с Наташей. Охо-хо, какой у него тяжёлый взгляд, сваи впору забивать.

— Какое ещё дерьмо у вас на уме? — тихо поинтересовался он, — мало вам трупов?

— Ой, мало, Илюша, — Ната хихикнула и взяла меня зубами за мочку уха, — ты же знаешь: от жизни нужно брать, как можно больше. Желательно — всё.

— Итак, — Симон прищурился и указал пальцем, — виконт Кронский, не в меру болтлив, даже если пообещает, может невольно проговориться.

— Наташа, — я подмигнул, — твой выход.

Усатый коротышка даже не успел понять в чём дело, а палец, с выпущенным когтем, уже коснулся напудренного лба. Когда обмякшее тело мешком повалилось на пол, толпа взволновалась, но я погрозил озорникам, и они тотчас успокоились, уставившись на Симона, как кролики на удава.

— Баронет Либизов, очень жаль, но королевское семейство сильно задолжало вам, а вы столь принципиально отказались простить этот долг. Надеюсь, ваши наследники окажутся посговорчивее. Виконтесса Марийска, не стоило делиться тайнами, которые вам так легкомысленно доверил принц. Герцогиня Лимина,

Он спокойно называл человека, перечисляя его прегрешения, и Наташа тотчас устраняла досадное недоразумение. Это была не просто зачистка, но и предупреждение остальным. Думаю, они навсегда запомнят торжество у Орляты. Кажется, мыслей перечить невысокому спокойному парню, не возникнет ни у кого и никогда.

Всё шло без сучка и задоринки, пока палец графа не остановился на молоденькой миловидной брюнетке.

— Хм, не знаю. Совсем недавно приехала из провинции. Покровителей нет, мелкая сошка, только место занимает. И так полон двор дармоедов.

Внезапно девица, уклонившись от указующего перста Наты, метнулась вперёд и упала на колени перед Ильёй. Тот вздрогнул, словно его вывели из глубокого транса и ошеломлённо опустил взгляд.

— Господин! Вы один не принимаете участия в этом кошмаре — спасите меня! — забормотала шустрая беглянка, протягивая вверх молитвенно сложенные ладони, — прошу, уповаю на вас! Спасителем клянусь: я — абсолютно невинна и не заслуживаю смерти! Я так молода и хочу жить!

— Быстрая какая, — Наташа хихикнула, — такое ощущение, будто саму смерть решила обогнать.

— Стой! — Илья сделал шаг вперёд и заслонил дрожащую девицу, — я не позволю!

— Ух ты! — прелестные губки изогнулись в кривой ухмылке, — и как долго ты сможешь её защищать! Помнишь я…

— Брэк, — я поднял руку вверх: ещё не хватало устраивать здесь междоусобицы. Кроме того, мне в голову пришла любопытнейшая мысль, — Илья, я позволю тебе спасти самку, но с одним условием. Сразу предупреждаю: нарушишь уговор, и я лично прикончу этого человека.

— Какое условие? — парень косился на меня и не выпускал Нату из поля зрения, — говори.

— Мне до смерти надоело твоё упрямство, а цирк с кормлением веселил лишь первые пятьдесят раз. Итак, с этого момента ты начинаешь питаться, как взрослый мальчик, значит — сам. Мне всё равно, кого и как ты будешь пить, но если раз в неделю кормления не произойдёт — девица сдохнет.

Интересно, сама спасаемая понимала, какой ценой покупается её жизнь? Илья приобретал себе своеобразный фетиш, божка, на алтарь которого каждую неделю будет приноситься человеческая жертва. Он то понимал и отчаянный взгляд, направленный на девицу, говорил о многом.

— Господин! — она начала рыдать, обнимая ноги защитника, — спасите, господин!

— Да, да! Я согласен!

Наташа восхищённо поджала губы и показала большой палец. Симон только плечами пожал: одной — меньше, одной — больше. Илья, дрожащими руками, помог девице встать на ноги. Кажется, их обоих здорово трясло. Потом, прижавшись к друг другу, они неторопливо покинули зал, полный трупов.

Почти сразу же, двери вновь распахнулись, пропуская внутрь пару десятков звероподобных здоровяков. У каждого, на поясе, висел огромный широкий тесак и кажется, новые гости умели и любили ими пользоваться. Следом бабочкой впорхнула Галина и тут же послала мне воздушный поцелуй. Второй, несколько небрежнее, предназначался её сегодняшнему избраннику.

— Я смогу пригласить даму в гости? — осведомился граф у меня, пожирая глазами длинноволосое создание, скользящее в нашу сторону, — клянусь, буду предельно обходителен и осторожен.

— Ещё бы, — ухмыльнулся я, — от этого, в первую очередь, зависит ваша собственная жизнь. Ну и куда вы собираетесь пригласить этого очаровательного котёнка? Надеюсь место окажется не хуже, чем особняк барона?

— Мне кажется, королевский дворец её не должен разочаровать. Прошу прощения, но мне необходимо раздать кое какие указания.

Галя была крайне возбуждена, издавая целую смесь фруктовых ароматов. Она прыгнула на меня и впилась в губы, охватив талию ногами.

— Встретила Ольгу, — тихо сказала она, — тебя, вроде как, собираются больно искусать, если не прибудешь в самое ближайшее время. Поучаствовать?

— В покусании? — я пощекотал у неё за ушком, — нет, милая, тебя ожидает поездка в королевский дворец. Похоже, сегодняшний джек-пот весь твой.

— Ух ты! — она отпустила меня и едва не прыжками настигла графа. Тот, в этот момент, инструктировал своих головорезов, как лучше полосовать тела, чтобы это больше походило на бандитское нападение, — Симон, пуся, поехали немедленно! Я надеюсь, у тебя хорошая кровать?

Граф, сглотнув слюну, быстро закивал головой. А мы с Наташей, переглянулись и расхохотались. Это же надо — такая первобытная непосредственность! Тем не менее следовало немедленно проведать Олю. Кусались девушки очень больно.

Поцеловав, на прощание, понурую баронессу, я выскользнул наружу, оставив восхищённые взвизгивания Гали за спиной.

Теперь у нас имелся роскошный особняк, а скоро появятся дворянские титулы и официальный ход во дворец. Прямо, хоть пиши руководство: «Из грязи в князи, за полдня». А всё из-за одной маленькой сумасбродки.

Усмехаясь этим мыслям, я потянул носом, нащупывая аромат злящейся Ольги. Судя по насыщенности, нескольких укусов мне не избежать. Видимо я их заслужил.

Оля…